Форум » Роман об Анжелике » Анжелика и Филипп, критика героев » Ответить
Анжелика и Филипп, критика героев
княгиня Спадо: Всем привет предлагаю обсудить отношения мадам с её мужем маркизом. Лично меня разочеровал их брак, ведь после Пейрака создался образ, идилия, а тут такой подвох. А Филипп тоже хорош, ведет себя как жевотное хотя и дворянин, чесно думаю все можна терпеть между героями, но бить хлистом как кобылу нет даже Филипп сам себя превзошол, ужас какойто. Думаю что появись там Пейрак как джин из бутылки Филе пришлось бы туго ведь зная сударя можно с уверенностью сказать что Жоффрей был бы в гневе, а гасконец в гневе опасен. Кого что еще возмущает?
Леди Искренность: И приведенные выше Виолеттой слова, вкупе с вечным позерством и склонностью к эффектам и широким жестам лишь от вечного стремления доказать всем, а в первую очередь себе, что он лучший.
Violeta: Леди Искренность пишет: И приведенные выше Виолеттой слова, вкупе с вечным позерством и склонностью к эффектам и широким жестам лишь от вечного стремления доказать всем, а в первую очередь себе, что он лучший.
Jeoffrey de Peyrac: Леди Искренность пишет: И приведенные выше Виолеттой слова, вкупе с вечным позерством и склонностью к эффектам и широким жестам лишь от вечного стремления доказать всем, а в первую очередь себе, что он лучший.
адриатика: Violeta пишет: То есть нагуляла мадам ребенка, не будучи замужем, связалась с гугенотами, маркиза дю Плесси - и вдруг в бумазейном платье и строгом чепце. Есть отчего вознегодовать! Мне кажется Жоффрею было бы так же неприятно что Анж бросила младенца сына. Мне вспомнилась "Королевская Аллея" Шандернагор. Как король постепенно начал замечать разницу между Атенаис и Франсуазой. Тот же Онегин любил бы так Татьяну если бы она убежала от мужа к нему? А Вронский разве не разочаровался в Анне?
Jeoffrey de Peyrac: адриатика пишет: А Вронский разве не разочаровался в Анне? Взаимная любовь с Анной увлекла его полностью, и он не думал о будущем и грядущих последствиях. Но рождение дочери и тяжёлая болезнь Анны подействовали отрезвляюще. Особенно поразил его поступок Каренина, простившего Анне все грехи. Пристыженный и глубоко страдающий Вронский предпринимает попытку самоубийства. Вскоре они с Анной воссоединяются и уезжают за границу. Вронский чувствует себя счастливым, но Анна не занимает всех его интересов. Он начинает заниматься живописью, коллекционирует предметы искусства; после возвращения на родину занимается преобразованием хозяйства, участвует в дворянских выборах, пытается вести светскую жизнь. Он по-прежнему любит Анну, но не может понять глубины её мучений и страданий. Это приводит к постоянным конфликтам и отчуждению. Измученная страданиями Анна бросается под поезд. Поступок Анны сломил и морально уничтожил Вронского. В конце романа он уезжает на войну и хочет найти там свою гибель.Алексей и представить себе не мог глубин души Анны, с которой делил постель. Он просто никогда не понимал ее. При чем здесь разочарование?
Violeta: Вскоре после отъезда маршала в армию пришло время собираться в дорогу и Кантору. Отчасти из-за желания оберегать мальчика в дальней дороге, отчасти из-за просьбы Кольбера, желающего ее личного присутствия в Кандии, как консула, но в основном из-за смятения чувств, вызванных столь неудачным прощанием с мужем, и скабрезных шуток о ней и Филиппе, гуляющих по Двору, она решилась просить герцога де Вивонна взять ее на борт королевской галеры, которой тот командовал. Брат Атенаис с радостью согласился, ведь красавица-маркиза уже давно будоражила его воображение, а тут ему выпадал реальный шанс сблизиться с ней, и - кто знает! - возможно, и обратить на себя ее благосклонное внимание... Написав мужу короткое письмо, на которое он, впрочем, не ответил, она покинула Париж. Горькие мысли одолевали ее. Наступит ли время, когда Филипп снова полюбит ее? Будет таким же нежным, как в тот день, когда они занимались любовью на ковре, и она шептала ему: "Мой старший кузен..." Потом ее мысли перекинулись на Двор и лицемерных придворных: "Как я их всех ненавижу!" В своем отчаянии она дошла до того, что начала подозревать короля в том, что он намеренно услал Филиппа в армию, ведь летняя кампания еще не началась, и все войска были на зимних квартирах. "Король ревнует!" - твердила она себе, и в сердце ее поднималась слепая волна ненависти к безжалостному сюзерену. Потом она вспоминала холодное "Уходи!" Филиппа, ругань, которой он осыпал ее, когда она пришла попрощаться с ним, ту внутреннюю борьбу, которую она читала в его глазах в тот момент, когда молила о любви, и понимала, что никогда не поймет этого человека... Самого красивого, самого жестокого и... самого любимого... Вивонн напрасно старался разговорить ее. Погруженная в собственные переживания, она не желала вести глупые светские беседы. Даже Кантор, ради которого она отправилась в это опасное путешествие по Средиземноморью, не мог отвлечь ее от грустных и изматывающих размышлений. Она почти не помнила, как попала в Кандию, - все дни слились для нее в один унылый тусклый день, беспросветность которого не могли разогнать ни яркое солнце, ни ослепительная лазурь неба, отражающаяся в весело играющих за бортом волнах. И даже когда на горизонте показался порт Кандии, она не почувствовала ничего. Рассеяно рассматривала она минареты, белыми свечами торчащие среди колоколен и куполов греческих и венецианских церквей. Бриз доносил с берега запахи масла и апельсинов. На рейде покачивалось на якоре десятка два галер и военных судов, несколько сот барок и парусников. Анжелика разглядывала товары, выложенные прямо на набережных и на баржах; там были, конечно, ткани, рыба, бочонки с оливковым маслом, груды арбузов и дынь, но всего этого было не так уж много, гораздо меньше, чем полагалось бы в торговом порту. — Тут больше всего военных кораблей. Зачем они здесь? Вивонн наклонился к ней: - Видите, мадам, у большинства кораблей люки закрыты. Торговые суда, везущие обычные товары, всегда открывают вход в трюмы, войдя в порт. Видите усиленную стражу на мостиках? Что они сторожат там? Самый дорогой товар. Анжелика не сдержала дрожи. — Рабы? Это все торговцы рабами? Какой ужас! Герцог равнодушно пожал плечами. Прибыв к месту назначения, она настояла на том, чтобы сын остался с ней, на что Вивонн, немного обиженный ее холодностью, с легкостью согласился. Провожая взглядом его высокую статную фигуру, возвращающуюся на корабль, она испытала чувство невольного облегчения, словно вместе с ним ее покинула давящая тяжесть придворной жизни, которую он собою олицетворял. - Вдохнуть немного вольного воздуха, - шептала она, слегка прикрыв глаза. - Немного солнца, неба, ярких красок, прежде чем вернуться... А ведь ей придется вернуться. Ее ждут сыновья, обязанности при Дворе и, конечно же, Филипп. Ее охватила безумная тоска по мужу и одновременно страх, что он совсем не скучает по ней, что она безразлична ему, и что он с радостью воспримет ее отсутствие. Невольные слезы навернулись ей на глаза. - Мама, что с тобой? - встревоженно спросил ее Кантор. Еще минуту назад он дулся на мать из-за того, что она не позволила ему продолжить путь вместе с герцогом де Вивонном, а теперь искренне переживал за нее, не понимая причины ее горя. - Все хорошо, малыш, это просто дорога так утомила меня... Я немного отдохну и тут же успокоюсь. Ожидающие ее в порту купцы, предупрежденные Кольбером, вели себя с маркизой весьма учтиво, если не сказать подобострастно. Ей и ее сыну предоставили пышный эскорт, паланкин, слуг, охрану, и предложили расположиться в одном из самых роскошных особняков в городе. В сутолоке улиц, полных народу, кортеж двигался очень медленно. Как и в порту, здесь смешались все нации Средиземноморья, зажатые в узких переулках между слепыми стенами греческих домов или пузатыми балконами венецианских дворцов. Навстречу им попадались греки, арабы, реже -турки. Мальтийцы с оливковой кожей толкались здесь в одной толпе с сардами и итальянцами, одетыми по моде их стран. По большей части это были небогатые купцы, занятые прибрежной морской торговлей. Встречалось здесь и немало людей, одетых по-европейски, с большими шляпами, украшенными плюмажем, в сапогах с отворотами и даже в туфлях с цветными каблуками. Мелькали более или менее потрепанные камзолы и изрядно помятые жабо колониальных служащих, заброшенных на этот далекий остров, а порой взор привлекали бархат и страусовые перья, тонко выделанная кожа одеяния какого-нибудь банкира из Италии или зажиточного торговца. В толпе тут и там сновали бродячие торговцы, балансируя громадными деревянными блюдами, лежащими на тюрбане и деревянной табуреточке, привязанной к плечу. На этих блюдах можно было найти всякую всячину: фрукты, орехи, сладости и даже серебряные кофейники с горячим кофе, стоящие на блюдечке и накрытые чашечкой, а рядом — неизменный стакан воды, столь ценимой людьми Востока. Дети всех цветов, голые или в колоритных лохмотьях, крутились вместе с собаками под ногами людей и ишаков. И дети, и собаки были худы. Напротив, коты всех цветов отличались благостной полнотой. Анжелика с удивлением смотрела на этих громадных котищ, сидевших на пороге каждой лавки, в каждой подворотне, в тени всех столбов и балконов. Вскоре рабы доставили паланкин с задернутыми занавесями, в котором сидели Анжелика и Кантор, к красивому дому в византийском стиле, с решетчатыми коваными воротами тонкой отделки. Дом окружал роскошный сад. Анжелика вдохнула тонкий аромат роз, благоухающих вокруг, и с улыбкой обернулась к сыну: - Не правда ли чудесно, дорогой мой, что ваша мать - консул Кандии и мы можем наслаждаться таким великолепным приемом? Кантор фыркнул. Он предпочел бы отправиться в плавание с господином де Вивонном. *** Решив все дела, ради которых она прибыла в Кандию, Анжелика засобиралась домой. Напоследок ей пришло в голову пройтись по роскошному восточному базару. Яркие переливающиеся ткани, пьянящий запах экзотических фруктов, блеск драгоценностей и оружия заворожили ее. Она решила купить подарок Филиппу и остановилась около лавки оружейника. Угадав в ней выгодную клиентку, торговец рассыпался в изысканных и по-восточному пышных комплиментах, мешая арабские и французские слова. Анжелика смеялась и шутливо торговалась с лавочником за сразу приглянувшийся ей кинжал, когда на прилавок упала темная тень и за ее спиной раздался хриплый и чуть приглушенный голос: - Ас-саляму алейкум ва-рахмату-Ллах. Глаза торговца выкатились из орбит и он склонился в низком поклоне. Анжелика резко обернулась. Голос принадлежал высокому худому мужчине, одетому в черный костюм старинного испанского покроя и высокие, плотно прилегающие к ногам сапоги с маленькими отворотами, подчеркнутыми золотой оторочкой. На голове у него были завязанный по-корсарски красный платок и большая черная шляпа с красным плюмажем. В угоду мусульманским нравам он носил широкий белый шерстяной плащ с золотой вышивкой, развевавшийся на ветру. Лицо его было полностью скрыто темной кожаной маской, доходящей до самых губ. Содрогнувшись, Анжелика подумала, что он походит на Мефистофеля. - Господин Рескатор, - пробормотал лавочник, все еще униженно кланяясь. "Тот самый пират, отступник!" - молнией пронеслось в голове у Анжелики и она содрогнулась, вспомнив все те жуткие рассказы об этом знаменитом флибустьере, которыми ее почивал Вивонн во время их плавания. Видя, как побледнела молодая женщина, Рескатор, слегка улыбнувшись, снял шляпу и учтиво ей поклонился. - Приветствую вас, мадам! - произнес он по-французски. Анжелика отвернулась. Торговец не смотрел на нее. Все его внимание было сосредоточено на пирате. Донельзя раздосадованная, она резко воскликнула: - Любезнейший! Я очень спешу! - Да-да, - невпопад кивнул лавочник. Две руки в черных перчатках легли на прилавок. - Позвольте мне подарить вам то, что вы желаете приобрести, прекрасная дама. Анжелика поджала губы. - Это подарок моему мужу, - сказала она, с силой выделив последнее слово. - Не думаю, что маршал Франции Филипп дю Плесси-Бельер желал бы получить кинжал, оплаченный деньгами пирата. Торговец в ужасе зажал рот руками. Испуганно переводил он взгляд с Рескатора на гордо вздернувшую подбородок молодую женщину. - Маркиза дю Плесси-Бельер, - медленно протянул пират и посмотрел прямо в лицо Анжелике. На нее внезапно накатила слабость и она чуть не упала. Пронзительные черные глаза, изучавшие ее с холодным спокойствием, казалось, парализовали ее. Мужчина наклонился к ней близко-близко и прошептал: - Я запомню это имя, мадам, можете не сомневаться. И при следующей нашей встрече поприветствую вас, как должно. Потом он резко развернулся и, взмахом руки позвав стоящего неподалеку слугу, удалился. Анжелика глубоко вздохнула и обернулась к дрожащему от страха лавочнику. - Сколько я вам должна? - устало осведомилась она. - Нисколько, - испуганно произнес тот, поспешно заворачивая выбранный ранее ею кинжал в шелковую ткань. - Нисколько. Это мой подарок... прекрасной госпоже, - и он криво улыбнулся. Пожав плечами и забрав кинжал, Анжелика направилась к дому. Но всю дорогу ее не покидало ощущение, что за ней следят. *** Потом началось странное. Ни один корабль в порту не желал брать на борт маркизу с сыном, чтобы доставить их домой во Францию. По городу молнией разнесся рассказ о том, как она надерзила самому Рескатору, и теперь все замерли в ожидании, как суровый пират накажет строптивую француженку. Ее обходили стороной и по возможности старались даже не упоминать ее имени. Сначала в Анжелике бурлила злость, потом она уступила место недоумению, а потом она постепенно стала впадать в отчаяние. Ею владела лишь одна мысль - вернуться к Филиппу. Никогда еще она не чувствовала такой пронзительной любви к мужу. Наконец, она решилась. - Я пойду к Рескатору и поговорю с ним. Так не может больше продолжаться - я должна вернуться домой и он не может мне помешать. В конце концов, я консул Франции, жена маршала, маркиза, а он всего лишь пират. Он не смеет удерживать меня в Кандии против моей воли. Но ей никак не удавалось встретиться с ним. Он был неуловим. Его видели то здесь, то там, но он ни разу не попался ей на глаза. Зато возбужденный донельзя Кантор рассказал ей, что с ним беседовал человек в кожаной маске, с которым он случайно столкнулся на улице. - Как он посмел подойти к тебе? - воскликнула возмущенная Анжелика. - И куда смотрели слуги? Я прикажу высечь их! - Это же был господин Рескатор, мама, - сын с удивлением посмотрел на нее. - Когда он подошел к нам, они упали ниц и не поднимали головы, пока мы не закончили разговор. Он расспрашивал о тебе, мама! И о Флоримоне! И подарил мне вот это, - мальчик с гордостью продемонстрировал ей баснословно дорогую гитару. - Он сказал, что слышал о том, что я хорошо пою. А я ведь и вправду хорошо пою, правда, мама? Анжелика рассердилась. - Нельзя принимать такие дорогие подарки, Кантор, тем более от незнакомого человека. Мальчик удивленно посмотрел на нее. - Но он совсем не незнакомец. Он сказал, что хорошо знает моего отца, и этот подарок от него. Анжелика схватилась за край стола, чтобы не упасть. - Как ты сказал? Твоего отца? Кантор смутился. - Какого отца? Филиппа? - продолжала она. - Нет, - прошептал мальчик. - Того, другого... Которого сожгли на Гревской площади. - Откуда... Откуда ты знаешь? - слова с трудом слетали с губ Анжелики. - Нам с Флоримоном рассказал о нем старый Паскалу. И еще он сказал, что видел его после смерти, что он приходил в отель Ботрейи. Женщина тяжело рухнула в стоящее рядом кресло. Воспоминания о прошлом навалились на нее так внезапно, что у нее перехватило дыхание. Не в силах говорить, она лишь хватала ртом воздух, а перед глазами стоял пылающий костер и темная фигура, охваченная пламенем... - Этот ужасный Рескатор жестоко подшутил над тобой, мой мальчик, - наконец выдавила она из себя. - Твой отец умер, я своими глазами видела это... Он... он был необыкновенным человеком, но даже ему было не под силу выбраться живым из огня, полыхавшего на Гревской площади в тот день, когда ты появился на свет... - Нет же, мама, - упрямо повторил сын. - Нет, его не сожгли! Я точно знаю! И однажды я отыщу его! Развернувшись на каблуках, мальчик выбежал из комнаты. Анжелика, уронив голову на руки, зарыдала. Она снова переживала ту боль от потери Жоффрея, тот жуткий день, отнявший его у нее, все те муки, что пришлось ей вынести во время колдовского процесса и после него. И тут в ее душе закипела ненависть к человеку, из-за которого она сейчас снова должна была переживать то горе, которое терзало ее восемь лет назад, к этому проклятому пирату Рескатору. Резко вскочив на ноги, она схватила забытую на столе Кантором гитару, а потом вылетела за дверь. Миновав сад и выйдя за ворота, она остановилась в раздумье. Куда ей идти, где искать Рескатора? И тут же увидела его высокую фигуру, приближающуюся к ней. - Ну вот мы наконец и встретились, мадам дю Плесси-Бельер, - чеканя каждое слово, произнес он. - Я слышал, вы искали меня? Анжелика задохнулась от возмущения. - Да как вы смеете! Как смеете вы удерживать меня в Кандии? Как смеете говорить с моим сыном об его умершем отце и дарить ему подарки? По какому праву? Рескатор посмотрел на нее и глаза его мрачно блеснули в прорезях маски. - Я имею на вас все права, - медленно проговорил он. Анжелика невольно попятилась. Потом, осознав, что все еще сжимает в руках гитару, бросила ее под ноги пирату. - Заберите. Я не желаю, чтобы эта вещь находилась у моего сына. Рескатор шагнул к ней, не глядя под ноги. Его кожаный сапог тяжело опустился на гриф гитары, безжалостно обрывая струны, издающие жалобные стоны. Она зажмурилась, когда он наклонился над ней. - Давайте пройдем в дом, сударыня, - услышала она его спокойный голос. - Не будем давать пищу для пересудов вашим соседям. Она неуверенно кивнула и позволила Рескатору увлечь себя к воротам. За их спинами осталась лежать на дороге растерзанная гитара... В доме она приказала подать кофе в гостиную. Ее странный гость расположился в кресле напротив нее и небрежно бросил на стол шляпу и перчатки. Его голова, повязанная шелковым платком, напоминала Анжелике хищную птицу. Она невольно поежилась. - Вы боитесь меня? - неожиданно спросил он. Она промолчала. Зашла служанка, неся на подносе две дымящиеся чашки с кофе. Она хотела зажечь свечи, но Рескатор движением руки отослал ее. Анжелика поморщилась. Ей было неприятно, что этот пират распоряжается у нее в доме. - Итак мадам,- начал он снова, едва за служанкой закрылась дверь. - Вы искали меня. С какой целью? - Я хочу уехать домой во Францию, - проговорила она, беря с подноса дымящуюся чашку. Руки ее дрожали. - Несомненно, мадам, ваше желание исполнится в самое ближайшее время. Но сначала вы ответите на некоторые мои вопросы. Анжелика кивнула, соглашаясь. Ей хотелось, чтобы все кончилось как можно скорее. - Итак, сударыня, первый вопрос. Что привело вас в Кандию? - Я приехала сюда по делам консульства и по личному распоряжению господина Кольбера. Он покачал головой. - Консул Франции, кто бы мог подумать... Такая восхитительно красивая женщина с жесткой деловой хваткой... - Ах, оставьте ваш сарказм! - раздраженно воскликнула Анжелика и вскочила с кресла. Чашка с кофе, которую она продолжала держать в руках, опрокинулась, и по подолу ее легкого бирюзового платья расплылось огромное коричневое пятно. Она снова опустилась в кресло. Закусив губу, она старалась не смотреть на пирата, по губам которого блуждала насмешливая улыбка. А потом случилось невероятное. Он опустился перед ней на одно колено, приподнял край ее платья, испачканный кофе, и легко провел по нему белоснежным носовым платком, стирая грязь. Несколько долгих секунд она не знала, что предпринять, потом нервно отдернув платье, проговорила: - Оставьте, сударь, не стоит... Он посмотрел на нее снизу вверх. - Отчего же? Насколько я знаю женщин, испорченное платье для них легко может превратиться в трагедию. А я пришел к вам для того, чтобы поговорить о весьма важных вещах и не желаю, чтобы ваша головка была забита еще чем-то, помимо нашей беседы... - И о каких важных вещах вы хотели поговорить со мной? - медленно проговорила она. - О вещах, касающихся нас обоих, - он резко встал и отошел к распахнутому в сад окну. Она удивленно посмотрела ему вслед. Уже вечерело и комната погружалась в легкий полумрак. Опершись руками на подоконник, он стоял к ней спиной, и казалось, о чем-то размышлял. Его высокая фигура резко выделялась на фоне окна, и внезапно Анжелике показалось, что она знает этого человека. По крайней мере, его поза, поворот его головы, слегка отставленная вперед нога будили в ней полузабытые воспоминания. - Кто вы? - тихо проговорила она. - Я знаю вас? - Несомненно, сударыня. И ближе, чем можете себе вообразить. С этими словами он поднес руки к затылку и его маска с глухим стуком упала на подоконник. Медленно он обернулся к ней и она невольно подалась вперед, желая рассмотреть его лицо. Потом поднесла руку ко рту. Глаза ее расширились от изумления. Мужчина, стоящий у окна усмехнулся и проговорил: — Не смотрите на меня так!.. Я не призрак… Подойдите сюда, к свету… Да полно же, не может быть, чтобы вы меня не узнали…
Violeta: Словно сомнамбула, она встала и приблизилась к нему. Он нетерпеливо спросил: — Посмотрите на меня внимательно… Неужели эти шрамы не будят в вас никаких воспоминаний? " Я сошла с ума…" — отстраненно подумала Анжелика. Ибо перед нею стоял мужчина, осмелившийся с помощью каких-то дьявольских чар присвоить себе лицо Жоффрея де Пейрака. Этот образ, такой любимый, жгучую память о котором она долгие годы хранила в своем сердце, но который, увы, постепенно стирался из ее памяти, вдруг с ошеломляющей точностью предстал перед ней. Тонкий, правильный нос, полные, насмешливые губы, точеные контуры скул и подбородка, четко выступающие под матовой, как у многих уроженцев Аквитании кожей, и знакомые линии шрамов, по которым она давным-давно, в ушедшие времена, иногда ласково проводила пальцем. Она увидела, как он снимает с головы платок, и непокорные черные волосы, освобожденные из тугого плена, рассыпаются по его плечам. Шевелюра графа де Пейрака, слегка укороченная, но все такая же пышная, теперь обрамляла такое до боли знакомое лицо. От Рескатора остался только костюм и хриплый голос, который произнес: - Почему вы молчите? - Это сон, - медленно проговорила она. Он встряхнул ее за плечи. Прикосновение его горячих ладоней к ее обнаженным плечам пронзило Анжелику, словно молнией. Только теперь она осознала реальность происходящего. Протянув руку к его лицу, она робко коснулась пальцами его щеки, изуродованной шрамами. - Как это возможно? - прошептала она, с жадностью вглядываясь в него. - Как вам удалось спастись? И почему вы не хромаете? - Исцелением я обязан мэтру Обену, палачу. Моя хромота была вызвана стяжением сухожилий под коленом. После трех сеансов на дыбе это место превратилось в сплошную рваную рану и больная нога наконец-то сравнялась по длине со здоровой. Разумеется, сказать, что преображение произошло тотчас, значило бы солгать. Завершением этого произведения искусства, столь блестяще начатого палачом, я обязал прежде всего моему другу Абд-эль-Мешрату. Зато теперь, с небольшим вкладышем внутри сапога, моя походка почти ничем не отличается от походки других людей. Анжелика неуверенно кивнула. - А ваш голос? Золотой голос королевства? Что с ним стало? - и в ее ушах необычайно явственно зазвучал тот голос из далекого прошлого. Ах, как ясно она сейчас слышала его! Даже голова заболела от отдающихся в ней звуков… На миг Анжелика снова ощутила то восторженное исступление, которым некогда наполняло ее душу пение Жоффрея, и ее охватила невыносимая тоска по тому, что было... и по тому, что не сбылось… — МЕРТВ! Из-за горечи, с которой он произнес это слово, его хриплый голос еще мучительнее резанул слух Анжелики. Он заговорил снова — более мягко, почти с нежностью: — Я сорвал голос, потому что позвал того, кто был от меня очень далеко — Бога… И в обмен на голос он дал мне то, что я у него просил — жизнь… Это произошло на паперти Собора Парижской Богоматери. Тогда я был уверен, что пришел мой смертный час... и я воззвал к Богу. Воззвал слишком громко, хотя к тому времени у меня уже не осталось сил… И мой голос сорвался — навсегда… Что ж. Бог дал. Бог взял. За все надо платить… Его слова воскресили перед Анжеликой ту страшную и незабываемую картину, которая принадлежала только им двоим: смертник в длинной рубахе, с веревкой на шее, стоит на паперти Собора Парижской Богоматери, куда его привезли для публичного покаяния перед казнью. Этот несчастный, доведенный до последней степени изнеможения, так что палачу и священнику приходилось поддерживать его, чтобы он не упал, был одним из звеньев невероятной цепи обстоятельств, соединяющей блестящего тулузского сеньора с тем пиратом, который стоял перед нею сейчас. Его черные глаза с тревогой наблюдали за ней, а она все не могла вымолвить ни слова. Наконец ее губы дрогнули: - Жоффрей? - и произнеся вслух его имя, она внезапно поняла, что он действительно жив, что он здесь, рядом с ней, а его руки, такие нежные и сильные, сжимают ее плечи, и от них по всему телу распространяется блаженное тепло. Слезы потекли по ее щекам, но она их не замечала, и только сердилась на то, что ее зрение внезапно затуманилось, и его лицо расплывается у нее перед глазами. - Вы плачете? Она мотнула головой. Он осторожно привлек ее к себе. - Поплачьте, моя дорогая, вам станет легче. Не каждый день встречаешь воскресшего из мертвых мужа. Она рассмеялась сквозь слезы. Теперь она окончательно узнала его. - Как вам удалось спастись? - снова спросила она, поднимая к нему лицо. - О, это долгая история! Весьма захватывающая и интересная. Не менее интересная, чем ваша, сударыня. Он резко отстранился и скрестил руки на груди. Когда он произносил свои последние слова, на его лице промелькнуло то же высокомерное выражение, что и у могущественного тулузского сеньора былых времен. Она хотела рвануться к нему, снова прижаться к его крепкой груди, но ее пригвоздил к месту его мрачный взгляд. - Итак, мадам, теперь ответьте на самый главный вопрос, который мучает меня уже несколько лет. Желая найти свою горячо любимую супругу и детей, с которыми меня разлучил приговор его Величества Людовика, я навел справки и с удивлением узнал, что вы вышли замуж за маркиза дю Плесси-Бельера. Я до сих пор не жалуюсь на память и вспоминаю, что вы рассказывали мне об этом вашем драгоценном кузене, известном красавце, в которого вы были немножко влюблены. И как превосходно все сложилось! Освободившись от мужа, навязанного вам отцом, и к тому же хромого и неудачливого, вы смогли наконец исполнить мечту, которую давно лелеяли в тайниках сердца. Анжелика вскрикнула. - Как вы можете говорить такие ужасные слова! Ведь я любила вас! Его черты слегка смягчились. - Вы были очень молоды… Какое-то время я вас развлекал. И не стану отрицать — вы были самой очаровательной супругой, какую только можно пожелать. Но я никогда — даже в те времена — не думал, что вы созданы для верности… - Я думала, что вы умерли, - прошептала она. - Мне нужно было устраивать свою жизнь... Без вас... Вернуть положение в обществе своим сыновьям... Нашим сыновьям, - поправилась она. Она слегка прикрыла глаза и с невыразимой ясностью представила красивое лицо Филиппа, кривящееся в холодной усмешке, когда он узнает, что Жоффрей жив. Возможно, он даже обрадуется, что сможет наконец-то избавиться от нее. А возможно, впадет в ярость оттого, что она снова доставила ему неприятности. Филипп непредсказуем. Словно читая ее мысли, граф глухо произнес: - Я не имею права ни в чем упрекать вас. И я не имею права насильно удерживать вас возле себя, как бы мне этого не хотелось. У вас теперь есть обязательства перед другим человеком... Но мои сыновья... Наши сыновья... Я хочу видеть их и общаться с ними. - Да, конечно, ваши дети, да... Но... Но почему... вы отказываетесь от меня? - ее глаза вновь наполнились слезами. Он глубоко вздохнул и отвернулся к окну. - Потому что слишком разителен контраст между пиратом, пусть баснословно богатым и известным, но находящимся вне закона, и блистательным маршалом Франции, приятелем его Величества. Он может дать вам все, а я - ничего, только полную опасностей жизнь вдали от родины и блеска королевского двора. Увы, я больше не граф Тулузский, - он немного помолчал. - Кроме того, я знаю, что у вас есть сын, наследник маркиза. Личико Шарля-Анри явилось перед внутренним взором Анжелики и она в отчаянии опустила руки. Она вспомнила, как впервые взяла его на руки и с грустью подумала: "Я больше не твоя жена, Жоффрей..." Повинуясь невольному порыву, она шагнула к мужу и прижалась лбом к его плечу. - Я должна была понять, что вы живы, - тихо проговорила она. - Но я боялась поверить, хотя многое указывало на это... Трактирщик с Гревской площади, старый Паскалу... Боже, как я была слепа... - Не вините себя... Жизнь - штука непредсказуемая. Я с трудом перенес весть о вашем повторном замужестве, но теперь уже ничего не исправишь... Вы больше мне не принадлежите... И единственное, что связывает нас отныне, это наши сыновья. Я хотел бы, чтобы вы отправили их учиться в Палермо, чтобы они получили достойное образование и чтобы я мог навещать их там. - А как же их обязанности при Дворе? - сказала она, отстраняясь. Он обернулся. - Обязанности при дворе? Полноте! Пустая трата времени. Я не хочу, чтобы они выросли тупоголовыми придворными, невежественными и заботящимися лишь о расположении к ним короля. Нет, - он сжал кулаки так, что побелели костяшки. - Нет. Не такой судьбы я желаю своим детям. - Мы обсудим это... позже... - сказала Анжелика. - Позвольте теперь мне задать вам один вопрос. Он быстро взглянул на нее. - Почему вы открылись мне? Ведь если вы не хотели вернуть меня себе, зачем же вы открылись мне? Как я теперь буду жить с осознанием того, что вы живы, что я предала нашу любовь, и все, что связывает нас отныне - это только судьба наших сыновей? - Потому что я не мог поступить иначе, - он не смотрел на нее, но от этого то, что он говорил, казалось значительнее и трагичней. - Увидев вас здесь, в Кандии, я не мог удержаться от искушения снова заглянуть в ваши глаза, услышать ваш голос, коснуться вас... Я хотел, чтобы вы узнали, что я жив, чтобы хоть на мгновение ваше лицо озарилось тем счастьем, которым оно лучилось в Тулузе, когда мы с упоением любили друг друга. И чтобы причиной этого счастья был я... Анжелика беззвучно заплакала. Он обернулся к ней и прошептал: - Ведь мы были счастливы, не так ли? Она попыталась обнять его, но он отвел протянутые к нему руки. - Теперь вы нашли свое счастье с другим. Надеюсь, что оно будет более полным, чем то, что мог дать вам когда-то я. Он поспешно подошел к столу и взял шляпу и перчатки. - Вы можете уезжать, сударыня. Более я не смею вас задерживать. Но я хотел бы, чтобы распоряжение, которое я дал вам относительно наших сыновей, было исполнено. Это все, о чем я прошу тебя, Анжелика, - он впервые назвал ее по имени и сердце в ее груди на секунду сжалось от острой боли. - Подумай и дай мне ответ завтра. - Завтра ты придешь ко мне? Он отвел глаза. - Нет. Я думаю, нам не стоит больше видеться. Это слишком... больно... Передай мне свое решение через слугу. И он вышел за дверь. Когда в тишине утихли его шаги, Анжелика медленно опустилась на пол и обхватила руками колени. - Он жив... И все еще любит меня... А я... Я потеряла его... Навсегда... - и она безудержно разрыдалась. Что значило теперь ее положение при дворе, ее болезненная привязанность к Филиппу, ее отчаянное желание завоевать и покорить его, все то, к чему она стремилась долгие годы и чего достигла, в сравнении с тем, что она вновь потеряла Жоффрея... И уже навсегда... То чувство, тот голос, та любовь больше не воскреснут. И ей придется жить с этим до конца своих дней...
Леди Искренность: Боже мой, какой неожиданный сюрприз с утра пораньше! Какой восторг! Виолетта, ты сделала мой день! Слушай, ты с такой скоростью пишешь, я поражена, и у меня все чаще появляется мысль, что надо скинуться деньгами и отправить тебя секретарем к автору, тогда Новая версия будет дописана за год, включая последний том. Теперь конкретно об отрывке. Безусловно нравится. И такая свойственная графу нелогичность поры их встречи. С одной стороны: "Я имею на вас все права", - с другой "топай обратно к новому мужу". И таааааак трогательно, благородно и нежно все, что сердце трепещет от жалости. Очень мне понравился эпизод снятия маски. Правильный шаг, что сразу узнала, без обмороков и бредовых высказываний. Все таки прошло лет восемь только, а не 15. И второй раз он не помирал в ее сознании от холеры. Но, если будешь трансформировать это в цельный фанф, а я убеждена, что надо, то есть некоторые детали, которые надо будет продумать. 1. У кого остановилась, эскорт и охрана, так как странно выглядит, что женщина в таких краях спокойно перемещается по городу и зайти к ней может кто угодно. 2. Почему Кантор шлялся по городу без мамы, опять таки эскорт должен быть, который не подпустил бы постороннего дядю, да еще опасного к мальчонке. 3. Откуда Пейрак в курсе, что Кантор поет? И, когда закончишь, надо будет это обязательно выложить в разделе творчество. А сейчас я пойду и еще раз перечитаю. Так понравилось...
Леди Искренность: Violeta пишет: и к тому же хромого и неудачливого Violeta пишет: Вы были очень молоды… Какое-то время я вас развлекал. Violeta пишет: Я не имею права ни в чем упрекать вас. И я не имею права насильно удерживать вас возле себя, как бы мне этого не хотелось. Violeta пишет: Потому что слишком разителен контраст между пиратом, пусть баснословно богатым и известным, но находящимся вне закона, и блистательным маршалом Франции, приятелем его Величества. Он может дать вам все, а я - ничего, только полную опасностей жизнь вдали от родины и блеска королевского двора. Увы, я больше не граф Тулузский, - он немного помолчал. Вот! Это именно то о чем я писала вчера. Из-за чего сразу не сообщил, что жив, из-за чего готов подвинуться сейчас. А именно рефлексия по поводу своего краха, сомнения, что он теперь никто, что недостоин ее любви. В общем не самый могущественный самец прайда, которому даже король не соперник, как в Заговоре звучало. Подобная рефлексия и у Блада была. Он тоже был довольно богатым и могущественным корсаром. Но эта не та жизнь, которую можно предложить любимой женщине, а в нашем случае еще и детям. Тем более, если женщина уже устроена куда лучше по всеобщему мнению. Виолетта, в очередной раз за умение сочетать свой текст и мысли автора, придавая фанфику авторскую достоверность. И за потрясающее знание содержания книги.
Zirael: адриатика пишет: Жаль, я вам в ЛС писала, думала что нибудь на двоих сообразить ой, а когда? я письма не видела((( Violeta ну ничего себе темпы! Это уже конец или продолжение следует? у меня пока только в голове фабула складывается))
Гость: Виолетта.читаю вас давно на разных ресурсах ,пишете великолепно, могу оценить ,работая на киностудии,читая кучу мало профессиональных сценариев. Все ваши фанфики сценарно выдержаны практически идеально. Характеры, действия героев становятся логичнее ,полнее. интереснее чем у мадам Голон. Допишите эту зарисовку ,пожалуйста!! Вы нас очень радуете.
Shorena: Violeta пишет: Не буду приводить примеры из личного опыта А жаль -как раз это и интересно,в качестве аргумента:)
Jeoffrey de Peyrac: Violeta, супер!!! Впрочем, как всегда Гость пишет: Все ваши фанфики сценарно выдержаны практически идеально. Характеры, действия героев становятся логичнее ,полнее. интереснее чем у мадам Голон. Допишите эту зарисовку ,пожалуйста!! Вы нас очень радуете. Присоединяюсь! И какая оперативность Без шуток! Правда здорово! Все в каноне, но без подробностей, т.к. не полноценный фанф
Violeta: Леди Искренность пишет: Боже мой, какой неожиданный сюрприз с утра пораньше! Какой восторг! Виолетта, ты сделала мой день! Слушай, ты с такой скоростью пишешь, я поражена, и у меня все чаще появляется мысль, что надо скинуться деньгами и отправить тебя секретарем к автору, тогда Новая версия будет дописана за год, включая последний том. Zirael пишет: ну ничего себе темпы! Jeoffrey de Peyrac пишет: И какая оперативность На меня вчера работун напал и до четырех утра не отпускал, еле себя из-за компа за волосы вытащила! Zirael пишет: Это уже конец или продолжение следует? Продолжение следует. Хотела покороче, а получилось, как всегда. Леди Искренность пишет: Но, если будешь трансформировать это в цельный фанф, а я убеждена, что надо, то есть некоторые детали, которые надо будет продумать. 1. У кого остановилась, эскорт и охрана, так как странно выглядит, что женщина в таких краях спокойно перемещается по городу и зайти к ней может кто угодно. 2. Почему Кантор шлялся по городу без мамы, опять таки эскорт должен быть, который не подпустил бы постороннего дядю, да еще опасного к мальчонке. 3. Откуда Пейрак в курсе, что Кантор поет? Допишу канву и обдумаю детали. Гость пишет: Виолетта.читаю вас давно на разных ресурсах ,пишете великолепно, могу оценить ,работая на киностудии,читая кучу мало профессиональных сценариев. Все ваши фанфики сценарно выдержаны практически идеально. Характеры, действия героев становятся логичнее ,полнее. интереснее чем у мадам Голон. Допишите эту зарисовку ,пожалуйста!! Вы нас очень радуете. Jeoffrey de Peyrac пишет: Violeta, супер!!! Впрочем, как всегда Леди Искренность пишет: Виолетта, в очередной раз за умение сочетать свой текст и мысли автора, придавая фанфику авторскую достоверность. И за потрясающее знание содержания книги. Огромное спасибо - мне очень приятно, что вам нравится! Честно, думала критиковать будете!
Jeoffrey de Peyrac: Violeta пишет: На меня вчера работун напал и до четырех утра не отпускал, еле себя из-за компа за волосы вытащила! Violeta пишет: Продолжение следует Violeta пишет: Честно, думала критиковать будете! Ну пока не за что
полная версия страницы