Форум » Литература » Что читаем??? 4 » Ответить
Что читаем??? 4
Florimon: А что вы читаете кроме Анжелики? Какими еще авторами увлекаетесь? Предыдущая тема в архиве: Что читаем??? архив » тема закрыта Что читаем??? 2. архив » тема закрыта
La comtesse: Так... я нашла цифру ТРИ ГОДА.
Эльф: La comtesse Вик, я сама не могу найти точных цифр. Может, наш Александр Сергеевич вообще точные даты не указывал? Это кто-то из нашей братии в Нете пишет, я только нашла сами заметки, но по тексту ещё не смотрела.
La comtesse: Эльф пишет: Может, наш Александр Сергеевич вообще точные даты не указывал? Он-то как раз четко ничего не прописывает, а лиш намеки дает. А все филологи бьются в разгадке. Кстати, вычислили, что самому Онегну было 24 года на момент встречи с Татьяной. Что это произошло в 1820 году, а вторая встреча - в 1824 году.
La comtesse: Ой! Мне вторую награду вручили!!! А я только что заметила... СПАСИБО!!!
Эльф: La comtesse поздравляю)) Так сколько тогда Татьяне было лет, когда они снова с Онегиным увиделись?
La comtesse: Получается, где-то 21 год.
urfine: Кстати, вот интересная статья: ДВАДЦАТЬ ДВА МИФА О ПУШКИНЕ Меня, заинтересовало вот это: 5. Донжуан, сексуальный гигант. Начало этому мифу положил сам Пушкин, составивший свой “донжуанский список” (в альбоме Е.Н.Ушаковой), склонный к гривуазным шуткам в своих письмах. Глядя на данную проблему объективно, нельзя не признать, что по размаху похождений наш литературный гений все же уступает таким “рекордсменам” мирового уровня, как Дюма-отец или Мопассан. Интимная жизнь Пушкина все-таки стала предметом интереса не сама по себе, а как пикантная сторона жизни великого человека. 6. Однолюб. И эту легенду о себе сотворил сам Пушкин, давший намек на некую “утаенную любовь”. На роль “единственной” биографами Пушкина выдвигались разные дамы: Мария Раевская (Волконская), Елизавета Воронцова, Каролина Собаньская... Юрий Тынянов в своем неоконченном романе “Пушкин”, а также в одной статье разрабатывал гипотезу, согласно которой поэт всю жизнь был влюблен в жену писателя и историка Николая Карамзина - Екатерину Андреевну (она была старше Пушкина на 19 лет). А автор книги “Донжуанский список Пушкина” П.Губер пришел в конце концов к выводу, что поэт “любил по-настоящему только свою музу”. Что ж, поскольку муза - существо мифологическое, то для мифа она вполне подходит. Вот интересно, в мифе "Однолюб" не упоминается имя жены Пушкина. Ее в в кандидатуры любви Пушкина не включили/включали. Почему?
La comtesse: Слишком многих любил до женитьбы. Возможно, и после.
urfine: Люди, прочитайте хоть кто-нибудь серию исторических детективов (немного на Фандорина смахивает) К.С. Харрис -так хочется хоть с кем-нибудь хоть парой слов по книге перекинутся...Неплохая вещь. Вот могу привести несколько отзывов: Ну вот и я прочитала три романа о Себастьяне Сен-Сире. Мои ожидания оправдались, не зря я так старалась заполучить эти книги. Теперь главное, чтобы у автора хватило таланта и энергии достойно продолжить серию и закончить. Собственно я бы не могла себя отнести к заядлым любителям детектива или к азартным любителям, для которых удовольствие заключается в как можно более раннем определении убийцы, а также они со знанием дела обсуждают построение детективной интриги. Я, конечно, тоже жду логики в детективной загадке, но мне часто важнее не ее рациональная логичность что ли, а эмоциональный фон. Ну, собственно по поводу эмоционального фона книги я и решила написать свой отзыв. Первый роман мне понравился во многом из-за того, как Харрис описывает Лондон и вообще атмосферу Англии начала 19-го века. У нее очень выразительными получились и богатые и бедные, и Лондон трущоб и Лондон дворцов. Не менее выразительными получились и герои. Как мне кажется, и главный герой очень удался Харрис. Он интересен и интерес сохраняется на протяжении всех 3-х томов. Себастьян получился человеком со сложным характером, извините за банальность, со сложным духовным миром, тонко чувствующий. Хотелось бы отметить сестру Себастьян, Аманду. Знаете, она по характеру похожа на другого персонажа, Джарвиса. Про Аманду точно можно сказать, что у нее каменное сердце, и судя по всему это не столько результат каких-то потрясений, сколько свойство натуры. В книге хоть и говориться, что на нее тоже повлиял неудачный брак родителей, но скорее всего это только усилило ее от природы жесткую натуру, а не стало непосредственно причиной ее ожесточения. Ее мало огорчает чья-то смерть, ее больше огорчает, что этот кто-то мог умереть «не вовремя», когда у нее намечается какое-то светское мероприятие. Второй том серии меня зацепил как ни странно отношениями старого герцога и его молодой жены Геневры. Вот тут не знаю, как написать получше. Об этих отношениях мы узнаем от других людей, как люди вспоминают как начинался этот брак, как рождалась привязанность, дружба и любовь между молодой женщиной и ее старым мужем. Будь он молодым, может и ничего и не было такого, а вот как в одной песни пелось « мои года – мое богатство» сделали его по духу идеальным мужчиной для молодой Гиневры. В свете трагических событий, эти отношения заставляли меня все больше и больше думать о них. Опять же подумалось, на что люди могу пойти ради достижения своих целей или идей. Как можно трогательно сопереживать боли собаке, рожающей щенков и при этом хладнокровно и жестоко убить человека. Третий роман зацепил именно детективной интригой и вообще тем, что случилось на борту этой злосчастной «Гармонии». Конечно, на протяжении всех трех романов личная жизнь Себастьяна тоже приковывала к себе внимание. Пока что ощущения дежа вю индийских фильмов у меня не возникло, но я бы все же выбрала что-то одно, либо поиски матери и разгадки ее тайн, либо перипетии с Кэт и преодоления препятствий в любви. У меня двойственное отношение. С одной стороны, я не против любовной линии в романе, но с другой стороны, я бы предпочла, чтобы она оставалась на уровне 1 и 2 томов, а сквозной проблемой стали бы поиски матери. Тут еще такой нюанс с этой любовной линией, я не могу определить свое отношение к ней, потому что не знаю, как мне определить и саму эту серию. Возможно, это связано с тем, что я проецирую на серию, что ее автор одновременно пишет и любовные романы, и я жду что это (любовь) будет и отнюдь не на последнем месте. В этом отношении, после всего того, что и как Харрис пишет о любви Себастьяна и Кэт в 1 и 2 романах, то я очень-очень огорчусь если эти герои не будут вместе в конце, или же если Кэт погибнет, а Себастьян не найдет другую любовь, ту же Геро. То есть я жду, что будут всякие там перипетии, но в целом все закончится вечной любовью и хэппи-эндом. И опять же проецирую, наверное, отношения что-то вроде Евы-Рорка. Другой вопрос, если это просто исторический детектив и можно провести параллели в чем-то с русским Фандориным, то я, в общем, смирюсь если Кэт убьют и другим реализмом, и у меня не будет ощущения, что автор меня обманула. Для меня логичным будет второстепенность любовной линии и все такое. Короче, в зависимости от жанра книги и позиции автора, будут и мои ожидания. Хотелось бы определится (в отншении какое место отводится любовной линии в романе) и читать уже в определенном ключе с определнным настроем. Herbst почитала серию про Себастьяна Сен-Сира и в восхищении! Великолепно прописан Лондон времён регентства. А какие герои! Живые, настоящие, умеющие любить и прощать. Нет ощущения фальши от происходящего. Замечательная Кэт, настоящая, невыдуманная. Ведь в актрисы можно было пробиться, к сожалению, только телом. Это только американские домохозяйки, прошедшие месячный курс писательского ремесла, полагают, что бывают невинные и непорочные актрисы....Но Харрис такая реалистка. Дочери от любовниц не признаются, низкорождённые не становятся жёнами аристократов, как у прочих домохозяек, возомнивших себя пейсательницами. И благодаря которым я возненавидела сам жанр ЛР, с его штампами придурковатых девственниц и не менее придурковатых мачо. А вот отношения между Себастьяном и Кэт настоящие. Любят и прощают друг друга. Никто не пыжится от глупой гордости.
Анна: urfine Почитаю, спасибо!
La comtesse: urfine, после "Лихорадки" и новой книги Симоны Вилар. А вы, кстати, отчего Вилар не читаете? И не пробовали?
urfine: La comtesse пишет: А вы, кстати, отчего Вилар не читаете? И не пробовали? Нет, не пробовала. У меня так иногда бывает, стоит какой-то барьер на книгу и я его какое-то время (или совсем преодолеть не могу). Вот и с Вилар так, пока не могу я ее читать. Хотя в последнее время я очень подсела на русскую историю, средневековую так сказать ( до начала 15 века). А еще меня сейчас очень заинтересовала история еды в средневековой Европе - необычайно увлекательно. Есть такой итальянский историк Массимо Монтанари. Вот небольшие отрывки из его книги, кому интересно: О вине и пиве Культура вина утверждалась не без сопротивления. Когда король Хильдеберт — один из потомков Хлодвига, живший в VI в., — велел монаху Карилефу оставить участок леса, который он незаконно занял и начал расчищать, тот вместо ответа предложил монарху чашу вина, выжатого из гроздей, что выросли на немногих лозах, которые монах посадил. Король отверг этот знак мира, презрев «низкие выжимки», — может быть, он был любителем пива или предпочитал более качественное вино? Так или иначе, ему пришлось раскаяться: на обратном пути его конь застыл, словно околдованный, и не хотел сдвинуться с места; король осознал свою вину, молил Карилефа о прощении и просил, чтобы монах благословил его тем самым вином, которое он отверг. В знак дружбы король осушил чашу до дна. В другом месте мы ясно видим противопоставление культуры вина культуре, даже культу, пива — в ритуалах некоторых народностей Северной Европы оно играло роль священного напитка, сходную с ролью вина в христианской литургии. В начале VII в., живя среди свевов, святой Колумбан «узнал, что они собираются совершить жертвоприношение по языческому обряду и уже воздвигли огромный сосуд, содержащий двадцать модиев пива. Он подошел и спросил, что они намереваются делать; ему ответили, что все это потребно для жертвоприношения в честь бога Вотана. Тогда Колумбан подул в сосуд, и тот со страшным грохотом раскололся на тысячу частей; и вместе с пивом из него вышла тлетворная сила, поскольку в сосуде прятался демон, который через кощунственный напиток хотел овладеть душами приносящих жертву». Тем не менее то же самое «Житие святого Колумбана» — текст, из которого мы взяли вышеприведенный драматический эпизод, — не исключает мирного сосуществования добрых христиан с «кощунственным напитком» (разумеется, при условии, что им просто утоляют жажду). О причине распространения пряностей Мы хорошо знаем, сколь многим обязаны разные гастрономические нововведения, начиная с тех же самых конфет, фармацевтической науке и практике; знаем также, что соображения здоровья играли важнейшую роль в выборе пищи. Однако верно и другое: как в прошлом, так и сегодня те, кто стремится к новизне (потреблению новых продуктов, экспериментам с новыми вкусами), любят тешить себя научными обоснованиями, отыскивать рациональную мотивацию, которая могла бы оправдать их безумные прихоти. «Пряное безумие» — определение Броделя попадает в точку. <…> Трудно понять излишества, руководствуясь разумными соображениями, — их диктуют прихоти и фантазии. А еще необходимость выставлять роскошь напоказ: цена пряностей, недоступная для большинства, уже достаточная причина для того, чтобы они стали объектом вожделения. Почему мы хотим икры или копченой семги? Недаром в кулинарных книгах, адресованных городской буржуазии (например, в книгах, выпущенных в Тоскане в XIII—XIV вв.), предписывается еще более обильное употребление специй, чем в кулинарных книгах, бытующих в придворно-аристократической среде (при дворе Анжуйской династии в Неаполе или еще раньше во Франции). Буржуа более, чем вельможа, испытывает необходимость в том, чтобы подчеркнуть свое богатство, показать всем, как высоко он поднялся по социальной лестнице. Кроме того, если бы речь не шла прежде всего о роскоши, был бы не вполне понятен смысл моральных обличений, которые то и дело звучат в XII и XIII вв.; вспомним инвективы папы Иннокентия. Употреблением пряностей в вине (pigmentorum respersa pulveribus) укорял клюнийских монахов Бернард Клервоский; Петр Достопочтенный в своих «Статутах» вовсе запретил его. Это не помешало использовать специи в фармакологии и медицине… Так что нельзя недооценивать силы тогдашних медико-диетических убеждений; но не только в этом, даже не преимущественно в этом кроются причины «бума» пряностей в европейской гастрономии XIII в. <…> Обильно приправленная специями еда станет казаться вкусной. О мясе и рыбе В первые века христианства преобладает тенденция исключать и рыбу из рациона постных дней; потом она уступает место молчаливому допущению: рыба не запрещается, но и не предписывается; и только с IX—X вв. не остается никаких сомнений в том, что допускается потребление рыбы — наверняка ставшее уже привычным в большей части христианской Европы — по постным дням. Из постного рациона исключаются лишь так называемые «жирные» рыбы, точнее, морские животные больших размеров (киты, дельфины и т. д.), чья мякоть казалась чересчур похожей на мясо земных животных, главным образом, возможно, из-за обилия крови. За этими исключениями рыба (и все, что рождалось и жило в воде) с тех самых пор стала приобретать все более отчетливый и узнаваемый культурный облик «постной» пищи, делалась символом монастырского и постного питания (из которого тем временем были исключены молочные продукты и яйца); ее противоположность мясу, вначале неявная, даже отрицаемая, обозначалась все яснее и яснее. Меню стали составляться только из мяса или только из рыбы — смешение не допускалось. Роли четко разделились, границы сделались непреодолимыми: «битва» между мясом и рыбой, между «Карнавалом» и «Постом» — риторический сюжет, получивший распространение с XIII в., свидетельствует о глубокой интеграции потребления мяса и потребления рыбы: эти продукты противоположны, но дополняют друг друга, по-рыцарски уступают друг другу место в разные периоды года. <…> Распространение христианства тем самым сыграло заметную, если не решающую роль в сложении наряду с «культурой мяса» «культуры рыбы». Беда Достопочтенный рассказывает, что англосаксы-язычники не занимались рыбной ловлей, хотя «в их море и в их реках в изобилии водилась рыба»; так что одним из первых начинаний епископа Уилфрида было научить их «добывать себе пропитание рыбной ловлей». Тем не менее <…> еще в XI в. <…> перечисляется смехотворное количество рыбаков рядом с чрезмерным числом свинарей: 17 против 1168 в Девоншире. <…> Пройдет еще несколько веков, прежде чем прогресс методов консервации сделает рыбу в самом деле «обычной» пищей. О картофеле Следует иметь в виду, что долгое время картофель предлагался крестьянам как продукт, из которого можно выпекать хлеб, — так уверял Пармантье в своем трактате, этому учили многие пособия и брошюры конца XVIII — начала XIX в. А когда люди убеждались на опыте, что хлеб из картошки никак не получается, несостоятельность этих сведений еще больше отвращала их от непонятного продукта. Чтобы убедить крестьян, прибегали к всевозможным средствам: в Италии даже добивались сотрудничества приходских священников… Так, в 1816 г. королевский уполномоченный в провинции Фриули направил всем приходским священникам циркуляр и инструкцию по поводу разведения картофеля, чтобы те объясняли их и распространяли среди верующих. Использовались и формы юридического принуждения — в договоры по землепользованию включались пункты, обязывавшие арендатора предназначать какую-то часть полей для посадок картофеля. Опыт не замедлил продемонстрировать, сколько утонченных гастрономических изысков может получиться из картофеля: из книг рецептов начала XIX в. уже видно внимание «высокой» культуры к применению картофеля на кухне … Таким образом, картофель довольно рано попал в социально гетерогенное, разнородное культурное пространство; этого не случилось с кукурузой, которая так и осталась пищей для бедняков. И все же мы не должны забывать, с каким настроением европейские крестьяне принимали (если принимали) этот «белый трюфель» два века тому назад. Корм для скота и, кроме того (может, лучше сказать поэтому), еда для крестьян. «Картофель, — объясняет Джованни Баттарра в своем “Практическом сельском хозяйстве”, — великолепная пища как для людей, так и для скотины». О современном отношении к еде Модель питания, связанная с эстетическим идеалом худобы и, как всегда, обогащенная соображениями здоровья, широко распространяется в Европе в первой половине XX в., но еще в 50-е гг. в женских фигурах на рекламных щитах преимущественно запечатлен традиционный образ цветущего, «полного» тела. Только в последние два-три десятилетия идеология худобы, кажется, одержала победу, хоть и не без бросающихся в глаза противоречий: «диетам» не столько следуют, сколько их обсуждают — и предпочтительно за столом. Однако несомненно, что в культурном плане отношение к еде поменяло знак: мы боимся переедания, как наши предки боялись голода. Подумайте, как изменилось значение слова «диета»: изобретенное греками для обозначения ежедневного режима питания (жизнедеятельности вообще), который каждый индивидуум должен выстроить согласно собственной природе и качествам, теперь оно стало обозначать — в общепринятом понимании — ограничение, изъятие еды. Скорее негативное, нежели позитивное понятие. Выбор, который предлагает общество потребления, связан уже не с нравственными ценностями покаяния, какие церковная культура на протяжении столетий вкладывала в отказ от пищи, но с мотивацией преимущественно эстетического, гигиенического и утилитарного характера (как заметил Барт, есть мало — и знак, и средство достижения успеха, а следовательно, власти). Тем не менее трудно отделаться от впечатления, что поразительный успех «диет» в массах скрывает под собой также и подавляемое желание покаяться, отречься, так сказать, покарать себя, связанное с изобилием (даже избытком) продовольствия и с откровенно гедонистическими образами, которые использует реклама, предлагая различные товары (не только продовольственные). Несмотря ни на что, наслаждение по-прежнему вселяет ужас: слишком сильна религиозная традиция, учившая нас связывать земные радости с виной и грехом, и этот отпечаток не могут стереть дерзкие воззвания культуры, которая называет себя «светской». Уже в 60-е гг. одно французское демоскопическое исследование обнаружило, что реклама продовольственных товаров, открыто прославляющая радости чревоугодия, обречена на провал, поскольку вселяет в потенциальных потребителей чувство вины. Сейчас положение изменилось, однако же нельзя сказать, что совершенно исчезло стремление оправдать чем-то еще, кроме наслаждения, свой гастрономический и диетический выбор: «полезную» еду воспринимают с гораздо большим энтузиазмом.
шоколадница: urfine пишет: Хотя в последнее время я очень подсела на русскую историю, средневековую так сказать ( до начала 15 века). а Мединского не читали? очень увлекательно,хотя и не худ лит-ра
urfine: шоколадница пишет: очень увлекательно,хотя и не худ лит-ра В общем я и имею ввиду, что подсела на средневековую историю, но читаю не худ. лит. Медиского не читала и честно говоря первый раз слышу это имя.
шоколадница: Владимир Мединский Особенности национального пиара. PRавдивая история Руси от Рюрика до Петра
полная версия страницы