Форум
Интересные факты
Florimon: Здесь предлагаю выкладывать интересные факты, сведения или просто размышления на различные темы которые каким-либо боком касались Анжелики на протяжении всего романа
Florimon: Греческий огонь Первые сведения про «греческий огонь» уходят своими корнями в VII век и упоминается по отношению к военно-морскому флоту Византии. В различных источниках утверждается, что «греческий огонь», который был предшественником пороха, был изобретен в VII веке. Этот зажигательный состав стал применяться не только в морских боях, но и в борьбе за крепости. Предположительно «греческий огонь» включал селитру, серу, нефть, смолу и другие вещества и не гасился водой. В 673 году его состав был предложен архитектором Каллиником из Гелиополиса. Широко использовался военно-морским флотом Византии (базировался в Константинополе) в VIII — начале IX вв. Распространялся с помощью метательных орудий. Византийцы использовали «греческий огонь» на суше и на море.
Florimon: Вот еще немного на ту же тему Гре́ческий ого́нь (или Жидкий огонь, греч. Υγρό Πυρ) — горючая смесь, применявшаяся в военных целях во времена Средневековья. Впервые была употреблена византийцами в морских битвах. Точный состав Греческого огня неизвестен. История и применение Прототип Греческого огня появился предположительно в 424 до н. э., в битве при Делии: тогда из полого бревна выпускалась смесь сырой нефти, серы и масла. Собственно греческий огонь был изобретён в 673 г. инженером и архитектором Каллиником из завоёванного арабами сирийского Гелиополя (современный Баальбек в Ливане); Каллиник бежал в Византию и там предложил свои услуги императору Константину IV в борьбе против арабов. Установка с Греческим огнём представляла собой медную трубу — сифон, через который с грохотом извергалась жидкая смесь. Предположительно, максимальная дальнобойность сифонов составляла 25 м, поэтому изначально Греческий огонь использовался только во флоте, где представлял страшную угрозу медленным и неуклюжим деревянным кораблям того времени. Кроме того, по свидетельствам современников, Греческий огонь нельзя было потушить, поскольку он продолжал гореть даже на поверхности воды. Впервые сифоны с Греческим огнем были установлены на византийских дромонах во время битвы при Киликии. Историк Феофан писал о ней: «в год 673 ниспровергатели Христа предприняли великий поход. Они приплыли и зазимовали в Киликии. Когда Константин IV узнал о приближении арабов, он подготовил огромные двухпалубные корабли, оснащённые Греческим огнем, и корабли-носители сифонов… Арабы были потрясены… Они бежали в великом страхе». Если на суше войска византийцев терпели поражения от арабов, то на море Греческий огонь давал им превосходство над противником. Благодаря ему в 718 г. была одержана крупная морская победа над арабами. В 941 византийцы с помощью Греческого огня разгромили подошедший к Константинополю флот князя Игоря Рюриковича. Греческий огонь применялся против венецианцев во время Четвёртого Крестового похода (1198—1204). Секрет приготовления Греческого огня хранился в строгой тайне, однако после завоевания Константинополя рецепт изготовления Греческого огня узнали в Западной Европе. В 1106 году Греческий огонь был применён против норманнов во время осады Дураццо. Греческий огонь также был известен и англичанам. Греческий огонь также употреблялся при осадах крепостей. Некоторые исследователи, на основании анализа русских летописей, делают выводы о том, что Греческий огонь был знаком русичам и половцам. Также, по некоторым сведениям, Греческий огонь стоял на вооружении у армии Тамерлана. Последнее упоминание об использовании Греческого огня относится к осаде Константинополя в 1453 году Магометом II: Греческий огонь тогда применяли как византийцы, так и турки. После начала массового применения огнестрельного оружия на основе пороха, греческий огонь потерял своё военное значение, его рецепт был утрачен в конце XVI века. Изготовление очный состав греческого огня неизвестен, так как в исторических документах названия веществ не всегда точно идентифицированы. Так, в русских переводах-описаниях слово «сера» могло означать любое горючее вещество, в том числе и жир. Наиболее вероятными компонентами были негашёная известь, сера и сырая нефть или асфальт. Также в состав мог входить фосфид кальция, который при контакте с водой выделяет газ фосфин, самовоспламеняющийся на воздухе. В «Огненной книге» Марка Грека приводится такой состав греческого огня: «1 часть канифоли, 1 часть серы, 6 частей селитры в тонко измельченном виде растворить в льняном или лавровом масле, затем положить в трубу или в деревянный ствол и зажечь. Заряд тотчас летит в любом направлении и все уничтожает огнем». Следует отметить, что данный состав служил только для выброса огненной смеси, в которой использовался «неизвестный ингредиент». Греческий огонь являлся скорее психологическим оружием: опасаясь его, вражеские корабли старались держаться на расстоянии от кораблей византийцев. Сифон с греческим огнём устанавливался, как правило, на носу или корме корабля. Иногда огненную смесь забрасывали на вражеские корабли в бочках: существуют упоминания о том, что в результате неосторожного обращения с греческим огнём часто загорались и византийские корабли. Поиски секрета Греческого огня Над раскрытием секретных компонентов смеси работали многие алхимики и, позднее, учёные. Одним из таких исследователей был француз Дюпре, который в 1758 г. объявил о том, что открыл секрет Греческого огня. Были проведены испытания около Гавра, в результате которых был сожжён деревянный шлюп, находившийся на большом расстоянии в открытом море. Король Людовик XV, впечатлённый и испуганный действием этого оружия, выкупил у Дюпре все его бумаги и уничтожил их. В середине XIX века, после начала освоения Китая, было открыто, что состав Греческого огня близок к китайским зажигательным веществам, содержащим в большом количестве селитру, и известным с первого тысячелетия до н. э. Греческий огонь стал прообразом современных напалмовых смесей и огнемёта. Воспоминания очевидцев Мемуары Жана де Жуанвиля, хроникёра Седьмого крестового похода, содержат описания действия греческого огня: «Это случилось однажды ночью, когда мы несли ночной дозор на башне; Сарацины привезли осадное орудие под названием перронель, чего никогда ранее не делали, и зарядили его пращу греческим огнём. Когда добрый рыцарь Лорд Вальтер Курельский, который был с нами, увидел эти приготовления, он сказал нам: „Господа, мы попали с вами в такую передрягу, в которой доселе не бывали ни разу. Если они нацелят свой огонь на наши башни и укрытия, мы проиграем и сгорим заживо. Если мы потеряем укрепления, которые нам доверили охранять, это будет величайший позор — и только Господь может спасти нас от беды. Таково моё мнение и мой совет: каждый раз, когда они будут запускать в нас огнём, мы должны упасть на локти и колени и молить Господа нашего о спасении“. Чуть только раздался первый выстрел, мы упали на локти и колени, в точности, как он нас учил; и их первый выстрел прошёл в аккурат мимо двух башен, и врезался в землю прямо в ров перед нами. Наши пожарные уже бросились тушить пламя, и Сарацины, будучи не в силах нацелиться на них, выстрелили в облака, чтобы языки пламени упали на них. Такова природа греческого огня: его снаряд огромен как сосуд для уксуса, и хвост, тянущийся позади — похож на гигантское копьё. Полёт его сопровождался страшным шумом, подобным грому небесному. Греческий огонь в воздухе был подобен дракону, летящему в небе. От него исходил такой яркий свет, что, казалось, над лагерем взошло солнце. Причиной тому были огромная огненная масса и блеск, заключённые в него. Трижды той ночью они метали в нас Греческий огонь [из перронеля], и четырежды стреляли им в нас из баллисты».
Sourire: В 4-ом томе упоминается остров Санторини. Я вчера на ютюбе нашла вот это красивое видео.
Леди Искренность: Предлагаю познакомиться с отчетом русских послов о поездке ко двору Луи 13 в 1615-1616 годах. http://vostlit.narod.ru/Texts/rus9/Stat_spisk/1615/text.htm Язык - чудо. Я посмеялась от души над Кондеем(Конде), Ендриком (Генрихом или Анри IV), контами (графами), кормом (едой), Бардиусом, Парисом и Гарон(Бордо, Париж, Гаронна)... Ну и прочими веселостями... Какие же мы все-таки дремучие были... Ну и впечатление послов о Франции крайне любопытно читать. Хотя сразу тяжело воспринимается.
Анна: Леди Искренность пишет: Я посмеялась от души над Кондеем(Конде), Ендриком (Генрихом или Анри IV), контами (графами), кормом (едой), Бардиусом, Парисом и Гарон(Бордо, Париж, Гаронна)... Ну и прочими веселостями... Какие же мы все-таки дремучие были... Ну в названиях ничего дремучего нет. Оригинальные имена и названия всегда неизбежно искажаются при переносе на другой язык. По мне, так Ендрик ничем не хуже Генриха, который на самом деле Анри, а Гарон вообще правильнее, чем Гаронна. И вообще, нет такого поэта - Генрих Гейне. А за ссылку спасибо!
toulouse: Анна пишет: Оригинальные имена и названия всегда неизбежно искажаются при переносе на другой язык. но существуют правила транскрипции и, кроме того, просто традиция. Вы считате необходимым переиздать поэзию Гейне, потому что по-немецки он Хайнрих Хайне? Людовика будем отныне наречем Луи.. Ладно еще с европейскими языками (хотя доктор Ватсон или Уотсон тоже вопрос) , с китайским-то как? Я очень энергичено поддерживаю ЛИ в том что Пари-Гарон- и т.п. - не от стремления к фонетической транскрипции, а от дремучести. Как там говорила Раневская? Фи, как некультурно!
Леди Искренность: Пожалуйста, это я пыталась найти Вильруа, а нашла вот это. А как про то, как им принесли "корма" от короля, а они ответили, что этого корма хватит только, чтобы прокормить переводчика. Шесть дней носили мало корма, а потом вообще перестали носить. Да и вобще там все как сказка звучит, точно послы в шоке от чудных (ударение на ы) заморских стран и их порядков.
Анна: Леди Искренность пишет: Да и вобще там все как сказка звучит, точно послы в шоке от чудных (ударение на ы) заморских стран и их порядков. Ну что поделаешь, тогда не было телевидения и интернета, вот люди и удивлялись. Запад удивлялся востоку, восток - западу. И чего только не писали - например, один французский путешественник утверждал, что на южном континенте (еще не открытой тогда Антарктиде) живет 50 миллионов человек. В восемндцатом веке, кажется, один русский путешественник писал, что в Африке так много всяких слонов, зебр, жирафов и прочих зверей, что они самим местным жителям наскучили toulouse пишет: очень энергичено поддерживаю ЛИ в том что Пари-Гарон- и т.п. - не от стремления к фонетической транскрипции, а от дремучести. Как там говорила Раневская? Фи, как некультурно! В разные времена существовали разные правила, разные, если хотите, привычки перевода имен и названий. Речь же здесь идет о начале семнадцатого века! В семнадцатом веке люди переводили так, сейчас - этак. И русский язык был другим. Сегодня Пари и Гарон были бы дремучестью. В семнадцатом веке - это не дремучесть, а тогдашний способ выражения toulouse пишет: но существуют правила транскрипции и, кроме того, просто традиция. Вы считате необходимым переиздать поэзию Гейне, потому что по-немецки он Хайнрих Хайне? Нет, не считаю Это иллюстрация к тому, что правила и традиции перевода имен и названий очень прихотиливы и меняются со временем. Ну не было в семнадцатом веке современных традиций и правил. toulouse пишет: Ладно еще с европейскими языками (хотя доктор Ватсон или Уотсон тоже вопрос) Ой, не говорите! Мне пришлось в свое время сделать усилие, чтобы привыкнуть к Ватсону. А вот молекулярный биолог Уотсон так Уотсоном и остается, и в Ватсона его никто превращать не собирается.
Анна: Sourire пишет: В 4-ом томе упоминается остров Санторини. Я вчера на ютюбе нашла вот это красивое видео. Спасибо! А ведь Санторини - это Атлантида. Та самая... По одной из версий.
Sourire: Анна пишет: А ведь Санторини - это Атлантида. Та самая... По одной из версий. И это всем знакомая картинка тоже Санторини.
urfine: В.Р. Новоселов Дуэльный кодекс: теория и практика дуэли во Франции XVI века Одиссей. Человек в истории. 2001. М., 2001, с. 216-233 Однако дуэль, как любое историческое явление, за свою более чем четырехвековую историю претерпевала существенные изменения, дуэльные правила трансформировались в зависимости от времени и региона. Поэтому в правилах и практике дуэлей можно найти черты, характеризующие конкретную историческую эпоху и страну, выявляющие модель мировоззрения той группы населения, которая имела непосредственное отношение к участию в поединках. В первую очередь речь идет о дворянстве и военных (прежде всего офицерском корпусе), поскольку именно среди этих социальных групп дуэль всегда была наиболее распространенной, а ее традиция наиболее устойчивой. Временем и регионом, где дуэль получила наиболее массовый характер и достигла пика своего развития является Франция рубежа ХVI-ХVП вв. В исторической литературе хорошо известна следующая цифра: за неполных 20 лет правления Генриха IV на поединках по разным подсчетам погибло от 6 до 10 тыс. дворян, было роздано более 7 тыс. королевских прощений дуэлянтам. По свидетельству Франсуа де Ла Ну, в его время от дуэлей во Франции ежегодно гибнет больше дворян и солдат, чем их погибло бы в случае большого сражения 1. Этот феномен "дуэльной лихорадки", поразившей французское дворянство во второй половине XVI — первой половине XVII в., современные исследователи западноевропейского дворянства справедливо связывают с комплексом кризисных явлений, охвативших общество той эпохи. Такие исследователи французского дворянства, как А. Жуанна, Ф. Биллакуа, трактуют дуэль как форму реакции дворянства на происходящие в обществе изменения, как протест против усиления роли государства и возвышения групп элит, связанных с развитием и усложнением функций государственного административно-бюрократического аппарата 2. В обстановке размывания сословных границ и смены ценностных ориентиров общества функция дуэли, ее значение для дворянства - это способ самоутверждения и защиты своего статуса и публичной репутации, метод сведения счетов, средство обратить на себя внимание, в частности знатных особ из карьерных соображений, вид спорта, игра и мода, популярный в среде дворянской молодежи стиль жизни и поведения. В дуэли реализовалась своего рода частная война, заменяя судебный поединок, хотя и на дуэль и на судебный поединок монархией фактически был наложен запрет. В дуэли можно усмотреть и вызов общественным представлениям о морали, и ценностям христианской этики, поскольку дворянская честь ставилась выше не только законов государства, но и заповедей Христовых. А еще дуэль — это вызов новой возвышавшейся элите — людям мантии и их моральным ценностям; вызов самим основам государства, поскольку она ставила под сомнение авторитет монархии и правомочность ее правосудия вторгаться в вопросы чести, являющиеся внутренним делом дворянского сообщества. Мотивация дуэли, какими бы ни были ее конкретные причины и поводы, всегда подразумевала исключительно защиту персональной дворянской чести конкретного индивида 3. Реальные основания дуэли при этом могли варьироваться от таких серьезных поводов, как месть за убитых друзей или родственников, до элементарной мелкой ссоры из-за неосторожного слова или даже жеста собеседника. И в случае смертельной обиды, и в случае ссоры из-за пустяка дуэль велась с одинаковым ожесточением, и смертельный исход являлся скорее нормой, чем редким исключением. Если представить дуэль как своего рода "диалог" между дворянами, то в манере их "общения" на поединке должны были отражаться психологические установки, присущие обычной повседневной жизни. Таким образом, дуэль можно трактовать как модель мировоззрения французских дворян XVI в.; очевидно, в экстремальной ситуации выбора между жизнью и смертью проявлялись наиболее существенные черты ментальности дворян той эпохи. С начала XVI в., когда судебные поединки и единоборства рыцарей на войне случались все реже и реже, был зафиксирован новый вид поединка - bataille à la mazza (поединок в кустарнике) или же bataille en bestes brutes (поединок на манер животного). Все современники, авторыдуэльных трактатов и ревнители рыцарских традиций, каким бы ни было их отношение к этому новому типу боя, едины в определении местаего рождения - Италия, Неаполитанское королевство 4. В первом случае название поединка происходит от неаполитанского названия кустарников, образующих заросли, в которых обычно проводили эти поединки. Второе название отражает суть подобного боя: драться так, как дерутся дикие звери - до смерти и без пощады 5. Родоначальниками этого типа поединка в XVI в. считали итальянцев 6. В итальянских городах аристократизация городских нотаблей, формирование неофеодальныхкланов, стремление встать вровень с традиционной элитой породили в их среде обостренное чувство чести. И. Клула именно с этим связывает рост в Италии, прежде всего Неаполе и Тоскане, числа стычек между враждующими сторонами, поединков и убийства. Они не имели никакой политической подоплеки, в их основе - месть за нанесенное оскорбление, в частности за уязвленную честь 7. Если сравнить правила поединка à la mazza и предписания наиболеепопулярных во Франции авторов дуэльных трактатов - Жан-Батиста, Поссевино, Париса де Путео, Андре Алсиато или Джироламо Музио(середина XVI в.), то окажется, что между этой практикой и теорией дуэлей существует весьма значительный разрыв. Например, Музио былвынужден констатировать, что описанные им правила, весьма близкие к рыцарским куртуазным правилам прошлого, выходят из употребления. Прямо о bataille àla mazza и bataille en bestes brutes Музио не говорит, его замечания об этих типах поединка отрывочны, он упоминаето них только в тех случаях, когда налицо явное расхождение их правилс канонами. По сути, для него bataille à la mazza не новый вид поединка,а вульгарное отклонение от нормы, не имеющее никакого отношения к поединку защиты чести 8. Основные отличия новой дуэли Музио видитв следующем: 1. Отказ от публичности - эти поединки ведутся в лесах и иных пустынных местах 9. 2. Отказ от защитного вооружения и изменение оружия поединка.На этом стоит остановиться подробнее. В идеале Музио считал подобающим оружием для поединка исключительно рыцарское, то, котороерыцари используют на войне. Однако совершенствование оружия ставит его в тупик. Например, Музио не знает ответа на вопрос, допустимоли использование в поединке кабассета (открытого шлема, без задней части) или же тонкого колющего меча. Но что, на его взгляд, абсолютно недопустимо, так это отказ от доспехов. Музио называет две причины отказа от доспехов - техническую и концептуальную. Без доспехов дуэлянт мог легко двигаться и максимально использовать приемы борьбы - это техническая причина. Концептуально - сделать неминуемой смерть одного из участников, в чем Музио видит не просто презрение ксмерти, но и добровольный отказ от жизни, что является грехом перед Господом10. 3. Свое внимание к иерархии различных степеней знатности людейчести Музио обосновывает неприятием новой моды - не соблюдать ранги. Особенно это касается военных, которые должны помнить о недопустимости поединка между начальником и подчиненным, - они могут драться только вне службы, например после отставки. Солдат имеет право вызвать на поединок сержанта и капитана, но те имеют правоотказаться. Право солдата на поединок Музио обосновывает тем, что оружие аноблирует в том случае, если военная профессия - единственное занятие человека как в мирное, так и военное время. В поединках следует соблюдать иерархию знатности - serenissimes - illustrissimes - illustres. Менее знатный не может вызвать более знатного11. Проблему легитимности таких правильных поединков Музио не затрагивает вообще, поскольку для него приемлем только рыцарский поединок, соответствующий рыцарским нормам. Запреты государей на поединок, по его словам, подвергают рыцарей опасности бесчестья иклеветы. Было бы честнее не запрещать, а требовать, чтобы никто не смел искать поединка без разрешения своего сюзерена. Отказ сюзерена предоставить право на поединок в случае преступления, наказуемогосмертью, или же для защиты репутации, согласно концепции Музио, неправомочен, что объясняется следующей логикой. Честь почитаетсяблагородными людьми более жизни. Вопрос чести не менее важен, чем гражданский или уголовный процесс. Монарх может восстановить положение человека, дать ему должности, имущество, свою милость, сделать его бедным или богатым, но он не может сделать его хорошим или плохим, поскольку только Бог хозяин человеческой воли. Честь вневласти государя, поскольку у него нет юрисдикции над духом 12. Пожалуй, единственное отступление от древних предписаний, которое Музио допускал, касалось наказания проигравшего в поединке. Наказанием проигравшему служит не его ранение или смерть, а потеря им чести, что уже само по себе гораздо хуже, нежели отсечение члена илипотеря жизни. Дети опозоренного не должны нести на себе грех родителя13. Таким образом, для Музио поединок по-прежнему форма восстановления справедливости и правосудия, принятая среди рыцарей и людей чести. Теперь посмотрим, как интерпретирует поединок защиты честифранцузский мемуарист Пьер де Брантом; он единственный из многочисленных французских авторов дуэльной и антидуэльной литературы XVI в., кто в "Размышлениях о дуэлях" подробно описал сами поединкии комментировал их правила. Большинство этих поединков относятся кпериоду от правления Франциска I до начала правления Генриха IV. Часто описания этих дуэлей служили для него иллюстрациями к тому илииному мнению, которого придерживалось "общество" (имелось в виду сообщество дворян и военных), или же, наоборот, - иллюстрациями отступления от общепринятых норм. Поскольку Брантом старался запечатлеть подробности запомнившихся ему эпизодов, хорошо известныхего современникам, он не заботился о хронологии, и далеко не всегдапредставляется возможным ее установить. Чаще всего они просто привязаны ко времени правления королей или какому-нибудь событию, например военной кампании или сражению. По словам Брантома, он пишет "о том, что слышал по этому поводу (дуэлей. - Н.В.) в разговорах между собой великих капитанов, сеньоров, бравых солдат". Больше всего их интересовало, насколько должна практиковаться куртуазность и должна ли она вообще присутствовать вдуэлях, сражениях, судебных поединках, стычках и вызовах 14. Поэтому у Брантома в описании конкретных поединков и в комментариях к ниммы, на мой взгляд, можем обнаружить ту картину дуэли, которая виделась самим дворянам-дуэлянтам (многие из них были его друзьями илихорошими знакомыми). Историограф Генриха IV Сципион Дюплеи посвятил правилам поединков трактат. В нем много внимания уделено принципам, которымидворяне мотивировали те или иные положения дуэльного кодекса 15. Коллективные представления дворян о правилах поединка в изложенииБрантома и Дюплеи весьма близки друг другу, оба опирались на сложившуюся во Франции практику, а не теоретические воззрения итальянских авторов дуэльных трактатов. По признанию Дюплеи знакомство французов с bataille àla mazza и bataille en bestes brutes, в том числе интересовавшихся дуэлью потенциальных авторов мемуаров, в частности Брантома, произошло во время походов в Италию Людовика XII, а затем Неаполитанских экспедиций Одетта де Фу а, сеньора Лотрека (1527-1528) и Неаполитанского похода Франсуа де Гиза (1557)16. Этому знакомству способствовало и то, что контингент итальянских наемников во французских войсках в Италиисоставлял весьма значительную часть. Новый тип поединка быстро и широко распространился во Франции уже в начале 30-х годов XVI в., о чем свидетельствуют ордонансыФранциска I 1532 и 1539 гг. о правилах ношения оружия в королевстве; дуэли стали повседневным элементом военного и дворянского быта.Несмотря на то что при Франциске I судебный поединок был абсолютно легитимен, множилось число дворян, выбиравших более простые методы сведения счетов в бою. В своих ордонансах Франциск I пыталсянапомнить дворянству, что "если его подданные ввязались в ссору, защищая честь, и ссора эта не может быть улажена правосудием, онидолжны обращаться к королю с соответствующим ходатайством и получить от него разрешение на поединок"17. Тем не менее благие королевские пожелания относительно того, "чтобы каждый мог чувствовать себя уважаемым и пребывать в безопасности в своем доме и вне его без оружия так же хорошо, как с оружием"18, остались только на бумаге. Почти все описываемые Брантомом дуэли периода Итальянских войн со времени правления Франциска I до конца правления Генриха IIвелись в большем или меньшем соответствии с новыми итальянскими правилами. Дух этих поединков был уже весьма далек от рыцарского куртуазного единоборства и идеи восстановления законной справедливости. Середина XVI в. стала периодом динамичного развития дуэли, этапом формирования традиций и норм, которые без серьезных изменений просуществовали в дальнейшем вплоть до середины XVII в. Брантом стремился понять, чем дуэль отличается от прочих разновидностей поединка. При этом влияние на дуэль новых правил, весьмасхожих с правилами ведения войны, было для него очевидно: "Есть лиразличие между поединком церемониальным, обусловленным и торжественно обставленным судьями, распорядителями поля, секундантами иконфидентами, и поединком, который проводится с нарушениями и без публики, в полях - здесь, где все от войны"19. Главную отличительную особенность первого он склонен видеть не столько даже в его легитимности и публичности, сколько в куртуазности: «Как в боях "до крайности", о которых я писал ранее, мало куртуазности, так в боях à la mazza и вызовах ее тоже мало"20. Как и на войне, в поединке чести понятие"куртуазность" - это вполне конкретный неписаный свод правил, регулирующих действия противников в отношении друг друга. Есть то, чтодозволено и то, что запрещено, - этим нормам все участники дуэли обязаны подчиняться. Какова же модель поведения дуэлянта в интерпретации Брантома и других авторов, как эта модель соотносится с моделью поведения дворянина и военного? Как законы чести реализовались непосредственно в дуэли? Первое, что резко отличает французские дуэли от поединков прошлого и даже дуэлей итальянцев - это цель. Согласно Брантому, когда неаполитанские поединки вошли в практику французов, ни о какой пощаде не могло быть и речи: следовало либо убить противника, либо самому пасть на поле боя. Часто изранив друг друга, но не прекращая поединка, оба участника погибали, "поскольку, когда идут на это дело, настолько входят в раж, движимые азартом, досадой и местью, что частолибо одного убивают с первого удара, либо оба остаются на поле мертвыми"21. Вполне допустимым считалось убийство обезоруженного, упавшего или раненого противника. Исход поединка должен был бытьочевидным и не вызывать сомнений в победе. Таких поединков — со смертельным исходом и без пощады - Брантом, по его собственным словам, может назвать сотни 22, но его интересует куртуазность, поэтому от описания подобных поединков он всевремя стремится перейти к тем, где, по его мнению, она присутствует. Однако приводимые им примеры свидетельствуют скорее об обратном.В частности, поединок, произошедший в окрестностях Рима во времяНеаполитанского похода де Гиза между гасконским и итальянским капитанами. Поводом послужило оскорбление: гасконец заявил, что все итальянцы плуты. Во время поединка итальянец нанес гасконцу удар, считавшийся тогда весьма подлым, - по колену. Единственной причиной, побудившей его оставить своего противника в живых, был страх мести со стороны солдат гасконца. Брантом не советует дуэлянтам хвастать своей победой, устраивать триумфальное шествие или относить в церковь свое оружие: после этого победитель рискует не прожитьи двух дней 23. Куртуазность Брантом не причисляет к соображениям, по которым противнику в поединке даруется жизнь: одни не добивают лишь потому,что не вполне умеют это делать, другие страшатся призраков убитых,у кого-то просто не хватает отваги прикончить, некоторые боятся Бога или короля с его правосудием, но большинство опасается мести роднии друзей убитого24. Вероятность последней была весьма велика. Даже после поединка Жарнака - Шатеньере, проводившегося по всем правилам и под королевским надзором, более 500 солдат, служивших под началом Шатеньере, были готовы тут же, на месте поединка, напасть на Жарнака и его секундантов. Единственный комментарий Брантома поэтому поводу: "Ха! Вот если бы уже в те времена французское дворянство было так же хорошо обучено и опытно в бунтах и возмущениях,как оно это продемонстрировало в первых гражданских войнах!"25 Подарить противнику жизнь, позволить упавшему встать, поднятьвыбитую шпагу или взять новую взамен сломанной - такие примеры благородного, с современной точки зрения поведения, Брантом в своих описаниях дуэлей приводит. Другое дело, как подобные поступки воспринимались обществом XVI в. Во времена Франциска I Джаннино Медичи, будучи на французской военной службе, решил положить конец давней вражде двух своих капитанов: он дал им по шпаге, по половине своего плаща и запер в зале, заявив что не выпустит их до тех пор,пока они "не уладят свои разногласия". Капитаны Сан Петро Корсо и Жан де Турин взялись за дело. Жан де Турин ранил соперника в лоб,и тот не смог продолжать бой, так как кровь заливала ему глаза и лицо.Тогда Жан де Турин предложил прервать бой с тем, чтобы Сан Петро перевязал рану. После чего бой был продолжен, и уже Сан Петро выбил шпагу из рук де Турина, позволив затем ему ее поднять. В конце концов они изранили друг друга до такой степени, что были не в состоянии продолжать поединок. Но мнение всех военных обратилосьпротив Сан Петро, который не воспользовался удачей и не убил безоружного противника, а подарил тому жизнь и тем самым презрел своюпобеду 26. Многие авторитеты того времени считали, что победитель должензабрать оружие противника27, особенно если он только ранен или признал свое поражение: это и трофей, свидетельствующий о победе, и гарантия того, что проигравший в отместку за унижение не воткнет своеоружие в спину противника, как это сделал в 1559 г. Ашон Мурон, племянник маршала Сент-Андре, предательски убив победившего в честном поединке капитана Матаса. Капитан, старый вояка, пожалел юнца, выбил у него из рук оружие и прочитал нотацию о том, что нехорошонападать на опытных людей, едва умея владеть клинком. Когда он, повернувшись к противнику спиной, стал садиться на лошадь, тот воткнулему в спину свою шпагу. Дело замяли, учитывая родство Мурона, а придворные, в том числе Франсуа де Гиз, не столько порицали предательский удар, сколько возмущались глупостью капитана, презревшего фортуну и оружие 28. Точно так же всеобщее мнение осудило графа де Грандпре, "доблестного, как шпага", капитана пехоты, проявившего излишнюю куртуазность в поединке с квартирмейстером легкой кавалерии де Гиври (дело относится к войнам Лиги в 80-е годы XVI в.). Когда у де Гиври сломалась шпага, граф предложил ему взять другую, на что де Гиври заявил, что ему хватит и обломка, чтобы убить противника, тогда де Грандпреопустил свою шпагу и прекратил поединок. Обсуждавшие эту дуэль дворяне и военные сочли, что граф был обязан убить соперника, который не хотел получить милость от врага. Но было бы еще лучше, если бы де Гиври убил графа за чрезмерное безрассудство и браваду 29. Дарование жизни порой воспринималось как изощренное дополнительное оскорбление и унижение, многие дворяне считали, что проиграть и остаться в живых - это позор 30. Именно так было расценено поведение де Сурдеваля, который погрузил своего тяжело раненного противника на собственную лошадь, отвез к цирюльнику и заботился о нем до полного его выздоровления. Дело произошло во время выполнения де Сурдевалем дипломатической миссии во Фландрии, куда он, будущий губернатор Бель Иля, был послан Франциском I к Карлу V. Брантомособо отмечает, что, узнав об этом поединке, император принял француза при своем дворе и одарил его золотой цепью скорее за доблесть,чем за куртуазность. Многие в такой ситуации, по его словам, предпочитали умереть, чем быть облагодетельствованным подобным образом — слишком уж большую славу обретает победитель. Кроме того,жизнь тяжело раненному противнику могла дароваться из желания убить его в следующий раз, когда он поправится, что было благороднее,нежели бить лежащего или безоружного. Именно так собирался поступить брат Брантома Жан де Бурдель, который во время пьемонтскихвойн дрался на мосту в Турине с гасконским капитаном Кобио. Как пишет Брантом, среди лиц опытных до тонкости знающих законы дуэли,считается куртуазным подарить противнику жизнь в том случае, если он лежит на земле с тяжелым ранением 31. То есть речь идет исключительно о том, чтобы не добивать того, чьи шансы на смерть и без того уже велики.
urfine: Пощада противника могла стать причиной повторных поединков,как это случилось с капитаном Отфором. Во время боевых действий в Шотландии (1548) он был вынужден трижды драться с сеньором Дюсса, который трижды был ранен и всякий раз снова рвался в бой. Если противника пощадили в первом поединке, то в повторном, согласнообщепринятым правилам дуэли, следовало его прикончить, даже если он лежал на земле без оружия с тяжелым ранением и молил о пощаде,ибо не стоит искушать судьбу и Бога, отказываясь от дарованной им победы32. Вообще же считалось, что вызывать вторично на поединок человека, который подарил тебе жизнь в бою, все равно что убитьсвоего благодетеля и второго отца. Это допускалось только в том слу-чае, если победитель грубо оскорблял помилованного или заявлял, что тот вымолил у него жизнь или вел себя как трус33. Наилучший жеспособ пощадить противника — это искалечить его так, чтобы он более никогда не мог драться: лучше всего отсечь ему руку или ногу. Ачтобы он никогда не мог отрицать, что жизнь ему подарили, можно на память изуродовать ему лицо и нос 34. Об этом свидетельствует и Франсуа де Ла Ну, заявляя, что у французов считается за честь отрубать руки и ноги, калечить одних и убивать других35. Причину того, что поединок по итальянским правилам у французовстал по большей части смертельным, Брантом видит в том, что итальянцы, несмотря на свою кровожадность, более осмотрительны и осторожны36. В мемуарах маршала Таванна в связи с описанием Неаполитанского похода де Гиза есть даже своего рода инструкция французам,как следует вести поединок, если ваш противник итальянец. Итальянцыболее искусны, ловки и субтильны, они соглашаются на поединок только в том случае, если владеют каким-нибудь хитрым приемом, которыйпозволит свести на нет храбрость противника. Французы, по мнению Таванна, превосходят итальянцев храбростью и доблестью. Поэтомус итальянцами французам, если выбор оружия принадлежит им, надлежит сражаться пешими и в рубашках, т.е. без доспехов. В этом случае,без сомнений, победа достанется им легко 37. Следствием стремления к убийству противника стало изменение арсенала дуэлянтов. Употребление доспехов еще встречается при описании поединков времен Итальянских войн, но постепенно они полностью выходят из употребления. Причин, видимо, было две: доспехи имели невсе военные, и доспехи у всех были разными. Их высокая стоимостьмогла препятствовать установлению паритета в вооружении. По словам Брантома, поединок в доспехах мог полностью разорить одну из сторон, особенно если одна из сторон преднамеренно назначала для боя вооружение, которое вторая сторона не могла приобрести38. Отказ от доспеха "демократизировал" поединок, облегчал процедуру согласования условий дуэли и позволял сократить время от вызова до боя, так как на подбор нужного оружия стало уходить меньше времени. Оружием дуэли чаще всего служили шпага и кинжал, которые в XVI в. носили дворяне и военные независимо от своей военной специализации. Считалось, что дворянин должен прибегать к тому оружию, которое было при нем в момент вызова и которое он постоянно носилпри себе, а только это оружие военные и дворяне имели право носить вне службы и находясь в городе39. Обычно на дуэли сражались не только без какого-либо защитного вооружения (кольчуга или кираса), но зачастую и без камзолов и колетов, в одних рубашках или обнаженнымипо пояс. С одной стороны, это должно было свидетельствовать о том, что никто не прибегнет скрытно к доспехам, чтобы создать себе преимущество перед противником. С другой стороны, это демонстрировало намерение смертельного боя. Стремление обозначить свою готовность победить или умереть стало второй и главной причиной исчезновения защитных доспехов.И здесь мнение Брантома прямо противоположно мнению Музио, который писал, что человек, идущий на войну уважаем настолько, насколько он позаботился о своей безопасности, облачившись в надежные доспехи. Поэтому для него загадка, что заставляло дуэлянтов драться без них40. Для Брантома здесь нет никакой загадки. Победить или умереть - стремление похвальное и хорошее, но этот принцип одинаково успешно можно реализовать в доспехах и без них. Но большего уважения заслуживают те, кому защитой в бою служит только храбрость и кто не навешивает на себя груду доспехов41. С третьей четверти XVI в. (в период правления Карла IX) во Франции вошла в употребление рапира с длинным и легким клинком, часто пригодная только для нанесения колющих ударов, а с конца XVI в. колющая шпага и рапира стали основным дуэльным оружием, поскольку дворяне предпочитали умереть от точного удара, оставляющего маленькое отверстие, чем остаться в живых, но стать калекой или ходить обезображенным глубокими и длинными шрамами от рубящих ударов мечом или тяжелой шпагой 42. Не случайно некоторые противники дуэлей и сторонники их ограничения, например маршал Таванн, в качестве меры, способной существенно сократить число поединков, рекомендовали запретить пользоваться шпагами и рапирами, пригодными для колющих ударов, и применять вместо них широкие тяжелые мечи и шпаги, пригодные исключительно для того, чтобы рубить, а также запретить поединки без шлемов и лат 43. До появления рапиры никаких различий между боевым и дуэльным оружием не было: на поединке использовали то же оружие, что и на поле боя - шпаги, одинаково пригодные для нанесения уколов и рубящих ударов. В XVII в. с развитием и совершенствованием огнестрельного оружия (появлением пистолета с колесцовым, позднее кремневым замком) распространяется дуэль на пистолетах, чаще всего между всадниками. Шпага и рапира еще долго оставались основным дуэльным оружием: Брантом вспоминает только несколько дуэлей на пистолетах, и пишет о них как о совсем недавно появившемся и мало распространенном новшестве последних лет 44. Кардинально мнения сторонников и противников дуэли разошлись в вопросе оценки искусства фехтования, которое Ла Ну считал первой и главной причиной дуэлей 45. Все авторы единодушно признают, что фехтование бесполезно, к нему почти не прибегают на войне 46. Но при этом вопреки собственной неприязни к этому искусству ни Ла Ну, ни Таванн не отвергают фехтование как таковое. По словам Таванна, фехтование развивает отвагу и ловкость, позволяет защитить себя и свою честь, дворянин просто обязан уметь фехтовать по причине распространенности дуэлей. Но это искусство вселяет в человека надежду убить и не быть при этом убитым, поскольку у хорошего фехтовальщика огромное преимущество над противником, а в этом, по мнению Таванна, мало чести для дворянина - он должен беречь себя для войны. Парировать и драться для собственного удовольствия умеет любой солдат и убийца, для которых это дело привычное 47. Ла Ну тоже считает фехтование занятием полезным, а стремление добиться в нем совершенства - похвальным. Но и он подчеркивает, что чувство превосходства, ощущение силы и ловкости приводят к тому, что много возомнившие о себе молодые люди начинают бравировать своим мастерством и, как показывает практика, превращают фехтование в средство завоевания репутации неуязвимого храбреца 48. Кроме того, добиваясь в этом искусстве совершенства, они постоянно ищут поединков для того, чтобы доказать свое превосходство над другими. Авторы антидуэльной литературы, например Прессах и Габриэль де Треллон, склонны видеть в фехтовании некую магию, которая позволяет слабому сердцем одержать верх над более доблестным. Победа фехтовальщика приравнивается ими к победе, одержанной при помощи чар, к своего рода трусости, наподобие использования на войне амулетов и заговоренных рубашек, которые призваны спасать от аркебузных пуль. Тот, кто занимается фехтованием, не обладает доблестью 49. Мишель Монтень тоже был уверен, что научить храбрости невозможно, успехи в фехтовании - следствие ловкости, а не природной смелости: "В годы моего детства дворяне избегали приобретать репутацию искусных фехтовальщиков, ибо она считалась унизительной, и уклонялись от обучения этому искусству, которое основывается на ловкости и не требует подлинной и неподдельной доблести"50. Брантом, отношение которого к фехтованию наиболее близко к ощущению самих дуэлянтов, категорически не согласен с теми авторами дуэльных трактатов, которые пишут, что победа одерживается только доблестью и достоинствами. Сам Брантом учился фехтованию в Милане и Риме у мастеров Таппа и Жака Феррона из Асти 51. При описании дуэлей его среди прочего интересует уровень фехтовального мастерства их участников. Если ему что-то об этом известно или об учителях фехтования кого-либо из лиц, упоминаемых им в связи с поединком, он не забывает при этом сообщить. Для Брантома, как и для дворян-дуэлянтов, в поединке одинаково важны и доблесть и оружие 52. Признание того, что исход поединка во многом зависел от уровня владения оружием, по сути, означает, что смысл дуэлей был весьма далек от идеи Божьего суда. Побеждал более искусный, а не тот, на чьей стороне была правда. Кстати, в XVI в. полностью исчезает обычай вызывать соперника брошенной перчаткой или капюшоном - важнейшая ритуальная часть судебного поединка, символизировавшая готовность дуэлянта отстаивать правое дело собственным телом, залогом предоставления которого для Божьего суда и являлась перчатка 53. Отказ от этой традиции, на наш взгляд, далеко не случаен: никому уже и в голову не приходило, что в бою он отстаивает свою правду перед лицом Всевышнего, а не свою честь в глазах общества себе подобных. От поединка прошлого, прежде всего судебных, дуэль XVI в. отличалась и изменившейся ролью секундантов. Теперь это не наблюдатели, призванные следить за соблюдением правил поединка, а дублирующие пары бойцов, своим оружием поддерживающие в бою двух противников. Именно такая дуэль нескольких пар сражающихся находит во Франции наибольшее распространение, при этом победитель в одной из пар мог присоединиться к одному из своих компаньонов, после чего они дрались вдвоем против одного. Поединок мог превратиться в небольшое сражение - от 10 до 20 и более участников с каждой стороны. При этом секунданты могли не испытывать друг к другу никакой вражды, а напротив, быть друзьями. Описание поведения такого секунданта мы можем найти одновременно и у Брантома, и Монтеня. Речь идет о поединке в окрестностях Рима в 1581 г. между французскими дворянами, гасконцем Эспереза и Ла Вилатом. Секундантом первого был родной брат Монтеня Матекулон. С Эспереза - виновником ссоры и своим напарником по поединку Матекулон был едва знаком, в то время как его противником и секундантом Ла Вилата был его друг барон Салиньи. Матекулон первым убил своего противника, а затем и противника Эсперезы - последний явно проигрывал 54. Законов чести Монтень, по его собственным словам, не понимает, поскольку они часто противоречат разуму и здравому смыслу. Но поведение брата тем не Менее находит у него оправдание: Матекулон не имел права быть справедливым и великодушным, подвергая риску успех лица, в распоряжение которого он себя предоставил 55. Точно так же барон Бирон в начале 80-х годов на поединке с Каренси сперва убил своего противника, а затем прикончил двух его секундантов 56. Объяснение подобного поведения кроется, по мнению Сципиона Дюплеи, в обычаях военных: если по обычным законам преступником является не донесший о дуэли сторонник одного из ее участников или случайный свидетель противозаконного акта, то по военным правилам нельзя оставаться безучастным, когда сражается твой товарищ по оружию, - для военных уклонение от секундантства считается позором 57. Военный должен либо разнять дерущихся 58, либо удалиться, либо прийти на помощь другу. По законам Марса, в поединке надо поддерживать товарища по оружию "до последней капли крови"59. Тем не менее судить о своеобразной внутрикорпоративной этике в поединке можно исходя исключительно из общей ситуации исследуемого периода. В 1547 г., сразу же после своего вступления на престол, Генрих П был вынужден издать специальный ордонанс с весьма показательным названием "Против убийств, которые ежедневно происходят в нашем королевстве"60, посвященный в первую очередь убийствам из засады (guet-apens) и внезапным вооруженным нападением (riхе). По существу, эти убийства стали своего рода заменой частной войны и моглибыть вызваны самыми разными причинами - от мести за убийство доустранения более удачливого соперника в любви. По свидетельству Брантома, ежедневные вооруженные стычки между многочисленнымисторонниками враждующих кланов стали обычным явлением для городов Италии, Испании, Франции середины XVI в., в итоге нередко - десятки убитых и тяжелораненых с обеих сторон 61. Эти стычки порой перерастали в небольшие сражения с использованием всех видов защитного и наступательного оружия, включая огнестрельное, а ремесло наемного убийцы - брави (bravi) в Италии62 или эспадасена (espadassin) во Франции и Испании - стало весьма доходным и широко востребованным дворянством. Брантом вспоминает, как дворян разоряла необходимость содержать за свой счет целые армии наемных убийц 63. В этих условиях дуэль, определявшая рамки дозволенных средств и предоставлявшая сторонам, хотя бы теоретически, равные возможности, была большим прогрессом, позволявшим создать механизм улаживания конфликтов между людьми, имевшими обыкновение пускать в ход оружие,и избежать как всеобщего беспорядка, так и лишних жертв. Можно целиком и полностью согласиться с мнением А. Корвизье, что дуэль — это всего лишь одна из форм сведения счетов, род вендетты, принятый в отношении друг друга у людей чести64. Необходимостьмести и физического преследования обидчика ни у кого из дворян иливоенных не вызывала сомнения. Вопрос состоял исключительно в выборе методов. Во Франции процедура вызова на дуэль постепенно упрощалась; с 70-х годов XVI в. дело все чаще сводилось к устной договоренности без использования письменного вызова с изложением причин дуэли (картеля) или обмена посредниками, призванными договориться об условиях боя. Промежуток между вызовом и самой дуэлью мог занимать несколько минут. Возобладало мнение, что дуэль, следующая сразу же за оскорблением и вызовом, пока еще не остыли чувства, более благородна и честна, чем поединок, отложенный на некоторое время,что дает возможность улечься страстям и позволяет воспринимать ситуацию, руководствуясь разумом; но это будет уже хладнокровное и осмысленное убийство. Как пишет Брантом: "Кровь ... не может лгать и приказывает нам свершить месть каким бы то ни было образом. Но такие удары надо наносить сразу, а не хладнокровно"65. Благотворное влияние дуэлей на предотвращение обычных убийств никто не отрицал, но дуэли трактовались многими как нечтоаморальное. Де Треллон даже сожалеет о том, что Макиавелли не написал трактат о дуэлях, поскольку эта практика очень подходит для егоизмышлений 66. Для Брантома поединок гуманен: на дуэли погибает один, двое, в крайнем случае несколько человек, в то время как при нападениях из засад дворяне "гибнут как мухи", чему он не раз был свидетелем 67. Однако грань между поединком и обычным вооруженным нападением была весьма зыбкой. Часто поединку не предшествовала никакая договоренность: либо обе стороны в гневе сразу хватались за оружие, либо одна из сторон своим нападением вынуждала противника кзащите. Подобные поединки назывались rencontres. Участие в подобном столкновении осуждалось обществом значительно менее строго, нежели дуэль, если только это не было подлое убийство, когда противнику не предоставляется возможность защищаться. По словам Брантома,наиболее подлый вид нападения - внезапная атака без предупреждения,когда противника, не дав вынуть оружие, ранят, отсекают руку, протыкают насквозь, а потом, оставив полумертвым, говорят, что подарилиему жизнь. Подвергшийся такому нападению вправе отомстить любымспособом и любым оружием, убить своего врага хоть из пистолета, хоть из пушки68. Хуже таких убийств только подсовывание противнику на поединке специально сломанного или некачественного оружия 69. Если попытаться нарисовать себе психологический портрет французского дворянина-дуэлянта эпохи религиозных войн, то первое, чторезко бросается в глаза, это полное отсутствие в случае конфликта желания примирения без обращения к оружию, т.е. насилию. Любое единоборство или поединок можно отнести к одной из трех категорий: бой до уничтожения, бой до поражения и бой до соглашения. Дворяне XVI в. явно предпочитали первое. Характерной с этой точки зрения является попытка примирения королем Генрихом III графа де Сен-Фаля и барона де Бюсси, прославленного А. Дюма, в качестве образца дворянского благородства. Луи де Клермон, барон де Бюсси, по словам современников, был готов драться по поводу, который уместился бы и на лапке мухи. Когда король прислал к Бюсси маршала де Ретца, чтобы добиться их с Сен-Фалем примирения, Бюсси холодно ответил: "Король хочет примирения? Я его тоже очень хочу, но скажите мне, умрет ли тогда Сен-Фаль?" В ответ на отрицание маршала Бюсси сказал: "Но какое жетогда это будет примирение? Я не хочу примирения, если он не умрет!"70 "Гибкое" восприятие куртуазности дуэльного поведения весьма знаменательно: та легкость, с которой одобрялось любое действие, помогающее добиться победы или превосходства, далеко выходит за рамки собственно дуэльной тематики. Война, борьба - это общий закон жизни; дуэль - это модель войны, а война - модель самой жизни.По мнению Ла Ну, полностью избежать дуэлей и войны невозможно именно потому, что мужчины всегда остаются мужчинами, по своейприроде склонными к ярости и мести 71. К этому присоединяется представление дворянства и военных об оружии как "наиболее достойном инструменте, который поднимает человека к чести"72. И коль скорочесть ставится в прямую зависимость от силы оружия, обращение к насильственным методам решения абсолютно любых вопросов становится неизбежным. Как пишет Брантом, дворянину надлежит отомститьили умереть самому, но "забывать обиды, как велит Бог и его заповеди,хорошо для отшельников, а не для... истинного дворянства, носящего набоку шпагу, а на ее конце - свою честь. Следствие этого обращения к силе и оружию - неразборчивость в средствах. Сципион Дюплеи констатирует, что на войне для сбережения своих людей годится любая подлость - там она называется военной хитростью; для победы всесредства хороши. Этим же принципом многие дворяне руководствуются в решении своих частных конфликтов 74. Но наиболее ярко и откровенно эту точку зрения выразил Блез де Монлюк: "Против своего врага стрелы можно делать из любого дерева. Что до меня лично, то если я мог бы воззвать ко всем духам ада, чтобы проломить голову моемуврагу, который хочет проломить голову мне, я сделал бы это с чистымсердцем, да простит мне это Господь"75. Победа и поражение - дело случая, фортуны. И глупцом будет тот, кто упустит свой шанс, помогаяпротивнику выйти из затруднительного положения (падение, поломка или потеря оружия, ранение). Дуэльный кодекс французских дворянXVI в. полностью отражает их представления о "праве" оружия и силыкак последнем доводе не только в делах чести, но и в повседневной жизни, при решении любых конфликтов. Стоит отметить, что итальянские и испанские дуэльные трактаты с1585 г. перестали переиздавать во Франции. Во многом это объясняется не столько ослаблением интереса общества к теме дуэли, сколькополной оторванностью этих трактатов от современных реалий и правил поединка. Что касается французских авторов, то, пожалуй, за исключением сочинения Сципиона Дюплеи, среди более чем 30 книг на дуэльную тематику, вышедших во Франции с 1585 по 1650 г., нет трактатов, посвященных дуэльным кодексам и иллюстрирующих дуэльную практику. Более того, среди авторов "дворяне шпаги" составляют меньшинство; нет ни одного апологета или защитника дуэли. Дворяне - приверженцы дуэли не оставили никакого следа в литературе конца XVI - начала XVII в., т.е. в период максимального распространения дуэли воФранции. Ф. Биллакуа объясняет это необразованностью большей части дворянства и отсутствием в целом дворянской культуры 76. С этим можно в целом согласиться, тем более что для человека, ведущего "диалог" посредством шпаги, перо и литературная полемика редко становится средством ведения дискуссии. Тем не менее в устной традиции существовал реальный дуэльный кодекс. На наш взгляд, он уже не нуждался в письменной фиксации. Во-первых, потому, что дуэль к последней четверти XVI в. становилась все более нелегальной и начинала преследоваться законом. Во вторых, дуэль сама по себе была уделом избранных, почитающих себя истинными дворянами и нуждающихся именно в этом средстве защиты чести. По сути, дуэль всегда была достоянием той части дворянства и тех категорий населения, которые считали оружие нормой своего существования. В этом случае уже само знание законов чести, дуэльного кодекса и умение следовать им - знак принадлежности к этой категории избранных. Ну и пару интересных сносок к этой статье 31 Ibid. P. Р. 157-158, 160, 178. Интересно, что противник дуэлей Сципион Дюплекс в этом вопросе гораздо категоричней Брантома, допускающего эту "куртуазность". Дюллекс пишет, что если строго следовать законам поединка, то в бою надо пользоваться любым преимуществом: поражать противника, еслитот случайно упал или если у него сломалось оружие. Если противник явнослабее, но при этом отказывается сдаться и отдать оружие, он должен быть убит. 33 Ibid. P. 189; Du Pleix S. Op. cit. Р. 142. Сам Дюплеи не рекомендует вообще оставлять противника в живых, иначе это обязательно спровоцирует новый поединок или просто убийство. 42 Тяжелый, широкий клинок рапиры XVI в., заточенный наподобие наконечника стрелы, обладал большой пенетринальной силой (силой проникновения). Удар таким оружием (как колющий, так и рубящий) в случае поражения часто был смертельным, вызывая обильное кровотечение, обширное повреждение тканей тела и жизненно важных внутренних органов, сильный болевой шок. Заживление ран от такого оружия протекало крайне тяжело и долго. При оценке военных медиков XIX в., характер ранений, наносимых рапирой и широкой шпагой XVI в., аналогичен ранениям кавалерийской саблей. В XIX в. дуэль на саблях считалась наиболее опасной и была мало распространена по сравнению с дуэлями на пистолетах, шпагах и рапирах. Дуэль на саблях практиковалась почти исключительно в среде армейских офицеров. Не случайно число смертей и тяжесть ранений на дуэлях во Франции резко сократилась после того, как в первой половине XVII в. в обиход вошлилегкие дуэльные рапиры и шпаги с граненым или узким, не заточенным полезвию плоским клинком. 52Обучение в школах фехтования XVI в. было строго индивидуальным, подбирались и отрабатывались приемы, подходящие для психофизических возможностей конкретного ученика. Брантом пишет, что у мастеров фехтования существует давняя традиция, по которой во время занятий никто не только не допускается в комнату или зал, где они проводятся, но и тщательно следят за тем, чтобы никто не мог подсматривать. Учителя фехтования не продают за деньги своих секретов и не рассказывают по дружбе о тех приемах,которым они кого-либо обучили
Леди Искренность: Прочитав все это могу заключить - в очередной раз убедилась, что мужчины глупейшие создания с инстинктом разрушения в крови.
Lunita: В Википедии обнаружила довольно подробную статью о феи Мелюзине
Леди Искренность: Lunita , у меня не открывается ваша ссылка.
urfine: Это к вопросу о временах и нравах. Из-за черезвычайной сложности и дороговизны развода [около $20 000 новыми деньгами], в Англии практиковалась продажа жен. С 1780 по 1850 годы только официально зарегистрировано 300 таких сделок. Дюрен: "Обыкновенно муж приводил жену, на шею которой была накинута веревка, в день ярмарки на площадь, где продавали скот, привязывал ее к бревну и продавал в присутствии необходимого числа свидетелей тому, кто давал больше других. Судебный рассыльный или другой какой-нибудь невысокий судебный чин, а часто сам муж устанавливал цену, редко превышавшую несколько шиллингов, муж отвязывал жену и водил за веревку по площади. Народ называл такого рода торг the hornmarket (ярмарка рогатого скота). Покупателями обычно были вдовцы или холостяки. После такой продажи женщина становилась законной женой покупателя, а ее дети от этого нового брака также считались законными. Тем не менее мужья иногда после покупки настаивали на венчании в церкви". Один из первых случаев произошел в 1733, в Бирмингеме. Самуэль Уайтхаус продал свою жену Мэри за одну гинею "со всеми ее недостатками" В 1801 году фермер выставил свою жену на продажу за один пенни. После аукциона женщина была продана за пять шиллингов и шесть пенсов. В 1832 году фермер Джозеф Томсон решл продать жену за 50 шиллингов. Цена оказалось слишком высока и через час торговли ее сбили до 20 шиллингов и щенка ньюфаундленда в придачу. Иногда жену продавали ее любовнику. По совместной договоренности. 1797 год "The Times": “Из-за случайного недосмотра или сознательного упущения в отделе о смитфильдской ярмарке мы лишены возможности сообщить цену на женщин. Многие выдающиеся писатели усматривают в возрастании цен на прекрасный пол верный признак развития цивилизации. В таком случае Смитфильд имеет полное право считаться очагом прогресса, так как на рынке недавно эта цена поднялась с полгинеи до трех с половиной". А вот это к вопросу о детишка. Хотя это про Англию, но вобщей сложности может характеризовать и всю Европу нового времени. И еще это к вопросу сравнения материнства, отцовства, плохом отношении героев к детям и ювенального законодательсва сейчас и тогда. Уголовная ответственность наступала с 7 лет. Так, в 1814 году в один день казнили 5 детей в возрасте от 7 до 14 лет. В 1833 году казнили 9-тилетнего за кражу краски стоимостью 2 пенса, а вот 12-тилетнего, укравшего пирожных на 2 пенни вывезли из страны на 7 лет. Правда, стоит все же указать, что ко второй половине 19-го века правила наказания были очень смягчены по сравнению с изложенными. Сожжение Женщин в Англии казнили не путем четвертования, а сжигали по причине "деликатности их пола, которая не позволяет публично терзать их тела". И если в древние дикие времена Генриха VIII сжигали обязательно живьем, то при Марии I позволили казнимым просить повесить на шею сумку с порохом - для ускорения смерти (от взрыва, как я понимаю). В более поздние, цивилизованные времена, перед сожжением казнимого душили. Последний раз такой вид наказания был применен в 1789 году, а с 1790-го года формально запрещен. Висельники на дорогах Интересно, что до 1834 года все дороги вокруг Лондона (равно как и по всей Англии) имели довольно оригинальные украшения в виде виселиц с черными гниющими телами в цепях. Дело в том, что зачастую повешенных оставляли висеть до полного разложения их тел - в назидание, так сказать. А чтобы тела быстро не портились, их покрывали дегтем. Правда, эта мера имела и другую сторону - повешенных можно было легко поджечь (это иногда было единственным выходом для родственников, желавших захоронить тело казненного). Последнее такое тело было вывешено на выезде из Лестера в 1832 году. И это все в "цивилизованной" Англии конца 18-начал 19 века. А что было в 17 веке? А вот о Франции В XVI—XVII вв. королевская власть, стремясь усилить государственное воздействие на брачно-семейные отношения, серией ордонансов отступила от церковных норм, относящихся к заключению брака. Повсеместно во Франции к этому времени усиливается родительская (прежде всего отцовская) власть над детьми, которые, как и в римском праве, не могли совершать юридические акты без согласия родителей. Отец получил право просить у королевской администрации заключения в тюрьму непокорных детей. Короче, я еще покопаюсь в этих вопросах. Думаю, это будет интересно.
Gal_gu: urfine, это ужастно. Остаётся только одно, радоваться, что мы с вами родились в 20 веке. Тогда в католической Португалии и ее колониях розвод не существовал, как факт. А казни детей и женщин были и похлеще! А за измену, муж имел право убить свою жену. Это право сохранялось в Браз. гражданском кодексе аж до 1940. urfine пишет: сжигали по причине "деликатности их пола, которая не позволяет публично терзать их тела" Вот какие "телячьи нежности", ну прямо, кавальеризм и реверансы.
Леди Искренность: urfine, да уж. Вот вам и галантный век!
Gal_gu: Леди Искренность пишет: Прочитав все это могу заключить - в очередной раз убедилась, что мужчины глупейшие создания с инстинктом разрушения в крови. ЛИ об этом еще в Ветхом Завете написанно. Бог Еву для того и сделал, чтобы Адаму жить захотелось, а то все его мысли были о смерти и разрушении. Ева, в иврите читается Хава и означает плодородие. Адам в иврите так и читается и это мужской род от слова земля - адама, т е что-то типа земель. Как видишь их соединение и даёт начало разумной жизни. А вот символ этого соединения - звезда Давида. Треугольник вершиной вниз - женск начало, вершиной вверх - мужское.
Леди Искренность: Gal_gu пишет: ЛИ об этом еще в Ветхом Завете написанно. Точно...и историей сотни раз доказано...
urfine: Металась между двумя темами в итоге решила написать здесь. Пока составляла хронологию наткнулась на интереную статью в Википедии, честно говоря не знала этого факта, а может и слышала, но забыла, а раз так, значит и не знала. Источник: http://ru.wikipedia.org/wiki/Лангедокский_канал Короче, с 1666 года по 1681 год на юге Франции велись работы по строительсву канала, соединяющего Атлантический океан и Средиземное море. Лангедокский канал или Южный канал (фр. Le Canal du Midi) — канал длиной 240 км на юге Франции. Соединяет Тулузу со средиземноморским городом Сет (который был основан, чтобы служить восточным терминалом канала). В Тулузе смыкается с Гароннским каналом, который ведёт к Бискайскому заливу. Канал был прорыт при Людовике XIV, торжественно открылся в 1681 году и послужил одним из самых крупных проектов правительства Кольбера. А помните , Жоффрей де Пейрак говорит архиепискупу, что если бы не был графом то стал бы смотрителем королевских вод? Если говорить в сослагательном наклонении и соединять историю с романом, то граф мог бы такой канал отгрохать , вот бы и послужил государству. А то почем зря во глубине африканских руд капался золото добывая для мусульманских павителей, да по рынкам восточным шастал, рабынь зеленоглазых за 35 тыщ покупал. А так мог спокойно капаться в своей Тулузе.
Леди Искренность: Так про этот канал есть во втором томе. Помнишь там есть друг графа, сборщик налогов, который еще и инженер-гидравлик был и разрабатывал вместе с графом грандиозный проект канала, который соединит два моря. Граф еще помогал деньгами и властью осуществлению смелого проекта. Так что поучаствовал и продвинул так сказать. Приедет в последнем томе, порадуется.
Эвелина: Леди Искренность пишет: Приедет в последнем томе, порадуется.
Леди Искренность: Ну да. В создании проекта участвовал мозгами и деньгами, а результата так и не увидел.
Gal_gu: Маша, большое тебе спасибо! Я сама, когда читала в отрывках из Тулузской свадьбы, поставленных на другом форуме, об этом проекте, поленилась проверить был ли он осуществлен или нет. А ты, ну просто, молодец все нашла!! ЛИ, это точно - Леди Искренность пишет: Приедет в последнем томе, порадуется. Только об открытии канала Жоффрею Флоримон уже написал, наверное? Он в 1681 уже граф Тулузский и уже при Дворе, значит должен был знать и папу письмом оповестить. urfine пишет:вот бы и послужил государству. А то почем зря во глубине африканских руд капался золото добывая для мусульманских павителей, да по рынкам восточным шастал, рабынь зеленоглазых за 35 тыщ покупал. А так мог спокойно капаться в своей Тулузе. Эти претензии, Маша, нужно предъявлять Людовику! Это король графа Тулузского на костер за колдовство отправил! А Жоффрей был готов рыть каналы, мостить дороги и копаться во глубине француских руд на благо Франции и свое собственное. Его нужно было поставить всей георазведкой командовать, чтобы делом занимался. И носился бы Жоффрей по французским горам, лесам и полям. И не оставалось бы у него времени на всякие там экстравагантности. А золото бы во французскую казну текло ручейком! Ну, просто идилия! Девочки, помогите - 35 тысяч турецких пиастров - это 3,5 млн французских ливров, верно?!
Zoreana: Жоффрею надо было скромнее жить .
Леди Искренность: Gal_gu пишет: Эти претензии, Маша, нужно предъявлять Людовику! Это король графа Тулузского на костер за колдовство отправил! А Жоффрей был готов рыть каналы, мостить дороги и копаться во глубине француских руд на благо Франции и свое собственное. Его нужно было поставить всей георазведкой командовать, чтобы делом занимался. И носился бы Жоффрей по французским горам, лесам и полям. И не оставалось бы у него времени на всякие там экстравагантности. А золото бы во французскую казну текло ручейком! Ну, просто идилия! Правильно, не был бы Луи зеленым завистливым юнцом, понял бы, что граф живой, да свободный гораздо полезнее для него был бы. Zoreana пишет: Жоффрею надо было скромнее жить А Луи поменьше завидовать.
Анна: Gal_gu Галя, но об этом проекте есть в примечании ко второму тому, на стр. 92. Я его сама составляла. Южный канал, кажется, упоминается в книге Мало "Без семьи". Канал был построен под руководством инженера Пьера-Поля Рике в 1666-1681 гг. Рике действительно был сборщиком налогов, он умер за год до окончания строительства. Анн Голон почему-то его имени не называет. А он, ИМХО, заслуживает памяти о себе больше, чем любой придворный.
urfine: Gal_gu пишет: Эти претензии, Маша, нужно предъявлять Людовику! Так у меня притензий к графу нет Вот я и говорю, что по чем зря на всяких султанов работать пришлось. Такими ценными кадрами разбрасываться нельзя! У меня про канал ну единой памятки в мозгу не шевельнулось - он у меня напрочь вылетел из головы. Никакого ощущения дежавю не возникло когда писала. Во память девичья
Леди Искренность: urfine пишет: Во память девичья Точно, особенно если вспомнить, как долго мы с тобой с этим абзацем мучились. Вспоминай Как-то раз д’Андижос рассказал ей о чиновнике Палаты по сбору налога на соль, дружба которого с мессиром де Пейраком так поразила Анжелику. Но маркиз не заметил ее настороженности. Наверно, он никогда не имел неприятностей со сборщиком налогов. Но друг монсеньора де Пейрака прекрасно справлялся со своими обязанностями, потому что был весьма состоятельным господином и, что еще более важно, талантливым инженером. Вместе с графом они задумали один грандиозный проект. Д’Андижос напомнил Анжелике их путешествие и то, как он рассказывал ей о климате, и о том, что Тулуза лежит в центре, меж двух морей, и правит всеми ветрами. Мягкие и влажные воздушные потоки приходили с запада, с Гасконского залива Атлантики, сливаясь с более сухими, а иногда и жгучими восточными ветрами Средиземного моря. Этот инженер был гением гидравлики: источники, реки, родники в горах, бурные потоки, ключи и ручьи — он умел рассчитывать их протяженность, определять их возможный путь через окрестные земли. Рожденный в Безье, сын «страны вод» , уезжая в Тулузу по судоходной Гаронне, он мечтал вырыть канал, который соединил бы оба моря . Утопия, невыполнимый проект, о котором многие мечтали и до него. Но мессир де Пейрак помог ему своим состоянием и своей властью. «В чем заключается эта власть?» — чуть было не спросила Анжелика. Про проблемы со сборщиком налогов, помнишь? И про власть? И про Тулузу в центре, меж двух морей? Это же жуткий абзац был.
Zoreana: Леди Искренность пишет: А Луи поменьше завидовать.А чему завидывать вассалу ,который богаче монарху. Луи правильно поступил. Все бы так сделали на его месте Сбор нолога на соль было-самым прибыльным делом в государстве. Это был один из первых налогов во Франции. Все как-то боятся дружбы со сборщиками налогов , а вот граф не побоялся! И мне, что-то ассоциируется с библейским.
Леди Искренность: Zoreana пишет: А чему завидывать вассалу ,который богаче монарху. не поняла смысла? Zoreana пишет: Луи правильно поступил. Все бы так сделали на его месте Не согласна. Даже сам Луи, будь он на пяток лет постарше так бы не поступил. Не расправился бы с человеком даже не поговорив наедине и не поняв, можно ли того с пользой для государства использовать. А еще я думаю, что более зрелый Луи, не делал бы, как овца послушная то, что от него ждал Фуке, который и разжег в душе короля подозрения и зависть к Жоффрею.
Zoreana: Леди Искренность пишет: не поняла смысла?Скромно надо было вести себя и не забывать ,что ты ниже короля. Леди Искренность пишет: . Даже сам Луи, будь он на пяток лет постарше так бы не поступилКонечно не поступил ,но на тот момент свежие были воспоминания борьбы. Лут защищал себя.
Леди Искренность: Zoreana пишет: Лут защищал себя С этим я не спорю. Но подлые поступки нельзя оправдать даже великой целью. А здесь и цель-то за уши притянута. поверил гнусным сплетням, даже не разобрался толком.
La comtesse: А по мне-вообще струсил. Вспомнил Фронду и побоялся повторения.
Gal_gu: Zoreana пишет: Лут защищал себя От чего, позвольте спросить? От его королевских воспоминаний, от его детских слез и обещаний всем отомстить?! А причем тут Жоффрей?! Луи предавали его ближайшие родственники, однако никто из них не был отправлен на костер! В начале Фронды Пейрак был маленьким мальчиком, потом поехал путешествовать. Когда вернулся первым делом нахамил Гастону Орлеанскому - Первому Заговорщику королевства, т е ясно показал, что заговоры его не интересуют. Потом работал, богатсво создавал, исправно платил налоги, пил вино, любил женщин, занимался нукой и сочинял сонеты. Чего Луи испугался? Что женщин для него не останется? Так Пейрак уже женился и вся Тулуза знала, даже архиепископ, что кроме жены для него больше никто не существовал. С Фрондой уже покончено. С испанцами заключен мир и король женился на исп. инфанте. Гастон Орлеанский умер, Великая Мадмуазель растеряла весь свой военный пыл. Принц Конде взят "на короткий поводок". Все королевские тылы защищены и обеспечены, ну просто, как Форт Норфолк! Если Жоффрей ничего не сделал раньше, то начинать какой-то бунт в таких условиях - это вселенская глупость. Кстати, в новом третьем томе паказанно, что Жоффрей не жалея сил, помогал Мазарини заключить мир с испанцами и женить Луи на Марии Терезии. Для чего, спрашивается, Пейрак этим занимался, чтобы создать побольше трудностей для будующего восстания? Луи прекрасно знал, что граф Тулузский не готовил никакого заговора!! Zoreana пишет: Скромно надо было вести себя Т е оставить Отель Веселой Науки в руинах, жениться на Ортанз, а не Анжелике. Одеть пажей в дырявые штаны, чтобы все тулузские дамы опускали глаза при приближение его кортежа. Жену одеть в лохмотья и никаких драгоценностей. А когда король приехал в Тулузу, уложить его спать на соломе и все время оплакивать свою горькую судьбу. Так что ли? Zoreana, вы как-то мелковато представляете себе Короля-Солнце. Сам Луи вас опровергает. В последней главе "Короля" он говорит Анж, что если бы он уничтожил графа Тулузского из-за завести и ревности, то это было бы недостойно его божественного королевского звания. продолжение следует ....
Леди Искренность: Gal_gu , браво!
urfine: Gal_gu, очень все точно подмечено.
Zoreana: Gal_gu пишет: С Фрондой уже покончено. Конечно ,но память еще свежа.Gal_gu пишет: Луи прекрасно знал, что граф Тулузский не готовил никакого заговора!!Конечно ,знал . Но граф не боялся короля и попу ему не целовал. Может он бы доверял ему,если Пейрак участвовал за короля в боях. А тут появился сильный вассал,который непонятным способом золото делает. Его любит вся провинция . Если Луи был более зрелым ,то сделал графа союзником. Что вероятно произодет в поледнем томе. Юность и мудрость очень редко совместимы.Gal_gu пишет: Zoreana, вы как-то мелковато представляете себе Короля-Солнце Если мое мнение не совпадает с Вашим,то не надо формировать мое мнение на таком бытовом уровне. Я не писала,что Луи уничтожил графа из-за зависти и ревности. Никогда не думала ,что Луи мелочная душонка! Если брать исторические примеры ,то все великие правители шли по головам,даже невинных людей.
Gal_gu: Zoreana , я вас люблю, и полюбила еще на том другом форуме. Вы так здорово сами себе противоречите! Но почему-то обижаетесь на меня, когда я эти противоречия показываю. Если не зависть и ревность, то зачем рекомендоавать Жоф быть скромнее? Если костер зажгли, как памятный факел Фронды, то почему на нем должен поджариваться Жоф? Я пообещала продолжение и оно следует, дайте дух перевести и обдумать мои доводы, чтобы логично их изложить. Zoreana, я не пытаюсь кого-то обидеть или высмеять, честное слово, нет! Я пишу то, что думаю, смеюсь, когда смешно, а не для подсыпания перца кому-нибудь. Эпистолярный жанр для меня очень новый, ни один из моих хороших знакомых не поверит, что я этим занимаюсь. Я не писатель. Я оратор, зубы хорошо заговариваю. urfine /Маша может подтвердить, что со мной устно говорить намного интереснее, чем письменно. Если отреагировала резко, значит "задело за живое". Вот, кажется, объяснилась.
urfine: Gal_gu пишет: urfine /Маша может подтвердить, что со мной устно говорить намного интереснее, чем письменно Подтверждаю.
Gal_gu: Спасибо!
Леди Искренность: Дамы, а вам не кажется что пора попросить Анну перенести все про Жофрея и Луи в соответствующую тему? Gal_gu пишет: Маша может подтвердить, что со мной устно говорить намного интереснее, чем письменно. Ой Маша, как эксперту вопрос. А со мной устно или письменно?
urfine: Леди Искренность пишет: Ой Маша, как эксперту вопрос. А со мной устно или письменно? Девушки, ну вы даете, нашли кого в эксперты брать... Со всеми здесь на форуме интерсно беседовать и устно и писменно, как мне кажется, хотя с каждым по-своему, в каждом своя изюминка. Надеюсь, что и дальше у нас будет дружный форум и что и дальше мы здесь будем находить себе интересных собеседников, я думаю, что пока у нас действительно довольно дружный и доброжелательный форум. А Леди Искренность вообще скоро надо будет присваивать тутул "душа форума", ну на мой взгляд (у меня спросили, я ответила)
Леди Искренность: Опять я на комплимент напросилась. Подскажите где скромности набраться?
Florimon: urfine пишет: А Леди Искренность вообще скоро надо будет присваивать тутул "душа форума" Я поддерживаю!!!
La comtesse: И я!!!!
Леди Искренность: Елки, девчонки, ну хватит уже, а то мне действительно неловко.
Эвелина: urfine пишет: А Леди Искренность вообще скоро надо будет присваивать тутул "душа форума", Поддерживаю!!!
Gal_gu: Предлагаю провести опрос об утверждении трех титулов на этом форуме! Первый титул - "душа форума". Первым кандидатом на получение данного титула - Леди Искренность ! Второй титул - "Леди Справедливасть". Кандидат - Анна, я думаю, нет вопросов - почему. Третий титул - "Эксперт". Первым кандидатом на получение данного титула предлагаю urfine Придумаем шикарную электронную церимонию утверждения и вручения титулов. Ну как, согласны? Аня, пожалуйста, "раскидай" этот наш оффтоп по соответствующим темам, а то мы разошлись - не удержишь.
Zoreana: Gal_gu Полноти ,я не обидчевый человек. Даже ,наоборот бываю резка.Просто вещи те ,которые мне приписываете я и на том форуме не могла написать. Я всегда признаю свои слова ,если так я писала. Мы ,наверное, по разному имеем взгляд на эту тему. Меркантильность -это уж слижком. Флоримон-душа форума. ЛИ- "Эксперт" Анна- "Леди справедливость" urfine пока не могу сказать ,тк мало общалась на старом форуме. А на новом ,я -новичок.
urfine: Zoreana пишет: urfine пока не могу сказать ,тк мало общалась на старом форуме. А на новом ,я -новичок. Zoreana . А вы для меня стали "Мисс вдохновение". Наверняка, большая часть моих сообщений на этом форуме были ответом на ваши посты. Мы с вами здесь такие задушевные беседы вели , на пример о слабой мужской натуре Жоффрея де Пейрака, так падкого на женские прелести, или вот еще, о детишках .
Zoreana: Да мне показалось ,что Вы со всеми так общаетесь. Просто не могу еще понять Вас. Для меня Вы -"Мисс загадка".Вот произойдет "мой исход" к мужу на родину ,то больше времени будет на общение
Леди Искренность: Эксперт - это точно не я, Аня наверное. И вообще не стоит придумывать титулы, а то можно кого-то и забыть нечаянно, будет обидно и неловко. Мне кажется форум - это большая семья, где каждый занимает свое особое место и каждый ценен своим особенным колоритом.
La comtesse: Я всех еще не очень хорошо знаю, но успела заметить, что когда на форум приходит Леди Искренность, то все словно оживает, так что душа форума-это только ей. Когда Florimon заходит, то разговор от серьезного переходит к легкому и наоборот. У Иры дар шутить всегда метко и к месту. urfine всегда меня поражает логичностью доводов и глубиной анализа, правильно сказала Ира-даже если имеешь другое мнение по какому-то поводу, то читая посты urfine, замечаешь, что киваешь головой в знак согласия... Анна-просто палочка-выручалочка! Gal_gu всегда откроет что-то новое в прочитанных по нескольку раз мною книгах. Эвелина замечательный собеседник со своим твердым мнением на многие вещи. Спасибо вам всем, что постепенно расширяете наш форум. Каждому впору давать свои титулы.
urfine: Во-во я как раз собралась написать, а за меня уже La comtesse написала. Как я и писала, со всеми интересно общатся, но у каждого есть своя изюминка. Очень хорошо, что мы такие разные, но интересны друг другу.
Эвелина: Читаю сейчас новый 4 том. Вспоминается там герб Фуке с надписью:"Чего я только не достигну". А белка на изображении имеет довольно хищний вид.
Леди Искренность: Да уж, больше на красного волка смахивает.
Анна: Эвелина А как должна выглядеть геральдическая белка? Геральдические звери, насколько я знаю - особенные. Девочки, я тут подумала и решила пока никуда беседу не раскидывать, потому что тогда потеряется нить разговора. Надо было сделать это раньше, каюсь. Буду следить теперь регулярно
Эвелина: Анна пишет: А как должна выглядеть геральдическая белка? Каюсь, понятия не имею, я в этом вопросе-полный профан. Просто показалось, что хищный вид белки отображает его характер, действия (во всяком случае, по книге). Это я, наверное, под впечатлением 4 тома нахожусь . А если сравнить: на гербе Львова изображен лев, но агрессивности там нет.
Zoreana: Эвелина по мне она не злая. Просто есть просит
urfine: Здесь выкладываю информацию, о которй говорила в теме Как же хромал граф? Это отрывки из книги Мишеля Фуко "Надзирать и наказывать.Рождение тюрьмы". О самом М.Фуко, если кому интересно, можно почитать в Википедии. Предупрежда.: Чтение не развлекательное, текст не легкий, но на мой взгляд, позволяет гораздо глубже понять, и вообще оценить что же такое был процесс над графом де Пейраком. Что такое правосудие, суд, наказание в 17-18 веке, насколько адекватна была Голон в изображении роли короля, вообще его поведения в процессе над Пейраком, могли ли ТАК пытать Пейрака, как мог вести себя Пейрак, как мог проходить суд, казнь и т.п. Вообще, посмотреть на этот процесс глазами "другого" времени. Конечно, нельзя сказать, что М.Фуко - это истина в последней инстанции, он тоже занимается интерепретацией и реконструкцией, некоторые его мысли спорны, но его исследования действительно расширяют границы нашего познания, будят нашу мысль. Ой, все меня понесло...пошла бороздить просторы вселенной Короче, читайте, может это вам пригодится. Из многочисленных изменений остановлюсь на одном: на исчезновении публичных казней с применением пыток. Сегодня это событие порой обходят вниманием; возможно, в свое время оно вызвало лишние словопрения; может быть, его чересчур поспешно и категорически объяснили процессом "гуманизации", отмахнувшись тем самым от необходимости дальнейшего анализа…. В конце XVIII - начале XIX столетия, несмотря на отдельные яркие вспышки, мрачное карательное празднество начинает угасать. Постепенно исчезает наказание как зрелище . Церемониал наказания сходит со сцены; он сохраняется только как новый процедурный или административный акт. Публичное покаяние впервые было отменено во Франции в 1791-м и снова, после кратковременного восстановления, в 1830 г. Позорный столб упраздняется во Франции в 1789-м, в Англии - в 1837 г…. Демонстративное вождение осужденных по улицам сохраняется во Франции еще в 1831 г., несмотря на жесткую критику: "отвратительное зрелище", по словам Реаля; оно было окончательно упразднено в апреле 1848 г. Что касается цепей колодников, которые тянулись по всей Франции до Бреста и Тулона, то в 1837 г. их сменили благопристойные черные тюремные фургоны. Наказание постепенно перестает быть театром. И все, что остается в нем от зрелища, отныне воспринимается отрицательно; словно заметили, что он равен, а то и превосходит в варварстве само преступление, приучает зрителей к жестокости, тогда как должен отваживать от нее, показывает им, насколько часты преступления, выдает в палаче преступника, в судьях - убийц, в последний момент меняет роли, превращая казнимого преступника в объект сочувствия или восхищения. …Публичная казнь воспринимается отныне как очаг, где снова разгорается насилие. … Итак, наказание постепенно становится наиболее скрытой частью уголовной процедуры. Эффективность наказания определяется его неотвратимостью, а не зрелищным воздействием; не ужасающее зрелище публичного наказания, а именно неизбежность наказания должна отвращать от преступления; функционирование наказания в качестве примера изменяет свои механизмы. …Физическое страдание, собственно телесная боль больше не являются составными элементами наказания…. Вследствие этой новой сдержанности на смену палачу, этому прямому анатому страдания, приходит целая армия специалистов: надзиратели, врачи, тюремные священники, психиатры, психологи, воспитатели. В наше время врач должен находиться при приговоренных к смерти до самого последнего момента; заботясь об их здоровье, облегчая их страдания, он встает рядом со служителем закона, чья задача - положить конец их жизни… Утопия судебной стыдливости: отнимать жизнь, но неощутимо; лишать всех прав, не заставляя страдать; подвергать наказаниям, не причиняя боли… Об этом двойственном процессе - исчезновении зрелища и упразднении боли - свидетельствуют современные ритуалы смертной казни. Это же движение побудило к изменению, каждое в свое время, европейские законодательства: одинаковая смерть для всех преступников - смертная казнь уже не несет на себе, словно герб, специфическое клеймо наказания или общественного статуса преступника; смерть длится лишь мгновение - никакое ожесточение не должно раздроблять ее на множество шагов, предшествующих собственно смерти или осуществляемых на трупе; казнь скорее отнимает жизнь, нежели поражает тело. Уже нет тех долгих процессов, в ходе которых смерть замедлялась путем рассчитанных остановок и вместе с тем растягивалась посредством целого ряда повторяющихся приступов…. Уже в 1760 г. в Англии (в ходе казни лорда Феррера) была испытана висельная машина (подножка, убирающаяся из-под ног осужденного, позволяла избежать медленной агонии и схваток между жертвой и палачом). Она была усовершенствована и окончательно принята на вооружение в 1783 г., в том же году, когда отменили традиционное шествие из Ньюгейта в Тибурн и, воспользовавшись реконструкцией тюрьмы после гордоновских бунтов, устроили плахи в самом Ньюгейте. Знаменитая третья статья французского уголовного кодекса 1791 г. - "каждому приговоренному к смерти надлежит отрубить голову" - имела троякое значение и предполагала: равную смерть для всех ("правонарушения одного рода караются одинаково, независимо от ранга и общественного положения виновного", - говорилось в предложении, внесенном Гильотэном и принятом 1 декабря 1789 г.); одну смерть для каждого приговоренного, причиняемую одним ударом, без использования "долгих, а тем самым жестоких" методов, таких, как казнь через повешение, осужденная Ле Пелетье; наконец, наказание только самого приговоренного, поскольку обезглавливание, основное смертное наказание для знати, менее других форм казни позорит семью преступника. Гильотина, впервые примененная в марте 1790 г., - механизм, отвечающий этим принципам. Смерть сводится к видимому, но мгновенному событию. Контакт между законом или теми, кто проводит его в жизнь, и телом преступника становится молниеносным. Никакого физического столкновения; палач должен быть не более чем добросовестным часовщиком…. Гильотина, механизм быстрых и незаметных смертей, знаменовала во Франции новую этику законосообразной смерти. Но Революция тотчас придала ее применению пышный театральный ритуал. Долгие годы длился этот спектакль. Для того чтобы казнь перестала быть зрелищем и оставалась странной тайной правосудия и осужденного, потребовалось перенести гильотину к заставе Сен-Жак, заменить открытую повозку крытым фургоном, быстро выталкивать осужденного из фургона прямо на эшафот, организовывать казни наспех и в неожиданное время; в конце концов пришлось установить гильотины в тюрьмах и сделать их недоступными для публики… Что касается карательного захвата тела, то даже в середине XIX века он не отошел в прошлое. Конечно, наказание перестало сосредоточиваться на пытке как технологии причинения страдания; основной целью его стало лишение имущества или прав. Но такие наказания, как каторжные работы или даже заключение - простое лишение свободы, - никогда не действовали без некоторого карательного дополнения, ощутимо затрагивающего само тело: продовольственные пайки, лишение половых сношений, избиение, одиночное заключение. Является ли это непреднамеренным, но неизбежным следствием заключения? Фактически, тюрьма в самых очевидных своих практиках всегда содержала определенную долю телесного страдания. Критика тюремной системы, нередкая в первой половине XIX века (тюрьма не является достаточным наказанием: заключенные менее голодны, менее страдают от холода, вообще испытывают меньше лишений, чем многие бедняки или даже рабочие), указывает на постулат, который так и не был открыто отвергнут: осужденный должен испытывать бльшие физические страдания, чем другие люди… Уложение 1670 г. определяло общие формы уголовно-правовой практики вплоть до Революции. Вот иерархия предписываемых им наказаний: "Смерть, допрос с применением пыток для вырывания доказательств, каторжные работы на определенный срок, наказание кнутом, публичное покаяние, ссылка". Налицо заметный перевес физических наказаний. Обычаи, характер преступления, общественное положение осужденных вносили дополнительное разнообразие. "Смертная казнь включает в себя много способов лишения жизни: одних преступников приговаривают к повешению, других - к отсечению кисти руки, вырыванию или протыканию языка с последующим повешением; иных, за более тяжкие преступления, к разламыванию и смерти на колесе после того, как конечности оторваны; иных разрывают на части до тех пор, пока не наступит естественная смерть, кого-то приговаривают к удушению и, далее, колесованию, к сожжению живьем, к сожжению с предварительным удушением, других - к отрубанию или протыканию языка с последующим сожжением живьем, раздиранию четырьмя лошадьми, к отрубанию или раскалыванию головы"…. Между этим арсеналом ужасов и повседневной уголовно-правовой практикой было значительное расстояние. Казнь с применением пыток как таковая отнюдь не являлась наиболее частой формой наказания. Конечно, доля смертных приговоров в уголовно-судебной практике классического века сегодня может показаться высокой: в Шатле в период 1755-1785 гг. от 9 до 10% приговоров - смертные: колесование, виселица или сожжение); парламент Фландрии в 1721-1730 гг. вынес 39 смертных приговоров из 260 (и в 1781-1790 гг. - 26 из 500) . Но не надо забывать, что суды находили много способов смягчить строгость уголовного закона, либо отказываясь судить преступления, требовавшие слишком сурового наказания, либо изменяя квалификацию преступления. Порой сама королевская власть рекомендовала не следовать строго слишком жестокому уложению…. Но значительная часть таких нетелесных наказаний сопровождалась дополнительными наказаниями, включающими в себя пытки: позорный столб, железный ошейник, плеть, клеймение; пытка была элементом всех приговоров к каторжным работам или их эквиваленту для женщин - заключению в богадельню; ссылке часто предшествовали выставление к позорному столбу и клеймение; штраф иногда сочетался с наказанием плетью. Важная роль пытки в уголовно-правовой системе обнаруживала себя не только в торжественных публичных казнях, но также в упомянутой дополнительной форме наказания: всякое достаточно серьезное наказание должно было заключать в себе элемент пытки. …
urfine: Что такое пытка? "Телесное наказание, болезненное, более или менее ужасное, - говорит Жокур и добавляет: - Мера варварства и жестокости того, что измышляет человеческое воображение, - феномен непостижимый". Может быть, и непостижимый, но уж никак не беспорядочный и не примитивный. Пытка есть некая техника, и не следует видеть в ней предельное выражение беззаконной ярости. Наказание считается пыткой, если удовлетворяет трем основным критериям. Прежде всего, оно должно вызывать определенную степень страдания, которую можно точно измерить или по крайней мере вычислить, сравнить и сопоставить с другими. Смерть является пыткой, если представляет собой не просто отнятие права на жизнь, а ситуацию и завершение рассчитанной градации боли: от обезглавливания (которое сводит все страдания к единственному жесту и единому мигу, - нулевая степень пытки), через повешение, сожжение и колесование, продлевающие агонию, до четвертования, доводящего страдание почти до бесконечности; смерть-пытка есть искусство поддерживать жизнь в страдании, подразделяя ее на "тысячу смертей" и добиваясь, до наступления смерти, "the most exquisite agonies". Пытка опирается на настоящее искусство отмеривания страдания. Но более того: она предполагает упорядоченное причинение страдания. Пытка соотносит характер телесного воздействия, качество, интенсивность и длительность страдания с тяжестью преступления, личностью преступника, статусом его жертв…. Существует юридический кодекс боли: наказание в форме пытки не обрушивается на данное тело без различия или наравне с любым другим; оно рассчитывается в соответствии с подробными правилами, которые регулируют число ударов плетью, место нанесения клейма, длительность предсмертной агонии на костре или колесе (суд решает, надобно ли удавить казнимого сразу или следует обречь его на медленное умирание, а также через какое время должен последовать жест милосердия - смерть), вид причиняемого увечья (отрезание кисти, протыкание губ или языка). Все эти различные элементы умножают количество наказаний и образуют комбинации в зависимости от решения суда и типа преступления… Кроме того, пытка составляет часть ритуала. Она является элементом карательной литургии и отвечает двум требованиям. Она должна помечать жертву; она предназначена для того, чтобы посредством оставляемых на теле осужденного ран либо собственным блеском клеймить его позором. Даже если функция пытки - "очищение" преступника, она не примиряет; она вычерчивает вокруг тела осужденного или, скорее, на самом его теле нестираемые знаки. Люди обязательно сохранят в памяти публичное зрелище, позорный столб, пытку и страдания, которые они наблюдали. А с точки зрения правосудия, предписывающего публичную пытку, она должна быть ярким зрелищем, должна восприниматься всеми почти как торжество правосудия. Сама чрезмерность совершаемого насилия - один из элементов величия правосудия: тот факт, что преступник стонет и кричит под ударами, - не постыдный побочный эффект, он есть сам церемониал правосудия, выражающего себя во всей своей силе. Отсюда, несомненно, ясен смысл пыток, продолжающихся даже после смерти, таких, как сжигание трупов, развеивание пепла по ветру, волочение тел на плетенках и выставление их на обочинах дорог. Правосудие преследует тело за гранью всякого возможного страдания. … Карательная казнь с применением пыток не исчерпывает всех телесных наказаний: она представляет собой дифференцированное причинение страдания, организованный ритуал клеймения жертв и выражение карающей власти, - а не озлобление правосудия, которое, забывая свои принципы, карает без удержу. Во Франции, как и в большинстве европейских стран (примечательное исключение составляла Англия), все уголовное судопроизводство, вплоть до вынесения приговора было тайным, иными словами - непрозрачным не только для публики, но и для самого обвиняемого. Оно происходило без него; по крайней мере, он не мог ознакомиться ни с составом обвинения, ни с показаниями свидетелей, ни с уликами. В порядке уголовного правосудия знание являлось абсолютной привилегией стороны обвинения. Предварительное следствие должно вести "как можно более старательно и тайно", - гласил эдикт 1498 г. По уложению 1670 г., резюмировавшему и в некоторых отношениях усилившему суровость предшествующей эпохи, обвиняемый не мог получить доступ к документам дела, узнать имена жалобщиков, ознакомиться с показаниями, чтобы ответить свидетелям, воспользоваться, вплоть до самого последнего момента процесса, оправдывающими его документами, заручиться помощью адвоката, который контролировал бы законность судопроизводства или выступил бы защитником на суде. Следователь же имел право принимать анонимные доносы, скрывать от обвиняемого материалы дела, использовать в ходе допроса обман, прибегать к инсинуациям. Следователь единолично и полновластно устанавливал истину, которая опутывала обвиняемого. Судьи получали истину готовой, в виде документов и письменных протоколов; последние являлись для них единственным доказательством; с обвиняемым они встречались только один раз, для того чтобы задать ему вопросы перед вынесением приговора. Тайная и письменная форма судопроизводства отражает принцип, предполагающий, что в области действия уголовного права установление истины является абсолютным правом государя и его судей и находится в их исключительной компетенции…. Однако, несмотря на тайный характер судопроизводства, при установлении истины надлежало подчиняться определенным правилам. Тайна сама по себе требовала наличия строгой модели истины в сфере действия уголовного права. Целая традиция, идущая от средних веков и получившая значительное развитие благодаря великим правоведам эпохи Возрождения, определяла, какими должны быть характер и надежность доказательств. Даже в XVIII веке были обычными такие дистинкции: доказательства истинные, прямые, или законные (например, предоставляемые свидетелями) и косвенные, предположительные, производные (получаемые посредством аргументации); далее, доказательства явные, важные, несовершенные или поверхностные; также доказательства "непреложные или необходимые", не позволяющие усомниться в истинности факта деяния ("полные" доказательства: когда, например, два безупречных свидетеля утвержют что видели, как обвиняемый с обнаженной окровавленной шпагой уходит оттуда, где некоторое время спустя было найдено тело с колотыми ранами); приблизительные иди неполные доказательства, которые можно расценивать как истинные до тех пор, пока обвиняемый не опровергнет их свидетельством в пользу своей невиновности (приведя показания единственного очевидца или указав на предшествовавшие убийству угрозы); наконец, отдаленные, или "вспомогательные", улики, основывающиеся лишь на суждениях и мнениях (слухи, бегство подозреваемого, его поведение во время допроса и т. п.). Причем все эти дистинкции - не просто теоретические тонкости. Они исполняют определенную функцию. Прежде всего, каждое доказательство указанных видов, взятое в отдельности, может определить результат судебного разбирательства: полное доказательство может обусловить любой приговор; неполное доказательство - повлечь за собой мучительное наказание, но не смертную казнь; несовершенного и поверхностного доказательства достаточно для издания "судебного приказа", отправляющего дело на дальнейшее расследование или налагающего штраф на подозреваемого. Далее, доказательства сочетаются одно с другим в соответствии с точными правилами счета: два полудоказательства могут составить полное доказательство; вспомогательные доказательства, если их несколько и они не противоречат друг другу, соединяются и образуют полудоказательство; но, как бы много их ни было, они никогда не составляют полного доказательства…. В конце XVIII века пытку осуждают как пережиток варварства прошлых веков: как проявление "средневековой" дикости. Действительно, практика пыток имеет давнее происхождение: она восходит по крайней мере к инквизиции, а возможно к пыткам рабов. Но в классическом праве пытка не фигурирует как остаточное явление или изъян. Она занимает четко определенное место в сложном уголовно-правовом механизме, где судопроизводство инквизиторского типа отягощено элементами обвинительной системы, где письменное доказательство нуждается в устном корреляте, где техника доказательства, осуществляемого следователями, смешивается с методами испытания, бросавшего вызов обвиняемому, где от обвиняемого требуют (если надо, то применяя при этом сильный нажим) исполнения роли добровольного участника в судебной процедуре, короче говоря - где истина выковывается с помощью механизма, состоящего из двух элементов: следствия, тайно проводимого судебными органами, и действия, ритуально выполняемого обвиняемым… Исходя из этого можно сказать, что функция дознания с применением пыток - добывание истины. Прежде всего, такое дознание не являлось способом вырывания истины любой ценой; оно отличалось от безудержной пытки современных допросов; безусловно, оно было жестоким, но не диким. Оно было упорядоченной практикой, следующей четко определенной процедуре. Моменты, длительность, используемые орудия, длина веревок, вес гирь, количество клиньев, вмешательство судебного чиновника, ведущего допрос, - все это, определяемое различными местными обычаями, детально регламентировано. Пытка - судебная игра со строгими правилами. И как таковая она связана со старыми дознаниями, применявшимися в обвинительных процедурах задолго до техник инквизиции, - в ордалиях, судебных поединках, испытаниях, где полагались на суд Божий. Своего рода состязание происходит между следователем, распорядившимся о пытке, и пытаемым обвиняемым. "Пациент" - так обычно называли жертву - подвергается ряду пыток, различных по степени жестокости; он выносит пытки и "побеждает" или не выдерживает и сознается… Но следователь применяет пытку не без риска для себя самого (т. е. помимо той опасности, что подозреваемый может умереть): он делает ставку в игре, рискуя уже собранными им элементами доказательства. Ведь существует правило: если обвиняемый "побеждает" и не сознается, то судья должен отказаться от обвинения. В таком случае выигрывает пытаемый. Отсюда обычай, введенный для самых серьезных случаев: применять пытку "в ожидании доказательства". Тогда после пыток следователь может располагать собранными данными и своими предположениями; обвиняемого не объявляли невиновным в результате его сопротивления; но по крайней мере победа избавляла его от смертного приговора. Следователь сохранял все свои карты, кроме главной. Omnia citra mortem. Поэтому следователям часто рекомендовалось в случае самых тяжких преступлений не прибегать к пытке, если против обвиняемого подготовлено достаточно убедительное доказательство; ведь если тот выдержит пытку, то судья лишится права вынести заслуженный смертный приговор. В таком поединке проиграло бы правосудие: если доказательство достаточно и позволяет "приговорить обвиняемого к смерти", то не надо "превращать приговор в дело случая и полагаться на исход предварительного дознания, которое часто ни к чему не приводит; ведь интересы общественной безопасности требуют примерного наказания преступника, совершившего тяжкое, ужасное и кровавое преступление". … И опять-таки, тело осужденного становится существенным элементом церемонии публичного наказания. Виновный должен вынести на всеобщее обозрение приговор и факт совершенного преступления. Выставляемое напоказ, водимое по улицам, демонстрируемое, терзаемое, тело осужденного служит зримой подставкой для процедуры, которая прежде оставалась в тени; в нем, благодаря ему акт правосудия становится очевидным для всех… Приговорен ли человек просто к позорному столбу или к сожжению и колесованию, он обнародует свое преступление и вынесенный приговор, показывая их физически, на собственном теле. … Наконец, медленность процесса казни, ее драматические повороты, крики и страдания осужденного играют роль последнего испытания в завершение судебного ритуала…. Все зрители ловят момент истины: каждое слово, каждый крик, длительность агонии, сопротивляющееся тело, отчаянно цепляющаяся за него жизнь, - во всем этом видят знамение: кто-то шесть часов не умирал на колесе и ни на миг не отпускал от себя палача, утешавшего и ободрявшего его (несомненно, по собственной инициативе); такой-то умер "с подлинным христианским чувством и обнаружил чистосердечное раскаяние"; такой-то "испустил дух уже через час после того, как его распластали на колесе; говорят, что присутствовавшие были тронуты явными признаками веры и раскаяния"; такой-то выказывал искреннейшее раскаяние на пути к плахе, а когда его живым привязали к колесу, "не переставал издавать ужасные вопли"; а одна женщина "сохраняла спокойствие до момента зачтения приговора, а потом разум ее помутился, и она совсем обезумела к тому моменту, когда ее повесили". … Публичную пытку следует понимать не только как судебный, но и как политический ритуал. Даже во второстепенных случаях ее применения она принадлежит к церемониям, посредством которых власть показывает себя. Правонарушение, согласно праву классического века, помимо ущерба, который оно иногда причиняет, и даже помимо нарушаемого им правила посягает на право того, кто защищает закон: Помимо непосредственной жертвы преступление направлено против суверена: против суверена лично (поскольку закон представляет волю суверена) и физически (поскольку сила закона есть сила государя). Ведь "для того, чтобы закон действовал в королевстве, он должен исходить непосредственно от государя или по крайней мере подкрепляться печатью его власти". Следовательно, вмешательство суверена - не третейский суд, разрешающий спор двух противников; оно даже много больше, нежели действие, которое должно обеспечить соблюдение прав индивида; оно - прямой ответ человеку, оскорбившему государя. "Проявление могущества суверена при наказании преступлений является, несомненно, одной из основных частей отправления правосудия". А значит, наказание не должно расцениваться как возмещение ущерба и даже соизмеряться с ущербом; в наказании всегда должна присутствовать доля, принадлежащая государю, и даже в соединении с предусмотренным возмещением ущерба она является наиболее важным элементом уголовно-правовой ликвидации преступления. Однако доля государя сама по себе не проста: с одной стороны, она требует возмещения ущерба, нанесенного его королевству (так, причинение беспорядка и дурной пример, поданный другим, - серьезный ущерб, не идущий ни в какое сравнение с ущербом, нанесенным частному лицу); но она также требует, чтобы государь отомстил за оскорбление, нанесенное его личности. … Стало быть, право наказывать как часть права государя воевать со своими врагами покоится на "праве меча, на абсолютной власти над жизнью и смертью подданного, которая в римском праве называется merum imperium. На праве, в силу которого государь заставляет исполнять свой закон, приказывая покарать за преступление"…. Итак, публичная казнь исполняет юридическо-поли-тическую функцию. Она - церемониал, посредством которого восстанавливается на миг нарушенная власть суверена. Восстанавливается путем проявления ее во всем ее блеске. Публичная казнь, сколь бы поспешной и повседневной она ни была, относится к целому ряду пышных ритуалов, восстанавливающих власть после ее временного упадка (таких, как коронация, въезд монарха в покоренный город, усмирение взбунтовавшихся подданных); вслед за преступлением, унизившим суверена, казнь развертывает перед всеми его непобедимую мощь. Ее цель - не столько восстановить равновесие, сколько ввести в игру как ее кульминационный момент асимметрию между подданным, осмелившимся нарушить закон, и всемогущим государем, демонстрирующим свою силу… Публичная казнь не восстанавливала справедливость, она реактивировала власть. Следовательно, в XVII и даже в начале XVIII века она, со всем своим театром террора, не была задержавшимся пережитком ушедшей эпохи. Ее жестокость, блеск, насилие над телом, неравная игра сил, детально продуманный церемониал, словом, весь ее аппарат был вписан в политическое функционирование судебно-правовой системы. … Отсюда понятны некоторые характерные черты литургии публичных казней. И прежде всего важность ритуала, развертывающегося перед публикой во всей своей пышности. Ничто не должно быть скрыто в этом торжестве закона. Эпизоды казни традиционно повторялись, и все же в обвинительных приговорах никогда не забывали их перечислить, настолько важны они были для судебно-правового механизма: шествия, остановки на перекрестках, стояние у церковных врат, публичное оглашение приговора, преклонение колен, принародное покаяние в прегрешении против Бога и короля…. Дамудер, как и многие его современники, сетовал, что палачи совершают "всяческие жестокости над злодеями-пациентами и, избивая их и убивая, обращаются с ними, как с животными". И в течение долгого времени этот обычай сохранялся. В церемонии казни еще присутствуют вызов и поединок. Если палач побеждает, если ему удается одним ударом отрубить обреченную голову, то он "показывает ее народу, кладет на землю, а затем кланяется публике, громко хлопающей в ладоши и восхищающейся его ловкостью". Наоборот, в случае неудачи, если ему не удается казнить "пациента" как следует, его наказывают. Так был наказан палач Дамьена, который, не сумев четвертовать пациента по правилам, вынужден был резать тело осужденного ножом: обещанных ему в награду лошадей, которых использовали для казни, конфисковали в пользу бедных. Несколько лет спустя авиньонский палач доставил лишние страдания трем разбойникам (причем отъявленным злодеям), которых должен был повесить. Зрители разъярились и угрожали ему. Для того чтобы наказать палача и спасти от народного гнева, его посадили в тюрьму. За наказанием неумелого палача стоит традиция совсем близкого прошлого: если казнь не удалась, осужденный должен быть помилован…. Публичную казнь, остававшуюся ритуалом еще в XVIII веке, следует расценивать как политический инструмент. Казнь логически вписывается в карательную систему, где государь прямо или косвенно требует наказания, выносит приговор и приводит его в исполнение, поскольку именно он как закон терпит ущерб от преступления. Во всяком правонарушении совершается crimen majestatis, малейший преступник - потенциальный цареубийца. А цареубийца - поистине тотальный, абсолютный преступник, поскольку, вместо того чтобы покушаться на конкретное решение или волеизъявление монарха, как это делает заурядный правонарушитель, он посягает на сам принцип монаршей власти в виде физической личности государя…. В церемониях публичной казни главным персонажем является народ, чье реальное и непосредственное присутствие требуется для ее проведения. Казнь, о которой все знают, но которая вершится втайне, едва ли имеет смысл. Цель состоит в том, чтобы преподать урок, не только доводя до сознания людей, что малейшее правонарушение скорее всего будет наказано, но и внушая ужас видом власти, обрушивающей свой гнев на преступника…
Леди Искренность: urfine , спасибо за статью. Весьма любопытна.
Эвелина: urfine "Занятно", до чего может додуматься человек.
Zoreana: urfine и где это вы наискали?
urfine: Zoreana, я читала Мишеля Фуко еще в университете, а тут он мне вспомнился и я полезла в интернет: нашла довольно многое из того, что читала. Если вас интересует, то тоже можете поискать. У него есть еще одна книга, которая была бы для нас интересна "Рождение клиники", где он занимается историей становления клинической медицины. Там же он рассказывает как относились к болезням, больным в Европе и во Франции в часности в новое время. Правда он все больше о 18-19 веках, но часто обращается и к 17 веку, а иногда и к средневековью -как основным истокам общего представления о болезнях и лечении в 18 веке. Еще я хотела найти его "Историю сексуальности", но пока нашла не то, что мне нужно. Может я что-то путаю... но еще буду искать. Здесь я выложила только небольшие отрывки из первых глав его книги по истории тюрьмы там еще много всего. У меня же цель была не научная, а чтобы расширить наш кругозор по теме, что-ли.
Zoreana: urfine Вот я задумалась.а публичная казнь сейчас используется в некоторых странах.Шириатские суды наказывают битьем камней из-за прилюбодияния. Нерано мы отказались от публичного наказания? Может 1 раз увидешь и больше не подумаешь ,что-то сделать?
Леди Искренность: Может кто-то знает как найти в сети Генри Чарльза Ли и его "История инквизиции" или "Теория и практика судебной пытки в европейских странах в VI-XVIII вв. н.э."? Только скачать, а не купить. И по-русски. Меня даже больше вторая интересует. Первую я когда-то давно читала. Правда не всю.
La comtesse: Леди Искренность, тебе такие раритеты для редактирования нужны?
urfine: Пока ничего не нашла, кроме краткого конспекта http://zhurnal.lib.ru/m/mihail_t/20tort.shtml и вот еще чего http://www.cors.org.ru/article_torture.shtml Скотт. Д.История пытки
Леди Искренность: La comtesse , нет, почитать для собственного удовольствия. На ночь, про пытки, чтобы сны хорошие снились.
Леди Искренность: urfine , это все я тоже находила. Первое лишь реклама книги, а остальное написано с целью шокировать и запугать современного читателя, а мне надо более-менее объективно. А тут одни "жахи" примитивные.
Леди Искренность: Про наказание поговорили, вот немного про ведьм: http://www.mirf.ru/Articles/print918.html У ведьм есть хвост, а на самом деле несколько лишних позвонков (атавизм). Они умеют гонять на метле по воздуху. Превращаются в свиней, сорок и прочих пернатых и парнокопытных после того, как сделают сальто прогнувшись через двенадцать ножей, воткнутых в землю. Кроме зловредности и сексуальной похотливости, ведьмы отличаются любовью к молоку. Спастись от злых чар! Можно развесить дома сухую крапиву, чернобыльник или плакун-траву. Особенно важно применить защиту в полночь 18 января (в ночь перед Крещением ведьмы справляют свой праздник и обладают необычайной сексуальной силой и ненавистью). А еще ведьмы боятся солдат. Особенно тех, что имеют при себе сабли или тесаки. Список личного состава Лесная колдунья - задушевная тетка, чаще блондинка. Живет в избушке на опушке. Варит снадобья из трав, ими залечивает телесные и моральные раны. Городская колдунья - чаще всего рыжая бестия. Любит молотком побить стекла. Иногда, сидя на окне, сбрасывает сорочку на голову прохожим. Лилит и ее дочери. Сходив однажды замуж за первого человека Адама, красавица Лилит возненавидела весь мужской род и поклялась мстить ему вечно. Мстит она оригинально: является ночью в спальню к молодому человеку, умело соблазняет его, а потом рожает очередную дочку, такую же стерву. Мара - необыкновенно красивое существо, словно сотканное из тумана, забирает у мужчин силу, здоровье и разум. Она тоже является ночью, но в отличие от остальной нечисти утром никуда не исчезает, а остается в доме возлюбленного на правах жены. С каждым днем бледная, почти прозрачная мара приобретает все более здоровый и румяный вид. А вот муж ее, наоборот, быстро худеет и чахнет. Во времена инквизиции так же считалось, что человек имеющий уродства, например косоглазие или горб, является колдуном или ведьмой. Зеленоглазые, рыжие, красивые женщины так же внушали опасения. Опять же считалось, что если у человека есть большое родимое пятно, значит он помечен дьяволом. Считалось, что у ведьмы неприменимо есть участок кожи не чувствительный к боли. Любой, имеющий родимое пятно, жировик, шрам или мозоль (отложения солей), рассматривается как обладатель отметки Дьявола и, следовательно, должен быть казнен как колдун. И немного здесь: Улыбаемся
Эвелина: Леди Искренность пишет: Мара - необыкновенно красивое существо, словно сотканное из тумана, забирает у мужчин силу, здоровье и разум. А в украинском языке "мара" означает видение, привидение. Раз речь пошла о мифологии, то, кстати, было подобное существо, которое наоборот забирало силы, здоровье у женщин.
Анна: А по белорусски мара - мечта, или грёза. Да, вот мифологические мары Мара - в низшей мифологии народов Европы злой дух, воплощение ночного кошмара (отсюда франц. cauchemar, англ. nightmare - "кошмар"). Садится ночью на грудь спящего и вызывает удушье. Мара ассоциировались в средние века с инкубами (см. "Инкуб") и суккубами (см. "Суккуб"); считалось также, что кошмары насылали ведьмы или дьявол. Образ Мары имеет индоевропейские истоки (ср. славянскую мару, см. "Мара"). Мара (маруха, мора, кикимора (см. "Кикимора")) - в славянской мифологии злой дух, первоначально, как и Марена, воплощение смерти, мора. Позднее мара отчасти утратила связь со смертью, но сохранила (в польских сказках и др.) свой вредный для человека характер, способность к оборотничеству и т.п. Белорус. мара - название нечисти. Также Мара - имя чучела, которое сжигают на костре в ночь на Ивана Купалу (см. "Купала"). Поэтому Марью в купальских песнях-легендах можно считать дальнейшей трансформацией образа мары и мокоши (см. "Мокошь"). Марена (Марана, Морена, Маржана, Маржена) (М) Марена (Марана, Морена, Маржана, Маржена) - в славянской мифологии богиня, связанная (по первоначальному этимологическому сходству или по вторичному звуковому уподоблению) с воплощениями смерти (см. "Мара"), с сезонными ритуалами умирания и воскресения природы, а также с ритуалами вызывания дождя. В весенних обрядах западных славян Мареной называлось соломенное чучело - воплощение смерти (мора) и зимы, которое топили (разрывали, сжигали ср. также "Купала", "Кострома" и т.п.), что призвано было обеспечить урожай. В западнославянской мифологии известны сезонное божество Маржана, отождествляемое польским хронистом 15 в. Я. Длугошем с римской Церерой (см. "Церера"). Морана отождествлялась в глоссах из «Mater verborum» с Гекатой (см. "Геката") (ср. также чеш. Магена, словац. Morena, Muriena, Ma(r)muriena, укр. Марена - соломенное чучело, рус. былинная ведьма Маринка и др. персонажи с фонетически сходными именами). Словацкие формы с удвоением Ma(r)muriena делают возможным лингвистическое сопоставление с древнейшими италийскими формами Марса (см. "Марс"), первоначально имевшего аграрные функции.
Sourire: А в латышской мифологии Мара — богиня подземного мира и смерти.
La comtesse: Молоко с самого детства не люблю. Вывод-я все-таки не ведьма.
Эвелина: Вот еще о Маре. Более поздняя трактовка: олицетворяла тревожный, неспокойный сон. Представлялась страшным существом женского пола, ночным привидением, которое наседало на сонного челдовека, а когда он просыпался, то Мара моментально исчезала.
Оленька: А я передачу смотрела по Плащаницу и вот услышала знакомое имя. Плащаница вновь была явлена миру лишь в 1357 году, когда вдова графа Жоффруа де Шарни (Geoffroi de Charny, 1300–1356), погибшего в битве при Пуатье, выставила ее в шампанском городке Лирей (Lirey). Согласно документам, Шарни получил саван от короля Филиппа VI де Валуа (Philippe VI de Valois, 1293–1350) за доблесть. Но и здесь присутствует одно интересное обстоятельство. У де Шарни имелся почти полный тезка — граф Жоффрей де Шарней (Geoffrey de Charney, ум. 1314) — один из ближайших сподвижников де Моле, командор ордена в Нормандии, сожженный вместе с Великим магистром. Напрашивается вывод, что два эти персонажа находились в родстве. Некоторые историки прямо утверждают, что они были дядей и племянником. И тогда получается, что де Шарни на самом деле получил реликвию вовсе не от короля, а от тамплиеров. Существует и другая версия истории появления синдона в Европе, тоже связанная с родом Шарни. Согласно этой гипотезе, в первой половине XIII века плащаница находилась в Латинской Романии. Названное так государство возникло после разграбления крестоносцами Константинополя, на части византийской территории (восток Балканского полуострова и запад Малой Азии) и просуществовало до 1261 года. Обосновавшихся в этих землях и не вернувшихся на родину переселенцев называют франко-греками. Так вот, ряд историков предполагает, что убрус находился у франко-греческой семьи Шарпиньи из Мореи (современный Пелопоннес). Но как он к ним попал? Сторонники этой версии утверждают, что после разграбления Константинополя крестоносцами синдон попал к бургундскому рыцарю Оттону де ла Рошу (Othon de la Roche, ум. 1234), вероятно, руководившему нападением на Фаросскую церковь, где хранился убрус. В 1204 году Оттон был пожалован титулом герцога Афинского. Афинское герцогство было частью Латинской Романии и находилось в непосредственной близости от Мореи. Существуют косвенные свидетельства, что де ля Роши и Шарпиньи находились в родственной связи, так что плащаница вполне могла быть передана от одних к другим. В начале XIV века Шарпиньи породнились с Шарни: Агнесса де Шарпиньи вышла замуж за Дре де Шарни — старшего брата Жоффруа де Шарни. Значит, молодая жена вполне могла принести реликвию с собой.
Леди Искренность: Оказывается во французском есть разные варианты написания этого имени (Geoffroi, Geoffrey), а я и не знала.
Оленька: Короче я бегала, бегала по темам, не знаю куда выложить выкладываю сюда, если что Анна перенесите пожалуйста. Свадебные традиции во Франции В первой половине XX века во Франции существовали следующие формы брака: освященные в церкви; зарегистрированные в мэрии и не оформленные официально. Одним из важных завоеваний Великой французской буржуазной революции было учреждение гражданского брака как единственного имеющего законную силу. С тех пор все лица, венчающиеся в церкви, предварительно должны были зарегистрироваться в мэрии. В XIX веке Франция была крестьянской страной, а крестьянство, как известно, является наиболее косным выразителем культурных, в том числе свадебных, традиций. Рассматривая свадебные обычаи французских крестьян XIX века, следует учитывать, что поиски брачного партнера на селе были довольно сложным делом. Отцу-фермеру необходимо было учитывать личный выбор своего сына или дочери, а также не допустить раздробления своей собственности. Молодежь имела немало возможностей для встреч: праздники, сельхозработы, посиделки, ярмарки и т.д. Непосредственное влияние на выбор партнера оказывали союзы молодежи, которые осуждали неравные в социальном и возрастном отношении браки, контролировали нравы, выступали против чужаков на своей территории, регулировали ритуал ухаживания. Существовало два главных периода в году, когда проводилось активное ухаживание - карнавал и май. В мае во Франции не было принято играть свадьбы, так же как и у многих других европейских народов, но этот месяц был периодом коллективных ухаживаний. Во Франции инициатива сватовства исходила от мужчины. Перед сватовством обычно производилась разведка, "зондировалась почва". При уверенности в успехе переговоры вел посредник - отец, крестный отец или даже сверстник жених". Существовал богатый язык символов, который без слов давал ответ на вопрос. Символом соединения, брака служила совместная трапеза, состоявшая из определенных блюд, например, яблока, жареного петуха, блинов. Такой же смысл содержался в просьбе девушки разжечь огонь в очаге. Родители таким же иносказательным образом выражали свое отношение к претенденту на руку их дочери. Решив все вопросы, связанные со сватовством, приступали к обручению, или помолвке. Она могла совершаться устно или письменно, в форме брачного договора, заключаемого в присутствии нотариуса. Устное обещание подкреплялось обменом залогами между женихом и невестой. Залоги имели юридический смысл. После подтверждения в церкви обещания, обмена залогами в доме отца засватанной девушки устраивался пир. Было принято чокаться отцам обрученных, что означало сближение, объединение. Жених и невеста пили вино из одного сосуда. Соглашение о свадьбе закреплялось в брачном контракте, в котором указывалось приданое невесты и доля жениха. В приданое входило движимое и недвижимое имущество. Входящие в приданое личные вещи девушки назывались "брачная корзина" или "корзина невесты". После помолвки наступал новый этап в жизни жениха и невесты. Теперь девушка должна была выполнять определенные запреты: носить скромные туалеты и подарки жениха, ходить на танцы только в сопровождении будущего мужа, реже показываться на людях. Жених получал право "входа" в дом. Согласно французскому деревенскому этикету невесты, участвуя на посиделках, должны были вести себя тихо и сдержанно, молча находиться рядом с женихом. Одним из важных моментов подготовки к свадьбе было приглашение на свадьбу. Приглашение осуществляли сами молодые с подружкой и другом, иногда в сопровождении крестного отца и крестной матери. Незадолго до свадьбы жених устраивал "прощальный обед", который представлял собой мужскую пирушку. Невеста собирала на "прощальный обед" подруг. Или в день венчания, или накануне его перевозили приданое, которому перед этим устраивали публичный осмотр. При перевозке почетное место на повозке занимала украшенная лентами прялка и веретено - символы благополучия, изобилия и плодородия. Свадебный костюм жениха и невесты был многокрасочным и соответствовал традиционному праздничному наряду родной местности. Преобладали красный и белый цвета. В XIX веке стал преобладать черный цвет. В XX веке белое одеяние невесты доолнялось вуалью и венком из флердоранжа. В костюме невесты четыре предмета имели явно сексуальный характер: фартук, пояс, подвязки и туфли. Особое место занимал передник. Он был символом целомудрия. Пояс же традиционно считался символом свадебного обряда. Снять его мог только муж. Пара обуви означала единение, парность. Их всегда дарил невесте к свадьбе жених. Туфелька и подвязка невесты очень часто во время свадьбы становились объектом различных шутливых действий. Что касается головного убора невесты, то в разных местностях Франции бытовали их различные варианты, порой сильно отличающиеся по форме и цвету. Существовал сложный ритуал возложения венка на голову невесты. В основном это был венок из искусственных цветов. После свадьбы венок служил украшением комнаты. Наконец наступал день свадьбы. Обычно свадебное торжество проводили в первой половине или в середине дня. Вдовы венчались вечером или ночью. Также ночью, при свете факелов, устраивали брачные празднества аристократы. Утром жених со свитой, распевая песни и стреляя в воздух, являлся к дому невесты. От него прятали невесту, его не пускали в дом - все это он должен был преодолеть. Когда наконец жениха со свитой впускали в дом, он искал невесту, а ему выводили переодетых девушек. Если жених не узнавал среди них невесты, над ним смеялись и шутили. Что касается невесты, то она ни в коем случае не должна была показывать свою радость по поводу свадьбы. Она должна была плакать и сопротивляться увозу ее из дома. Много времени и терпения нужно было затратить, чтобы одеть невесту на свадьбу. Так как бытовало устойчивое поверье, что шить невесте подвенечное платье самой - дурное предзнаменование, то нанимали портних, которые и наряжали невест в день свадьбы. На невесту традиционно смотрели как на носительницу особой силы, которая способствовала плодородию и благополучию. К невесте старались прикоснуться, получить от нее какой-нибудь подарок, приглашение на свадьбу. Большой удачей считалось попасть в свиту невесты и тем более стать ее подружкой. Маршрут свадебного поезда в основном был следующим: дом невесты - мэрия - церковь - дом невесты. Из дома невесты, где устраивалось предварительное угощение, отправлялись на место проведения главного пира, затем в дом, где проводили первую брачную ночь. Это мог быть дом друзей или соседей. Утром новобрачные посещали дом родителей молодой жены, потом отправлялись к месту своего постоянного жительства. Во главе свадебного кортежа чаще всего шла невеста об руку со своим отцом, за ними жених со своей матерью. Из церкви молодые шли уже вместе. Свадебное шествие сопровождалось музыкой, колокольным звоном, выстрелами, криками, шумом. Впереди свадебного поезда несли дерево, называвшееся "дерево невесты" - символ процветания. Свадебную церемонию то и дело останавливали. Получив выкуп, жители убирали цепи, ленты, веревки, которыми перегораживалась дорога, и разрешали дальнейший путь. Лента, преграждавшая путь, имела символическое значение, и невеста опоясывалась ею вместо пояса. Чтобы подчеркивать свое "нежелание" свадьбы и брака, невеста по дороге в церковь должна была делать попытки убежать. Чем настойчивее и энергичней она это делала, тем большую славу добродетельной девушки приобретала. Во время венчания в церкви жених и невеста старались соблюдать многочисленные поверья: если муж, становясь на колени, наступал на передник, шлейф или вуаль жены - он будет главенствовать в семье; если жена сама продевает кольцо со второй на третью фалангу пальца - именно она будет хозяйкой в доме и т.д. В церкви осуществлялся традиционный обряд совместного принятия пищи. Освященные кусочки хлеба раздавали затем всем присутствующим. На пути из церкви окружение жениха и невесты устраивало всевозможные состязания - бег, скачки. Победитель получал приз новобрачной - подвязку. У входа в дом жениха молодую встречала свекровь, которая надевала на нее передник, вручала веник и другие хозяйственные предметы - символ приобщения к семейному очагу. Молодым подносили большой каравай, а они угощали им всех окружающих. Жених и невеста бросали на всех гостей зерно, кормили кур, совершали другие обрядовые действия, сопровождавшиеся веселыми шутками. Во время свадебного пира между новобрачными усаживались или родители, или крестные. Молодые не должны были приближаться друг к другу и тем более целоваться: поцелуи на французской свадьбе не допускались. Центральным моментом торжества являлся вынос подносов с огромными пирогами, куски которых раздавали всем присутствующим. Затем следовали танцы, открывала которые новобрачная. Во время свадебного пира устраивались всевозможные розыгрыши, забавы, постоянно слышались шутки самого грубого характера. Известно, что ритуальное сквернословие традиционно связано с магией плодородия. Как правило, самые веселые моменты торжества наступали тогда, когда удавалось похитить подвязку и туфлю новобрачной. Во время пира один из дружков подлезал под стол и пытался снять одну из подвязок невесты так, чтобы жених этого не заметил. Невеста не противилась его попытке, а, наоборот, была в заговоре с похитителем. Если попытка удавалась, то жених должен был откупиться вином. Хотя невеста обыкновенно и облегчала похитителю его работу, помещая подвязку как можно ниже, а порой неплотно и застегивая, этот обычай давал более смелым возможность позволить себе по отношению к невесте. Затем устраивался шутливый аукцион вещей. Все стремились завладеть кусочком какого-либо предмета из свадебного наряда невесты, для чего она пришивала к платью ленты, которые можно было резать на части. Пир заканчивался вручением подарков и денег. Снятие венка, развязывание пояса сопровождались обрядовыми песнями. Во время брачной ночи молодежь учиняла "кошачьи концерты", врывалась в спальню, всячески досаждала молодоженам. К XX веку вошло в традицию отправляться сразу после бракосочетания в свадебное путешествие и таким образом избежать выполнения различных послесвадебных обрядов.
Katrine: Оленька спасибо за интересную информацию Оказывается, французские традиции бракосочетания во многом схожи с украинскими (особенно период сватовства)
Анна: Оленька Спасибо за информацию, она здесь как раз в тему
Эвелина: Оленька Спасибо, очень интересно. Katrine пишет: Оказывается, французские традиции бракосочетания во многом схожи с украинскими (особенно период сватовства) Можно добавить и дерево невесты, и деление коровая, и свита невесты (у жениха тоже своя свита была), только своя интерпретация. Может, кто-нибудь подскажет, где можно почитать подробнее о свадебных обычаях во Франции в прошлом (монографии, статьи и т.п.)
Оленька: Эвелина пишет: Может, кто-нибудь подскажет, где можно почитать подробнее о свадебных обычаях во Франции в прошлом (монографии, статьи и т.п.) Я это и пыталась найти а по ссылкам нашла только это.
Zoreana: Оленька Спасибо. А были особенности разных провинций. Анж столкнулась с обычаем в Тулузе .
Gal_gu: Позвольте добавить о Маре. Все-таки языки вещь интересная. Слово "мара" в арамайском это уважительное обращение к женщине, означает госпажа, соответствует русскому "сударыня". Где-то уже в начале нашей эры стало использоваться, как имя в греческом.
Эвелина: Zoreana пишет: А были особенности разных провинций. Анж столкнулась с обычаем в Тулузе . В детстве она столкнулась с деревенской свадьбой в родной провинции. А в Тулузе "участвовала" в аристократической свадьбе. Это все-таки разные вещи, насколько я понимаю, хотя общее у них тоже что-то есть, судя по выложенной информации (те же "кошачьи концерты"). А региональные отличия всегда были и остаются. Оленька пишет: Я это и пыталась найти а по ссылкам нашла только это. У меня та же петрушка. Можно найти по имени этнографа, только ни одного, который занимался этим вопросом, не знаю.
Эвелина: Тут уже выкладывали материал о тулузских графах (правда, не помню, в какой теме). Нашла еще немного. Список графов Тулузских Первые графы (comites) Тулузы известны ещё с Меровингских времён. Они назначались королями Франков и управляли городом и его окрестностями. До нас дошли упоминания только о некоторых из них и то, чрезвычайно скудные. О графах (иногда называемых герцогами) Тулузы периода правления Каролингов мы знаем чуть больше. Очень скоро графам Тулузы удалось добиться почти полной независимости[1] и превратить должность графа в наследственный титул, который закрепился в семье графов Руэрга. Наследные графы Тулузские правили городом Тулузой и графством, включавшим окрестности города, с конца IX века до 1271 года. Графы Тулузские и другие члены этой фамилии владели также в разное время графствами Керси, Руэрг, Альби и Ним, а также были марграфами Готии и Прованса. Кроме того, Раймунд IV основал государство Триполи в Святой Земле, которое перешло к его потомкам Каролингские графы 778—787 : Корсон 790—806 : Гильом Желонский (ум. 812) ж1 — Кунегонда, ж2 — Гибурж. 806—816 : Бего (ум. 816), сын Жерара I, граф Парижский (см. Жерардиды) супруга — Альпаис, дочь Людовика Благочестивого. 816—835 : Беренгер I Мудрый (ум.835), маркиз Септимании с 832 835—842 : Бернар Септиманский (ум. 844), герцог Септимании, граф Отена и Тулузы, сын Гильома Желонского супруга — Дуода. 842—843 : Акфред (ум. после 843) Наследные графы 849—851 : Фределон (ум. 851), сын Фулькоальда, графа де Руэрг и Сенегонды. 852—863 : Раймунд I (ум. 865), брат предыдущего супруга — Берта. 863—863: Онфруа (Гумфред) (ум. ок. 863), граф Бона, Отёна, Шалона, Макона, маркиз Бургундии и Готии 863—865 : Раймунд I (вторично) 865—872 : Бернар (ум. 872), сын Раймунда I 872—886 : Бернар Плантвелю (841—886), маркграф Аквитании, граф Отёна, граф Роде, граф Ормуа, граф Оверни, граф Тулузы, граф Буржа, маркиз Готии, граф Макона, граф Лиона 886—918 : Эд (ум. 918), сын Раймунда I супруга — Гарсинда д'Альби 918—924 : Раймунд II Тулузский (ум. 924), сын предыдущего 924—942 : Раймунд III Понс († 942), сын предыдущего супруга — (Гарсинда)[2], вероятно, дочь Гарсии II Санчеса, герцога Гаскони). Примечание: В данном списке даются два графа, которые не фигурируют в традиционной родословной графов Тулузских, составленной Бенедиктинцами и приводимой в «Histoire Générale du Languedoc». Недавние исследования показали, что в промежутке между Раймундом III Понсом и Гильомом III (который согласно традиционной версии правил около 80 лет) правили ещё два графа по имени Раймунд. Внесение их в список искажает принятую нумерацию, поэтому в скобках уточняется их правильный номер. 942—961 : Раймунд (IV) (ум. 961), сын Раймунда III Понса супруга — Эмильда. 961—978 : Раймунд (V), сын предыдущего супруга — Аделаида Анжуйская. 978—1037 : Гильом III Тайлефер (952—1037), сын предыдущего супруга — Эмма Прованская. 1037—1060 : Понс († 1060), сын предыдущего супруга — Альмодис де Ла Марш 1060—1092 : Гильом IV (ок.1040-1092), сын предыдущего супруга — Эмма де Мортен. 1088—1105 : Раймунд IV (VI), также известен как Раймунд де Сен-Жиль (ум. 1105), маркиз Прованса, граф Триполи, брат предыдущего ж1- (с ок. 1065) дочь Бертрана Тулузского, маркиза Прованса ж2- (с 1080) Матильда де Готвиль (1062—1094) ж3- (с 1094) Эльвира Кастильская. 1105—1109 : Бертран (ум. 1112), граф Тулузы и Триполи, сын от 1-й жены Раймунда IV (VI). В 1109 году отправился в Святую Землю, оставив вместо себя графом Альфонса Журдена супруга — (с 1095) Аликс Бургундская (1085—1142). 1109—1110 : Альфонс Иордан (1103—1148), граф Тулузы и маркиз Прованса, сын от 3-й жены Раймунда IV (VI) 1110—1120 : Гильом IX (1076—1126), герцог Аквитании и граф де Пуатье супруга — Филиппа (1070—1117), дочь Гильома IV, граф Тулузского. В период малолетства Альфонса Журдена он захватил земли последнего, но после десятилетней войны вынужден был от них отказаться. 1120—1148 : Альфонс Иордан (Журден) (1103—1148), граф Тулузы и маркиз Прованса, сын от 3-й жены Раймунда IV (VI) супруга — (с 1125) Файдида д'Юзес 1148—1194 : Раймунд V (VII) (ум. 1194), сын предыдущего супруга — (с 1154) Констанция Капетинг, дочь короля Людовика VI и Аделаиды Савойской 1194—1222 : Раймунд VI (VIII) (ум. 1222), сын предыдущего ж1- (с 1173) Эрмессинда де Пеле (ум. 1176) ж2- (с 1178) Беатриса де Безье, разведены в 1193 ж3- (с 1193) Бургонь де Лузиньян, разведены в 1196 ж4- (с 1196) Иоанна Английская (1165—1199), принцесса Английская, дочь Генриха II и Элеоноры Аквитанской ж5- (с 1202) Элеонора Арагонская (1182—1226 1215—1218 : Симон IV де Монфор, 5-й граф Лестер, виконт Безье и Каркассона граф Тулузский по праву завоевания 1222—1249 : Раймунд VII (IX), (ум. 1249), сын Раймунда VI (VIII) от 4-й жены ж1- Санча Арагонская (1186—1242) ж2- Маргарита де Лузиньян 1249—1271 : Жанна Тулузская († 1271), дочь Раймунда VII (IX) и Санчи Арагонской супруга — (с 1241) Альфонс де Пуатье (1220—1271), граф Тулузы, граф де Пуату, брат короля Людовик IX Святого С их смертью графство Тулузское отошло к французской короне. Ненаследный граф В 1681 году графство Тулузское было восстановлено как королевский апанаж. 1681—1737 : Луи-Александр де Бурбон (1678—1737), граф Тулузский, внебрачный сын Людовика XIV и Мадам де Монтеспан
Эвелина: Графство Тулуза 778 — 1271 статус: графство страна: Франция регион: Лангедок сюзерены: 778 — 850: Королевство Аквитания 850 — 1271: Франция столица: Тулуза В X - XIII веках (до 1215 года) графство было фактически независимым (король Франции был сюзереном только формально) Графство Тулуза (фр. Comté de Toulouse) - средневековое графство в Южной Франции, располагавшееся на территории современных регионов Лангедок-Руссильон и Юг-Пиренеи. Столицей графства был город Тулуза. История Предыстория Во время римского владычества территория, позже получившая название Лангедок, входила в состав римской провинции Галлией Нарбоннской. Позже большая часть вошла в состав Тулузского королевства вестготов, столица которого была в городе Тулуза. В первой половине VI веке эта территория была завоевана франками и вошла в состав франкского королевства. Позже территория входила в состав первого Аквитанского королевства, позже в состав полунезависимого Аквитанского герцогства. Образование графства Еще Меровинги для управления Тулузой и его окрестностями начали назначать графов. Но упоминания о них чрезвычайно скудные и неполные. Только при Каролингах о графах Тулузы появляются более полные сведения. Графство при Беренгере I Мудром в 832-835 годах После подчинения Аквитанского герцогства Карл Великий образовал для защиты от басков в 778 году новое Аквитанское королевство, правителем которого сделал своего новорожденного сына Людовика (будущего императора Людовика Благочестивого). При этом графом Тулузы и герцогом Аквитании Карл назначил графа Корсона, который был захвачен басками в 787 году. Следующим графом Тулузы в 790 году стал Гильом Желонский. Он смог расширить свои владения. При приемниках Гильома была образована Тулузская марка,[1] правителя которой назначал император. После смерти Людовика Благочестивого по Верденскому договору Тулуза и Аквитания должна была достаться Карлу Лысому. Этому воспротивились аквитанцы, защищавшие права его племянника Пипина II, пока начальник Тулузы, Фределон, не помог Карлу Лысому овладеть городом, за что и был назначен графом Тулузы в 850 году. Брат Фределона, Раймунд I (852—865), кроме Тулузы владевший графствами Руэрг и Кэрси, и сыновья последнего Бернар II (865—875) и Эд (875—918) положили основание могуществу своего дома. Около 878 года к графству Тулузскому была присоединена область Альбижуа. Значение Тулузских графов возрастало по мере того, как власть Каролингов во Франции приходила в упадок. Очень скоро графам Тулузы удалось добиться почти полной независимости[2] и превратить должность графа в наследственный титул, который закрепился в семье графов Руэрга. Графство в X - XII веках Французское королевство в начале правления Гуго Капета (987 год) В начале X века в вассальной зависимости от графов Тулузы находились прочие бароны Лангедока. В то же время графы Тулузы успешно боролись против норманнов, над которыми в 923 году Раймунд II (918—923) в союзе с герцогом Аквитании Гильомом II одержал блестящую победу. Сын Раймунда II, Раймунд III (923—950), изгнал венгров из Прованса (924) и увеличил свои владения, присоединив к ним графство Овернь, Готскую марку и и герцогство Аквитанское. Но за обладание Аквитанией и Овернью Раймунду III, а затем и его сыну, пришлось бороться с графами Пуатье, которые из этой борьбы вышли победителями. Гильом III Тайлефер (950—1037), породнился с новой королевской династией Капетингов, признав последних своими сюзеренами. Он долго боролся с графами Барселоны за графство Прованс, в результате чего смог присоедить к своим владениям часть Прованса и получить титул маркиза Прованса. Его сын Понс II (1037—1060) носил также и титул палатина Аквитанского. К началу крестовых походов тулузские графы были самыми могущественными феодалами Южной Франции. Владения их простирались от Луары до Пиренеев и от Гаронны до Средиземного моря. Как члены высшей феодальной иерархии, графы тулузские назывались пэрами Франции. Гильом IV Благочестивый (1060—1088), отличавшийся религиозным энтузиазмом, предпринял паломничество в Палестину, во время которого умер, оставив наследником брата своего Раймунда IV Сен-Жиля (1088—1105), который стал одним из из вождей Первого крестового похода. Ему была предложена иерусалимская корона, но он от нее отказался. Раймунд IV, как и его сыновья Бертран (1105—1112) и Альфонс Иордан (1112—1148), окончили свою жизнь в Палестине, где им принадлежало княжество Триполи.
Zoreana: Эвелина спасибо за информацию
Оленька: Эвелина очень познавательно, спасибо.
Gal_gu: Эвелина . спасибо огромное. Соединяя ваш замечательный исторический экскурс с моими "измышлениями" о родословной графа, совершенно ясно, почему король так боялся Жоффрея. А продолжение напишите?
Эвелина: Gal_gu пишет: А продолжение напишите? Gal_gu Если что-нибудь найду, обязательно выложу.
urfine: Вклинюсь я в графство Тулузкое... (кстати, может эту информацию по графству Тулузкому как-нибудь выделить, или не надо? А то жалко, если этот материал затеряется...) Эвелина, большое спасибо за столь интересную и нужную нам информацию. Вот еще любопытная вещица. Тут больше о нравах вообще, чем о воспитании: Антуан Гомбо де Мере (1607—1684) — салонный философморалист и писатель, автор сочинений «Conversations» (Беседы, 1669), «Agrements» (Развлечения, 1677), «De 1'Esprit» (Об остроумии, 1677), «Lettres» (Письма, 1682). В 1700 г. вышло посмертное издание его трактатов: «De la vrai honnetete» (Об истинной учтивости), «De 1'Eloquence et dc FEntretien» (0 красноречии и о беседе), «Reflexions sur o'education d'un enfant» (Размышления о воспитании ребенка) и др. Он же: Мере, совмещавший свое увлечение математикой с неудержимой страстью к азартным играм; он вошел в историю тем, что сформулировал задачу, решение которой привело двух остальных на тропу открытий. Примерно в это же время состоялось знакомство Паскаля с шевалье де Мере, который гордился своими математическими способностями и умением просчитывать шансы в казино. Правда, в другой раз Лейбниц заметил: «Я почти смеялся над важничаньем шевалье де Мере в его письме к Паскалю»6. «У месье де Мере, — писал он своему коллеге, — хорошая голова, но он не геометр, а это, сами понимаете, большой недостаток»7. Однако именно от Паскаля мы узнаём об интуитивном понимании вероятности, которым обладал де Мере. Де Мере пытался варьировать свою систему, ставя на то, что sonnez, или дубль-шесть, в 24 бросках двух костей должен выпадать с вероятностью, большей 50%. Удовлетворяя любопытство, проявленное к этой старой проблеме шевалье де Мере, они создали систематический метод анализа ожидаемых исходов. ЗАДАЧИ КАВАЛЕРА де МЕРЕ Первая состояла в том, чтобы узнать, сколько раз надо метать две кости, чтобы надеяться получить наибольшее число очков, то есть двенадцать. Как мы скоро увидим, эта задача весьма простая. Вторая задача много сложнее. Страстный игрок, де Мере чрезвычайно интересовался следующим вопросом: каким образом разделить ставку между игроками в случае, если игра не была окончена? Пытаясь решить, задачи де Мере (главным образом вторую из них), Б. Паскаль в 1654 году начал переписываться с другим крупнейшим французским математиком — П. Ферма. Не будучи знакомы лично, благодаря переписке они стали близкими друзьями. П. Ферма решил обе задачи с помощью придуманной им «теории сочетаний». Решение Б. Паскаля было значительно проще. Он исходил из чисто арифметических соображений. Нисколько не завидуя П. Ферма, Б. Паскаль, наоборот, радовался совпадению результатов и писал ему: «С этих пор я желал бы раскрыть перед вами свою душу, так я рад тому, что наши мысли встретились. Я вижу, что истина одна и та же в Тулузе и в Париже». Приведем вкратце решение Б. Паскаля для второй задачи кавалера де Мере. Предположим, говорит Б. Паскаль, что играют два игрока и что выигрыш считается окончательным после выигрыша одним из них трех партий. Пусть ставка каждого игрока составляет 32 луидора, и предположим, что первый уже выиграл две партии (ему не хватает одной), второй выиграл одну (ему не хватает двух). Им предстоит сыграть еще партию. Если ее выиграет первый, он получит всю сумму, то есть 64 луидора; если второй, у каждого будет по две выигранные партии, шансы обеих будут равны, и в случае прекращения игры каждому, очевидно, надо дать поровну. Итак, если выиграет первый, он получит 64 луидора. Если выиграет второй, то первый получит лишь 32 луидора. Поэтому, если оба согласны не играть предстоящей партии, то первый вправе сказать: — Тридцать два луидора я получу во всяком случае, даже если я проиграю предстоящую партию, которую мы согласились признать последней. Стало быть, 32 луидора мои. Что касается остальных 32, может быть, их выиграю, я, может быть, вы. Поэтому разделим сомнительную сумму пополам! Значит, если игроки разойдутся, не сыграв последней партии, то первому надо дать 48 луидоров, или же три четверти всей суммы, второму 16 луидоров, или одну четверть, из чего видно, что шансы первого из них на выигрыш втрое больше, чем второго (а не вдвое, как можно было бы подумать при поверхностном рассуждении). Конечно, все это пока еще не математика, а скорее рассуждения, основанные на здравом смысле. Но вот что главное — здесь делается попытка оценить количественно то, что, казалось бы, по самой своей сути никакой количественной оценке не подлежит. И до Б. Паскаля ничего подобного никому и в голову не приходило. Математики всегда гордились (да и сейчас гордятся) именно тем, что выводы их науки справедливы всегда, при любых условиях. Дважды два, говорят они; всегда четыре —- и сегодня, и через миллион лет, и на Земле, и на любой другой планете. А тут – на тебе! Спраши-ваете вы, допустим, у некоего специалиста: будет ли завтра дождь? Специалист отвечает, мол, девяносто шансов из ста за то, что дождя не будет, а десять шансов за то, что дождь пойдет. Как это понимать? Особенно в том случае, если дождь все-таки пойдет. Куда тогда подеваются эти самые девяносто шансов? И вот оказывается, что человеческому гению под силу даже такая задача: применить точные количественные меры именно там, где по самой сути ничего точного, казалось бы, быть не может. Конечно, большую роль здесь сыграло и то, что к этому времени человечеству уж очень нужны были такие методы. И здесь невозможно удержаться, чтобы не поудивляться еще раз, до чего же все-таки везет дуракам! Ведь кавалер де Мере, формулируя свои задачи, явно ни о чем, кроме игры в кости, не думал. А что получилось? .Возьмем хотя бы первую задачу: сколько раз надо метать кости, чтобы надеяться получить наибольшее число очков? Заметьте, что, например, вопрос, сколько надо бросить в землю семян, чтобы надеяться получить столько-то растений, или вопрос, сколько надо выпустить снарядов, чтобы надеяться поразить цель, это та же самая первая задача кавалера де Мере. Вряд ли нужно добавлять еще что-нибудь для доказательства важности подобных задач. Обратите также внимание на словечко «надеяться». Оно имеет очень большое значение, так как входит в терминологию науки теории вероятностей. В довольно интересной книге Оссовской М. "Рыцарь и буржуа: Исследования по истории морали" комментируется его книга "Об истонной учивости": Шевалье де Мере родился в 1607 году. Родом он был из семьи достаточно знатной, чтобы быть принятым в лучших салонах и стать в них учителем изящных манер и хорошего воспитания. Известно, что несколько лет он учился у иезуитов и крайне скептически относился к приобретенным у них познаниям. Два дня пребывания в большом свете, писал он, дают больше, чем два года занятий у таких наставников. Писательскую деятельность де Мере начал поздно—после шестидесяти. Свои взгляды он излагал, как тогда было принято, прежде всего в письмах, а также в диалогах, где проявлялось его отточенное искусство вести беседу. Называя де Мере учителем изящных манер и благопристойности (bienseance), следует сделать одну оговорку: сам он постоянно подчеркивал, что никакого профессионального занятия не имеет и не собирается обучать ему людей своего круга. Страху перед клеймом профессионализма приписывают то обстоятельство, что Декарт не подписал своего «Рассуждения о методе». Тем же можно объяснить намеренно небрежную форму «Опытов» Монтеня, его неожиданные переходы от одной темы к другой и вводящие в заблуждение заголовки, по которым нелегко догадаться, о чем пойдет речь. Вопреки злым языкам, утверждавшим, что де Мере получал постоянное содержание у принцессы де Ледигер, ему самому хотелось, чтобы его считали любителем, а его беседы в салонах— непринужденной импровизацией, хотя эта мнимая непринужденность стоила ему немалых трудов. Правда, де Мере, вслед за Кастильоне, считал достойнейшим занятием военное, но сам был не слишком силен в ремесле воина и, несомненно, лучше чувствовал себя в салоне, чем на полях сражений. В своем сочинении «Об истинной учтивости» де Мере пишет: «Итак, быть человеком учтивым (honnete homme) не профессия, и, если бы меня спросили, в чем состоит учтивость (honnetete), я ответил бы, что это преуспеяние во всем, что ни есть в жизни привлекательного и подобающего»'. Чтобы достичь совершенства в этом искусстве, необходимо сочетание хорошего происхождения и хорошего воспитания. Но слишком уж углубляться в науки не стоит: это уводит от жизненно важных дел (commerce de la vie). Язык Архимеда или Евклида — не тот язык, которым говорят при дворе. Занятия, которым они посвятили себя, следует предоставить низшим сословиям. Известно (и об этом напоминает автор предисловия к сочинениям де Мере), что аристократия, бывало, гордилась своим невежеством; и даже, рассказывают, были такие, что утверждали, будто знающий латынь не может быть дворянином—убеждение, на смену которому пришло провозглашение знакомства с латынью отличительной чертой благороднорожденного. Де Мере не заходил так далеко, а от принца требовал, чтобы тот знал многое, рекомендуя ему прежде всего изучать историю; но историк должен был писать так, как будто он упал с неба и не имеет ни родины, ни личных пристрастий. В обучении де Мере особенно подчеркивает роль подражания: в присущем «honnete homme» совершенстве есть нечто такое, чего нельзя объяснить, нечто неуловимое, что можно лишь показать. Поэтому пребывание в обществе людей благовоспитанных—лучший способ уподобиться им, причем разум необходим для того, чтобы указывать путь к совершенству, а сердце—чтобы следовать тому, что признано наилучшим. Рассуждая на важные темы, незачем подражать педантам. Нужно все подавать с изяществом, которому чуждо любое преувеличение2. Великолепие пробуждает восхищение, но не любовь: мы восхищаемся безупречными красавицами, но любим женщин просто красивых. Изящество любит свободу. Строгие правила его замораживают, а принуждение для него пагубно. Сципион не годился для хорошего общества—был слишком сух и слишком серьезен. Между тем, пишет де Мере, «я желал бы, чтобы honnete homme был скорее любезным и мягким, нежели суровым и строгим» (т. 3, с. 91). Те, кто слишком уж строго придерживается правил, пусть даже самых похвальных, бывают нередко смешны, а боязнь стыда и-стремление к славе— изначальные склонности человека. Славу приносят деяния трудные, и мы беремся за нелегкие задачи ради нее. Поэтому на войне ищут не легких путей к победе—например, неожиданно напав на врага ночью,—но более трудных путей, чтобы после не пришлось стыдиться чересчур уж легкой победы. Боязнь стыда—лучший путь приобретения чести (т. 1, с. 82; т. 3, с. 90). Нет ничего важнее, чем заслужить признание и любовь тех, кто знает, что хорошо, а что плохо. Истинная честь, как определяет ее Ш. Будор, автор предисловия и комментариев к сочинениям де Мере,—это независимость от всего и от всех, это способность поддерживать добрые отношения, но никому не вверяться, это сохранение .душевного равновесия, невзирая на людские причуды, неблагодарность, мстительность или зависть. Истинная честь защищает себя при помощи учтивости, свободной от агрессивности, но и не ведущей к стойкой привязанности. Ведя беседу, следует постоянно помнить о языке, которым мы говорим: он не должен иметь ничего общего с языком черни. Нужное слово должно быть сказано вовремя. Особый трактат де Мере посвящен правильной дозировке суждений и чувств. Тут нужен порядок—и в голове, и в сердце. Он позволяет нам наилучшим образом явить свету свои добродетели, ведь укрытая добродетель—все равно что зарытый без всякой пользы клад. В беседе ни в коем случае нельзя говорить так, как говорил бы специалист. Специализация при дворе до такой степени нетерпима, что даже свои таланты придворный должен демонстрировать с небрежностью. В этом неусыпном самоконтроле очень полезно общение с женщинами. Они учат нас, как понравиться людям с хорошим вкусом. Де Мере, однако, не поддерживает институт брака. С супружеством связано очень уж много забот. Супруги, считает де Мере, сохраняют друг другу верность самое большее лет пять или шесть, а среди женщин неглупых мало какая не ненавидит своего мужа и не оставляется им в пренебрежении. А если мужья их и любят, то все же любили бы больше, не будь они законными женами. Де Мере возмущает преданность жены, дошедшая до такой степени, что супруга хотела во что бы то ни стало следовать за мужем в далекую Индию, куда тот отправляло^ на лечение (т. 2, с. 774 и след.). Придворный де Мере не проповедовал специально добродетели, мимо которой не прошел бы автор мещанского происхождения, а именно солидности по части денежных обязательств. О том, каким путем де Мере добился некоторого благосостояния, говорили разное. Шулерство и пополнение бюджета карточной игрой не были редкостью в этом кругу. Многие полагали, что де Мере, дабы поддержать свою репутацию в большом свете, подправлял и даже просто подделывал адресованные ему письма, опубликованные лишь после смерти их авторов. М. Мажанди, знаток кодексов хорошего тона эпохи, считает де Мере сухим эгоистом, бесполезным для общества человеком; а в нарисованном де Мере образце придворного, по мнению Мажанди, какие-либо моральные соображения отодвинуты на задний план: это образец человека, желающего сделать карьеру при дворе и нравиться окружающим не для того, чтобы сделать им приятное, но чтобы обеспечить успех себе самому.
Анна: urfine пишет: Мере, совмещавший свое увлечение математикой с неудержимой страстью к азартным играм; он вошел в историю тем, что сформулировал задачу, решение которой привело двух остальных на тропу открытий. Примерно в это же время состоялось знакомство Паскаля с шевалье де Мере, который гордился своими математическими способностями и умением просчитывать шансы в казино. Маша, спасибо, что выложили. А ведь Анн Голон и Мере не забыла. В книге он упоминается дважды - еще в третьем томе, ну и в шестом, где как бы руководит партией Анж и Конде. Примечания там есть. Как вы думаете, этот материал может подойти к теме о науке в семнадцатом веке, который я пытаюсь сейчас готовить? urfine пишет: Вклинюсь я в графство Тулузкое... (кстати, может эту информацию по графству Тулузкому как-нибудь выделить, или не надо? А то жалко, если этот материал затеряется...) А давайте ее в Литературное кафе? И не только про графство Тулузское, но и про Лангедок-Гасконь-Аквитанию-басков.
urfine: Вот на другом форуме дали очень интесную ссылку. Фамильное сходство в семье английских королей: http://www.dailymail.co.uk/femail/article-1222921/The-throne-clones-How-Royal-Family-inherited-just-titles.html
Леди Искренность: И правда похожи. Везет им. Я бы тоже посмотрела, как выглядели мои пра-пра. Но у них ведь родственные браки в домах Европы, вот гены и сохраняются из поколения в поколение. С нами, простыми смертными так не будет.
Анна: Леди Искренность пишет: Я бы тоже посмотрела, как выглядели мои пра-пра. Леди Искренность пишет: Но у них ведь родственные браки в домах Европы, вот гены и сохраняются из поколения в поколение. С нами, простыми смертными так не будет. Ты имеешь в виду полигенные признаки? В принципе, доминантные гены сохраняются во всех родословных, а при родственных браках чаще появляются рецессивные гомозиготы при наличии высокой частоты рецессивного гена. А доминантные будут проявляться в любом случае. Ха, получается, что европейские короли - это небольшая такая изолированная популяция
Katrine: Очень интересно) Обратила внимание, что некоторые в коментах осуждают то, что человечество ставит этих "демонов"( ) выше себя, хотя они не превосходили нас ни в благородстве крови, ни в других подобных иллюзиях. Меня убила фраза "эта паразитическая родословная"... Но если честно, мне немного не по себе. Как-то жутко становится , когда смотришь на портрет человека, умершего столетия назад, и тут же видишь его реинкарнацию(если так можно выразиться ) в современном мире...
Анна: Katrine А почему жутко? Это же самая естественная вещь - быть похожими на своих предков. Думаю, если сравнить фотографии в семейных альбомах, будет то же самое. Тем более, что большинство представленных здесь предков не такие далекие.
Katrine: Анна пишет: А почему жутко? Ну не знаю... меня пугает степень их схожести.
Эвелина: Список правителей Тулузы (на французском) click here
Gal_gu: Анна пишет: Ха, получается, что европейские короли - это небольшая такая изолированная популяция Аня, они оно самое и есть! Им эту характеристику династийные браки обеспечили, а точнее "забота о благе государственном". Но интереснее, когда мы похожи на совершенно незнакомых людей. Мне видимо везет на глупые истории. В Русском музее есть портрет жены какого-то доктора. Во всяком случае, когда мне было 16, эта картина была в основной экспозиции. Ни имени дамы ни имени художника я не помню. Дама, как мне кажется, изображена в желтом и с зонтиком. Так вот я похожа на нее, как две капли воды. Сначала обратили внимание на это сходство в классе, когда учительница нам показывала слайды по Русскому музею. Но на слайдах мне это сходство не показалось таким сильным. А вот в музеи, когда сама на картину смотрела, сюрприз был неприятный! Да еще и экскурсовода "напугала". Он видимо решил, что ему уже мерещется, потому что оборвался на полу-слове и застыл. Я хотела эту картину моей аватаркой сделать, но в сети не нашла.
Эвелина: А вот об Аквитании Королевство Аквитания (фр. Aquitaine) — королевство, существовавшее на юге современной Франции в VI — IX веках. География Раздел государства Хлодвига I между сыновьями в 511 году. Королевство в разные периоды включало в себя земли, находящиеся на юге современной Франции: Аквитанию, Пуату, Овернь, Лангедок и Гасконь. История Первое Аквитанское королевство (555—560) Территории, составившие позже королевство Аквитания, до 507 года входили в королевство вестготов. В 507 году они были завоеваны Хлодвигом I и включены им в состав королевства Франков. После смерти Хлодвига в 511 году его владения были поделены между сыновьями. Аквитания была разделена между Хлотарем I и Теодорихом I. В 555 году после смерти Теодебальда, внука Теодориха I, Аквитания полностью оказалась в составе королевства Хлотаря. В том же году Хлотарь выделил отдельное королевство (так называемое «Первое Аквитанское королевство») для своего сына Храмна (ум. 560). Королевство включало в себя Овернь и часть современной Аквитании. Столицей его стал Клермон. Но вскоре Храмн, поддерживаемый овернской и аквитанской знатью, восстал против отца, но в итоге был разбит. В декабре 560 года по приказу Хлотаря Храмн вместе с женой и двумя дочерьми был запёрт в одной хижине в Ваннете и сожжён, а Аквитания была вновь присоединена к королевству Хлотаря. Раздел Франкского государства после смерти Хлотаря I (561). После смерти Хлотаря в 561 году территория Аквитании была разделена между его сыновьями. Большая часть Аквитании досталась Хариберту I, Сигиберт I получил Овернь. После смерти в 567 году Хариберта его владения, в том числе и Аквитания, были разделена между его тремя братьями. Аквитания при Хариберте II (629—632) Королевство Аквитания при Хариберте II (изображено зелёным цветом) В следующий раз в отдельное королевство Аквитания была выделена в 629 году Дагобертом I своему младшему брату, Хариберту II (608—632). В королевство вошла территория к югу от Луары до Пиренеев, включая в себя округа городов Тулузы, Кагора, Ажена, Сента и Перигё. Своей столицей Хариберт сделал Тулузу. На третьем году правления, Хариберт к своим владениям присоединил Гасконь, успешно отбив её у басков. Хариберт умер 8 апреля 632 года. Он оставил малолетнего сына по имени Хильперик, который ненадолго пережил его. Дагоберт I сразу взял под свою власть все королевство Хариберта, включая Гасконь. Аквитанский принципат Франкское королевство в 714 году. Владения Эда Великого показаны желтым цветом. После присоединения в 632 году Дагобертом Аквитания была включена в состав Нейстрии. Поскольку Аквитания и Тулуза являлись настоящим форпостом против басков, то короли назначали туда герцогов. Один из них, Луп воспользовался кризисом власти 673—676 годов и смог объединить в своих руках земли от Вьенна до Гаронны, включая Гасконь, став фактически независимым правителем. Его преемник, Эд принял титул «принцепс Аквитании» (лат. Aquitaniae princeps) и, по мнению некоторых исследователей, носил королевский титул. В 721 году он разбил вестготов, осадивших Тулузу. Он боролся против майордома франкского королевства Карла Мартела. Но вскоре Эду пришлось бороться против арабов, вторгшихся из Испании, для чего он был вынужден обратиться за помощью к Карлу Мартелу, разбившего арабскую армию в битве при Пуатье. После смерти Эда в 735 году Карл Мартел вторгся в Аквитанию. В результате сын Эда, Гунальд I Аквитанский, унаследовал Аквитанию при условии, что он принесёт клятву верности Карлу. Позже Гунальд восстал, но в 742 и 745 годах был разбит сыновьями Карла Мартела, Пипином Коротким и Карломаном, после чего удалился в монастырь, оставив свой «принципат» сыну Вайферу. При Вайфере Аквитания опять вернула себе независимость. Пипин Короткий, став королём, в 760—768 годах предпринял несколько походов в Аквитанию, разоряя и разрушая её. Вайфер, в свою очередь, не раз вторгался в королевство Пипина. В 768 году Вайфер был убит в Перигё, после чего Аквитания окончательно утратила независимость. Каролингское Аквитанское королевство (778/781 — 877, 888—890) Для того, чтобы защитить границы королевства после поражения от басков в Ронсевале (778 год), король Карл Великий возродил Аквитанское королевство. Его королём он назначил своего новорождённого сына Людовика. В 781 году Людовик был коронован в Риме, как король Аквитании папой, после чего был послан отцом в Аквитанию. Управлять королевством при малолетнем короле были назначены регенты. Также Аквитанское королевство получило отдельный суд. В состав королевства вошли Аквитания, Васконское герцогство, Тулузская марка и Септимания. Людовик за счет походов в Испанию расширил территорию королевства. В 801 году армия под руководством графа Тулузы Гильома Желонского завоевала Барселону. К 811 году территория, отвоеванная у арабов, стала Испанской маркой, составленной графствами, зависимыми от каролингских монархов. После смерти отца в 814 году, коронованный императором Людовик назначил новым королём Аквитании своего второго сына Пипина I. В июле 817 года император Людовик официально закрепил разделение империи, принятием на генеральном сейме в Ахене акта «О порядке в Империи» (Ordinatio imperii). В королевство Пипина вошли Аквитания, Васконское герцогство, Тулузскую марку, а также 4 графства: Каркассон в Септимании, Отён, Авалон и Невер в Бургундии. В 818—820 годах Пипину пришлось подавлять мятеж в Гаскони. Позже он участвовал в разных походах отца, отражать нападение арабов. В 830—834 годах Пипин вместе с братьями боролся против отца, недовольный новым перераспределением земель. В сентябре 832 году орлеанский съезд лишил Пипина, схваченного по приказу отца, королевского титула, который был передан императором своему младшему сыну Карлу. Но Пипин бежал, после чего мятеж возобновился. Только в 834 году император Людовик помирился с старшими сыновьями, Пипин был восстановлен в прежнем статусе короля Аквитании, после чего он вернулся в Аквитанию и занялся управлением своим королевством, где ему опять пришлось усмирять мятеж в Гаскони. Но Людовик I Благочестивый не оставил намерений наделить своего младшего сына, Карла, достойным наделом, в первую очередь за счет владений короля Аквитании. На генеральном сейме в Ахене в 837 году, в присутствии Пипина и Людовика Баварского, состоялась церемония опоясывания Карла мечом (знак достижения им совершеннолетия) и здесь же император объявил о создании нового герцогства — Нейстрии, в которое вошли ряд территорий к северу от Луары, ранее принадлежавшие Пипину. Правителем герцогства был назначен Карл. Вся местная знать присягнула ему как своему новому сюзерену. В 838 году от Аквитанского королевства в пользу Герцогства Нейстрия были отделены еще несколько областей. После смерти Пипина 13 декабря 838 года аквитанская знать признала королем его сына, Пипина II. Но император Людовик I Благочестивый не признал королем внука, передав Аквитанию своему младшему сыну Карлу. Император потребовал, чтобы Пипин явился в Ахен, однако он отказался это сделать. В итоге Пипин сохранил контроль над Аквитанией. Раздел Франкской империи по Верденскому договору 843 г. В 841 году Пипин участвовал в битве при Фонтене на стороне императора Лотаря I. Пипин II разбил армию Карла II, но другой брат Карла, Людовик II Немецкий, разбил армию Лотаря. В итоге Пипин отступил в Аквитанию. По Верденскому договору Аквитания вошла в состав государства Карла II, но Пипин отказался признать Карла своим сюзереном. При поддержке маркиза Бернара Септиманского Пипин продолжил сопротивление Карлу. В 844 году Пипин, лишившись поддержки казнённого Карлом Бернара Септиманского, призвал на помощь нормандского ярла Оскара, проводив его от Гароны до Тулузы, давая возможность разграбить её. В 845 году Сегуин из Бордо, боровшийся против гасконского лидера Санша II Санше Митарры, графа Фезенсака, признав Пипина герцогом Гаскони. В 847 году ярл Оскар получил в управление город Бордо, что вызвало недовольство аквитанцев. В итоге в 848 году аквитанцы не поддержали Пипина II, призвав на помощь Карла II. 6 июня Карл короновался в Орлеане как король Аквитании. Брат Пипина, Карл, также предъявил права на аквитанскую корону, но в 849 году был схвачен и пострижен в монахи. Пипин продолжал борьбу против Карла II до 852 года, когда он попал в плен к Саншу II Санше, передавшего пленника Карлу. За это Санш получил от Карла титул герцога Гаскони, а Пипин был заключен в монастыре Сен-Медар в Суассоне. Вскоре аквитанцы опять восстали — на этот раз против Карла Лысого, обратившись за помощью к его брату Людовику Немецкому, который отправил в Аквитанию для управления королевством своего сына Людовика Младшего. Позже Пипин II смог сбежать. В 864 году он сплотил вокруг себя аквитанцев и выгнал Людовика. В ответ в 855 году Карл короновал королём Аквитании своего малолетнего сына Карла Младшего, опекуном над которым был назначен граф Пуатье Рамнульф I, получивший титул герцога Аквитании. В отличие от предыдущих королей реальной власти Карл Дитя не имел. Аквитания находилась в подчинении короля Франции. В королевстве отсутствовала канцелярия, все назначения производил Карл Лысый. Реальное управление королевством находилось в руках совета, который возглавлял герцог Рамнульф I. Норманны, обосновавшиеся в долине Луары, воспользовавшись тем, что Карл Лысый был занят борьбой с Пипином, разорили Пуатье, Ангулем, Перигё, Лимож, Клермон и Бурж. К ним присоединился и Пипин, участвовавший в нападении на Тулузу. Но в 864 году Пипин попал в плен и был заключен в Санлис, после чего сведения о нем нет. В 862 году Карл Дитя постарался обрести некоторую независимость от отца. Он женился без разрешения на вдове графа Буржа Гумберта. Карл Лысый расценил это как мятеж. В 863 году он вторгся в Аквитанию и захватил сына в плен и заключил его в Компьене. Жена Карла Дитя была удалена от двора. Но к 865 году Карл Лысый снова снова вернул сына в Аквитанию. Карл Дитя умер бездетным в 866 году. Новым королём стал другой сын Карла Лысого, Людовик III Заика. Он также не имел реальной власти в королевстве, которым фактически управлял Бозон Вьеннский, герцог Прованса, любимец Карла. Только смерти отца в 877 году, Людовик, единственный из четырех сыновей Карла Лысого, переживший отца, короновался в Компьене как король Франции и получил власть. После смерти Людовика Заики Франция была разделена на 2 части между его двумя старшими сыновьями. Аквитанию и Бургундию получил Карломан. Бургундская знать отказалась признать законность этого решения. В результате они выбрали королем Бозона Вьеннского. В состав его королевства вошла большая часть Бургундии и Прованс. После смерти брата шестнадцатилетний Карломан был признан единственным королём западных франков, а Аквитания окончательно вошла в состав Франции. Образование герцогства Аквитания После свержения императора Карла III Толстого в ноябре 887 года фактическим правителем Аквитании был граф Пуатье Рамнульф II. Он присвоил себе титул герцога Аквитании, а в 888 году не признал избрание королем Франции Эда Парижского. Он поддержал кандидатуру Гвидо Сполетского, а позже провозгласил себя королем Аквитании, но этот титул за его потомками не закрепился. Позднейшие правители Аквитании носили титул герцога. Короли Аквитании Меровинги 555—560 : Храмн (ум. 560) 629—632 : Хариберт II (608—632) Принцепсы Аквитании 660—671/672 : Феликс (ум.671/672), герцог Аквитании 671/672—676 : Луп I (ум.676), герцог Аквитании и Гаскони, принцепс Аквитании ???—735 : Эд Великий (ум.735), возможно начал править с 692, 700, или 715 735—748 : Гунальд I (ум. после 748), сын предыдущего, отрёкся от престола и ушёл в монастырь, возможно, позже вернулся к власти 748—768 : Вайфер (ум. 768), сын предыдущего 768—769 : Гунальд II (ум. 769), возможно Гунальд I, вернувшийся из монастыря, или другой Гунальд, бежал к Лупу II Гасконскому и был выдан Карлу Великому Каролинги 781—814 : Людовик I Благочестивый (778—840), император с 813 814—838 : Пипин I (797—838), сын предыдущего. 838—852 : Пипин II (ок.823 — после 864), сын предыдущего. 839—843, 848—854 : Карл II Лысый (823—877), король Франции, назначен королём Аквитании императором Людовиком I Благочестивым, не признавшим Пипина II, короновался как король Аквитании в 848 году 852—855 : Людовик II Молодой (ок. 835—882), сын Людовика Немецкого и племянник Карла Лысого. 854—864 : Пипин II (вторично), восстановлен в 854 году и до самой смерти в 864 году боролся с кандидатом от Карла Лысого. 855—866 : Карл III Дитя (ок. 847/848 — 866), сын Карла Лысого. Рамнульф I (ок.820 — 866), граф Пуатье и герцог Аквитании, регент Аквитании при Карле Дитя 866—879 : Людовик III Заика (846—879), сын Карла Лысого, также Король Франции с 877 года. 879—884 : Карломан (866—884), сын предыдущего, также Король Бургундии После 882, когда Карломан наследовал своему брату Людовику III и стал королём Франции, Аквитании осталась под верховной властью королей Франции. Рамнульфинги 888—890 : Рамнульф II де Пуатье (до 850—890), провозглашен королём Аквитании в 888 году, но титул за его потомством не закрепился Исторические факты С разделением империи Карла Великого королевства Аквитания, Лотарингия, Бургундия, Прованс и Италия ввели самостоятельные чеканки монет по образцу императорских. Монеты Лотарингии, Прованса, Бургундии и империи послужили основанием итальянской и немецкой чеканкам; Аквитания стала родоначальницей французских монет.[1]
полная версия страницы