Форум » Творчество читателей » После войны, или Незаконченная история » Ответить

После войны, или Незаконченная история

Zirael: Пара: Анжелика\Филипп Размер: пока неизвестен Рейтинг: ожидается до NC-17 Статус: в процессе. Содержание: Филипп остался жив Прав на героев у меня никаких нет, не было и не будет, только на слова, поставленные по порядку. От автора: эту идею я носила в себе достаточно долго, но никак не решалась начать, боясь, что это будет просто подборка драббалов на тему. Но сейчас оно почему-то начало складываться в достаточно линейную историю, и я просто "ловлю момент"

Ответов - 46, стр: 1 2 3 4 All

Zirael: toulouse toulouse пишет: Не хотите ли вы превратить Филиппа в Пейрака №2? упаси меня Эру toulouse пишет: Мне кажется, что у Голон в линии Филипп - Анжелика - король есть аллюзия на библейский сюжет с Вирсавией. есть. Но за любой аллюзией стоят все же самостоятельные герои со своими характерами, которые, по желанию автора, могут перебороть преднарекаемое развитие событий

toulouse: Zirael так и у Голон все получилось иначе. Не стала же Анжелика мадам Монтеспан.

toulouse: Zirael пишет: упаси меня Эру извините, это из какой оперу?


Zirael: toulouse toulouse пишет: извините, это из какой оперу? это Сильмариллион.

Zirael: На следующее утро после возвращения в Плесси Анжелика спустилась к завтраку, будучи в почти полной уверенности, что проводить ей его придется в одиночестве. К ее удивлению, стол уже был накрыт, и за ним завтракал маркиз дю Плесси-Бельер. При ее появлении он поднялся, вежливо пожелал ей доброго утра и препроводил на место хозяйки дома. Еда не интересовала Анжелику. Делая вид, что занята завтраком, она не сводила глаз с мужа. Таким она видела его впервые: без парика, в простом светлом камзоле почти без украшений, он казался и моложе, и ближе, чем когда бы то ни было. Он же словно не замечал ее смятения, продолжая неторопливо принимать пищу; Анжелика запоздало заметила, что лубок с его руки уже сняли, оставив лишь плотную повязку. – Вы решили сегодня пропустить прогулку? – поинтересовалась она, не в силах выносить, как ей казалось, тягостного молчания. – О, нет, всего лишь перенести, - невозмутимо отозвался Филипп, отпив из бокала. – Кто знает, к каким родственникам вам бы понадобилось отправиться в этот раз, когда я вернусь. Анжелика молча приподняла брови и склонилась над тарелкой, не в силах подобрать слов для ответа и не зная, правильно ли поняла его слова. Высказывал ли он ей свое недовольство ее быстрым отъездом, или же прятал за шуткой желание, наконец, побыть с ней вдвоем? Она чувствовала себя неуверенно: когда же прекратятся эти игры? – Поэтому, - после паузы продолжил Филипп, – я был бы весьма рад, если бы вы составили мне компанию на этой прогулке. Разумеется, если это не нарушит ваших планов, сударыня. – Вы приглашаете меня с собой? – в изумлении выпалила Анжелика, разом позабыв про досаду. – Вас удивляет, что я могу пригласить собственную жену? – Скорей безмерно радует, - парировала молодая женщина. – Когда вы велите мне быть готовой? Филипп промокнул рот салфеткой и встал: – Я взял на себя смелость предвосхитить ваш ответ, так что лошади уже оседланы. – Мне не потребуется много времени, чтобы собраться, – она тоже встала из-за стола, едва удерживаясь, чтобы не побежать по лестнице. «Я веду себя, словно мне шестнадцать лет, – думала Анжелика, пока служанки помогали ей надеть костюм для верховой езды, достаточно красивый и достаточно простой, укладывали волосы в незамысловатую прическу. – Наверное, Нинон бы подняла меня на смех, если бы видела, как я волнуюсь перед встречей с мужчиной». И снова она не знала, чего ждать – будет ли это романтическая прогулка, предвестница примирения и начала новой любви, или же обычное времяпровождение ради соблюдения этикета? Для Анжелики была приготовлена белая, как снег, кобыла. – Самая спокойная лошадь в конюшне Плесси, - пояснил Филипп, помогая ей сесть в седло. – Однако и с ней нужно быть настороже. – Вы полагаете, что я не умею ездить верхом? – Анжелика подобрала поводья, расправила складки юбки у седла. – Моя Церера ничем не уступит вашим лошадям. – Надеюсь, как-нибудь представится случай проверить, – Филипп тоже вскочил на своего буланого коня. – Вы готовы? Проехав немного по дороге, Филипп решительно направил коня на одну из боковых тропинок, почти в сплетение ветвей. Там ехать было не так легко, кони перешли на шаг, и Анжелика поневоле вынуждена была следить за лошадью, не зная, чего от нее следовало ждать. Филипп молча ехал впереди, изредка оглядываясь, но разговор завести не пробовал, словно тишина окутанного печалью осени леса останавливала от беседы. Свежий, пахнущий грибами и увядающей листвой воздух вновь напомнил Анжелике о детстве: сколько дней она проводила наедине с самой собой в этом лесу! – Этот лес похож на сказочную чащу, – задумчиво проговорила она, глядя на едва тронутые яркими красками осени могучие деревья. – В детстве мне казалось, что именно о нем говорилось во всех сказках, которые нам рассказывали… – И что же там говорилось? – рассеянно спросил Филипп, слегка натягивая поводья, чтобы поравняться с женой, насколько позволяла тропа. – О, чаще всего это были ужасные истории про людоедов! – рассмеялась Анжелика. – Чем еще могли стращать маленьких детей, чтобы они не бегали сюда играть и прятаться! – А мне всегда нравились эти места, - так же задумчиво проговорил он, и на его губах она увидела легкую улыбку, будто перед мысленным взором он видел радостную картину из своей юности. – Особенно осенью, – отец, если был не занят при дворе, собирал гостей и устраивал охоту, и тогда я днями, кажется, не слазил с коня, исследуя тут каждую нору и каждую тропинку. Так что я проводил в лесу никак не меньше времени, чем вы. Правда, это было давно. Не помню, когда я проводил тут больше недели… – Тут ничего не изменилось, - со вздохом промолвила Анжелика. Ее опять охватила грусть и тревога: впервые за долгое время оставшись с Филиппом наедине, она не знала, как себя вести, будто и впрямь была юной девушкой, первый раз отправившейся на свидание с любимым. Да и было ли это свиданием?... – А куда мы едем? – все же спросила она, чтобы прервать поток воспоминаний. – Скоро узнаете, – с внезапной легкой досадой заметил Филипп, вырвавшись из воспоминаний. – Разве же не должен муж найти способ развлечь свою разобидевшуюся жену? – Разобидевшуюся? – Анжелика широко раскрыла глаза от удивления. – Вы же не станете отрицать, что этот отъезд в Монтелу был только предлогом? – Но на что я могла разозлиться по-вашему, Филипп? – Да кто вас разберет, - буркнул он, став похожим на прежнего, надменного и почти оскорбительно откровенного маркиза, с которым она враждовала. – Тогда в лесу вы повели себя так, будто бы разбойникам обрадовались больше. В последний момент она удержала рвущийся с губ язвительный ответ: нет, ни за что она не станет виновницей еще одной ссоры! – Я испугалась, - откровенно призналась она, опустив взгляд и поглаживая белую гриву своей лошади. – Мне и в голову бы не могло прийти, что вы отправитесь мне навстречу: ведь мы расстались почти в ссоре. Он молчал так долго, что она начала тревожиться. Подняв, в конце концов, на него глаза, она увидела на его обычно непроницаемом лице что-то, похожее на слабую тень растерянности. Похоже, ее откровенность опять поставила его в тупик. – Филипп? – они ехали так близко, что она, протяни руку, могла бы коснуться его плеча. – Мы приехали, мадам, – жестом он вынудил ее замолчать и указал вперед. Она подняла глаза, и все мысли разом вылетели у нее из головы. От восхищения Анжелика ахнула, всплеснув руками и выпустив поводья. Посреди поляны, на которую они выехали, стоял маленький охотничий домик, – почти точная копия белоснежного замка Плесси. Все еще охваченная восторгом молодая женщина отмечала и невысокие башенки, и умело скопированные крошечные балконы, и ажурные решетки на окнах. Повернувшись к Филиппу, она увидела на его лице удовольствие и гордость от ее радости. – Это великолепно, Филипп! Но откуда же он здесь взялся? Я не помню, чтобы слышала о чем-то подобном. – Думаю, что не слышали, – он помог ей доехать до входа и спуститься с лошади. – Этот домик выстроил мой отец за несколько лет до смерти. Матушка была недовольна, ведь к тому времени он уже почти забросил охоты, так что, думаю, она полагала, что строил он его для добычи иного рода… – И вы?.... – она не договорила, вдруг испугавшись прямого ответа на мучавший ее вопрос. – Все ваши мысли написаны у вас на лбу, моя дорогая, - с усмешкой заметил он, помогая ей подняться по ступенькам. – Раз уж у меня появилось время, пока я в Плесси, отчего бы не привести домик в должный вид? Внутри убранство домика только подтвердило слова Филиппа: комнат для гостей там было явно маловато, зато двоим наверняка было весьма уютно. Это место было создано для любовных встреч, – уединенное, романтичное, оно могло растопить сердце даже самой суровой добыче. Анжелика и хотела, и боялась поверить, что Филипп привез ее в самое сердце леса Плесси, в чудесный белый домик ради любовного свидания… – Вам не нравится? – Это великолепное место, Филипп, - со вздохом призналась Анжелика, поднимая на Филиппа затуманенные глаза. – Но на месте вашей матушки я бы тоже негодовала. Это место пленит любую… В глубине души она ожидала поцелуя, любого другого проявления чувств, но Филипп, лишь усмехнувшись, взял ее за руку и провел ее к дивану у неразожженого камина, помогая устроиться. – Надеюсь, ваши дела при дворе завершились успешно?

toulouse: ааааа, что-то знакомое, где-то когда-то неч-то вроде бы бы-ло... кажется, так: теперь мы немножко порезвимся в домике на сами-знаете-где? Про вышколенных строгим хозяином слуг будет? Почему ехали на двух лошадях, а не на одной? Филипп мог бы для разнообразия посадить позади себя. Песни пусть там распевает, какой-нибудь местный путевинский фольклор))) Может быть, Филипп, зеленый в душе, пожалел животное? Я догадалась? А папенька молодец. И вроде так было принято: большой дом - для официальных приемов, охотничий - для разных утех. Голицины, когда владели Архангельским, построили в Николо-Урюпине (название не слишком романтическое, но как есть) такого назначения павильон "Белый домик": "Здание в стиле французского классицизма эпохи Людови-ка XVI задумывалось как место для уединенного отдыха хозяина и его встреч с избранными гостями и, вероятно, гостьями. Внутри сохранились фрески, сделанные по альбомам куртуазного французского художника Буше, кафельная печь и тонкая лепка на стенах. Искусствоведы считают «Белый домик» самым изысканным садовым павильоном в Подмосковье".

Zirael: toulouse toulouse пишет: теперь мы немножко порезвимся в домике на сами-знаете-где? куда ж без этого)) toulouse пишет: Про вышколенных строгим хозяином слуг будет? Почему ехали на двух лошадях, а не на одной? Филипп мог бы для разнообразия посадить позади себя. Песни пусть там распевает, какой-нибудь местный путевинский фольклор))) а это откуда было такое? toulouse пишет: А папенька молодец. еще бы)) Я параллельно вычитываю другой фик, как раз про семью Филиппа, так что такой домик, ИМХО, вполне в его характере был бы))

Леди Искренность: Zirael пишет: а это откуда было такое? Наташа ведет речь о первой ночи в домике на Гаронне Анж и Жоффрея. Там были молчаливые слуги, Пейрак вез Анж на коне впереди себя и пел старую провансальскую песню.

Zirael: Леди Искренность а , ну, Голон любит играть параллелями, и я покорно иду по ее стопам)) На самом деле некая зеркальность тут задумывалась, однако не по отношению к первой брачной ночи Анжелики в браке с Пейраком, а по отношению к свадьбе с Филиппом. Ну, и в том, чтобы отвезти "добычу" в некий уединенный уголок тоже ничего нового нет, это вполне инстинктивное желание.

Zirael: – Надеюсь, ваши дела при дворе завершились успешно? - Филипп! – запротестовала она, всем телом подавшись вперед. – Филипп, не нужно! Мы и так потеряли слишком много тогда, перед свадьбой… из-за того, что не сказали всего, что должны были. – Перед свадьбой? – переспросил Филипп, перестав улыбаться. – По-моему, тогда все было предельно ясно, разве нет? – Нет, не было, - отчаянно, словно бросаясь в пропасть, проговорила Анжелика, стиснув кулаки на бархатистых складках юбки. Вспоминать об этом было тяжело, но она знала, что умолчать было бы неправильно. – Вы ведь готовили комнаты для меня, помните, вы сами мне сказали об этом летом? И я… мне следовало тоже сказать вам… Филипп, лицо которого вновь замкнулось за маской из надменности и легкой насмешки, сделал короткий нетерпеливый жест, не то призывая ее остановиться, не то продолжать. – Тогда я уже любила вас… начинала любить, - она издала короткий горький смешок и подняла на мужа глаза. – Но не стала говорить об этом. – Что было, то прошло, – так, кажется, говорят? – Филипп пожал плечами, его лицо оставалось непроницаемым. – Не прошло, - возразила Анжелика, по-прежнему держа похолодевшие руки в складках ткани. – Я любила вас тогда, и люблю теперь… – Я почти перестал в этом сомневаться, - ответил Филипп после долгой паузы; опешившая Анжелика пораженно распахнула глаза: – По-вашему, так должен отвечать мужчина на признание в любви?! – Разве вы не знаете сами нужного ответа? – маркиз снова пожал плечами и слегка улыбнулся. – К чему впустую повторять одно и то же? – Вы невыносимы, Филипп, - пожаловалась она. ¬ – Эти слова от любимого человека дают силы, дают желание жить… – Разве же вам недостает силы? – Филипп присел на край дивана и взял жену за руку, слегка потянув к себе. – Вы играете со мной, дразните самого короля… если вам прибавить еще силы, кто знает, на что еще вы будете способны? Как во сне, она смотрела, как муж подносит ее ладонь к лицу, и лишь потрясенно вздохнула от ласки его губ, пока он осторожно покрывал ее пальцы легкими поцелуями. Упоминание короля заставило ее вздрогнуть и вернуться в реальность. – Вы не верите мне? Обида мешалась в ее душе с чувством вины: она помнила неоконченный разговор в палатке при Франш-Комте и то, что предшествовало этой беседе ночью накануне. Она сохранила честь имени Плесси-Бельер, но слишком хорошо знала, как трудно ей было выстоять перед напором короля. – Не верю? – Филипп привлек ее за плечи к себе так близко, что она не видела его лица, и надолго замолчал, будто раздумывая над ответом. Анжелика закрыла глаза, пытаясь понять, о чем же он вспоминает сейчас? О том вечере перед ранением, когда он с горечью говорил о ревности? О том, как разрывалось его сердце при одном виде улыбающегося жене короля? Знал ли он об их встрече накануне, а если знал, то что должен был подумать?... Или же о том, как его взбалмошная возлюбленная после наперекор лекарям сидела у его постели? Как почти дерзко испрашивала у недовольного короля позволение уехать вместе с мужем в Плесси? – Насколько я помню, – медленно проговорил Филипп, – вы слишком прямолинейны, слишком открыты, чтобы утруждать себя обманом… или самой терпеть обман. Нет, я не сомневаюсь в вас… кто бы еще из придворных дам так мужественно отказался от осенних охот и празднеств ради скучной заботы о раненом муже? Она улыбнулась вместе с ним, согретая и успокоенная его несложной шуткой. На самом деле, ее отношения с королем были слишком тяжелой темой, чтобы они сейчас могли говорить о ней прямо. Довольно было и того, что ее отъезд вместе с мужем должен был показать королю серьезность ее слов… – Могу себе представить, что сейчас говорят о нас при дворе… - прошептала она. – Обсуждают, за какие суровые прегрешения король сослал мадам дю Плесси в полное владение своего тирана-супруга? – предположил Филипп самым серьезным тоном, и Анжелика вновь изумилась: как мог он, еще недавно признававшийся в ревности, так легко говорить об этом?! Им придется вернуться, вдруг подумала она. Филиппа призовет война, ее саму – должности при дворе, необходимость обеспечивать будущее для сыновей… Могла ли она требовать, чтобы Филипп оставил свой порядок жизни ради нее? Отказалась ли бы сама от того, чего с таким трудом добивалась? Надолго ли им хватило бы лишь друг друга? Но при дворе все будет иначе: теперь они будут вспоминать мгновения, проведенные друг с другом тут, и страстно искать новых встреч… – Нам придется вернуться, – со вздохом сорвалось у нее с губ подтверждение ее мыслей, и она, словно обессилев, прильнула к его плечу. – Если мы выедем тотчас, то вернемся к обеду, – помедлив, отозвался Филипп, словно не понял смысла ее слов. У себя над ухом она слышала, как едва заметно учащается его дыхание. Каждый раз, словно впервые! С каким-то наивным восторгом она каждый раз заново встречала зарождение теплого огонька где-то внутри, и его сила, его мерцающий свет заставлял пальцы робко искать прикосновений, губы – нуждаться в тепле другого тела, чтобы оживить свое собственное. Свет этого огня тянул их, вынуждал вспомнить, что мужчина и женщина были созданы друг для друга, и сейчас охваченная этим теплом Анжелика с радостью видела, как поддается этому влечению и Филипп. Сперва сделать вид, что ничего не происходит. Что пальцы сплетаются словно бы случайно, и в первых рассеянных касаниях губ – к виску, к волосам, к щеке, – нет ничего горячего и обжигающего… – Я думаю, что мы вернемся к вечеру, - прошептала она и повернулась к нему. Время игр прошло, и теперь она открыто приветствовала охватившую их страсть, жар его рук у себя на спине, дрожь собственных пальцев, сражающихся с пуговицами на его камзоле… Пламя удовольствия одолело и накрыло ее, измученную волнением после сложного разговора, слишком быстро. У них обоих не было сил сдерживаться, чтобы продлить игру, и она, закрыв глаза, отдалась во власть горячих и нетерпеливых рук мужчины, давно не знавшего женских ласк. Его порывистость сейчас странным образом трогала ее, почти умиляла, как трогало любое проявление чувств из-за стены его надменности и сухости. Теперь же, когда Филипп лежал с закрытыми глазами, в полудреме откинувшись на диванные подушки, он казался ей почти незнакомым. – Я люблю тебя, - еле слышно прошептала она, и сразу же почувствовала, как Филипп пошевелился, будто приходя в себя или просыпаясь: – По вашему дамскому кодексу это всегда нужно говорить так, чтобы никто не услышал? – Вы же и так знаете нужный ответ, - в тон ему отозвалась Анжелика, бережно очерчивая кончиками пальцев свежие шрамы на его груди. Настанет время, когда она будет знать их наперечет. – Я ведь не хочу утомлять вас, повторяя одно и то же… – Мне стоило бы помнить, что вам не стоит класть палец в рот, – хмыкнул он, не открывая глаз. – Вы слишком быстро учитесь, моя дорогая. – Вы тоже, – она убрала руку и опять положила голову ему на грудь. – Кто бы мог подумать, что вы решите пригласить меня на любовное свидание! – Как же еще растопить сердце забывшей свой супружеский долг даме, – грубовато проворчал Филипп, и она почувствовала, как нежно, вопреки его тону, его губы касаются ее лица, а пальцы вновь уверенно проникают под наполовину распущенный корсаж, ослабляя и без того едва держащуюся шнуровку и приспуская ткань. Сейчас он не спешил, и в его действиях не было огненной страсти: он словно бы победителем проходил по уже захваченному и покоренному городу, и не пыл битвы влек его, а покорность побежденных… – Братство Святого Причастия поспорило бы с вами, - проговорила Анжелика, ошеломленная столь откровенными его ласками. Она давно замечала, что его влекла красота ее груди, но такая грубоватая открытость, прямое признание ее привлекательности приводила ее в смятение. Он словно бы заявлял свои права на ее тело, на нее саму, и это чувство пугало ее своей новизной. – Братство против исполнения супружеского долга? – теперь его губы едва касались ее шеи, и отчего-то Анжелике показалось, что сейчас они с Филиппом были ближе, чем когда их тела еще недавно были сплетены вместе. –Днем, в домике для грешных свиданий? – возразила она, откидывая голову назад. Его пальцы, лениво и уверенно ласкающие ее тело, сейчас дарили не желание, а лишь спокойную упоительную нежность. Впервые они находились вместе, когда пыл любовной схватки уже остался позади, и ничто и никто сейчас не в силах был этому помешать. – И… разве не рекомендуют мужьям ограничить влечение строго необходимым, чтобы…. не предаваться греховным искушениям? – Я бы никогда не заподозрил вас в столь ревностном исполнении церковных заветов, - язвительно заметил Филипп, но руку убрал, вновь вытянувшись на диване. – Боюсь, в следующий раз я могу найти на вас власяницу…или пояс безбрачия, если вы не смените своего духовника. О, Анжелика хорошо помнила, кто и когда рассказывал ей о приличиях в браке! Замерзшая и перепуганная, и оттого не заботящаяся об этикете, она тогда выслушивала нотации от Солиньяка. Сурово расспросив ее о придворной жизни, он принялся отчитывать ее за измену; она могла только слушать, опустив глаза, потому что не знала, как объяснить этому напыщенному вельможе, что это случайность, секундная слабость, и она безумно жалеет о произошедшем. Анжелика бы ничуть не удивилась, если бы разговор о супружеских изменах пошел так же, как вели его многие ханжи: блестя глазами и румянцем от возмущения, перемешанного с запретным возбуждением. Но Солиньяк пугал ее, размеренно и сухо рассказывая ей, как должно вести себя жене на супружеском ложе, дабы супруг понимал свой долг и не посягал на большее. Тогда разозленная Анжелика подумала, что была бы не против, посягни Филипп на большее, нежели холодное, почти равнодушное насилие над ее телом, которое он язвительно именовал супружеским долгом… Она в отчаянии и гневе возразила Солиньяку, вызвав у него, наконец, хоть какое-то проявление чувств. Нет, она не будет сейчас думать о событиях тех дней! Ей не хотелось вспоминать о Лозене, чьи утешающие объятия привели к душеспасительным беседам месье де Солиньяка. Прошлое должно оставаться в прошлом, а у них с Филиппом, видит Бог, хватало того, о чем никогда не стоило вспоминать. Анжелика, привстав, потянулась к его лицу, к его губам. Теперь был ее черед узнавать и удивлять его, находить те нити, что будут связывать их все крепче и крепче. Глупцы те, кто пытаются загонять любовь в клетку, объявляя супружеским долгом унылые соития по календарю! Дерзкий огонь разгорался в ней сильней и сильней, пока они обменивались короткими поцелуями, пока она распахивала на муже смятую рубаху и касалась губами его гладкой груди, живота… Филипп, пусть и шутя, обвинил ее в ханжестве? Как бы не так! Но первое желание что-то доказать мужу быстро пропало: в конце концов, разве не довольно же им было ссор и схваток. Битвы на любовном ложе куда интересней – то, что отдано ради наслаждения другого, возвращается сторицей, и она с радостью и гордостью ловила дрожь тела Филиппа, его легкие стоны и частое дыхание, ощущала растущую силу его удовольствия, остро понимая, каким уязвимыми они оба сейчас были… Обессиленная, после она уткнулась лицом в его теплый бок, словно прячась от внезапно нахлынувшего смущения и слабости. И вновь молчание приходившего в себя Филиппа ее немного пугало и настораживало: не обманет ли он ее доверия? Не разрушит ли то новое, что рождалось между ними? Он обнял ее за плечи и притянул к себе еще теснее; она не подняла головы, лишь потерлась щекой о его кожу, будто ищущий ласки котенок. – Думаю, вам будет о чем поведать вашему духовнику, мадам, – со вздохом проговорил Филипп, и она, охваченная необычайным покоем и облегчением, рассмеялась вместе с ним. О, до Рождества еще оставалась уйма времени, и имение Плесси с его грустными лесами и белоснежным замком представилось ей райским уголком, оплотом спокойствия и тихой неги.

Lutiksvetik:

Zirael: Lutiksvetik спасибо!

Zirael: Дни летели незаметно, и их упорядоченность нравилась Анжелике. Она и сама не подозревала, какой утомительной была жизнь при дворе, – бесконечная круговерть нарядов, сплетен, ссор, бессонных ночей на празднествах и балах… Замок Плесси же, казалось, застыл неподвижно посреди постепенно готовящегося к зимнему унынию леса, окутанного листопадами и дождями, и само время текло здесь неспешно и торжественно. За белыми стенами его Анжелика чувствовала себя, как в надежном укрытии. Ее ожидания оправдались не в полной мере: днем они с Филиппом почти не виделись. Как и в день ее приезда, он вставал спозаранку и удалялся на прогулку верхом. После возвращения же либо занимался делами имения, на искушенный взгляд Анжелики, весьма запущенным, либо отправлялся в небольшую комнатку на первом этаже замка, где упражнялся с Ла-Виолеттом в фехтовании, разрабатывая еще не совсем послушную после снятия лубков руку. Анжелика же внезапно нашла особую прелесть в занятиях с ребенком. Шарль-Анри еще только учился ходить, и почти не говорил, но ей нравилось возиться с ним, водить на прогулки к озеру, считать вместе с ним падающие на землю огненные листья и темные силуэты птиц на деревьях… Барба обижалась и ревновала, но это только забавляло маркизу. И, конечно, она наблюдала за Филиппом, впервые оказавшись с ним рядом так близко и так долго, и снова и снова приходила к выводу, что она почти совсем не знала этого мужчину. Со слугами в имении маркиз был холоден и вел себя равнодушно и жестко, почти жестоко. Однако челядь отчего-то относилась к нему так же трепетно, как и верный Ла-Виолетт… Она впервые увидела, как может Филипп относиться к многочисленным животным, обитавшим в замке. Конечно, она слышала разговоры о том, что главный ловчий не брезгует сам принимать роды и лечить захворавших собак, но слабо представляла себе, как это могло выглядеть. Однажды вечером она отправилась на поиски Филиппа, чтобы передать ему прошение от одного из арендаторов, но нашла маркиза только в конюшне и застыла в изумлении, не веря своим глазам: элегантный и изысканный Филипп лично обтирал ветошью и соломой мокрого и несчастного жеребенка с огромными темными глазами. – Филипп? – позвала она, потрясенная до глубины души. Помнится, она уже как-то думала об окружающих маркиза слухах, когда январским днем лежала на столе, измученная судорогами родов, и тогда рука Филиппа на ее лице, его успокаивающий тон казались ей то издевкой, то долгожданным источником сил. Не в силах обманывать себя и тешить пустыми надеждами, тогда она решила, что так же он разговаривал и с рожающими суками на своей псарне, и последующие события только убедили ее в этом… Тот же тихий властный голос, вероятно, недавно слушала и обессиленная тонконогая кобыла, отпихивающая головой от своего ребенка мужские руки. – Это вы… – Филипп выпрямился и отбросил в сторону окровавленные тряпки. – Я буду в вашем распоряжении через полчаса, только распоряжусь, чтобы Нимфе дали питья и сена. Не правда ли, он прекрасен? – Он? – Будущая гордость конюшен Плесси, - он подтолкнул пошатывающегося жеребенка к встревоженной матери. – Идите же, сударыня, иначе вы перепугаете ее, сейчас они бывают особенно тревожны… Анжелика вышла из конюшни и медленно пошла обратно к замку, погруженная в размышления. Ей казалось невероятной картина, которую она только что видела своими глазами, и в глубине души поднималось что-то похожее на гордость. Как сказала Нинон: он не похож ни на кого?... Временами муж был просто невыносим: как тогда, когда в замок приехал Молин, которого Филипп вызвал для решения вопросов имения. Старый управляющий, казалось, совсем не удивился, увидев свою бывшую подопечную в провинции, с ребенком, цепляющимся за ее руку. Анжелика была рада приезду Молина. Во-первых, ей нравился рассудительный и спокойный управляющий, а во-вторых, ей хотелось, наконец, воспользоваться удобным случаем и указать Филиппу на его явное расточительство и ошибки в управлении имением. Ее ожиданиям сбыться было не суждено: едва закончилась церемония приветствия, и Анжелика обменялась с Молином несколькими фразами, со скукой взиравший на это Филипп пригласил управляющего в кабинет. Последовавшую было за ними Анжелику ждал лишь прохладный взгляд мужа: – Мадам, вынужден огорчить вас: нас ждут разговоры, скучные для женских ушей. Вспыхнувшая от подобного Анжелика не смогла подобрать сразу слов для ответа, да и спокойный взгляд Молина несколько остудил ее гнев, напомнив ей, что нехорошо устраивать прилюдную сцену. Маркиз с управляющим удалились, однако молодая женщина еще долго не могла найти себе места от унижения и ярости. К вечеру, когда Молин отправился восвояси, она уже немного успокоилась, но разговор с мужем вновь распалил ее. – Моя жена не будет заниматься делами имения, - с легкой улыбкой, но не терпящим возражения тоном заметил Филипп в ответ на ее упреки. – Филипп, это глупо, – сдерживаясь, сказала она, про себя отметив, что они словно бы вернулись в прошлое. – Вы прекрасно знаете, что я хорошо справляюсь с финансовыми делами. Возможно, я могла бы помочь вам… – Довольно же! Я не лезу в ваши дела, моя дорогая, и от вас жду того же,- все так же непререкаемо возразил он. – В день, когда мне понадобится ваша помощь, чтобы справиться с собственным имением, мне придется позаимствовать у вас ваши прелестные юбки. Ночь после этой беседы стала одной из редких, которые они провели порознь. Уроки любви, о которых Филипп просил ее теплым летним днем, дарили им обоим несказанную радость. Филипп обладал почти всеми достоинствами любовника, которые могли сделать женщину счастливой, и почти сходящая с ума от любви Анжелика открывала ему новые и новые страницы на карте Страны Нежности, как скептически до сих пор именовал ее он. В первый вечер после памятной прогулки они разошлись по своим спальням; Филипп поцеловал жене руку, она, начавшая немного понимать его, просто пожелала ему доброй ночи. Она засыпала с улыбкой на губах, и тем тягостей было пробуждение от оставившего было ее кошмара… Проворочавшись полчаса в одиночестве, она, махнув на все рукой, отправилась в спальню Филиппа. Ей не хотелось будить его, и молодая женщина осторожно устроилась с краю постели. Что бы там ни думал маркиз, сейчас ей было просто невыносимо засыпать в одиночестве: ей хотелось всего лишь слышать его дыхание и знать, что он рядом… Анжелика сама не заметила, как задремала, и проснулась от прикосновения к себе. – Вы прогоните меня? – спросонья спросила она, невольно нежась под тяжестью его руки. – А вы уйдете? – так же сонно ответил Филипп, притягивая ее ближе. Она устроила голову у него на плече и лишь вздохнула, снова проваливаясь в сон. Ночью она еще несколько раз просыпалась от случайных касаний тел и каждый раз не сразу могла понять, где находится: за последние два года она впервые делила ночью постель с мужчиной, и сейчас чувствовать рядом горячее тело было непривычно и странно… Проснувшись, она некоторое время не засыпала снова, а, приподнявшись на локте, украдкой угадывала в почти полной темноте лицо лежащего рядом мужчины, привыкая к его спокойному дыханию, к его запаху. Она проснулась от смутного желания, будто привидевшегося ей во сне, и, уже приходя в себя, ощутила горячие прикосновения рук как продолжение томного сна. Выгнувшись, она охотно помогла Филиппу освободить себя от плена ночной рубашки. Сейчас в его ласках не было откровенности, с которой он открыто присваивал себе ее тело накануне; Анжелика не видела в темноте его лица, но поцелуи и касания рук показались ей почти робкими. Она отвечала ему неспешной нежностью, подолгу целуя его тело: утро еще не вступило в свои права, и предрассветный полумрак, казалось, сам приглашал их двоих к медлительному любовному танцу. Теперь Анжелика уже приостанавливала порывы мужа, помогая ему воспользоваться собственной силой и страстью здорового мужчины, ощутить в полной мере всю сладость близости. После, приходя в себя, она смотрела на постепенно набирающий силу серый утренний свет сквозь щель в занавесях. Филипп, задремав, так и не выпустил ее из объятий, словно вопреки всем кошмарам, от которых она просыпалась в слезах.

Леди Искренность: Интересно, но чем дальше, тем больше у меня появляется ощущение, что это кто угодно, но не Филипп созданный Голон. Это уже ваш Филипп....

Zirael: Леди Искренность а что именно в поведении Филиппа вызывает такое ощущение?



полная версия страницы