Форум » Творчество читателей » Страна радуг. » Ответить
Страна радуг.
Violeta: Дамы, мы с Жаклин де ла Круа представляем на ваш суд наш новый фанфик, воплощающий в себе оригинальную идею Мадемуазель Мари. Итак, это альтернативная версия событий "Бунтующей Анжелики". Что было бы, если бы она не подверглась насилию, Шарль-Анри выжил, а Флоримон не уехал бы искать отца? В тексте присутствуют фрагменты из романов А. Голон - они нужны для связки сюжета, выстраиваемому на основе оригинального текста, но с существенными отличиями от канона.
Леди Искренность: адриатика, скорее всего вы конечно правы, но вот такое сложилось субъективное впечатление лично у меня.
Violeta: адриатика пишет: Берн молодец, более находчивый чем в книге) Да, на корабле Голон превратила его в безумца, а в Ла-Рошели он мне очень нравился. У него были все шансы увлечь Анжелику. адриатика пишет: Ай, какой догадливый. А ка же разыграть сцену "она меня никогда не любила"? Зачем нам такая сцена? Нам такая сцена не нужна! адриатика пишет: А муж не пошел за пивОм, ца-ца
Violeta: Леди Искренность пишет: Отличный эпизод, потрясающее знание канона, умелое переплетение фанфика и книги. Знакомые слова, но при других обстоятельствах... Мерси, мы старались остаться в рамках канона, но вписать в него свою историю. Надеюсь, что все получилось.
Ingrid: Violeta пишет: Надеюсь, что все получилось. Очень здорово получилось. Спасибо вам огромное.
Жаклин де ла Круа: Дамы, спасибо большое за отзывы! Ночь Анжелика рассказывала Шарлю-Анри уже пятую по счету сказку, не отдавая себе отчета в том, что говорит. С ее губ слетали какие-то слова, но мысли ее были далеко. Все вокруг уже давно спали, а малыш все капризничал, вертелся, и никак не желал угомониться. - Сыночек, уже поздно, пока спать... - Не хочу спать, хочу в свою кроватку! Хочу обратно в Ла-Рошель! - упрямо повторял Шарль-Анри. Анжелика обреченно огляделась по сторонам: вокруг лишь доски, сырые доски и холодный уголок на баке... Вдруг двери широко распахнулись, впуская того самого матроса, Жана, который сопровождал ее в город в качестве охраны после неожиданной встречи с Рескатором на пляже. — А, вот вы где. Капитан поручил мне принести вам вот это и еще гамак для вашего сына. «Вот это» оказалось куском плотной ткани, не то плащом, не то одеялом, тяжелым, украшенным вышивкой и очень мягким — такую ткань ткут жены погонщиков верблюдов в Аравийской пустыне. Она даже не утратила аромата восточных благовоний. Жан ловко подвесил гамак к бимсам, и Анжелика переложила в него Шарля-Анри. Тот довольно улыбнулся. Плаванье начало ему нравится. — В гамаке ему будет лучше, да и не так сыро. Но мы не можем дать гамаки и одеяла всем. У нас их не хватит на этакую ораву. Не думали же мы, что нам на голову вдруг свалится такой груз. Но когда мы войдем в зону льдов, вам сюда принесут жаровни. — Поблагодарите от моего имени монсеньора Рескатора, — сказала Анжелика, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. Это был он! Тулузский сеньор, всегда помнивший и заботившийся обо всех. Ах, какая мука знать, что он так близок, и чувствовать, что он так далек! Перед ней мелькали образы прекрасной Тулузы и господина в красном, который вышел навстречу ей, своей юной супруге, а после надел на палец обручальное кольцо под высокими сводами Кафедрального собора, словно утверждая: "Ты теперь моя, моя навсегда...". А потом это видение сменилось следующим: Рескатор, накидывающий ей на плечи тяжелый бархатный плащ в Кандии, желая защитить от бесстыдных глаз, жадно рассматривающих ее, спасающий ей жизнь на пляже в Ла-Рошели, берущий на борт своего корабля ее друзей... Да, ему всегда были свойственны такие широкие, рыцарственные жесты… И все же он стал другим. Теперь он авантюрист, живущий грабежами и незаконной торговлей серебром. Сегодня он сказочно богат, а завтра — беден, как нищий, и на него постоянно охотятся, чтобы изловить и повесить. Теперь на его руках кровь… Она подумала о Канторе, о галерах, которые он пустил ко дну. Да она ведь и сама видела, как исчезла в пучине баржа — плавучий склад боеприпасов королевской эскадры, исчезла вместе со всеми гребцами-каторжниками. И ведь, несмотря на это, именно к нему, Рескатору, она бросилась за помощью, внезапно подумала она. Именно в его руки отдалась с доверием, отбросив всякую осторожность. Значит ли это, что она чувствовала, что под маской скрывается человек, близкий ей? Что, несмотря на весь свой сарказм и репутацию жестокого пирата, сердце его все же не утратило благородства и сострадания. "А знала ли я, какой он на самом деле?" Их богатство, окружавшая их роскошь, утонченные гости Отеля Веселой Науки, бесконечные праздники и приемы, высокое положение, которое занимал в королевстве знатный сеньор из Аквитании - все это не оставляло им времени получше узнать друг друга, сблизиться, почувствовать родство душ... А ведь с той поры минуло пятнадцать лет! Теперь он и вовсе превратился в незнакомца. А она, она сама? Разве можно узнать в ней непокорную дикарку из Монтелу или Анжелику дю Плесси-Белльер, бывшую графиню де Пейрак? И вот судьба предоставила им шанс вновь встретиться, на этом переполненном эмигрантами и пиратами таинственном корабле, плывущем к чужой, незнакомой земле... Анжелика сидела, обхватив колени руками, и наблюдала, как судно покачивается на волнах в такт ее невеселым мыслям. Все встало с ног на голову за столь короткий срок. Еще совсем недавно она была сиятельной дамой, а теперь мчится в неизвестность, была женой - порой счастливой, порой несчастной, а теперь абсолютно не знает, что ей делать с собственной жизнью. Еще совсем недавно она все бы отдала, чтобы хоть на миг оказаться в объятьях Жоффрея, а сейчас понимает, что собственными руками разорвала связывающие их нити. Как могла она бросать ему в лицо такие ужасные слова? Но разве не он жестоко надругался над ее чувствами? Откуда ему было знать, как истекает кровью материнское сердце? Анжелика судорожно вздохнула и прикрыла глаза: "Жестокий, как все мужчины..." "Как я могла так заносчиво себя с ним вести? Как я могла так в себе ошибаться.... Да, прошло пятнадцать лет, мы стали другими, но разве мы больше не любим друг друга? Ведь он так страстно прижимал меня к себе, ведь он пришел мне на помощь! Приехал в Ла-Рошель, едва узнал, что я там...". Анжелика выпрямилась и огляделась, словно стены могли дать ответ хотя бы на один из тревоживших ее вопросов. Противный голос совести нашептывал ей, что Жоффрей уверен теперь, что она влюблена в Берна и готова стать его женой, но... Анжелика вздохнула: она так запуталась. Во всем. И у нее больше нет сил искать ответы. Еще недавно она воображала себя бредущей с детьми по тропкам американских лесов, в руках у нее был букет цветов, на голове - соломенная шляпа, дома ждал бы мэтр Берн, в загоне блеяла бы коза.... Такой вариант развития событий казался ей приемлемым: тихая гавань после бушующего океана ее мятежной жизни, понимающий человек рядом, уверенность и спокойствие. А теперь все отодвинулась на задний план из-за невероятной и удивительной новости - ее муж жив! Она так долго запрещала себе думать о нем, мечтать о встрече, что постепенно и вовсе разучилась мечтать... Анжелика накинула шаль и вышла из каюты. Ей необходимо было если не увидеть мужа, то хотя бы подышать свежим воздухом. Стены невыносимо давили на нее, а она жаждала простора и свободы - свободы думать, чувствовать, любить... *** Жоффрей де Пейрак, прозванный Рескатором, нервно мерил шагами каюту, не находя себе места после произошедшего. Перед глазами мелькали прожитые годы, и он с горечью осознавал, что все впустую. Он пережил немало захватывающих, вдохновляющих приключений, и каждый день приносил его жадному уму множество новых знаний. Он не сожалел о прожитой им жизни! Ни о чем — даже о своих поражениях и неудачах. Все, что он вытерпел или предпринял, казалось ему интересным, все это, по его мнению, стоило познать и даже пережить заново — он не отказался бы ни от чего, в том числе и от неизвестности, которая маячила впереди. Мужчина — если он действительно мужчина — чувствует себя уверенно в гуще любых приключений и даже катастроф. У мужского сердца жесткая оболочка. Мало есть на свете такого, от чего оно не могло бы оправиться. У женщин сердца более ранимы — даже у тех из них, которые умеют мужественно переносить невзгоды и страхи. Смерть любви или смерть ребенка может навсегда погасить в них радость жизни. Странные существа женщины — одновременно уязвимые и жестокие. Жестокие, когда лгут, и еще более жестокие, когда говорят искренне. Как Анжелика вчера, когда бросила ему в лицо: «Если вы стали таким… Лучше бы вы умерли». И всему виной этот проклятый протестант! Что такого могло связывать его и Анжелику? Вероятно, она чем-то была ему обязана, но... Все ее поведение, та нежность, с которой она склонялась к нему, шептала ободряющие слова убеждали в обратном. Его тогда обожгла ревность, потому что в свете тусклых светильников, освещающих нижнюю палубу, он увидел, что она куда красивее, чем он помнил, женственнее, грациозней, но ее улыбки и заботы предназначались другому, а он был для нее чужим, ненужным, между ними встала стена. Что же до Шарля-Анри... Нет, де Пейрак был абсолютно безразличен к этому белокурому мальчику, походившему на Кантора в детстве, куда большие страдания причинял ему тот факт, что малыш был сыном маркиза. Красавца-кузена, в которого Анжелика была немножко влюблена, как она признавалась ему, смеясь, в Тулузе, даже не подозревая, какую боль причиняет его ревнивому сердцу... Жоффрей де Пейрак взял со стола перчатки и вышел на палубу. Матросы ловко сновали по вантам, подгоняемые окриками ворчливого Эрикссона, протестанты спали, утомленные побегом и размышлениями о новой неизвестной жизни, что ждет их за океаном, и груз всех этих десятков человеческих жизней, за которые он был в ответе, вдруг навалился на него всей тяжестью, и он почувствовал, что устал. А недавнее объяснение с Анжеликой, увы, спокойствия не прибавляло. Ему уже не раз доводилось подходить к перекресткам жизни, когда кончался один этап пути и надо было искать другое направление и все начинать заново. Правда, в глубине души он всегда знал, что на самом деле вовсе не начинает заново, а только продолжает давно намеченный путь, мало-помалу открывая таящиеся на нем неведомые горизонты. И все же каждый раз он должен был отказываться от привычного образа жизни, как змея сбрасывает старую кожу, и оставлять позади прежние привязанности и дружеские связи. Но оставить ее, Анжелику? Оставить Флоримона? Де Пейрак сжал руки в кулаки. Женщина, которую он любил, его жена, его творение, его сокровище, отдала себя другим! Что может быть естественнее? Красавец-маршал, любимец короля, да, быть может, и сам король! Сам же он стал отверженным, лишился всего своего могущества — так мог ли он требовать, чтобы она осталась верна воспоминаниям о былом? Как наивно с его стороны было полагать, что Анжелика способна на вечную любовь! Она с радостью забыла о навязанном ей отцом браке с хромым колдуном и осуществила мечту, которую втайне лелеяла в глубине своего сердца, - связать себя однажды узами брака с маркизом дю Плесси... Любовь притупляет разум. Любовь делает человека слепым. И только ученый граф де Пейрак об этом не догадывался. Да, Анжелика была его творением, он изваял ее по своему вкусу, но означало ли это, что она уже никогда не выйдет из-под его влияния? Жизнь и женщины переменчивы. Ему следовало об этом помнить. Однако он оказался слишком самонадеянным. И снова поплатился за это. Узнав, что она жива, он, словно безрассудный мальчишка, кинулся в Ла-Рошель. Увидеть, коснуться ее, заглянуть в глаза и почувствовать, что она его, все еще его - возлюбленная, жена, мечта... Но судьба снова, уже в который раз, посмеялась над ним - Анжелика была далека, как никогда, вся устремлена мыслями к этому чертову гугеноту, и он, ее муж, был лишь досадной помехой на ее пути к счастью, которое она желала обрести в чужих объятиях. Ну что ж, он не будет ей мешать. Но при одной только мысли, что она может принадлежать другому, его сердце словно сжало холодной рукой. «Глупец! Ради чего ты прожил сто разных жизней, для чего сотни раз избежал смерти, если до сих пор тщишься скрыть от себя правду о себе самом! Признайся, что ты не можешь допустить, чтобы она стала женой Берна, потому что ты просто не вынесешь этого». Пятнадцать лет... Господи Боже, какая бездна пролегла между тем безоблачным счастьем в Тулузе, которое горьким и терзающим воспоминанием всегда жило в его душе, и их нынешним положением изгнанников, плывущим к неизвестным берегам. И эта незнакомка в образе его жены - что скрывает она в головокружительной глубине своих изумрудных глаз? Ему так и не удалось разгадать эту тайну тогда, не удается и сейчас. И тут он увидел ее, зябко кутающуюся в шаль, стоящую в окружающей их темноте, словно посланный ему в насмешку поблекший призрак прекрасной любви их молодости... О чем она думала, зачем пришла сюда, почему не сидит рядом со своим раненым другом, черт бы его побрал? Тяжелая волна ревности накрыла его. Он сейчас почти с ненавистью смотрел на эту женщину, которая так изощренно терзала его сердце и даже не подозревала об этом. Его единственная боль, его единственная любовь... Он не хотел подходить к Анжелике, нет, но неудержимая сила влекла его к ней, и он, сам не замечая как, оказался за ее спиной... *** Стоя на корме и ежась от холода и переполняющих ее эмоций, Анжелика невольно вспоминала прошедший вечер. Она ждала мужчину. Того, кого она любила, и который был с нею разлучен, и она мысленно протягивала к нему руки. «Прижми меня к себе… Спаси меня, ты же такой сильный… Почему я потеряла тебя? Если ты оттолкнешь меня, я умру!» Она тихонько бормотала эти слова, наслаждаясь восхитительным жаром вновь обретенных желаний. Как могла она быть с ним такой холодной? Разве так ведет себя любящая женщина? Он мог подумать, что она его больше не любит. А как страстно он прижимал ее к себе! А после... Ее гнев, обида, мэтр Берн, за которого она так яростно вступилась... Анжелика рассерженно помотала головой. Надо сказать Жоффрею, что она была не в себе, что то, что произошло между ними - лишь следствие ее нервного состояния, в которое ее повергла весть о том, что Кантор не погиб, а соединился с отцом, которого никогда не видел, но к которому всегда стремился. В самом деле, их сын жив, она скоро увидит его, к чему же было отталкивать своего вновь обретенного мужа, который даже и не подозревал, сколько горя причинил ей своим поступком. И ведь это желание во что бы то ни стало вернуть себе сына - разве оно не говорит о его привязанности к ней, о том, что ему хотелось через Кантора обрести вновь частичку той любви, что была между ними? Боже, он никогда не простит ее! Он слишком горд, слишком независим, он не оставит безнаказанными ее слова и особенно то, что она демонстративно заступилась за мэтра Габриэля, подчеркнув тем самым, что тот ей дороже чем он, Жоффрей! Ах, если бы можно было снова вернуться назад и все исправить... Но увы, все произошло так, а не иначе, и теперь ей оставалось только одно - во что бы то ни стало убедить мужа, что она всегда любила только его, его одного, и что все те мужчины, кто так или иначе присутствовали в ее жизни, были лишь способом забыть о том беспросветном одиночестве, в которое она погрузилась, когда приговор короля так жестоко разлучил их. За счастье находиться в его объятиях, смотреть в его глаза, растворяться в пронзительной сладости поцелуя она готова была на коленях вымаливать его прощение. И в свою очередь забыть о той боли, что он нечаянно причинил ей. Поцелуи Жоффрея! Как могла она их забыть? Она вспомнила, как была ошеломлена, когда он поцеловал ее впервые, и как погрузилась в незнакомое ей прежде блаженное беспамятство. Еще долго она, совсем юная в ту пору женщина, предпочитала это сладкое головокружение неге обладания. Лежа в его объятиях, сливаясь с ним в поцелуе, она испытывала блаженство полного растворения в любимом, это неизъяснимое блаженство, которое мужчина дарит любящей его женщине. Позже ни одни мужские губы не могли доставить ей подобного наслаждения. Поцелуй был для нее чем-то столь интимным, что ей казалось — она не вправе разделить его ни с кем, кроме Жоффрея. Всю жизнь, сама того почти не сознавая, она хранила память о тех ни с чем не сравнимых поцелуях, жадных, упоительных, которыми они, смеясь и никогда не пресыщаясь, обменивались в те далекие времена в Тулузе. А тот поцелуй с мэтром Берном на улице в Ла-Рошели... Мимолетный, на миг пробудивший в ней чувственность, разве он доставил ей такое же наслаждение? Не был ли он просто благодарностью за спасение, желанием почувствовать, что она все еще способна возбуждать любовь, разжигать огонь страсти в мужском сердце? Теперь он казался ей ничего не значащим, а сам мэтр Габриэль - просто случайным мужчиной, встреченным ею на дороге жизни. Все, что ее интересовало - это Жоффрей и отчаянное желание помириться с ним. Ах, только бы он пришел, она найдет слова, чтобы смягчить его, успокоить оскорбленную гордость. Только бы он пришел... И тут она услышала тихие шаги за спиной...
Арабелла: Замечательно, просто слов нет )) И Рескатор сразу расставил перед гугенотами все точки над И - так что теперь им не придется "терзаться смутными сомнениями", и все (или почти все) косяки книжного исправил, и реакция Анж более правдоподобна и естественна... Хочется надеяться, что эта ссора-недоразумение не продлится половину плавания, как в романе...
адриатика: Разговор мальчиков хочу Они же уже большие тоже свое мнение имеют))
Мадемуазель Мари: Арабелла пишет: Плаванье начало ему нравится. Ну ещё бы, такой кроватки у него даже в Плесси не было)) Жаклин де ла Круа пишет: Все встало с ног на голову за столь короткий срок. Еще совсем недавно она была сиятельной дамой, а теперь мчится в неизвестность, была женой - порой счастливой, порой несчастной, а теперь абсолютно не знает, что ей делать с собственной жизнью. Еще совсем недавно она все бы отдала, чтобы хоть на миг оказаться в объятьях Жоффрея, а сейчас понимает, что собственными руками разорвала связывающие их нити. Очень здорово!! Жаклин де ла Круа пишет: Еще недавно она воображала себя бредущей с детьми по тропкам американских лесов, в руках у нее был букет цветов, на голове - соломенная шляпа, дома ждал бы мэтр Берн, в загоне блеяла бы коза.... Про козу вообще отменно) хорошее дополнение к образу метра Берна) Жаклин де ла Круа пишет: И тут она услышала тихие шаги за спиной... На самом интересном месте) У Шахерезады учитесь, да?
Violeta: Арабелла пишет: Замечательно, просто слов нет )) И Рескатор сразу расставил перед гугенотами все точки над И - так что теперь им не придется "терзаться смутными сомнениями", и все (или почти все) косяки книжного исправил, и реакция Анж более правдоподобна и естественна... Хочется надеяться, что эта ссора-недоразумение не продлится половину плавания, как в романе... Думаю, что нет. В наши планы не входит писать пятисотстраничный том. Ограничимся фанфиком, правда, размера "макси". адриатика пишет: Разговор мальчиков хочу Они же уже большие тоже свое мнение имеют)) Будет, куда ж без него! Мадемуазель Мари пишет: Про козу вообще отменно) хорошее дополнение к образу метра Берна) Отличная альтернатива синице в руке. Мадемуазель Мари пишет: На самом интересном месте) У Шахерезады учитесь, да? Мы коваааааааааарные! И жестокие!
княгиня Спадо: Прекрасно! Просто идеально, но на самом интересном месте... ох, прям так и хочется спросить дальше, дальше
Jeoffrey de Peyrac: Violeta, Жаклин де ла Круа, выше всяких похвал! Браво! Читаю с огромным удовольствием! И хотя времени катастрофически не хватает, все равно открываю форум и смотрю, не появилось ли продолжение
Violeta: княгиня Спадо Jeoffrey de Peyrac Мерси, дамы! Продолжение не за горами
адриатика: Violeta пишет: Будет, куда ж без него! Да, очень интересно узнать их реакцию. Мальчики то большие. Фло уже юноша и Шарлю уже больше 7. Может Фло за какой девушкой начнет ухаживать? В таком случае интересна реакция отца.
Violeta: адриатика пишет: Да, очень интересно узнать их реакцию. Мальчики то большие. Фло уже юноша и Шарлю уже больше 7. Может Фло за какой девушкой начнет ухаживать? В таком случае интересна реакция отца. Ну, мы не планируем подробно все расписывать - это фик, главное - это отношения между Анж и Жоффреем. Но несомненно, реакция мальчиков будет обозначена. Насчет девушки Фло - это побочная линия, пусть за кадром остается. А отец, я думаю, только порадуется - сынок вырос!
Леди Искренность: Чудесно! Так необычно и в тоже время любопытно читать вроде знакомый текст, но в абсолютно новом переложении. Шарль-Анри лаконично пристроился на место Онорины, я смотрю.
полная версия страницы