Форум » Голосования по роману » Vote: Экранизация Бернара Бордери - влияние на книгу » Ответить
Vote: Экранизация Бернара Бордери - влияние на книгу
Анна: Давайте проведем опрос.
Леди Искренность: В очереднойраз согласна, только я бы выбрала в пример не Андижоса, а Бея. Сами Фрей бы отлично вписался в образ. Один недостаток-рост невысокий, но в кино это поправимо.
радуга: я бы с удовольствием поподробнее обсудила с вами фильм , только не знаю в какой теме правильней это сделать( простите я здесь пока ещё новичок).
Анна: радуга Вот здесь
радуга: Анна, простите нашла тему сама .. поэтому хоть и с опозданием говорю вам спасибо.
Анна: радуга
Lunita: Леди Искренность пишет: Кстати Кантор с Флоримоном по ходу фильма тоже в небытие исчезают. Мы их в последний раз во время шоколадного времени видим вроде, да и то только одного Флоримона, который перемазанный шоколадом. Кантор вообще тень. Самое забавное, что они почти не растут. То есть, конечно, растут, но не в тех масштабах ( ), что надо. По книге в "Анжелике и короле" дети достаточно взрослые, по крайней мере, не совсем уж несмышлёныши. Да и определить где там Флоримон, а где Кантор не представляется возможным, ибо дети внешне совершенно одинаковые. Совсем недавно пересматривала "Анжелику и короля" и в который раз поразилась тому, что сценарист совершенно презрел прибывание Анжелики при дворе. В фильме этого совсем почти нет. Создаётся ощущение, что она почти сразу же стала с королём на короткой ноге, а это было далеко не так. Фильм создал образ Анжелики Мери-Сью. То есть "пришла, увидела, победила" и всё. В книге же (как тут всем известно) дело обстоит далеко не так. Особенно если припомнить всё то, что пришлось пережить Анжелике, когда Пейрака казнили. Она всего добилась ценой неимоверных усилий, а не взмахом накладных ресниц
Леди Искренность: Lunita пишет: Она всего добилась ценой неимоверных усилий, а не взмахом накладных ресниц Поддерживаю на все 100% Это очень принизило образ Анжелики. А вечно маленькие дети создают впечатление, что прошел маленький промежуток времени, а стало быть героиня действительно выглядит бездушной стервой, прыгающей от одного мужика к другому и забывающей о них через пять минут после исчезновения из поля зрения.
toulouse: Lunita пишет: Она всего добилась ценой неимоверных усилий, а не взмахом накладных ресниц ну да, у нее были настоящие ресницы. И согласитесь, что без их взмахов героине пришлось бы туго.
ELVIRA: Сначала увидела фильм, потом захотелось прочитать книгу, причем начала я с 4 и 5 томов старой версии (первое, что увидела в магазине, то у мамы и выпросила ) читала, находила с удовольствием сцены которые были в фильме и с еще большим удовольствием те сцены которых не было. Но мне никогда не казалось, что фильм отрицательно повлиял на книгу, я рассматриваю их как совершенно самостоятельные и отдельные произведения в литературе и в кино! И если уж совсем честно, то все таки "Анжелика" не входит в число тех произведений мировой литературы которые обязательно нужно прочитать. Извините если кого то обидела
Леди Искренность: ELVIRA пишет: И если уж совсем честно, то все таки "Анжелика" не входит в число тех произведений мировой литературы которые обязательно нужно прочитать. Почему? Почему Дюма классика, а Голон нет? Почему "Приключения Уленшпигеля" и "Любовник леди Чатерлей" (и то и другое гадость полнейшая) классика, а Анжелика нет? Какие критерии? Анжелика менее исторична? Написана плохим литературным языком? Не заставляет задуматься? Ничему не учит? Не согласна. В Воспитании чувств, в Эмме, в Опасных связях, во всем Мопассане и Бальзаке и в еще куче классических книг в разы меньше нравственных, философских, культурно-бытовых и исторических вопросов, чем перед нами ставит Анжелика. Иначе бы мы не смогли обсуждать ее годами, спорить, не соглашаться и иметь такие разные точки зрения относительно тех или иных событий. Меня Анжелика воспитала. Она сформировала мое отношение к жизни, к любви во многих других аспектах. Для меня это классика в лучшем виде. Или для того чтобы считаться классикой книга должна быть нравственно занудной?
Эльф: Леди Искренность согласна на все 100. "Любовник леди Чатерлей" нас в школе заставляли на английском читать. Не знаю как у других, но у меня это "классическое произведение" вызвало стойкое чувство гадливости. А в университете предстояло ещё раз его подробно обсуждать и искать "смысл", что тоже не вызывает приятных воспоминаний(преподавательнице очень нравилась эта книга). Про Уленшпигеля - Лен, а ты какую книгу имеешь в виду?Это книга, где Уленшпигель всякие гадости людям делал?Есть ещё книжка "Легенда об Уленшпигеле" Шарля де Костера, по ней ещё фильм сняли. Первая книга действительно гадостная, даже перечислять не буду, что там описывается.
Леди Искренность: Легенду об Уленшпигеле я и имею ввиду этого самого Костера. Тоже гадость. Хорошо, что я первую не читала.
Эльф: Леди Искренность Тогда повезло, что не читала там очень много натуралистичного. А мне Костер просто скучным показался, я только начало прочла и не стала дальше.
Анна: Хочу защитить Шарля де Костера. На меня книга Костера произвела сильное впечатление. Язык там специфический, это верно. Да, там много жестокостей, но нет их смакования. Там много пафоса, и литературных отсылок к стилю возрождения. Во многом это политический памфлет (автор выступает за объединение Бельгии и Нидерландов), историческая проза о тяжелом переломном времени и еще книга о судьбе Фландрии, которая была отколота от Нидерландов. Ну, и конечно, исторические события там интересные. Это благодаря Уленшпигелю я впервые узнала про нидерландскую революцию, инквизицию, и реформацию. Фильм тоже понравился. Правда, все это было очень давно.
Леди Искренность: Революция, инквизиция и реформация - да, безусловно, но мне было противно читать про всякие человеческие физиологические подробности, про то, как они испускают газы, мочатся, рыгают, показывают неприличные жесты и.т.д. Ужасом пыток я бы прониклась без излишних подробностей, про запах горящих пяток и волос в подмышках и про то, как кого вырвало и кто как опорожнился. Мне всей этой физиологии на работе хватает в полной мере. И про то Филипп Испанский (могу перепутать) над животными издевался мало привлекательное чтение. В общем у меня было стойкое ощущение гадливости. Вот к примеру: Затем прошел слух, что дону Карлосу дали недозрелых фиг и что на другой же день он умер - уснул и не проснулся. Врачи сказали: как скоро он поел фиг, сердце у него перестало биться, все естественные отправления прекратились - он не мог ни плевать, ни блевать, ни что-либо извергать из своего тела. Живот у него вздулся, и наступила смерть. А король Филипп бросал плотоядные взгляды на замужнюю женщину принцессу Эболи (*100). В конце концов она уступила его домогательствам. Изабелла Французская, о которой ходили слухи, что она поощряла дона Карлоса в его стремлении прибрать к рукам Нидерланды, зачахла от горя. Волосы у нее падали целыми прядями. Ее часто рвало, на руках и ногах у нее выпали ногти. И она умерла. И Филипп не плакал. У принца Эболи тоже выпали волосы. Он все грустил и охал. Потом и у него выпали ногти на руках и ногах. Ни с того ни с серо Уленшпигель ожег его хлыстом по заду, а зад его подушкой возвышался на седле. - За что ты меня? - жалобно воскликнул Ламме. - Что такое? - спросил Уленшпигель. - За что ты меня хлыстом? - спросил Ламме. - Каким хлыстом? - Таким, которым ты меня ударил, - отвечал Ламме. - Слева? - Да, слева, по моей заднице. За что ты меня, нахал бессовестный? - По недомыслию, - отвечал Уленшпигель. - Я прекрасно знаю, что такое хлыст, прекрасно знаю, что такое поджарый зад в седле. Но когда я увидел твой зад, широкий, толстый, в седле не умещающийся, я себе сказал: "Ущипнуть его не ущипнешь, да и хлыст навряд его проберет". Не рассчитал! Ламме эти насмешило, а Уленшпигель продолжал: - Да ведь не я первый, не я последний согрешил по недомыслию. На свете немало выставляющих свой жир на седле остолопов, которые могли бы мне по части таких прегрешений нос утереть. Ежели мой хлыст согрешил перед твоим задом, то ты совершил еще более тяжкое преступление перед моими ногами, не пустив их бежать к девушке, которая заигрывала со мной в саду. - Стерва ты этакая! - воскликнул Ламме. - Так это была месть? - Можно, я к тебе еще зайду? - спросил Уленшпигель. - Уходи добром! - прикрикнула на него хозяйка. - Добром - это значит уйти к тебе же, милашка, - рассудил Уленшпигель. - Вот если б я никогда больше не увидел твоих прекрасных глаз, это было бы для меня большое зло. Дозволь мне остаться - я бы тебя съедал каждый день всего на один флорин. - Вот я сейчас палку возьму! - пригрозила хозяйка. - Возьми лучше мою, - предложил Уленшпигель. Хозяйка прыснула, но уйти ему все же пришлось. А король Филипп не голодал - он объедался пирожными в обществе своей супруги Марии Уродливой из королевского дома Тюдоров (*25). Любить он ее не любил, но его занимала мысль, что, оплодотворив эту чахлую женщину, он подарит английскому народу монарха-испанца. Брачный союз с Марией являлся для него сущим наказанием - это было все равно что сочетать булыжник с горящей головней. В одном лишь они выказывали трогательное единодушие - несчастных реформатов они жгли и топили сотнями. Когда Филипп не уезжал из Лондона, когда он, переодетый, не отправлялся развлекаться в какой-нибудь притон, час отхода ко сну соединял супругов. Королева Мария в отделанной ирландскими кружевами сорочке из фламандского полотна стояла возле брачного ложа, а король Филипп, длинный как жердь, оглядывал ее - нет ли каких-либо признаков беременности. Ничего не обнаружив, он свирепел и молча принимался рассматривать свои ногти. Бесплодная сластолюбка говорила ему нежные слова и бросала на него нежные взгляды - она молила бесчувственного Филиппа о любви. Всеми доступными ей средствами - слезами, воплями, просьбами - добивалась она ласки от человека, который ее не любил. Напрасно, ломая руки, падала она к его ногам. Напрасно, чтобы разжалобить его, хохотала и плакала, как безумная, но ни смех, ни слезы не смягчали это твердокаменное сердце. Напрасно в порыве страсти она, как змея, обвивала его костлявыми руками и прижимала к плоской груди узкую клетку, где жила низкая душонка этого земного владыки, - он по-прежнему стоял столбом. Злосчастная дурнушка старалась обаять его. Она называла его всеми ласковыми именами, какие дают избранникам своего сердца обезумевшие от страсти женщины, - Филипп рассматривал свои ногти. Иногда он обращался к ней с вопросом: - У тебя так и не будет детей? Голова ее падала на грудь. - Разве я виновата, что я бесплодна? - говорила она. - Пожалей меня - я живу, как вдова. - Почему у тебя нет детей? - твердил Филипп. Королева как подкошенная падала на ковер. Из глаз ее катились слезы, но если б эта злосчастная сластолюбка могла, она плакала бы кровью. Так господь мстил палачам за то, что они устлали своими жертвами землю Английскую. Император поднял руку и сказал: - Если этот мерзавец попросит меня о чем-нибудь таком, чего я не могу исполнить, я его помилую. - Проси, Уленшпигель! Женщины плакали и говорили между собой: - Ни о чем таком он, бедняжечка, попросить не может - император всемогущ. Но вся толпа, как один человек, кричала: - Проси, Уленшпигель! - Ваше святейшее величество, - начал Уленшпигель, - я не прошу ни денег, ни поместий, не прошу Даже о помиловании, - я прошу вас только об одном, за каковую мою просьбу вы уж не бичуйте и не колесуйте меня - ведь я и так скоро отойду к праотцам. - Обещаю, - сказал император. - Ваше величество! - продолжал Уленшпигель. - Прежде чем меня повесят, подойдите, пожалуйста, ко мне и поцелуйте меня в те уста, которыми я не говорю по-фламандски. Император и весь народ расхохотались. - Эту просьбу я не могу исполнить, - сказал император, - значит, тебя, Уленшпигель, не будут вешать. Уленшпигель и Kwaebakker вышли вместе. Kwaebakker замахнулся на него палкой, но Уленшпигель увернулся. - Baes, - сказал он, - коль скоро ты замыслил побоями высеять из меня муку, то возьми себе отруби - свою злость, а мне отдай муку - мою веселость. - И, показав ему задний свой лик, прибавил: - А вот это устье печки - пеки на здоровье.
полная версия страницы