Форум » Роман об Анжелике » Моменты в романе, от которых хочется плакать » Ответить

Моменты в романе, от которых хочется плакать

княгиня Спадо:

Ответов - 54, стр: 1 2 3 4 All

Shorena: Леди Искренность пишет: то, что может показаться лично тебе пустяком, неким велением страстного тела, порывом, не стоящим внимания, может быть воспринято любимым человеком, как трагедия и повод к страданиям вплоть до разрыва отношений. А это уже урок, что порой, если дорожишь отношениями, не стоит рисковать разменять их на сиюминутный порыв. B этом я с вами абсолютно согласна! И как хорошо,что вы вот так воспринимаете идеологию автора. Я за! Просто мне всегда казалось,что Голон в этой книге "проповедует" что-то другое. А ваш анализ мне очень даже по вкусу.

Блуждающий Огонёк: княгиня Спадо пишет: Они нужны там для самих героев, ведь сам граф говорил"скука-это червь которий гложет любовь." А там героев уже тоска напала, вот автор и дала им розрядку для того что-бы снова проверить обоих и дать отдих! Нето может и костер погаснуть, я думаю такие сцени даны еще и для того что-бы сами герои почуствовали разницу в отношениях когда они вместе, и когда они с другими, так что ничего тут аморального нету,а многие делают из мухи слона тогда как этого не требуетса. Измена тела ничто в сравнении с изменой духа, ведь именно о такой измене говорил граф Анжелике в "Искушении" Как хорошо вы сказали В самую точку.

княгиня Спадо: Благодарю за комплимент. Ето очевидно ведь автор ничего просто так не делает всему есть своя причина. Всё осуждают измены главных героев, вот я и решила все прояснить, так сказать.


Леди Искренность: княгиня Спадо пишет: ведь сам граф говорил"скука-это червь которий гложет любовь." А там героев уже тоска напала, вот автор и дала им розрядку Согласна. Тоска напала. Анж вон вообще стала сомневаться не перегорела ли любовь. Да и Жоффрея вполне устроило раздельное проживание, никто не отвлекал от "сурьезных" мужских дел. К вашей разе можно еще добавить: «Сомнения, что нас терзают, лишь пламя страсти разжигают», «Кто страстно женщину ревнует, огонь любви сильней раздует». В

Чаруся: А я всегда плачу, когда читаю сцену Анжелики и Кантора в Новом Свете: — Ты не любишь ее, — сказала она. — Но ведь ребенок, какой бы он ни был, как бы он ни появился на свет, кто бы ни был его отцом, какова ни была бы его мать, все-таки ребенок, а угнетать слабого — всегда низость. У Кантора слегка перехватило дыхание. Слова матери задели его, и он молчал... «Ребенок... Низость»... — И если в тебе не говорит кровь твоих предков-шевалье, то сегодня я хочу напомнить тебе о чести дворянина. Анжелика снова зашагала, теперь уже по тропинке, которая свела их немного вниз, а затем на середине косогора тянулась вдоль реки и постепенно спускалась в долину. — Ты родился в тот самый день, когда на Гревской площади был символически сожжен твой отец. Но тогда я думала, что его действительно сожгли... Когда я, неделю спустя, на руках несла тебя, такого крошечного, в Тампль, было Сретенье, и я вспоминаю, что весь Париж казался мне пропитанным запахом пончиков с лимоном, которые продавали в этот день на улицах дети-сироты. Мне было двадцать четыре года. Это не так уж много... для таких испытаний. Когда я вошла во двор Тампля, я услышала детский плач и увидела Флоримона, за ним гнались мальчишки, они кидали в него камни и снежки и кричали: «Маленький колдун! Маленький колдун! Покажи нам свои рожки!..» Кантор вдруг остановился, лицо его покрылось красными пятнами, и он в ярости сжал кулаки. — О, — воскликнул он, — был бы там я! Был бы там я! — А ты был там, — смеясь, сказала Анжелика, — только совсем крошечный, нескольких дней от роду. Все еще улыбаясь, она посмотрела на него, как бы подшучивая над ним. — Сегодня-то ты сжимаешь вон какие кулаки. Кантор, но тогда твой кулачок был не больше ореха!.. И она снова рассмеялась, потому что ей представился поднятый к небу крохотный розовый кулачок Кантора. Но смех ее отозвался в лесу каким-то странным, горьким эхом. Кантор недоуменно посмотрел на мать и почувствовал, как где-то в глубине его души зарождается необъяснимое страдание. Смех Анжелики оборвался, она, казалось, задумалась о чем-то и вновь стала серьезной. — Ты рад, что живешь на свете, не правда ли, Кантор? — Да, — пробормотал он. — А ведь мне нелегко было сохранить тебе жизнь. Когда-нибудь я расскажу тебе поподробнее, если ты захочешь. Ведь ты никогда не задумывался над этим, не так ли? Ты ни разу не спросил себя: как случилось, что я живу, я, сын колдуна, приговоренный к смерти еще до рождения? Ты об этом не поминаешь! Что тебе до этого! Ты тут, живой. Ты ни разу не спросил себя, что сумела сделать, обязана была сделать твоя мать, чтобы сохранить тебе сокровище, которое бьется сейчас в твоей крепкой груди, — твою жизнь! И она ткнула в его грудь своим небольшим, но сильным кулаком, как раз в то место, где находится сердце. Он растерянно отшатнулся, глядя на нее своими светлыми, так похожими на ее глазами; он словно впервые видел ее. Анжелика продолжала спускаться по тропинке. Теперь вместе с шелестом деревьев до нее доносился плеск воды. Ольха, тополь, ива на берегу уже покрылись длинными листочками, которые мягко теребил ветерок. Здесь весна раньше заявила о своих правах, и трава в низинах была уже высокая и сочная. Анжелика не сердилась больше на сына. Растерянный взгляд подростка явно свидетельствовал о том, что никогда дотоле он не задумывался над тем, о чем она ему поведала сейчас. И это естественно. Ведь он еще совсем мальчик! Она сама виновата, что не поговорила с ним раньше, не рассказала ему хотя бы того, что касается непосредственно его. Тогда он был бы более снисходительным, не таким нетерпимым. Дети очень любят, когда им рассказывают о периоде их жизни, которого они не помнят или помнят плохо. Эти рассказы утоляют их мучительную жажду самопознания. Они любят, когда их вводят в этот мир наивных, часто бессвязных ощущений, помогают им разобраться в том, что смутно хранит их память. А Кантор, предоставленный самому себе, вынужден был сам искать ответы на все. И потом, став старше, он страдал оттого, что мать спустилась в его представлении с той небывалой высоты, на какую он вознес ее в своем раннем наивном детстве. И вот теперь оставалось сказать ему самое трудное. Анжелика снова заговорила об Онорине, которую нужно было защитить от несправедливой злобы. Они проходили по краю прибрежного луга, у самой реки. Она внезапно повернулась к сыну. — Я тебе уже сказала, что никогда нельзя унижать невиновных. И я повторяю это. Ты можешь ненавидеть меня, если тебе угодно. Но не ее. Она не просила меня о жизни. Но если бы ты осудил меня, ты был бы не прав!.. Не зная, что произошло, плохо, даже больше того — глупо изливать на других желчь своего сердца. Она внимательно смотрела на Кантора, и он увидел, как постепенно темнели глаза матери и в них вспыхнул огонек ненависти, как он подумал, ненависти к нему, и это испугало его. — Ты еще мальчик... — продолжала она. — Но скоро ты станешь мужчиной. Мужчиной, — повторила она мечтательно. — Ты будешь участвовать в войнах, мой сын, будешь сражаться жестоко, до конца... это хорошо. Мужчина не должен бояться сражений. И ты будешь входить в города как победитель, будешь праздновать свою победу и будешь во хмелю силой брать женщин... Но потом позаботишься ли ты о них, о своих жертвах? Нет! Такова война, не правда ли? Придет ли тебе в голову потом узнать, не умерли ли они от позора, не бросились ли в колодец? Нет! Ибо такова война! Так всегда было, так всегда будет, это я тебе говорю... «Когда полк со знаменщиком во главе вступает в город, женщины теряют честь...» Эти слова часто повторяла старая Ревекка. Вот скажи мне, что, по-твоему, остается делать женщине, которая носит под сердцем дитя войны? Что, ты думаешь, она могла бы сделать? Убить дитя или покончить с собой? Или родить? Вот и случается, что некоторые женщины рожают этих детей, воспитывают их, любят, хотят видеть их счастливыми, потому что они — дети. Ты понимаешь? Ты понимаешь? Она с яростью повторила еще раз: «Ты понимаешь?» — в упор глядя на Кантора. Потом отвернулась и стала смотреть в долину, нежную, шелестящую, которая раскинулась перед ними. «Если он не понимает, если он бесчувствен, как камень, тем хуже! — думала она. — Тем хуже для него! Пусть уезжает, пусть становится бессердечным, грубым, жестоким солдафоном... пусть уезжает. Кажется, я сделала все, что могла». Она подождала немного и заставила себя снова взглянуть на сына. И увидела, что у него дрожат губы. — Если это так, — сказал он хриплым голосом, — если это так, тогда... мама... прости меня, прости! Я не знал... Он бросился перед нею на колени и, закрыв лицо руками, громко разрыдался. Она не ожидала этого и исступленно сжала его в своих объятиях. Она гладила его волосы и машинально повторяла: — Успокойся! Это пустяки... Успокойся, малыш! Как прежде, когда он был маленький. Она вспоминала, какие мягкие, нежные волосики были у него тогда, а сейчас они стали жесткие и очень густые. — Успокойся, — повторяла она, — не надо плакать... Прошлое не должно больше заставлять нас страдать. Мы целы и невредимы. Кантор. Мы вместе, мы живы, мы все и были рождены для того, чтобы быть вместе, это судьба нас разлучила. Но теперь мы вместе, вот единственное, что важно для меня!.. Не надо плакать...

княгиня Спадо: Мне тоже хочется плакать от таких слов матери

M@ркиза_Ангелов: Чаруся

княгиня Спадо: Честно то это очень трогательно сама когда читала то слёзы на глазах были. Таких сцен больше бы в романе и будет замечательно!

Жаклин де ла Круа: Казнь, конечно, сцены судебного процесса, там и слезы, и восхищение. Добрая половина "Пути в Версаль", где описан путь Анж "к свету", смерть Шарля-Анри, встреча с детьми в "Любви".

Icerainbowe: Много таких моментов... 1.Первую книгу давно читала, но помню, что меня всегда пробивало на слезы в момент, когда в костёр к сжигаемому графу стали кидать ещё и его книги. До этого я ещё держалась, но тут уж и меня пробило на скупую женскую слезу - вот ведь быд.., кхм, простите, чернь парижская, мало им было невиновного человека сжечь, они даже его научный след и память решили уничтожить. Ужас ситуации только подчёркивают рациональность и развитость персонажей - на секунду вспомним, что все участники процесса, кроме Беше, весьма интеллигентные люди, не слишком отличающиеся от нас с вами, и явно понимают, что происходит. Анн удалось передать гнетущее впечатление вечной актуальности таких вот "процессов" 2.Следующий слезопад - смерть Филиппа.Только эти двое завершили свою "войну в кружевах", только Анжелика его приручила, как Филипп решил так трагично выйти из игры... 3. На смерти Савари я рыдала даже больше чем на смерти Филиппа. Этот худенький шустрый старичок был настоящей опорой Анжелике в её злоключениях на Востоке. Сколько раз он её выручал! Сколько раз не давал впасть в отчаяние! Как настаивал на её участии в побеге перед Коленом! В этот момент, где Анжелика подбегает к Исмаилу с криком "Остановись государь, это мой отец!.." приходит понимание, что он действительно в какой-то мере стал им для Анжелики, может, в чём-то и большим, чем настоящий. И эти слова его в конце... "Ах, сударыня... Тайну мумие знал только я, а я... ухожу..." 4. В "Мятеже", конечно, это смерть Шарля-Анри. Очень больно трогает момент ложной надежды - когда для Анжелики, только что изнасилованной Монтадуром даже собственный позор отступает на второй план при виде живого, как ей показалось, сына. Миг надежды! - и всё. Страшное осознание потери, которую не обратить вспять. И тут читатель понимает, что прежней жизни Анжелики конец. Такие же приблизительно ощущения вызывает и казнь всех её последних друзей - Мальбранта, аббата и Флико, столько лет деливших с ней горе и радость, пошедших за ней в огонь и воду. 5.Канадская часть более оптимистичная, но очень трогает период болезни после рождения близнецов в "Дороге надежды". Тревога и горе сильной взрослой женщины за судьбу своего новорождённого сына - вот где для меня пик материнских чувств Анжелики. И конечно Жоффрей, могущественный пират, Чёрный Человек, молящий на коленях двух колдуний спасти его жену и новорождённых детей - это так трогательно! 6. А лидер в моей номинации "самый слезогонный момент" в романе - гибель отца д'Оржеваля в "Победе Анжелики". Не знаю почему, может, оттого, что закончилась серия, и читателю нечем "зачитать" своё горе, дальнейшие события не описаны... Но тут Анн выступила просто мастером психологии. Заставить читателя, который ещё в прошлом томе радостно потирал ладони от осознания смерти самого худшего врага Анжелики со словами "Давно пора!" , здесь реветь белугой и портить слезами и без того низкокачественную бумагу страниц следующего тома - это надо быть Мастером. Серьёзно, ведь д'Оржеваль гибнет почти той смертью, какую насочинял его спутник в "Дороге надежды", а как неловко становится читателю за своё злорадство. Фанатичный церковник вдруг предстаёт перед нами абсолютно трезвомыслящим человеком, с горьким хладнокровием анализирующим и свою страсть, и трусость, и вражду и интриги. За неполный том он из худшего врага стал лучшим другом, спас жизнь Анжелике и её детям.. и добровольно ушёл на смерть(в этом аспекте он как Филипп, да) В целом, развязка хорошо укладывается в такую фабулу, как: Искупление равносильно смерти И для меня является лучшим её образцом.

Florimon: Я всегда рыдала просто таки навзрыд в конце первого тома. Анжелика вышла и закрыла за собой дверь. На секунду она остановилась, глядя, как один из клерков, взобравшись на табурет, зажигал большой фонарь над конторой мэтра Фалло де Сансе. Затем круто повернулась и зашагала по улицам Парижа. После того как видишь эту последнюю строчку в книге, на тебя наваливается такая непреодолимая безысходность, ощущение безвозвратной потери, неопределенности, страх за героиню... Вот в новом издании Голон сместила финал и книга заканчивается смертью монаха (если я не ошибаюсь). В старом 1м томе финал был в 100 раз сильнее. В новом все впечатление смазывается последующими главами. Голон пишет, что жизнь несмотря ни на что продолжается. А в старом складывалось впечатление, что все, жизнь закончилась.

Светлячок: Icerainbowe, спасибо за столь подробный список. Прям, захотелось некоторые моменты перечитать

Icerainbowe: Светлячок пишет: Icerainbowe, спасибо за столь подробный список. Прям, захотелось некоторые моменты перечитать Пожалуйста, всегда приятно найти такого же сентиментального единомышленника! Пока писала, вспомнила ещё две сильных и печальных момента: 7.Казнь Мелюзины в новой версии. Насколько же трогает горе Анжелики от осознания потери наставницы, и понимания, что косвенно она тоже виновата в этом (подговорила ребят на побег). 8. Момент из "Анжелики в Квебеке", где Анжелика во время молебна в соборе внезапно осознаёт, что иезуит отец де Вернон любил её, а она так долго думала о нём плохо, пусть даже из-за интриг Амбруазины, пробирает до глубины души.

Bella: Я вот подумала, что мы выделили моменты, над которыми хочется плакать- их много, и они запоминаемы. А вот самые счастливые моменты в жизни Анжелики, от которых нам, читателям, хочется плакать ... или в лезгинку? Первая ночь любви? ну как бы к этому все шло, и потом, случилось и все. Рождение сыновей- тоже как-то мельком затронуто. Снятие маски в 6 томе? Точно нет, хотя к этому шла долгих... 5 томов. Воскрешение-встреча с сыновьями? Эмоционально, но не феерический момент счастья. В книге ярко описаны эмоции трагедий, разочарований- душу выворачивают. А вот таких же сильных эмоционально счастливых моментов?

аня: вот таких же сильных эмоционально счастливых моментов? ну и таких дофигаа)) 2 том-"Я попала в Версаль,все-таки...". Анжелика так легко чувствовала себя, что могла бы взлететь. Будущее и все вокруг казалось ей таким же голубым, как горизонт. «Мои дети никогда больше не познают нищеты, — повторяла она про себя. — Они будут учиться в академии Мон-Парнас. Станут дворянами». Мадам дю Плесси станет одной из блистательных дам двора его величества. И, как сказал король, она выбросит из своего сердца горести последних лет. Анжелика хорошо знала, что огонь любви снова вспыхнет в ней с новой силой и поглотит ее навсегда, не потухнув никогда. Он будет гореть всю ее последующую жизнь. Так предсказала прорицательница ля Вуазин. Такова уж ее судьба, огонь любви должен воспылать в ней с новой силой, чтобы удержать на пьедестале красоты. *** Долгий путь в Версаль закончился блестяще



полная версия страницы