Форум » Творчество читателей » "Исповедь Анжелики..." » Ответить
"Исповедь Анжелики..."
Леди Искренность: Ну вот и созрела до того, чтобы пофантазировать... Пофантазировать о том, каким мог бы получится рассказ Анжелики, ее исповедь мужу, если бы она была чуточку менее скрытной, чуть более слабой и более откровенной... Назвать это фантазией в полном смысле этого слова сложно, так как я, наоборот, старалась максимально бережно отнестись к оригиналу... Вот, что получилось... Надеюсь чтение не будет скучным, ведь здесь не найти :ни неожиданных поворотов сюжета, ни нового взгляда на образ героев, но долгого томительного подведения к апогею... Все это, или почти все, Вами уже читалось и знакомо... И тем не менее, вот она, исповедь женщины со сложной судьбой своему не простому супругу... Все отступления от сюжета и отсутсвие некоторых персонажий и моментов биографии закономерно и неслучайно... Ведь цель сего рассказа - реабилитация в глазах мужа, а следовательно надо, чтобы 1)поняли, 2) приняли и 3) простили... Надеюсь у меня это получилось представить себя на месте Анжелики и "исповедаться" Жоффрею... P.S. Рассказ не претендует на обьективность, так как все сказанное - это восприятие событий и персонажей героиней...
Ответов - 97, стр:
1 2 3 4 5 6 7 All
Леди Искренность: «Пролог». Корабль мерно покачивался на волнах, стоя на якоре в нескольких сотнях метров от берега. Их путешествие подошло к концу. Анжелика стояла на палубе и задумчиво смотрела на закат. Капитан передал, что завтра они смогут сойти на сушу. Рескатор сдержал свое слово, они были в Америке. Рескатор… Он по-прежнему оставался для нее загадкой. На протяжении всего плавания они почти не виделись, казалось, он намеренно избегает встречи с ней. Лишь изредка она замечала его высокую худощавую фигуру в черном, раздающую указания матросам. Иногда у нее создавалось впечатление, будто он исподволь наблюдает за ней. Его темные, горящие глаза с любопытством и нежностью смотрели на нее из прорезей маски. А еще в них было море невысказанных вопросов и какая-то непонятная грусть. Бывали минуты, когда они, напротив становились холодными и, словно пронизывали ее презрением и обидой… В эти моменты, ей становилось страшно… Страшно от мысли, что путешествие подойдет к концу, и настанет ее очередь платить по счетам. Рескатор выполнил свою часть их договора, он спас ее, Онорину и ее друзей-гугенотов от верной смерти, она же пока оставалась должницей. Он ничего не требовал, ни на чем не настаивал, создавалось впечатление, что он попросту забыл об ее существовании и об их уговоре. Эта мысль, с одной стороны приносила облегчение, а с другой оставляла ощущение разочарования и непонятной грусти… Почему ее так притягивает, так интересует этот человек? Кого он ей так мучительно напоминает? Образ кого-то, кого она хорошо знала в прошлом, мучительно ускользал от нее. Ему тоже нравилось выводить людей из себя, возбуждая их низменные инстинкты, он тоже легко подчинял себе других, смеялся над ними… Тоже изящество, та же элегантность… Анжелика потерла, начавшие ныть от напряжения виски… «Мадам Анжелика, монсеньор Рескатор просит вас пройти в его каюту», - резко прервал ее мысли один из матросов, - «Следуйте за мной». Молодая женщина судорожно вздохнула: «Ну вот и час расплаты…Что ж, идем…». Как только за ней захлопнулась дверь каюты, она увидела капитана. Он сидел в кресле, вытянув перед собой свои длинные ноги. Его фигура занимала почти половину комнаты. Жестом руки, Рескатор указал Анжелике на второе кресло. «Присаживаетесь, мадам. Вам не кажется, что нам надо поговорить», - его голос звучал глухо и как-то обреченно. Из него исчезли привычные ироничные нотки. «Я предпочла бы выслушать вас стоя», - холодно ответила Анжелика. «Ну что ж, как вам будет угодно, сударыня… Я вот уже много дней, как хочу с вами объясниться, хочу узнать и понять одну важную для меня вещь… Но все откладывал этот тягостный момент на потом. Дальше тянуть не имеет смысла. Надо покончить с этим нелепым положением. Завтра вы сойдете на берег, и навсегда исчезнете из моей жизни в дебрях этого огромного континента… Я оказался не в силах вот так просто взять и отпустить вас. Говорят, что женщины наделены интуицией, что в них говорит голос сердца… Почему же ваше сердце, ваша интуиция и ваша память упорно молчат?» Он вскочил, молниеносно преодолев разделяющее их расстояние, оказался перед ней, и, схватив ее за плечи, заставил взглянуть на себя. «Посмотрите на меня внимательно! Неужели вы так глубоко похоронили меня в глубинах своей памяти? Неужели я никого вам не напоминаю?» Анжелика посмотрела на этого высокого, худого мужчину в черном. Она видела его жгучие темные глаза, обжигающие ее из прорезей маски, она чувствовала тепло этих сильных и вместе с тем нежных рук, она вдыхала едва уловимый запах сигар и… фиалок… И она вспоминала… Ночь… Гаронна…Трубадур в маске… В ее сознании, точно в калейдоскопе, все фрагменты картинки собрались воедино, и она, не веря собственным словам, точно безумная прошептала: «Вы похожи на моего первого мужа…», - и тут же в исступлении, почти теряя сознание, закричала: «Нет! Это невозможно, это неправда! Я бы узнала его из 1000… Зачем вы смеетесь надо мной? Он был хромой, у него был великолепный голос… Это невозможно забыть!» «Может так вам будет проще», - проговорил Рескатор, срывая с лица маску. Анжелика посмотрела на него безумным взглядом, который сменился потрясением, граничащим с шоком, и, еле слышно прошептав: «Жоффрей», - молодая женщина без чувств рухнула к ногам мужа. Первое, что почувствовала Анжелика, придя в себя, это то, что она лежит на кровати и, что пол больше не качается. Она была на суше, в незнакомой, аскетично, но изысканно обставленной комнате. В камине мирно потрескивали дрова. Анжелика медленно обвела помещение мутным взглядом, пока ее взор не остановился на дорогом и таком любимом лице, с беспокойством смотревшем на нее. И тут она вспомнила все, что предшествовало обмороку. Безумная радость пронзила все ее существо… Воскликнув: «Жоффрей», - она мгновенно села на кровати, ее руки потянулись, чтобы обнять мужа, он же спокойно, но твердо высвободился из ее объятий. «Не стоит ломать комедию, сударыня, и демонстрировать чувства, которых вы не испытываете», - холодно проговорил граф. Ее руки безвольно упали: «Нет, этого не может быть!», - думала Анжелика, - «Он здесь, такой родной…он так близко, но так далек. Он не любит меня больше, я не нужна ему… Он меня презирает…» «Вы свободны в своих поступках, мадам, и вольны поступать, как считаете нужным», - продолжал говорить Жоффрей, вставая с кровати, на которой он сидел, ожидая пока очнется Анжелика, и, пересаживаясь в глубокое кресло, - «Можете не считать себя чем-то обязанной своему старому, давно и прочно забытому мужу. Простите, что потревожил вашу память, невольно воскреснув в вашей жизни, но я не намерен стоять у вас на пути. Я освобождаю вас от клятвы, которую вы вынуждены были дать когда-то в Тулузском соборе…» Все это он произносил медленно, с деланным безразличием, и каждое слово камнем ложилось на душу молодой женщины. Анжелика резко встала с постели, гордо выпрямилась и решительно произнесла: «Ну уж нет, господин де Пейрак! Когда-то в Тулузе, я поклялась быть вашей женой и останусь ею навсегда. Вы вольны отказаться от меня, выставить меня за дверь, но не в вашей власти запретить мне любить вас… Я ждала этой встречи много лет, я мечтала о ней… Увы, она оказалась не такой, как в моих грезах… Коль скоро так случилось, что вы меня больше не любите, я уйду, но сначала вы меня выслушаете. Даже самые отъявленные грешники имеют право говорить, имеют право защищаться…» Жоффрей перевел на жену удивленный взгляд и, пряча боль за иронией, произнес: «Ну что ж, я с удовольствием послушаю, как же случилось так, что ваша память навсегда стерла мой образ; как случилось так, что вы, маркиза Плесси-Бельер, любовница короля, в костюме служанки, сбегаете из французского королевства, от своего венценосного покровителя, в компании гугенотов и непонятно откуда взявшегося ребенка… Говорите, я весь во внимании…» Анжелика опустилась на кровать и ответила: «Наберитесь терпения, господин граф, рассказ будет долгим…»
Леди Искренность: «Исповедь Анжелики». Анжелика и Пейрак уютно расположились в комнате форта. В камине тихо потрескивают дрова, Жоффрей сидит в глубоком кресле, вытянув к огню свои длинные ноги. Анжелика примостилась на краю кровати, обхватив колени руками и положив на них голову. Она задумчиво смотрит на огонь, ее мысли витают где то далеко от Голдсборо, далеко в прошлом. Граф незаметно разглядывает жену. Взгляд его черных, как смоль глаз, с любопытством скользит по лицу, шее, фигуре этой новой, такой любимой, но таинственной и незнакомой женщины. Он тоже молчит, боясь спугнуть мысли, блуждающие в голове своей строптивой супруги и нарушить возникшее между ними с таким трудом состояние доверчивой интимности. И вот, наконец, лицо Анжелики приняло выражение твердой решимости, и она начала свой рассказ, срывающимся от эмоций голосом: «Вас арестовали… Я узнала об этом от Куасси-ба, и сразу же поспешила в Париж. Там, остановившись у своей желчной и склочной сестры Ортанс, я очутилась в атмосфере враждебности и отчужденности. Меня же тяготила неизвестность… Вы пропали, и никто не мог, или не хотел, сказать причину ареста, место вашего заточения, то, кто отдал приказ и как долго Вы пробудете в тюрьме. Дегре, помните адвоката, которого я наняла для Вашей защиты, удалось выяснить, что причиной всех наших несчастий стали злоба, зависть и страх сильных мира сего. Вы, могущественный и независимый вассал и непослушный, дерзкий христианин, мешали королю и Фонтенаку, а я, глупая, наивная девчонка знала секрет, не дающий покоя бывшим фрондистам. И вот, мелкий заговор, начатый архиепископам, дабы привести непокорного вельможу к порядку, был подхвачен Фуке и его помощниками. А на вершине всей этой чудовищной фантасмагории стоял король, с чьего молчаливого одобрения, вершился этот произвол. Позже, мне самой довелось убедиться, насколько верна была догадка Дегре. А пока поползли слухи о Вашем аресте. Слуги стали покидать меня, бывшие друзья старались обходить стороной. На все наше имущество в Париже и Тулузе наложили арест. Деньги заканчивались с той же скоростью, с какой разбегались наши слуги. Экипаж, драгоценности, платья… Все это вскоре пришлось продать. Со мной оставались лишь Марго и Куасси-ба…Мои братья (Гонтран и Раймон) советовали мне забыть все, бросить Вас и уехать домой в Монтелу, спрятаться… Но разве я могла… Это было бы предательством по отношению к Вам, моему мужу, человеку, подарившему мне счастье, человеку, который был моей единственной любовью, смыслом всей моей жизни…(на лице Жоффрея отразилось удивление и недоверие) Нет, я должна была бороться до конца, бороться за нашу любовь, за наше счастье, бороться за Вас… И я осталась…Фуке же предполагал, что стоит ему сокрушить графа, как не в меру любопытная графиня сама исчезнет, испугавшись за свое будущее. Мое упорство в попытке спасти Вас, разрушило все его планы. И тогда он решил купить мое молчание и предложил забыть о том, что я когда-либо носила фамилию Пейрак. Когда же я отказалась, он решил избавиться от меня…(При этих словах граф чуть заметно вздрогнул). После двух неудачных попыток меня убить (вторая привела к гибели бедную Марго), Фуке решил отравить меня руками маленького брата короля. Если бы не Лозен и дАндижос, меня бы уже не было в живых. Помню, я кричала: «На помощь, Гасконцы!»… И они откликнулись на мой зов, нарушив приказ Филиппа… Я понимала, что единственный, кого я могу молить о помощи и снисхождении, это король. И я пошла к нему. Я молила его о справедливости, я взывала к его милосердию, но он остался глух к моим мольбам. Он выставил меня со словами, что не желает больше ничего слышать о семействе де Пейрак…Это был конец. Но пока оставался хоть один шанс, надо было бороться. Мне пришлось съехать от сестры. Она, в страхе попасть в немилость, буквально выставила меня за дверь. Мне и Флоримону пришлось перебраться в Тампль. Вы не знаете, а ведь я была на процессе, я сидела в зале… (Анжелика подняла голову и посмотрела в глаза Жоффрею) Это было одновременно счастье и мука: счастье видеть Вас, слышать Ваш голос; и мука от необходимости хранить молчание, от невозможности упасть в Ваши объятия, зарыться лицом в Ваши пахнущие фиалками волосы и целовать Ваше израненное лицо. Мука от того, что я видела Ваше изможденное, изувеченное, истерзанное пытками тело и была не в состоянии облегчить Ваши страдания; мука от того, что мне пришлось наблюдать, как эти глупые продажные людишки пытаются сломить, поставить на колени Вас, гордого и независимого потомка старинного и прославленного рода; мука от нелепости происходящего, от предчувствия чудовищной развязки, творившегося в суде фарса… Приговор похоронил последнюю надежду, которая еще теплилась в моем измученном от горя сердце. Мы стали отверженными, о нас забыли, нас сторонились и избегали. Даже моя семья отвернулась от меня, жены осужденного…Последнее, что я могла сделать для Вас, это взять оставшиеся у меня деньги и пойти к палачу просить о последней услуге: облегчить Ваши страдания…Я плохо помню происходящее, все было как во сне… Горе парализовало мой мозг, слезы застилали глаза… Помню одно: Ваша коробочка для сигар в руках палача… Фурией бросилась я на эту последнюю вещь, вашу вещь, хранящую тепло Ваших пальцев…(крупные слезы покатились из глаз Анжелики) Но у меня забрали даже эту малость… Не осталось ничего… Только воспоминания да боль утраты…Утром, сказав себе, что жена должна следовать за своим мужем, я пошла на Гревскую площадь… Я была там… Я видела Вас… Вы пели… А я рыдала, стоя в беснующейся толпе. Потом костер… И все… Спасительная темнота… Когда я очнулась в лавке колбасника, была уже ночь, ночь, когда появился на свет Ваш второй сын… Меня отвезли в больницу для бедных. Это был Ад… Среди смрада, грязи, немытых, больных человеческих тел, на пропитанном чужой коровью матрасе, в нищете родился Кантор, прекрасный голубоглазый малыш…На третий день я покинула это жуткое место, терзаясь тревогой за Флоримона, оставленного на попечении служанки. Подходя к дому, я неожиданно увидела его, в слезах бегущего мне навстречу. Он кричал: «Мама! Мама!», а злобная детвора кидала в него снежки с криками: «Маленький колдун, покажи нам свои рожки…». (На лице графа, не дрогнул не один мускул. Он боялся, что Анжелика прервет свой рассказ, и только по плотно сжатым губам да глазам, метающим молнии, понятно, в каком гневе находится Жоффрей). В тот же день нас попросили покинуть Тампль, отказав в комнате. Я осталась одна, на улице, без денег, с детьми на руках… Нас ото всюду гнали, мы стали нищими отщепенцами… О нас предпочли забыть… Я попыталась просить о помощи Ортанс, та прогнала меня с порога, словно бешенную собаку… Тогда, я оставила детей Барбе, доброй девушке, служанке в доме сестры, а сама побрела в ночь, не зная, что ждет меня впереди… И только мысли о мести давали мне силы жить…» Анжелика встала и принялась взволнованно ходить по комнате. Жоффрей задумчиво курил, исподволь наблюдая за женой, скрывая свои мысли и эмоции под маской невозмутимости. И лишь черные горящие глаза южанина, выдавали его заинтересованность. Только по ним можно было догадаться, какой болью отзывается в его сердце, каждое сказанное Анжеликой слово… Между тем, наша героиня остановилась у окна и посмотрела вдаль, на море, словно прося у стихии прибавить ей сил и мужества закончить начатый рассказ: «Жоффрей, если бы Вы только знали, как больно ранят эти воспоминания, как трудно, трудно и страшно возвращаться к ним… Страшно, что Вы не поймете, что осудите меня, что после нашего разговора, Вы смерите меня своим иронично-презрительным взглядом, отвернетесь и снова покинете меня… Второго раза мне не перенести… Найти Вас и опять потерять… Это было бы выше моих сил… Ну что ж. Жребий брошен. Я продолжаю… Не помню, сколько я так бродила по морозным парижским улицам… Помню, что было холодно, что хотелось спать..., спать долго, без сновидений, сном, приносящим долгожданное забвение… И если бы не бродяги «Двора Чудес», я вряд ли надолго бы пережила Вашу смерть. Меня спас Никола, бывший слуга в доме отца, друг моего детства, волей судьбы ставший главой разбойников. Я обязана ему жизнью…Он любил меня, любил, как умел, грубой крестьянской любовью… В его сознании причудливо переплелись почтение к своей госпоже, любовь к своей подруге и вожделение к добыче, завоеванной в честном поединке…Он ведь сражался за меня и победил… Проиграй он тогда, и я оказалась бы в грязных лапах цыгана, а может еще чьих-то… А так, я попала к Никола, к Никола, который боготворил меня, был готов ради меня на любое безумство, а главное он был терпелив, он умел ждать, умел уважать мои чувства…Он отомстил за меня, отомстил этой твари Беше за все страдания, которые это ничтожество причинило моей семье… Беше умер от страха через месяц после казни, прося у Вас пощады. Этот глупец решил, будто это Вы явились забрать его в Ад…(Жоффрей при этих словах чуть слышно усмехнулся). Шли дни, терпение Никола таяло, как снег за окнами Ньельской башни, и я поняла, что должна уступить… И я стала его «маркизой», его любовницей… Это была плата за возможность жить и я заплатила ее…», - зло проговорила Анжелика, избегая смотреть в умные глаза мужа. «Почувствовав себя в безопасности, я поняла, что должна повидать детей, должна хоть краем глаза взглянуть на своих ангелочков… Но придя к дому сестры, я с удивлением узнала, что та переехала, попав в немилость из-за меня, а дети отданы кормилице в деревню. Я пошла в эту деревню. Тот ужас, который ждал меня там, трудно передать словами… Мои сыновья, мои маленькие крошки, были оставлены на произвол судьбы… Ортанс не платила кормилице, и та решила уморить их голодом…Флоримон, грязный, голодный, был похож на испуганного котенка, его затравленный взгляд не узнавал меня… Жизнерадостный болтливый мальчуган когда-то, теперь он молчал, его худенькие плечи судорожно подрагивали, больше того, он, наследник прославленного рода прятался в собачьей конуре от побоев злобной кормилицы… Кантора я нашла в хлеву, где его просто оставили погибать от голода…Я забрала их с собой в Ньельскую башню. Никола был зол, твердил, что парижское дно не место для моих детей, что жизнь со мной сделала его слабым и уязвимым, что он не сможет всегда нас защищать… Мне было все равно, за детей я была готова на все. Я умолила его, я обещала его любить… Он сдался… Мои крошки остались со мной…Сколько сил стоило вернуть их к жизни, вернуть на их лица улыбку…Так прошел год, год, в течение которого блистательная дворянка была нищенкой, любовницей бандита…Бедный Никола, я разрушила ему жизнь… Из-за меня он стал бандитом, из-за любви ко мне, он попал на каторгу (помню, он говорил: ты истрепала мое сердце, я начал делать глупости…)…Даже больше… Ведь это я, через много лет, на Средиземноморье, стала причиной его смерти, да я, когда он, каторжник, напал на меня одержимый ненавистью и похотью. Он умер, сорвался в пропасть и погиб, из-за меня… И он тоже… В тот день, когда схватили Никола, меня арестовали. Когда же мне удалось покинуть стены тюрьмы, я с ужасом узнала, что всех детей Ньельской башни, включая моих крошек, «Тухлый Жан», торговец детьми, увел к Великому Кесарю, королю нищих, а Кантора, эта скотина с рыбьими глазами, продала цыганам…Именно в этот день в моих волосах появилась первая седая прядь…Нельзя было терять ни минуты…Ради сыновей, я отдала бы всю свою кровь до последней капли, если бы было нужно… Я была готова на все, на любой грех: не задумываясь, я убила «Великого Кесаря», спасая Флоримона, точно также, не задумываясь, я продала себя, продала свое тело капитану, обещавшему вырвать Кантора из грязных лап цыган… Я сделала это, и не жалею… (Анжелика гордо тряхнула своими пышными волосами) Если бы потребовалось, я не раздумывая сделала бы это снова… А теперь осуждайте меня, если можете…» Анжелика подняла глаза на мужа, и ее решительный, полный вызова взгляд, смело встретился с задумчивым, глубоким взглядом Жоффрея, на лице которого по-прежнему не отражались терзавшие его мысли. И только прицельный, заинтересованный взор, мог отметить, как побледнело его загорелое лицо южанина, как плотно сжаты его красивые, чувственные губы… «Вы молчите, вы не упрекаете меня? Скажите хоть слово?», - нервно спросила Анжелика. На что, граф де Пейрак, бесстрастным голосом, правда, с некоторой долей иронии, ответил: «Я бы предпочел услышать Ваш рассказ до конца, моя дорогая супруга, а уж потом, делать какие-то выводы… Уверен, меня ждет еще немало откровений и сюрпризов. И, что-то мне подсказывает, что большая часть из них будет мало приятна. Хотя не скрою, Вы меня поражаете… Вынужден признаться, что я, столько времени посвятивший познанию женского сердца, так и не смог разгадать своей собственной жены…». Жоффрей затянулся сигарой и выпустил изо рта струю голубоватого дыма…Оба молчали, поглощенные каждый своими мыслями… Наконец, Анжелика решилась прервать это затянувшееся молчание: «В тот день я сказала себе, что не хочу больше жить в нищете, что мои дети больше никогда не будут мерзнуть и голодать… Ко мне и моим детям, любой ценой, должно вернуться имя…И я обязана сделать все, чтобы снова стать знатной дамой… Начался мой путь в Версаль…Если помните, я упоминала о Барбе, служанке Ортанс, которая нянчила Флоримона в Париже…Так вот, за несколько дней до разгрома банды Никола, я встретила эту честную, добрую девушку… Барба ушла от моей сестры и работала служанкой в старой, убогой таверне с гордым названием «Храбрый Петух». И вот, эта верная девушка и ее старый хозяин, стали теми людьми, которые приютили бывшую графиню и ее детей, которые заменили нам семью, благодаря которым, мы смогли выжить и вернуться в свой круг…Но я забегаю вперед… ведь до этого еще так далеко… Чтобы приблизится к заветной цели понадобились годы каторжного труда служанки, стряпухи, посудомойки и официантки в одном лице, чтобы превратить такое убогое и убыточное заведение, как «Храбрый Петух», в одну из самых престижных и элитных парижских таверн «Красная маска»…Были дни, когда я буквально валилась с ног от усталости, сил хватало лишь на то, чтобы пожелать сыновьям спокойной ночи, добраться до постели и забыться ненадолго тяжелым сном без сновидений…Из моего словаря и из моей жизни на долгое время исчезло слово «Любовь»…Но зато у меня появилась мечта, появилась цель, к которой я шла не ведая усталости…И имя этой цели: деньги и Имя…Спустя несколько лет, мне удалось осуществить первую часть моего плана, у меня появились деньги, я стала богатой независимой женщиной…Осуществление же второй его части, казалось практически несбыточным…Для всех я была просто мадам Моренс, владелица харчевни, мечтающая продавать шоколад…Именно тогда в мою однообразную, унылую жизнь вошел «ветер»…Ветер парижских улиц, отверженный поэт, певец народа…А на деле: вечно гонимый, вечно голодный, худой и продрогший юноша…Клод ле Пти…(Анжелика тяжело вздохнула) Мне было его жаль… Мне было одиноко… Я устала быть одна… Мне осточертела моя пустая холодная постель…И я приняла его…Это была странная связь: он то внезапно появлялся, то не менее внезапно исчезал… Так продолжалось до того трагичного дня, который снова перевернул мою жизнь…Пятнадцать дворян во главе с братом короля, цвет нации, блестящие сеньоры, приближенные его величества, устроили пьяный дебош в «Красной маске». Это было чудовищно…Они жестоко убили маленького Дино, мальчика, которого я забрала с парижского дна и все равно не смогла уберечь от смерти; они же расправились с метром Буржю (хозяином харчевни), а ведь он был мне, как второй отец…Они сожгли «Красную маску», дело, которое стоило мне стольких трудов… Они, чуть было не надругались надо мной… Меня спасла Сорбанна, собака вашего бывшего адвоката, а ныне моего друга, полицейского Дегре… Это он, не смея вмешаться в «забавы» высшего общества, послал мне на помощь свою собаку…
Леди Искренность: Я снова всего лишилась…Месть, слепая месть этим «блестящим сеньорам», убийцам и насильникам в кружевах, стала смыслом моей жизни… И я нашла орудие для своей мести… Этим оружием стал Клод и его перо…Он пошел на это ради меня… Каждый день мы выпускали по памфлету и отдавали на съедение беснующейся толпе новое имя…Король был в бешенстве… Ведь он был вынужден сажать в Бастилию своих лучших придворных…Я ликовала… Дегре просил меня остановиться, но это было выше моих сил. И тогда, он предложил мне патент на производство шоколада в обмен на то, что имя брата короля не будет названо…Искушение было велико, ведь шоколад давал мне возможность поправить свои дела, пошатнувшиеся после пожара в «Красной маске». Больше того, шоколад открывал путь к богатству, к обеспеченности и независимости, открывал путь наверх…И я согласилась, с условием, что Клоду будет дана возможность скрыться… Дегре обещал мне это…Но нет… Клод ле Пти, в ту же ночь, попался властям. Глупо, нелепо…Был остановлен патрулем и не оказал сопротивления…Его повесили…Из-за меня… Снова из-за меня…Третий раз, я стала причиной гибели того, кто меня любит…Что-то сломалось во мне в тот день… Мне просто расхотелось жить…Ощущение, что я приношу несчастье всем, кто осмеливается меня полюбить тяжким грузом лежало на сердце. Я звала Вас, я рыдала, Вы были мне так нужны…Но Вас не было рядом со мной…И тогда я написала предсмертную записку, в которой просила только об одном: позволить моим сыновьям носить фамилию их отца, де Пейрак, и решилась оставить этот мир…Если бы не проницательность Дегре, я бы утопилась в тот день…Дегре, мой милый друг… Он спас меня, он сумел достучаться до моего затуманенного горем и самобичеванием мозга, он пробудил во мне желание жить и бороться, желание действовать и побеждать, вернул мне вкус к жизни… И мадам Моренс, получила патент на производство шоколада и чек на 50000 луидоров от месье Кольбера…Я стала одной из богатейших предпринимательниц Парижа: фабрики, рестораны, таверны, предприятия... Но мое богатство не могло дать мне ни титула, ни уважения. Знатные дворяне по прежнему говорили мне «ты» и смотрели свысока… Я стала бывать в высшем обществе, у меня появились подруги: Нинон де Ланкло, Фелонида де Паражен (моя соседка), Франсуаза Скаррон, да-да она, и даже мадам де Монтеспан (было время когда мы действительно дружили)…В мою жизнь возвращались старые знакомые: Лозен, ваш бывший парикмахер Бине, с которым у меня было деловое сотрудничество, принц Конде…Ведь это он стал владельцем доброй половины имущества нашей семьи, в том числе и Отеля дю Ботрей в Париже…Я вернула этот дом моим сыновьям. Ведь он принадлежал им по праву…» Жоффрей решился прервать жену: «Как же Вам это удалось, моя дорогая супруга? Меня всегда интересовал этот вопрос… Ходили слухи, что не обошлось без скандала», - голос Пейрака звучал насмешливо… Анжелика посмотрела на графа, в ее глазах заплясали озорные огоньки, а губы изогнулись в полуулыбке: «Вы хорошо осведомлены…Я выиграла его в карты, в «ока». Мы с принцем делали ставки…Я захотела отель, он захотел меня…Я согласилась и победила»… «А если бы проиграли?..», - медленно поинтересовался Пейрак. Их взгляды скрестились…Ее светлый, дерзкий, его, горящий, ироничный… «Я бы заплатила…Карточный долг - дело чести»…Бровь Жоффрея медленно поползла вверх, губы насмешливо изогнулись: «Узнаю Вашу щепетильность в вопросах чести, мадам графиня»… «А я Ваши скабрезные шутки, господин граф», - смело парировала Анжелика. «Ну, так я продолжу, если позволите?», - в той же манере задала она свой вопрос. Пейрак слегка склонил свою голову в шутливом полупоклоне… «Итак, Отель дю Ботрей стал моим…В мою жизнь стали возвращаться не только бывшие друзья, знакомые и слуги, в мою жизнь ворвалась семья де Сансе…Сначала я встретила Ортанс в салоне у Нинон де Ланкло, и, если бы не Нинон, я выцарапала бы своей злобной сестренке ее лживые змеиные глаза…Затем Гонтрана, ставшего простым художником. Потом объявился Раймон, мой старший брат иезуит…Именно он натолкнул меня на мысль, что единственным возможным для меня способом вернуться в свет, будет замужество…Когда же я спросила его, почему эта мысль всегда казалась мне нелепой и невозможной, он ответил: «Сестра, просто ты до сих пор не считаешь себя вдовой…Ужасное дело, жертвой которого ты стала, далеко в прошлом, прошло больше пяти лет…Ты должна снова выйти замуж»… В тот самый день, я решила, во что бы то ни стало женить на себе Филиппа… Филипп дю Плесси-Бельер…», - задумчиво, чуть слышно проговорила Анжелика…Она повернулась к окну спиной, на улице наступила ночь, стемнело и моря уже не разглядеть… Анжелика присела на подоконник а задумчиво уставилась на огонь, догорающий в камине… «…Блестящий дворянин, маршал Франции, красавец с внешностью полубога, он должен был стать моим… Почему я выбрала его, этого холодного, жестокого, мстительного, грубого солдафона с лицом Апполона?.. Я и сама не знаю…Возможно потому, что он был моей первой детской любовью, или потому, что он один знал, что под маской мадам Моренс скрывается Анжелика де Сансе, или потому, что он нуждался в деньгах, а я могла их ему дать, а может потому, что он единственный не смотрел на меня восхищенными глазами… Как Вы любили повторять в свое время: легкая победа обесценивает любовь, трудная заставляет ею дорожить…Вот так и мне хотелось, чтобы этот дерзкий мальчишка, осмелившийся презирать меня, издеваться надо мной, склонился передо мной, чтоб он сходил с ума по мне, мне хотелось доказать ему, себе, всем, что Филипп дю Плесси-Бельер, человек с железным сердцем способен любить… Я решилась, и ничего не могло меня остановить…Но как это сделать… Легко сказать: я женю на себе Филиппа, но ведь он презирал меня, насмехался надо мной, для него я была лишь мадам «Шоколад», больше того, он собрался жениться на богатой девчонке…И тогда я сама сделала ему предложение… Да, я так и сказала: Филипп, женитесь на мне, Вам нужны деньги, я дам Вам их…Знаете что он сделал? Он рассмеялся мне в лицо…И тогда, я заставила его, заставила гнусным шантажом… Он, бледный от злости, согласился дать мне имя в обмен на тот самый злополучный ларец и письма, среди которых было и письмо маркиза, его отца… «Подлая тварь…» - это пожалуй был самый нежный эпитет из всех тех, которые я услышала в тот день от своего будущего мужа…Наш брачный контракт по иронии злой судьбы тоже составлял Молин…» Анжелика упорно смотрела на огонь, избегая встречаться с глазами мужа, лицо которого стало мрачным и даже пугающим… Граф был зол на судьбу, разлучившую их, на свою сумасбродную жену, на Филиппа, посмевшего быть жестоким с его святыней, а больше других на себя за то, что не смог защитить свою семью от всех бед, которые им пришлось вынести в его отсутствие… «Молин отговаривал меня от этого шага: он говорил, что Филипп не любит меня, что женщины для него бездушные существа, что он жесток и у него дикие инстинкты… Мне было все равно… У меня была цель и надо было чем – то жертвовать. Я пожертвовала уважением к самой себе… Можете мне не верить, но в тот день я думала о Вас, я видела Ваш призрак и Вы укоряли меня. Но у Вас нет этого права, слышите меня!» Анжелика дерзко посмотрела на мужа, ее глаза метали гневные молнии: «Вы оставили меня одну! Я звала Вас, я молила вернуться, если Вы живы, мое раненое сердце кровоточило, моя истерзанная душа рыдала от тоски…Но мой зов остался без ответа…Где Вы были все это время, господин де Пейрак?»…Молчавший до этого момента Жоффрей медленно поднял голову и взглянул в пылающие гневом глаза Анжелики…На его изуродованном лице отразилась такая мука, его глаза были полны такой невысказанной тоски, что Анжелика бросилась к нему, упала на колени, обхватила его руками, прижалась к его худощавой груди и зашептала: «Жоффрей, простите меня, любовь моя, простите…» В ответ граф обнял ее, зарылся лицом в пахнущие сеном волосы жены и тихо проговорил: «Это Вы простите меня, душа моя…» Несколько минут они находились в такой позе, не в силах разомкнуть руки…Оба молчали…И только в камине тихо потрескивали дрова, да бились о берег волны за стенами форта…Когда же они смогли, наконец, разжать объятия, Анжелика, как когда-то в Тулузе присела на скамеечку у ног Жоффрея, поджав под себя ноги и обхватив колени руками…Пейрак снова закурил… «Наша свадьба состоялась, почти тайно, в Плесси. Филипп был пьян. Он смотрел на меня своими холодными, жестокими глазами, мне было страшно…Он был беспощаден в своей мстительной злобе…Впервые в жизни я испытала такой позор… Филипп избил меня, дико, безжалостно, он был груб…А потом насмешливо пожелал мне спокойной ночи и оставил одну, истерзанную, окровавленную на холодном полу спальни… А я думала о Вас, о Ваших поцелуях, о Ваших искусных ласках…И мне снова захотелось умереть… Но жажда жизни победила…Ведь у меня была цель, и я ее достигла… Меня предупреждали, что будет тяжело… Отлежавшись несколько дней у Нинон, я отправилась в Версаль…У меня не было приглашения, только решительность обольстительной женщины… Я дерзко попалась на глаза королю, и Филипп вынужден был меня представить…Он был в бешенстве, но мне было все равно…Его величество узнал меня…Он сказал «Добро пожаловать», а потом чуть слышно, так, чтобы слышала только я, добавил: «Мы счастливы видеть Вас снова…». Это было прощение, это был триумф, это было блестящее будущее для меня и моих сыновей…» Я была в Версале… Наш брак с Филиппом трудно назвать идеальным, а безоблачным и того меньше. И все-таки, я ни о чем ни жалею. Бедный Филипп… Он пытался быть злым и равнодушным, пытался меня игнорировать, пытался меня ненавидеть… Да, он ненавидел меня, ненавидел из-за того, что любил и не мог ничего поделать с этим чувством, доселе ему чуждым и незнакомым. Первые месяцы были самыми сложными. Большую часть времени, муж просто не замечал меня. Мы по прежнему жили каждый в своем доме, точно чужие. Когда же мы виделись, он был жесток, холоден, а временами откровенно груб. Он пытался запереть меня в монастыре, запрещал появляться при дворе, унижал и оскорблял, иногда даже прилюдно; казалось, ему доставляет удовольствие причинять мне боль. Мы даже заключили своеобразное пари: он утверждал, что, в конце концов, все же запрет меня в монастыре навеки, я, что рано или поздно, он потеряет голову от любви и подарит мне фамильную цепь женщин рода Плесси-Бельер, как признание собственного поражения. Надо отдать должное его упорству, несколько раз я почти готова была отчаяться. Однако, бывали минуты, когда сквозь маску жестокости и цинизма, можно было разглядеть другого Филиппа: нежного и ранимого. Однажды на охоте, на меня напал волк. Филипп бесстрашно бросился на него с ножом, спасая меня. Весь двор видел, как побледнело лицо непобедимого маршала от страха за жизнь жены. Шло время и иногда в его взгляде начал проскальзывать интерес, а временами даже восхищение. Наши отношения стали меняться в лучшую сторону после моих родов. Филипп больше не был груб, он был горд, что стал отцом, а я, я смотрела на ребенка, как на плод предательства. И только много позже, я поняла как дорог мне этот белокурый малыш и насколько сильна моя любовь к нему… С рождением сына от Филиппа, я окончательно переставала быть вашей женой… Мое прошлое, мои воспоминания, моя любовь, казалось уплывала от меня по течению реки времени… Как тяжело было сознавать это… Все, что осталось мне от Вас – это дети, мои мальчики. И в каждом из них была ваша частичка… Флоримон перенял южную внешность, Кантор – чудесный голос. Сам господин Люлли оценил его. Мои сыновья были моей гордостью. Наконец-то они были представлены ко двору, и сам король изъявил желание, чтобы они стали приятелями дофина. Разве могла я, еще несколько лет назад, мечтать об этом… Итак, после появления Шарля-Анри, через 9 месяцев после свадьбы, мы практически стали семьей: во время родов Филипп впервые был внимателен ко мне, после них он позволил мне перебраться жить в его дом…Но этому счастью не суждено было быть долгим: началась война и Филипп отбыл в армию. Мы лишь изредка виделись. Он изменился. Наконец мне удалось сломить эту броню презрения и безразличия, за которой скрывался влюбленный, робкий и нежный, точно застенчивый юноша, мужчина. Именно тогда он произнес: «Вы самая совершенная женщина, а я просто грубый солдафон. Я никого никогда раньше не любил… Научите меня любви…». А потом он привез мне фамильное ожерелье со словами: «Я помню наш спор, вы победили, ожерелье ваше…» Это было в тот день… в тот день…». Она неожиданно замолчала. Выражение ее лица резко изменилось… Его исказила мука… По щекам Анжелики потекли слезы… Она заговорила, срывающимся от горя голосом, слезы застилали ей глаза, она ничего и никого вокруг не видела… Медленно осев с пуфа на пол, и уткнувшись лицом в ковер, она безудержно зарыдала… «Это был день.., когда я узнала..., когда я получила известие.., когда мне сообщили.., что его нет.., его больше нет.., моей крошки, моего мальчика… Он так хотел увидеть море…Он так хотел путешествовать… Зачем я согласилась… Зачем я отпустила его в это плавание… Зачем я разрешила ему ехать… Сколько раз я спасала его от смерти, и не уберегла… Он больше никогда не споет для меня… Его поглотило холодное темное море… Мой ангелочек, мой Кантор, прости меня…». Жоффрей смотрел на Анжелику с выражением изумления и шока на лице. Он видел это горе матери и был потрясен силой ее материнской любви. Пожалуй, впервые в жизни ему было стыдно за свой поступок. Раскаяние и чувство вины – вот, что ощущал он сейчас. Чувство вины за то, что в своем стремлении увидеть сына, почувствовать себя отцом, он заставил страдать ту, кто была для него дороже всех на свете… Не в силах более смотреть на слезы жены, он опустился рядом на колени и начал тихонько гладить ее по голове… Словно ища у мужа поддержки в своем горе, Анжелика уткнулась лицом в его плечо. Теперь она плакала тихо, почти беззвучно, плечи ее судорожно подрагивали… Сколько времени они провели так, стоя на коленях: она, спрятав лицо у него на груди; он, бережно обнимая ее стан и неловко утешая? Трудно сказать… Еще одно чувство испытал граф де Пейрак впервые – страх … Даже перед казнью, глядя в лицо смерти, он не боялся, а теперь ему было страшно, страшно признаться этой убитой горем женщине, что Кантор жив и что это он, Жоффрей, виновен в ее страданиях… Она НИКОГДА его не простит. Анжелика ведь до сих пор считает его причиной мнимой смерти Кантора, и в своем благородстве, щадя его отцовские чувства, не обвиняет отца в гибели собственного ребенка… А вот он, в своей жестокости, не пощадил ее материнских чувств и лишил сына. Нет, она ему этого не простит. Он не мог решиться сказать ей правду… Он скажет, обязательно скажет, но только не сегодня… Сейчас он просто НЕ МОЖЕТ это сделать! И вот он стоял на коленях, обнимая и прижимая к себе хрупкое тело супруги, и шептал глупые, неловкие слова утешения, просил успокоиться, оставить все в прошлом, говорил, что не стоит так убиваться, что впереди ее ждут только счастье, только радостные известия, что она больше не будет страдать, он не допустит этого, что она больше не одинока, теперь они вместе и все будет хорошо… Анжелика постепенно перестала плакать. «Ну вот вы и успокоились, садитесь, я принесу вам воды», - заботливо прошептал Жоффрей, усаживая жену в кресло, и подошел к столу, чтобы наполнить бокал. Затем он протянул стакан Анжелике, а сам присел на край стола, скрестив на груди руки. Взгляд его был задумчив и несколько растерян… «Спасибо», - прошептала Анжелика, сделав несколько глотков, - «как же тяжело вспоминать обо всем этом. Но это необходимо, необходимо воскресить прошлое, чтобы потом перешагнуть через него в будущее, я надеюсь счастливое…» «Да, именно в тот ужасный день, Филипп подарил мне свое фамильное украшение, сказав, что оно достойно женщины, потерявшей сына во благо страны, и, что он гордиться тем, что я его жена… Ради того, чтобы утешить меня, он целый день проскакал под проливным дождем из армии… А потом пришло письмо от короля с соболезнованиями и назначением Флоримона на должность королевского виночерпия. Его величество осыпал милостями моего старшего сына, пытаясь тем самым уменьшить мои переживания по поводу гибели младшего…Флоримону надлежало приступить к своим обязанностям и присоединиться к армии. Мне было велено его сопровождать. Король… Я помню, как в начале нашего разговора, вы обвинили меня в том, что он был моим любовником. Так вот это неправда!.. Он никогда им не был, слышите? Никогда», - прокричала Анжелика, вскакивая с кресла и принимаясь ходить по комнате. «Сначала его величество видел во мне просто красивую женщину, еще одно украшение своего двора. Казалось, его занимала моя смелость, даже некоторая дерзость, моя непохожесть на всех этих восторженных мошек, круживших вокруг него, точно банки с вареньем. А потом, месье Кольбером был замечен мой талант деловой женщины. Я имела с ним, а потом и с его величеством длительный разговор по вопросам внешней торговли…» Брови Жоффрея недоверчиво изогнулись. «Да, да, можете мне не верить, но Людовик 14 высоко оценил мои деловые качества и сказал, что грех не использовать их на пользу нации. Так я стала консулом Франции и советником месье Кольбера в вопросах торговли и моды». Анжелика вновь опустилась на пуф. Тогда Жоффрей испросил у жены разрешение вновь занять единственное в комнате кресло, напомнив супруге, что длительное стояние все еще не для его многострадальной ноги. Затем, отойдя от стола и опустившись в кресло, он с наслаждением вытянул вперед свою, иногда еще ноющую после физической нагрузки, ногу, и приготовился слушать дальше… «Те сплетни, которые ходили обо мне при дворе, распустила Атенаис. Эта предприимчивая особа, добившись расположения короля, и опасаясь гнева мужа, с одной стороны, и королевы, фрейлиной которой она была, с другой, решила, что я могу стать великолепной ширмой их отношениям с его величеством. Когда я узнала об этом, я откровенно высказала королю свое возмущение тем, что его любовница пятнает мое честное имя. На что он ответил, что при дворе внимание монарха не позор, а своего рода слава, которая льстит и приносит выгоды. Когда же я сказала, что не нуждаюсь в славе подобного рода, он предложил не ссориться по пустякам и снова стать добрыми друзьями. Мне нечего было на это возразить… И только потом, много позже, его величество воспылал ко мне страстью, постепенно перешедшей в любовь. Король стал проявлять ко мне повышенное внимание, его задевало все, что было связано со мной. Когда мы были с Филиппом в ссоре, ему, казалось, доставляло удовольствие мирить нас, но стоило нам прийти к согласию, как его величество был тут же раздосадован, и, в тот же день, Филипп получил приказ, не медля отбыть на фронт. Это было похоже на наказание. Это была ревность… Когда мы с Флоримоном прибыли в армию», - продолжала Анжелика, - «король тайно пришел ко мне в гостиницу с намерением добиться моей взаимности. Я напомнила ему, что замужем, а маркиз его друг. На что Людовик возразил, что у маршала одна любовница – война, и ему нечего больше желать, коль скоро она у него есть, что Филиппа не занимает любовь. Я с ним не согласилась, заявив, что мой муж любит меня, и высказала надежду, что у короля нет намерения разрушить наше с таким трудом обретенное счастье. Его величество с горьким вздохом заметил, что не ожидал того, что Марс все-таки сдастся в плен Венере. А потом обещал мне отступиться. Но одно дело обещать, а другое сдержать свое обещание. Король продолжал бросать восхищенные взгляды, вздыхать и оказывать маркизе дю Плесси-Бельер повышенное внимание. Филипп видел все это. А после фразы его величества о том, что за столом нет ни одного мужчины, включая его самого, который бы не завидовал маркизу за то, что тот обладает такой женщиной, отношение монарха ко мне и вовсе перестало быть секретом. В тот вечер я сказала мужу, что мы должны удалиться от Двора, должны уехать в Плесси, так как король не оставит меня в покое… Его намерения были слишком очевидны… Филипп ответил, что уже слишком поздно..., что просто взять и уехать невозможно для маршала и придворной дамы, что мы слишком многим обязаны королю, что наша главная обязанность служить его величеству, и ему жаль, что он не в силах вырвать меня из своего сердца, и справиться со своей любовью и ревностью… А потом его позвали дела, и он ушел. Ушел навсегда…» Анжелика спрятала лицо в ладонях, чтобы Жоффрей не увидел навернувшихся на глаза слез. Голос предательски дрожал… «Как я не догадалась тогда, что он прощался со мной? Бедный Филипп… В его сердце было две любви: к своему монарху и к своей жене. Сделать выбор было выше его сил, и он просто ушел, уступив дорогу…Меня даже не пустили к нему проститься… Пегилен удержал меня силой, щадя мои чувства и нервы. Я оплакивала его, я не понимала, зачем он это сделал. Мне не верилось, что моей первой детской любви больше нет… Я снова стала причиной смерти мужчины, который осмелился меня полюбить… Боже, что за ужасный Рок, нести несчастье всем кто тебя любит…» Анжелика тяжело вздохнула, пытаясь успокоиться и привести мысли в порядок. Жоффрей курил, задумчиво глядя в пространство, потом его губы изогнулись в горькой усмешке, и он проговорил: «Глупцы, какие же мы глупцы…Я решил не сообщать о том, что жив, потому как думал, что напрочь забыт и исторгнут из вашего сердца, что вам, молодой, успешной, красивой не нужен изгнанник муж, потерявший все, что Филипп тот, кто составляет ваше счастье…Я все решил за вас, уступив дорогу Плесси-Бельеру, а тот, в свою очередь, уступил вас королю, посчитав лишней свою персону… И никому из нас, в нашем «благородном» порыве, не пришло в голову поинтересоваться мнением дамы… Глупо…», - он горько усмехнулся, - «Смешно и глупо!» «Мужчины всегда считают, что лучше женщин знают, как сделать наc счастливыми», - проговорила Анжелика, - «После смерти Филиппа, я испросила разрешение удалиться в Плесси. Король был не в силах мне отказать. Я покинула Двор. Когда же траур подошел к концу, и причин избегать общество и уклоняться от своих обязанностей у меня больше не было, я была вынуждена вернуться в Париж, к королю. Его чувства не изменились, напротив, страсть монарха ко мне разгоралась все сильнее, милости сыпались на меня и Флоримона, как из рога изобилия. Это не могло не вызвать зависть и ревность мадам де Монтеспан. Моей жизни и жизни моего сына стала угрожать опасность. Двор… Это сборище жестоких, завистливых лицемеров, которые улыбаясь и любезничая с тобой сегодня, завтра не задумываясь подсыпят яд… На мою жизнь покушались дважды. Сначала отравленный шербет, потом ночная рубашка. Только чудо спасло меня от смерти… Затем было покушение на Флоримона. Он слишком много видел и, имея благородное открытое сердце, не желал молчать. Паж, чей голос говорит правду, должен был умереть. Негритенок, которого я подарила в свое время Атенаис, предупредил меня. Как я испугалась тогда… Флоримон должен был сорваться с лесов разобранной лестницы и разбиться, если бы не задержался, выполняя очередное поручение. Они чуть не убили моего мальчика…мою гордость и радость. Я бы не вынесла этого. Так больше не могло продолжаться. Я должна была защитить себя и Флоримона. Верный Мальбран (учитель сына по фехтованию) хорошо знал свое дело и жаждал отплатить покушавшимся на жизнь его любимца. Дюшес, приспешник Монтеспан, проклятый убийца, умер в ту ночь, а в моих руках оказалось письмо Атенаис к колдунье, где она сетует, что снадобья последней не действуют. Они не причиняют вреда сопернице и не усиливают любви короля. Это был важный козырь. Фаворитки можно было больше не опасаться. Когда она узнала об этом, она была в бешенстве. Она кричала, чтобы я оставила ей короля, что он принадлежит ей… Атенаис говорила о своей зависти ко мне, ведь король интересовался моим мнением по многим государственным вопросам; она жаловалась, что тот ударил ее, когда она посмела дурно отозваться в мой адрес: она расписывалась в собственном бессилии, рассказывая о чувствах его величества ко мне… В глазах света, да и в моих на тот момент, это был абсолютный успех. Любовь Людовика делала меня королевой больше чем сама королева. И теперь все зависело только от меня. Признаюсь честно, соблазн был велик. Ответить на его чувства и стать первой дамой в королевстве. Надо сказать, король умел искушать… По части галантности, куртуазности, умения ухаживать, делать подарки, говорить милые нежности, он пожалуй не уступит вам, господин граф. А еще он тоже умел ждать… Я чуть было не сказала «да», мне не хотелось больше сопротивляться… Но потом удар молнии и, я точно прозрела… Я НЕ МОГЛА, Я НЕ ДОЛЖНА была ему уступать. Я вырвалась из его объятий, я сказала «нет». Людовик спросил, что за мужчина стоит между нами, и я ответила, что этот мужчина вы, граф Жоффрей де Пейрак, мой муж, которого король отправил на смерть…» Анжелика выпрямилась, глаза ее глядели в одну точку, прямо перед собой. Создавалось впечатление, что она где-то далеко, что она смотрит на кого-то, видимого только ей. Этот кто-то был король. Она словно заново переживала тот разговор… «Я говорила: вы сожгли его на Гревской площади, у его детей не стало имени, замки его разорены… Вы все забрали себе, но больше не получите ничего. Я не достанусь вам, я его жена! Вы об этом забыли, но я помню все. Я молила о прощении, но вы прогнали меня. Вы обрекли его на мучения, а меня и моих сыновей на нищету…» Анжелика замолчала, точно в ее легких закончился воздух. Тогда Жоффрей взял ее руку и, склонившись, прижался к ней губами, шепча: «Спасибо вам, моя дерзкая, моя верная защитница…» Анжелика перевела на него невидящий взор и точно очнулась, разбуженная этим поцелуем. Ее губы расплылись в улыбке… «В тот вечер я узнала правду. Король рассказал, что хотел спасти Жоффрея де Пейрака, но не был намерен спасать графа Тулузского, который, по его мнению, своим могуществом угрожал спокойствию королевства. Людовик сказал мне, что вас не сожгли, что казнь была заменена тюрьмой. С этого момента, я его почти не слушала… Он что-то говорил о вашей гибели при попытке бежать, о том, что невозможно любить мертвого человека, которого не видела много лет, что он запрещает мне покидать Париж, что у меня нет здравого смысла, что я безумна в своей любви… Да, я была безумна. Я попросила у его величества ваше «Дело» и он отдал мне все бумаги, прося быть благоразумной и не делать глупостей… Но мои мысли были уже далеко, моя душа летела на ваши поиски, мое сердце пело: он НЕ УМЕР! ОН ЖИВ! Во мне проснулась надежда, во мне возродилась мечта…
Леди Искренность: Как я уже сказала, король передал мне все документы, связанные с Вашим мнимым сожжением и побегом…Я читала эти пожелтевшие от времени листки, и мне казалось, что я переживаю какой-то чудесный сон…Правда из них следовало, что Вы утонули, пытаясь бежать…Но я ни на секунду не поверила в это. Не такой Вы человек, господин де Пейрак, чтобы избежав костра, утонуть в какой-то луже…Мысль об отъезде не покидала меня…Версаль остался в прошлом, я уже забыла о нем… Пусть придворные марионетки водят свой хоровод без меня…Я решила ехать, ехать на поиски потерянной любви и утраченного счастья…Но куда, а главное как…Король захлопнул золотую клетку, ко мне была приставлена стража, охранники неотступно следовали за мной…Мне запретили покидать Париж…Итак меня сторожили, и главное кто? Мой собственный друг Дегре… Они, на пару с королем, решили спасти меня от себя самой… Наивные господа… У меня был разговор с Дегре, оказывается этот мошенник, полицейский был в курсе событий, он, уже несколько лет, знал, что Вы живы и молчал…Он получил доступ к документам по Вашему делу незадолго до моего замужества с Филиппом…Когда же я поинтересовалась, почему он ничего не рассказал, почему скрыл от меня это, а главное, почему позволил мне совершить такой тяжкий грех, как новый брак при живом муже, он ответил, что хотел меня уберечь от погони за несбыточной мечтой…» Анжелика зажала голову руками, как бы заново переживая события тех лет… «Он говорил, что я стояла на пороге триумфа, в шаге от цели, для достижения которой я потратила столько сил, и скажи он мне правду, я бы все погубила, вышвырнула на ветер все шансы на успех, на блестящее будущее для меня и моих детей, устремившись на поиски призрака… Как он был прав… Так бы я поступила тогда и точно также я поступала сейчас…Видя мою решимость, Дегре предпринял последнюю попытку отговорить меня от опрометчивого шага…Он твердил, что от моей любви ничего не осталось, что я живу воспоминаниями о прошлом, что того богатого, знатного вельможи-ученого, Властителя Тулузы больше нет, что тех, привлекательных для женщины соблазнов, которыми Вы любили окружать себя не существует, что я тоже изменилась, что у меня была своя жизнь, другие мужчины, что Вы можете меня не простить… Другие мужчины… Что значили они для меня?... Ничего! Я лишь использовала их, чтобы выжить… Глупец, разве мог он понять, какую любовь Вы сумели зажечь в моем сердце…» Анжелика подняла на мужа свое прекрасное лицо…Она с обожанием разглядывала такие родные, такие знакомые черты… Ей неумолимо захотелось прижаться губами к его губам, целовать его умные глаза, его шрамы, его посеребренный сединой висок… Но она не решилась… «Когда то в Тулузе Вы надели мне на палец кольцо… Это крепкие узы…Я всегда была Вашей женой, я всегда принадлежала Вам, и я должна была Вас найти, хоть на краю света, даже если бы пришлось скитаться до конца жизни…Дегре понял, что проиграл эту битву, и даже согласился мне помочь в моих поисках, при условии, что я не натворю глупостей и не покину Париж…Он же рассказал мне про Вашего духовника, отца Антуана, который приходил по Вашему поручению узнать о моей судьбе…Ведь это Вы его послали?» Жоффрей чуть заметно кивнул. «Я так и знала… Хорошие же он привез Вам новости! Ваша жена замужем за другим, ведет легкомысленный образ жизни при дворе и спит с королем, разрушившим Вашу жизнь! Воображаю Вашу реакцию…Удивительно, что Вы вообще заговорили со мной после этого…Вы самый великодушный из мужчин, любовь моя…» Анжелика в порыве нежности прижалась щекой к руке мужа, покоившейся на подлокотнике кресла. Жоффрей нежно провел другой рукой по рассыпавшимся по плечам волосам жены, затем склонил свою голову и прикоснулся губами к ее затылку… Его черные, как смоль волосы являли собой разительный контраст по сравнению с пшеничными локонами Анжелики. Граф, с привычной ему иронией, чуть слышно прошептал: «Прекратите петь мне дифирамбы, моя драгоценная супруга… Вы же знаете, я не чувствителен к лести…И я еще ничего не решил…» Лицо Пейрака было бесстрастным и спокойным, но как же далеки были от спокойных его мысли: «Как она прекрасна», - думал граф… «Разве можно не простить это любимое лицо, эти нежные руки, которые с такой надеждой обнимают меня… Разве можно обвинять такую женщину, богиню, что она, молодая, цветущая женщина, была не верна своему погибшему колченогому супругу…Наказывая ее, не накажу ли я себя в большей степени… Да, Пенелопы из нее не вышло, а нужна ли тебе Пенелопа, граф?.. Признайся, тебе нужна она, эта нимфа с зелеными глазами и станом дикой серны, она, со всеми ее тайнами, грехами и ошибками, она, такая далекая и такая близкая, она, которая смотрит на тебя своими изумрудными глазами, в которых застыли надежда, тревога и немой вопрос…» Жоффрей выпрямился и ласково добавил: «Успокойтесь, моя дорогая госпожа аббатиса и продолжайте свой долгий трудный рассказ». Анжелика, чуть заметно улыбнулась, и уверенно продолжила: «Дегре сказал, что отец Антуан служит в Марселе капелланом… Оттуда я и решила начать свои поиски. Оставалось найти способ сбежать и позаботиться о судьбе детей. За Шарля-Анри можно было не волноваться, в Плесси, ему ничего не угрожало. Король никогда бы не посмел обрушить свой гнев на сына своего любимого маршала. Оставался Флоримон. Я вызвала его в Париж из Сен-Клу, продав его должность при дворе. Раймон, мой брат, обещал взять Флоримона под свою опеку и устроить его учиться в один из колледжей в Пуату. Флоримон приехал домой, такой смуглый, красивый, как всегда полный энергии и энтузиазма, деятельный и болтливый. Этот юный придворный упрекнул меня за то, что я отказала королю и вызвала неудовольствие его величества, а потом, узнав, что я уезжаю, а ему придется отправиться в колледж, неожиданно заявил, что намерен отправиться к Кантору…Меня охватил ужас от этой его фразы, и тогда сын рассказал мне такую историю. Оказывается, они с Кантором тоже знали о Вашем чудесном спасении. У меня вообще складывается впечатление, что лишь одна я пребывала в неведении относительно этого факта, и не одна душа не удосужилась меня просветить. Мои сыновья узнали правду от старого сторожа Паскалу, который, не ведая, что говорит с потомками графа де Пейрака, словно сказку, рассказывал им о Вас чудесные истории… Среди всего прочего, он поведал им про тайный ход, про то, что видел, как Вы забирали деньги из тайника…Флоримон признался мне, что сначала они не догадывались о ком идет речь, но потом Барба проболталась, что загадочный граф де Пейрак, которым они так восхищались, не кто иной, как их родной отец…Тогда-то Кантор и решил отправиться на Ваши поиски…Бедный маленький трубадур решился на безумное путешествие, чтобы отыскать человека из легенды…» Глаза Анжелики вновь наполнились слезами, но она продолжила, срывающимся голосом: «Флоримон был уверен. Что Кантор Вас нашел…Я не решилась лишить его этой иллюзии…» Анжелика судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться. Она не заметила, как на лице графа промелькнула еле заметная загадочная улыбка. «Тот подземный ход… Через него я и покинула Париж. В Марселе, поговорив с отцом Антуаном и выяснив, что человек, который приезжал к нему по Вашей просьбе живет в Кандии, я взошла на галеру герцога де Вивонна. Он быстро смекнул, насколько выгодно для него и его сестренки, если я исчезну с глаз короля…» Анжелика подняла на мужа свои изумрудные глаза и спросила: « Жоффрей, с Вашей шпонской сетью, Вы ведь наверняка осведомлены о моих средиземноморских похождениях, не правда ли?» Жоффрей усмехнулся: «Вы правы, я знаю почти все, почти…Например мне неизвестно, как Вам удалось выжить в пустыне и спастись… Ведь мне доложили, что Вас больше нет, что Вы погибли от укуса змеи? Почему Вы убежали от меня безрассудная, строптивая девчонка? Причем дважды: сначала там на торгах, а потом из гарема… Ведь я ехал забрать Вас!» В голосе Жоффрея звучали, еле скрываемые горечь и досада. «Вы понимаете, сумасбродная женщина, сколько волнений и хлопот доставили мне?» Теперь уже Жоффрей, встал и принялся мерить шагами комнату. Анжелика смотрела на него глазами, полными раскаяния и любви… Она понимала, сколько неприятных минут пришлось вынести графу из-за нее. «Между прочим», - голос Жоффрея смягчился, - «Именно Вам сударыня, я обязан седыми прядями в моих волосах… Я ведь думал, Вас больше нет… Я оплакивал Вас…» Анжелика опустила голову и промолвила: «Простите меня…» Пейрак остановился, подошел к жене вплотную, наклонился, нежно приподнял ее голову за подбородок и заставил взглянуть на него… Его глухой, дрожащий, полный воспоминаний о пережитых страданиях, голос прошептал: «Никогда больше не пугайте меня так…» Анжелика улыбнулась в ответ: «Не буду…» Тогда граф взял миниатюрные руки жены, зажал между своими сильными ладонями авантюриста, поднял их к своему лицу и принялся покрывать легкими поцелуями: «Вы совсем озябли, маленькая мерзлячка», нежно проговорил Жоффрей, - «Сейчас, я разведу огонь, а то камин совсем погас и Вы сможете согреться. А Вы пока продолжайте рассказывать Вашу эпопею…» Граф принялся разжигать, потухший было камин, а наша героиня, улыбнувшись мужу благодарной улыбкой, продолжила историю своей полной приключений и перипетий жизни. «Итак, я плыла на адмиральской галере навстречу мечте, на встречу счастью, пока плавание не закончилось мятежом каторжников, который поднял Никола (помните, я Вам про него рассказывала). Его любовь ко мне сменилась ненавистью, вперемешку со страстью и похотью…Он напал на меня, один из офицеров вступился, завязалась драка и Никола погиб. Бедный Никола… Я сломала жизнь этому простому деревенскому мальчишке…Я ведь видела Вас (неожиданно сказала она после минутного молчания) во время этого плавания на королевской галере, Вы забирали у Вивонна своих пленных рабов… До сих пор, я обвиняю себя за то, что не узнала Вас… Как я могла быть настолько слепой? Ведь во всем, что делал и говорил Рескатор, были весь Вы… Мрачный шутник, Волшебник Средиземноморья, освободитель рабов и любимец женщин (Да-да, мессир, я наслышана о Ваших подвигах, о Ваших одалисках, которые не хотели покидать своего благородного, доброго, щедрого до подарков и ласк господина)». Жоффрей усмехнулся и, закончив разжигать огонь, выпрямился и встал напротив Анжелики в своей излюбленной позе: прислонясь к каминной полке. «О Вас ходило множество слухов, рассказывали: он богат, он занимается контрабандой серебра, он всех презирает, он забавляется, вызывая зависть и ненависть врагов… А потом, я увидела Вас… Вы явились в последний момент, словно спаситель: высокий, худой Дон Кихот в черном с серебром…Я ОБЯЗАНА была Вас узнать: тот шикарный праздник, который Вы устроили, купив меня, был как раз в Вашем духе, и то, как Вы со мной говорили: нежно, чуть насмешливо; и как мастерски выбирали мне платье и украшения… Совсем как в Тулузе… Тогда Вы тоже носили маску, и в ее прорезах горели те же темные, умные глаза, притягивающие меня точно магниты, и точно такая ироничная улыбка появлялась на Ваших губах… Вы заворожили меня тогда, я была готова забыть все и идти за Вами в Ваш дом, где цветут розы… Но потом этот пожар, устроенный Савари (Я по-моему не говорила, что встретила старика-аптекаря, с которым прежде общалась при дворе, в марсельском порту, и, он вызвался сопровождать меня и помогать мне. Мой добрый, преданный Савари… Он последовал за мной до конца и погиб от рук султана… И он тоже…), на чем я остановилась? Ах да, вокруг суматоха, паника, сын Савари, хватающий меня за руку и твердивший, что надо бежать… И я побежала…Я ведь жалела об этом, много раз жалела: и сразу, как только села в лодку и увидела Вас, спасающего свой корабль… Я куталась в плащ, еще хранящий Ваш запах и, почему-то мне было очень больно…И потом, когда попала к Меццо-Морте, затем к Мулей Исмаилу, и в Сеуте, и даже во Франции, я продолжала с нежностью вспоминать человека, заплатившего за меня цену корабля… Я думала, вспоминает ли он еще свою пленницу, которую явился спасти от собственного безрассудства… Почему я не узнала Вас?... Последнее время я так часто задаю себе этот вопрос, что у меня начинает раскалываться голова» Анжелика потерла виски руками. «Просто, во-первых, виновато мое предубеждение к Рескатору: пират-ренегат без совести и чести…» «…Виновный в смерти Вашего сына…», мрачно закончил за нее Жоффрей. Анжелика бросила на мужа быстрый взгляд, но, увидев, его жесткое, неприступное лицо, не нашла в себе смелости затронуть эту больную для них тему, и продолжила: «…Д-да, и потом, я искала хромого, изувеченного шрамами ученого с…», - она запнулась в нерешительности. За нее ледяным, лишенным эмоций голосом, продолжил Пейрак: «…с великолепным голосом… Вы это хотели сказать? Его больше нет! (его слова были пронизаны болью и горечью) Он умер! В тот день, на паперти, перед костром, помните?». Граф медленно отошел от камина и тяжело опустился в кресло. Он задумчиво смотрел на пламя камина, и блики от огня причудливо плясали на его лице, делая его еще более жестким и немного пугающим. Эта картина породила в усталом мозгу Анжелики воспоминания 15-летней давности. Она, словно наяву видела человека с темными волосами, неподвижную фигуру которого лижут языки костра…С глухим стоном вскочила она со скамеечки, на которой сидела до этого и, обхватив голову Жоффрея руками, прижала ее к своей груди, зарывшись лицом в его густые черные волосы… Он же обхватил руками ее стан, и вот так, обнимая друг друга, они молчали. Им не нужны были слова. Воспоминания об общем горе поглотили их, и теперь, спустя много лет, этим объятием, они словно исцеляли истерзанные сердца друг друга…Через несколько минут, Пейрак посадил жену к себе на колени, поинтересовался согрелась ли она, и добавил: «Простите, душа моя, я грубо прервал Вас… Думаю, есть и во-вторых?..» Спустя годы, он обнимал хрупкое тело Анжелики, его длинные аристократические пальцы нежно перебирали ее золотистые локоны… Это было счастье… «Да, безусловно. Ведь я была уверена, что мой муж живет где-то далеко. Я и не предполагала, что он находится от меня на расстоянии вытянутой руки… Я написала Вам письмо перед торгами и Али Мектуб повез его своему племяннику, чтобы тот отдал его Вам… Я боялась этой встречи, я думала: помните ли Вы меня, нужна ли я еще Вам, захотите ли Вы меня видеть, не отреклись ли Вы от памяти обо мне, узнав, что я отреклась от Вашего имени? А после моего побега, ко мне пришел мнимый Мохаммед Раки, как оказалось подосланный Меццо-Морте и рассказал, что мой муж живет в Боне. Он знал столько деталей о Вас (что Вы высокий, худой, похожи на испанца, и про шрамы, и про черные густые волосы, и про пронзительные глаза, и про то, что Вы ученый, и про то, что Вы посылали справляться обо мне), а еще у него был перстень Вашей мамы, тот, с топазом, который вы носили на груди… Я поверила ему…А позже Меццо-Морте разбил мое сердце и растоптал надежду найти Вас, сказав, что тот, кого называли Джеффа-эль-Калдун, умер…Теперь я понимаю, что это была лишь очередная ложь… Побег из гарема был несомненно еще большей глупостью… Но его так долго готовили, я так ждала этого момента… Я боялась, что Осман-бей не сможет долго сдерживать страсть своего господина, и тот снова потребует свою рабыню… Второй раз, я бы не перенесла пытки (при последнем слове Жоффрей вскинул на не тревожный взгляд и чуть сильнее прижал ее к своей груди, словно оберегая, но Анжелика, ничего не заметив, продолжала). Я была готова на все лишь бы сбежать от этого жестокого варвара. Я даже передала через монахов во Францию кольцо с гербом Плесси-Бельеров для Людовика. Я попросила у короля прощения и позвала его на помощь…Как оказалось, он его получил и распорядился спасти меня. Так вот, я ждала побега, когда состоялся тот разговор с Великим Евнухом, который я помню, словно это было вчера… Он спросил, почему я убежала из Кандии, почему покинула Рескатора. Он говорил, что наши судьбы связаны, что мы одной породы, говорил про Вашу мудрость и, что Вы единственный мужчина, у которого достаточно сил, чтобы соединить свою жизнь с моей. Он говорил мне те ужасные слова о том, что я несу смерть всем мужчинам, осмелившимся меня полюбить, что я заставляю их страдать и нужно обладать редкой силой, чтобы избежать этой участи… Он снова возродил во мне старое чувство вины. И, Боже, как он был прав… Я действительно приношу несчастья… Его я тоже погубила! О, Осман-бей, друг, мой, простите меня…» Анжелика снова разрыдалась. Жоффрей крепко обнял ее. Она уткнулась головой в его плечо и, продолжая судорожно всхлипывать, произнесла: «Вас я тоже погубила, Вам я тоже принесла несчастье…» Пейрак ласково, чуть насмешливо проговорил: «Напротив, Вы мое счастье, хлопотное, трудное, но все-таки счастье. Забудьте эти глупости, как дурной сон и не думайте больше об этом, договорились?» Анжелика посмотрела на него и тихо кивнула, а он принялся стирать пальцем слезинки с ее щек. «Осман Ферраджи уехал, как я потом поняла, за Вами, и все мои сомнения и страхи вернулись. Между тем, для побега все было готово и надо было решать: сейчас или никогда. И я решилась на побег. Их было семеро мужчин под предводительством нормандца, короля рабов, как его называли, Колена Патюреля». «Я помню этого человека», - заметил Жоффрей, - «Я видел его. Его смелость и мужество восхитили меня». «Тем лучше для меня», - чуть слышно прошептала Анжелика, - «Возможно тогда Вы меня поймете». И громче. «В тот вечер, Колен должен был прийти за мной, я его ждала…И тут появился Осман Ферраджи…Он говорил, что ездил за Вами и Вы скоро приедете, он почти успел сказать мне правду… Почти…Его последние слова были: «Рескатор был прежде…» Он не успел договорить, Колен убил его. Осман умер, и у меня не осталось выбора. Только побег. Больше некому было защитить меня от гнева и страсти султана. Я ненадолго пережила бы евнуха…Я сбежала…». Анжелика поднялась с колен мужа, граф не стал ее удерживать, и подошла к окну. На улице была глубокая ночь. Небосклон был усыпан мириадами звезд, в прибрежных волнах отражалась яркая полная луна. Распахнув окно, Анжелика полной грудью вдохнула соленый морской воздух. Несколько минут она стояла, вглядываясь в ночное небо, затем поежилась от холодного ветра и закрыла ставни. Присев на подоконник, она смотрела на звезды и молчала… «Красиво… Столько звезд… Совсем как в пустыне… Там тоже было много звезд… Они висели так низко, что казалось, стоит поднять руку и можно дотронуться до одной из них… Да, там были звезды… А еще там был пронизывающий холод ночью и удушающая жара днем. Это было невыносимо… Хотелось пить», - Анжелика облизала вдруг пересохшие губы, - «Все время хотелось пить… Губы трескались от жары, песок раздирал кожу, тело горело огнем под палящими лучами солнца, глаза слепило от обилия желтого цвета и ноги отказывались идти дальше… Но мы шли, шли вперед на встречу свободе, ведомые Коленом. Он один, казалось, был неутомим. Его энергия, его мужество, его сила духа и воля к жизни придавали нам сил. Случилось так, что за несколько дней пути, мы потеряли всех своих товарищей (один сорвался со скалы, двоих разорвали львы, еще трое ушли вперед, где были схвачены и жестоко убиты, именно они сказали перед смертью, что я умерла от укуса змеи). Колена это удручало, он винил во всем себя и страдал, хоть и старался не показывать виду. Они были его друзья, он обещал привести их к свободе, а привел к смерти…Мы остались вдвоем…Мы шли, шли, шли, продолжая свой изнурительный поход, надежда и отчаяние сменяли друг друга… А еще страх, страх остаться в этой пустыне навеки… Однажды, я присела на камень, передохнуть и тут же ощутила острую боль в икре. Меня укусила змея… Леденящий ужас и ощущение неотвратимости смерти, парализовали меня. Я сидела и отупело смотрела на ногу, которая начала опухать… Это было какое-то странное смирение с неизбежным… Прошлое предвосхитило будущее… Мои спутники сказали, что я умерла от укуса змеи, и вот, я умирала… Колен спас меня… Он вырезал место укуса ножом и прижег рану каленым железом…Чудовищная боль и я лишилась чувств… Когда же я пришла в себя, то не могла больше идти, я стала обузой. Колен понес меня на спине… Я понимала, что мешаю ему, что без меня, он бы шел быстрее, ему было бы легче спастись. Но он не бросил меня. Когда я спросила почему, его лицо потемнело от ярости, он был взбешен и обижен…Колен сказал, что скорее бы умер на моем мертвом теле, чем бросил меня, сказал, что мы остались одни, и теперь мы связаны в жизни и в смерти, что только вместе мы обретем свободу… Он неутомимо шел вперед, складывалось впечатление, что он вообще не уставал, он почти не спал и не отдыхал, он из последних сил, нес меня к свободе, к жизни, к морю… Я смотрела на него со смешанным чувством благоговения, благодарности, нежности и страха за то, что даже такому мужественному человеку, как он невозможно это выдержать, не под силу совершить такой подвиг… За это время, Колен стал мне другом, нет больше: он был мне братом, он был для меня всем… Но с некоторых пор, я стала замечать, что мое присутствие тяготит и раздражает Колена… Он стал мрачен и молчалив, он избегал смотреть в мою сторону, а если и говорил, то делал это сквозь зубы, даже зло, словно ненавидел меня…С ним творилось что-то странное и это беспокоило меня…» «Как я понимаю этого бедного нормандца», - послышался иронично-насмешливый голос Пейрака, - «12 лет рабства, долгожданная свобода и такая женщина рядом…Восхищаюсь его благородством и выдержкой…В свое время в Тулузе, я тоже становился мрачным, язвительным и обзывал себя дураком, когда одна соблазнительная красотка не пускала меня на порог своей спальни», - Анжелика бросила на мужа удивленный взгляд, - «Но я не сомневаюсь, моя драгоценная супруга, что Вы быстро разобрались в причине его дурного настроения и утешили бедного страдальца по мере сил…» В голосе Жоффрея звучали язвительные нотки. Анжелика, словно ужаленная, подскочила с подоконника и гневно воскликнула: «О, граф де Пейрак, я вижу это задевает Ваше самолюбие, Вы упрекаете меня, но, хочу напомнить, что Вы тоже не святой, дорогой мой супруг… Сколько одалисок побывало в Вашей постели за эти годы? Скольких женщин Вы целовали, скольким дарили Ваши ласки, Ваше внимание, Вашу улыбку, Вашу любовь?» «Многим», - с улыбкой заметил Жоффрей и добавил тише, - «многим, не спорю, но только Вам, я подарил свое сердце…» Анжелика ошеломленно смотрела на мужа и не верила услышанному. Ее гнев моментально испарился, и она, уже мягче добавила: «И потом, за эти 15 лет, я занималась любовью меньше, чем какая-нибудь добропорядочная матрона со своим мужем за месяц, так что ваша мужская честь не пострадала,.. почти…» Жоффрей громко расхохотался: «Почти…Мне нравится эта оговорка. Вы неисправимы, любовь моя…» «То, что связывало нас с Коленом», - продолжила Анжелика, снова опускаясь на подоконник оконной ниши, - «трудно назвать страстью. Это была не близость любовников, это было стремление выжить, насущная необходимость, как вода, хлеб или сон, которых было так мало… Это спасало от отчаяния, от ощущения безысходности и страха не выдержать, не дойти… Шаг за шагом мы упорно двигались вперед… Мне казалось, что этому пути не будет конца, тысячу раз я готова была умереть, но я выжила… Колен привел меня в Сеуту. До ближайшей башни было рукой подать, когда появились арабы. Заметив беглецов, они завопили и помчались за нами… Мы бежали к городским воротам, что есть сил, взявшись за руки, камни кололи израненные ноги, Колен буквально волок меня за собой. По нам стреляли… Я уже видела, испанцев, выехавших к нам навстречу, как вдруг, споткнувшись, я рухнула под копыта лошадей…Колен накрыл меня своим телом, я слышала его осипший, срывающийся голос, кричащий: Мы пленные христиане,.. во имя Христа, спасите, во имя Христа…Потом, я потеряла сознание…Когда я очнулась, Колена не было рядом. Он ушел, с возмущением и болью в глазах, узнав, что я знатная дама, и он мне не ровня. Это там, в плену, мы были равны, теперь же все стало иначе…Зато был господин де Бретей, французский дипломат. Он-то и объявил, что именем короля, я арестована… Меня точно преступницу привезли в Плесси. Там мне было зачитано послание его Величества Людовика 14, в котором говорилось, что поскольку я ослушалась его приказа и покинула Францию, вызвав неудовольствие короля, я должна оставаться в своем поместье, где ко мне будет приставлен офицер, покуда я не решу вернуться в Версаль, выполнив ряд условий. Я должна явиться ко двору в черной одежде, в карете с черными занавесками, в присутствии всего двора преклонить колени перед королем, поцеловать его руку и молить о прощении. А главное, я не должна делать попытки избегать короля, где бы это ни было…», - на лице Анжелики появилось выражение злой иронии, она посмотрела на мужа и медленно произнесла: «Итак, я получила от короля плохо завуалированное предложение разделить его постель», - она горько усмехнулась, - « у меня было несколько месяцев на раздумье, по прошествии которых, в случае отказа, я буду арестована и помещена в крепость, а все мое имущество, за исключением наследства Шарля-Анри, конфисковано… Я спросила о Флоримоне, мне ответили, что он не получит НИЧЕГО… Людовик давил на меня всей мощью своей власти, и, он знал, что только боязнь за судьбу и будущее сына может вынудить меня согласиться…Но в тот момент это было выше моих сил, я просто НЕ МОГЛА решиться на этот шаг, я ненавидела Двор, я сказала нет… В моем доме появились солдаты, во главе с мерзким грубым солдафоном, капитаном Монтадуром, который позволял себе командовать моими слугами, распоряжаться моими людьми и моим имуществом… Мой замок превратился в казармы… Каждый считал своим долгом наставить меня на путь истинный, уговорить поехать к Королю и подчинится его прихоти, его власти… Первой была Барба, с ее причитаниями, что я собственными руками разрушаю свое будущее и будущее своих сыновей… Затем пришел мой брат Дени, ставший бароном после смерти отца, со своим печальным рассказом… Оказывается в нашей семье ни я одна вызвала гнев короля… Мой брат Гонтран участвовал в восстании, был схвачен и приговорен к повешению… Тогда Дени и Альбер, в то время придворный из свиты Монсеньора, а ныне аббат, бросились в ноги королю, моля о пощаде для одного из де Сансе… На что Его Величество ответил, что семья де Сансе слишком часто вызывает его неудовольствие, и он не намерен быть снисходительным, но потом смягчился, узнав, что именно Гонтран расписывал потолки Версаля. Людовик помиловал брата, но было поздно, он был повешен… Дени рассказал мне это в надежде, что я проникнусь великодушием короля к моей семье, но он ошибался… Рассказ возымел обратный эффект: я не могла подчиниться человеку, по приказу которого был повешен один из Монтелу… Третьим был Молин…Когда я вернулась, он не осудил меня, не задал ни одного вопроса… Более того, в мое отсутствие он взял на себя труд вести все мои дела, защищать мои интересы… А сейчас, он пришел и строго сказал: «Езжайте к Королю! Напишите ему, и я отвезу письмо!». Он говорил: «Я знаю Вашу гордость, но будьте разумны, забудьте обиды». Он говорил, а я почти не слышала его, я думала, что это будет равносильно смерти… Я вспоминала Вас, человека, которого я любила. Король прервал наше счастье, он разрушил его… Это нельзя ни простить, ни забыть, это было бы худшим предательством, это разрушило бы последний проблеск надежды, еще живущий в сердце… Я вспоминала Гонтрана,… Я вспоминала Филиппа, смотрящего на меня в последний раз, перед тем, как он решил встретить смерть… Через года он говорил: «Прощай, моя любовь. Мы должны служить королю, поэтому расстаемся…»
Леди Искренность: Король забрал все, что я имела… Но меня он не получит…Молин не отчаивался, он продолжал говорить, что я должна спасти свою родину, свое Пуату от бесчинств армии, что я должна прекратить разбой, насилие и грабежи, что я должна вернуть мир в провинцию, что я должна поехать в Версаль, подчиниться Королю и стать всемогущей… Я была непреклонна, я ответила ему, что не вернусь в Версаль, что покориться королю – акт худший, чем самоубийство… Ведь это предательство по отношению к Вам, человеку, которого я не в силах забыть…» Анжелика замолчала, погруженная в тяжкие воспоминания. Жоффрей, с удивлением, и даже каким-то трепетом, разглядывал эту новую, незнакомую ему женщину. Его рациональный мозг ученного, отказывался понимать, откуда в этой хрупкой, нежной женщине с лицом Мадонны такая сила духа, такая несгибаемая воля и упорство. Мог ли он, тогда в Тулузе, предположить, что это юное, любопытное создание, это наивное дитя, эта девочка, доставшаяся ему в супруги, способна на такое постоянство, способна полюбить его, изуродованного, колченого господина, старше ее на 12 лет, и пронести это чувство, эту любовь в своем сердце через годы разлуки? Нет! Напротив, он был уверен, что лишь забавлял ее, вносил новизну и разнообразие в ее скучную и однообразную доселе жизнь… Да, она восхищалась им, он был способен удовлетворить ее жадную до новых впечатлений натуру… Но в ее любовь он не верил… Каким же глупцом он оказался… Где же Ваше хваленое умение разбираться в людях, граф? Он считал ее изменницей, легкомысленной кокеткой, быстро нашедшей ему замену, а она в это время выживала, спасала себя и его детей от нищеты, от смерти, она не переставала помнить и любить его… Сколько же лет мы потеряли, любовь моя? А теперь он слушал этот наполненный переживаниями и страданиями рассказ… На его внешне невозмутимом лице не отражалось никаких эмоций, не дрогнул ни один мускул. Да, внешне он был спокоен, но одному Богу известно, чего стоило ему это спокойствие… Тем временем Анжелика решилась продолжить: «…Так вот, я была непреклонна… Тогда Молин привел последний аргумент. Он напомнил мне о детях, он спросил, подумала ли я, что станет с ними? В тот же миг я вспомнила о Флоримоне… Шарлю-Анри, крестнику короля ничего не угрожало, но Флоримон – этот гордый красивый мальчик, потомок знатного рода был никем, у него не было ничего: ни имени, ни наследства… Сын, так похожий на отца, это все, что осталось у меня от Вас…И тогда я решилась, решилась поехать к королю, пройти, одетая в черное, преклонить колени, отдаться ему… Но вернуть своему сыну его титулы и наследство. Это был мой долг матери, позаботиться о судьбе сына, подаренного Вами… И я написала письмо Людовику, Молин повез его в Париж… Примерно тогда же, приехал домой из монастыря и сам Флоримон в сопровождении своего наставника аббата де Ледигьера. Он вошел, молодой веселый оптимист, обнял меня, и жизнь снова обрела смысл… Казалось он не замечает ни солдат, ни волнений, происходящих вокруг. Он занимался фехтованием, охотился, нянчился с Шарлем-Анри, играл со мной в шахматы… Но это была лишь видимость спокойствия. На деле же, этот рано повзрослевший, живя среди придворных интриг, мальчик все видел и все понимал. Однажды, когда пьяный Монтадур по своему обыкновению осыпал меня проклятиями, Флоримон, угрожая шпагой, потребовал у него извинений… Мой маленький защитник (с нежностью прошептала она)…И вот настал день, когда он подошел ко мне и твердо сказал: «Мама, мы должны уехать». Он говорил, что нам грозит опасность, что мы не сможем себя защитить и, что он твердо решил отправиться на поиски Кантора и Вас…Я испугалась за него, представив насколько опасным может быть подобное путешествие, я запретила ему даже думать об этом… Как хорошо, что он меня не послушал… Через несколько часов, Флоримон исчез вместе с Натаниелем де Рамбур. Больше я своего мальчика не видела, а для меня началась страшная ночь в Плесси… Солдаты… Они были всюду, они крушили все на своем пути… Сначала они разорили поместье Рамбуров, потом добрались до моего… Мы оборонялись как могли и сколько могли… Замок стал ареной ужасной битвы… Везде раздавались пронзительный плач детей, стоны умирающих, крики женщин, которых солдаты хватали своими грязными руками и насиловали прямо на полу… Я стреляла до тех пор, пока кто-то сзади грубо не схватил меня за руки…Последнее, что я успела увидеть – это Барба, убегающая с Шарлем-Анри на руках… Никогда еще я не ощущала такой животной паники… Чем больше я вырывалась, тем больше понимала, насколько беспомощна… Никто не пришел на помощь… Они уничтожили меня… В ту ночь, я возненавидела любовь, я возненавидела мужчин, я возненавидела себя…» По щекам Анжелики вот уже который раз покатились крупные слезы… Она сидела, обхватив себя руками, на ее лице застыло выражение отвращения и ненависти… Ее хрупкая фигура выглядела такой ранимой и беззащитной, что у Жоффрея разрывалось сердце от злости на весь мужской род и желания подойти к жене, обнять, прижать к своей груди и заставить забыть весь этот ужас, словно кошмарный сон… Перед его глазами проносились жуткие картины, рассказанного Анжеликой, и он ощущал почти физическую боль и страдание… Но он смотрел на ее заплаканное лицо, на плотно сжатые губы и понимал, что его вмешательство мужчины, пусть даже любимого, особенно любимого, в этот момент, когда она вновь переживает свой женский позор, будет ей неприятно, больше того причинит дополнительную боль… И он сдержал свой порыв… «Когда я пришла в себя, все уже кончилось. Было утро…Собственное тело было мне противно, вокруг лежали трупы… Мой мутный взор бесцельно блуждал по стенам, пока я не увидела Барбу, лежащую на ступенях с Шарлем-Анри на руках…Я подумала он спит… Он был такой красивый, длинные кудри закрывали щеку, он улыбался… Я хотела разбудить его, и увидела рану на шее…Он умер! Мой второй ребенок УМЕР… (рыдания душили Анжелику) В который раз я потеряла все. Но сегодня это было страшнее прежнего… Я не просто лишилась всего, я потеряла себя, и я потеряла самое дорогое - своих сыновей… Их больше не было со мной, моих крошек…Я кричала, как безумная, я звала их и умоляла простить… У меня не осталось ничего! Только месть, снова месть. Если бы тогда мое сердце не пылало ненавистью, я просто не могла бы жить…Я не оглядываясь покинула Плесси… Все дорогое, что осталось там – это маленькая могилка на окраине леса, да портрет трех мальчиков, написанный Гонтраном… Так я стала мятежницей Пуату… Я, и те немногие, кому удалось спастись: аббат Ледигьер, верный Флипо, мой собрат еще по Двору Чудес, учитель фехтования Мальбран… Они все последовали за мной… Началась партизанская война, ужасная по своей жестокости. Кровь, смерти, крики, истерзанные человеческие тела… Вот все, чем была наполнена теперь моя жизнь. Когда мне принесли голову Монтадура, я смеялась… А потом, я поняла, что беременна…Онорина – дитя той ночи… Это было ужасно! Я ненавидела этого ребенка, я пыталась избавиться от него, но несчастное создание крепко цеплялось за этот Мир… Я родила ее, я дала ей жизнь, но все мое естество отказывалось признавать этот плод насилия и позора…Я бросила ее в монастыре, я отреклась от нее…Но святой Оноре пришел ко мне во сне и вернул мне девочку… Еще чуть-чуть, и она бы умерла… Ее тельце было не больше кролика. Своим молоком я возродила ее к жизни, но каждый раз, когда я ее кормила, у меня было ощущение, что я совершаю какое-то жестокое жертвоприношение…Мысль о том, что я разделяю ответственность за это человеческое существо с пьяным солдатом убивала меня… Но шло время, и как ни странно, именно это дитя, эта маленькая лесная девочка научила меня быть матерью… Я любила своих сыновей, я защищала их от холода и голода, но, надо иметь смелость признаться, не была для них образцовой матерью…Я мало ласкала их, никогда не шутила с ними… Я слишком поздно поняла это, слишком поздно…» После минутного молчания Анжелика продолжила: «И вот женщина с ребенком вела мужчин на мятеж… Мужчины…Они вызывали у меня ужас и омерзение, граничащее с гадливостью… Воспоминания об их пылающих вожделением глазах, их грязных похотливых руках заставляли меня дрожать от отвращения. Когда однажды Ла Мориньр попытался меня обнять, я лишилась чувств. Но шпага отца да Лесдегьера, этого доброго милого мальчика, всегда приходила мне на помощь. Это милое дитя, этот пылкий юноша любил меня, но его любовь была так же чиста и непорочна, как и его пылкая, благородная душа… Много раз я просила его уехать, спастись, оставить меня, я твердила, что приношу несчастье любящим меня людям… Он отказался…Он сказал, что не может жить без моего присутствия, без воздуха, которым я дышу, что мужчины уничтожили меня своей жестокостью, но он не будет среди них…Он говорил, что вернет мне то, что отняли другие - мою душу, мою женственность… Он умрет за меня и получит силу, чтобы меня спасти… Мы проигрывали, мы были окружены, кольцо сжималось, я стала похожа на загнанного волка, гонимая и преследуемая всеми… И вот настал тот день, день, когда меня предали… Все мои друзья были схвачены и повешены… Мои последние друзья… Я была вне себя от горя… Король, снова король лишает меня близких людей. Я посылала ему проклятия, но у меня больше не было сил плакать… Флипо, Мальбран, отец Лесдегьер…их больше не было. Бедный мальчик, он сдержал свою клятву, он умер за меня, и его чистая любовь архангела вырвала меня из пропасти тяжких воспоминаний… Онорина и я. Мы остались вдвоем. Надо было бежать, надо было спасаться. Солдаты были всюду. Я привязала дочь к дереву и пошла разведать местность. Меня схватили, приняв за воровку и гугенотку. В тюрьме я кричала, стучала в дверь, я сходила с ума от страха за Онорину, которая осталась одна в лесу… Никто не ответил. Тогда я подбежала к окну и стала умолять прохожих спасти мою девочку… Когда меня привели к судье, я думала только о ней… Я не помню, что говорил судья, помню палача, на мне рвут платье, дикая боль и запах горелого тела… Меня клеймили лилией, как последнюю преступницу…» «Покажите!», - резко сказал Жоффрей. «Что?», - в смятении пробормотала Анжелика. «Покажите мне вашу спину!», - граф встал и приблизился вплотную к жене. Анжелика приспустила рукав, и его взору открылось страшное клеймо, печать его величества, на теле супруги. Глаза Анжелики со страхом вглядывались в лицо мужа, пытаясь прочесть его мысли. Жоффрей медленно поднял руку и нежно, едва касаясь, провел указательным пальцем по цветку. Его мысли путались. «Какая красивая у нее шея… Я и забыл насколько прекрасна ее кожа…Клеймо… Бедная моя девочка…» В слух же он произнес: «Безумица, вы просто безумица… Единственная женщина, которая сумела заставить меня страдать… А я! Я оказался плохим сторожем, мое бедное сокровище… мое драгоценное сокровище… я не смог вас уберечь…я столько раз терял вас». Он обхватил ее стан своими сильными руками, словно пытаясь согреть и защитить от всех невзгод и несправедливостей окружающего мира… Так они стояли, она впереди, он за ее спиной, глядя в окно, за которым медленно, но верно начинался новый день. Жоффрей склонил свою голову к лицу Анжелики и проговорил: «Досказывайте скорее вашу историю, скоро утро». Анжелика, согретая теплом его объятий, кутаясь в надежные руки мужа, снова заговорила: «Метр Берн забрал меня из тюрьмы и предложил мне стать служанкой в его семье. Как оказалось, он спас жизнь Онорине. Услышав мой зов, он отыскал ее в лесу и принес в свой дом. Моей благодарности не было предела. Я согласилась на роль служанки… Наша с Онориной жизнь в Ла-Рошели текла относительно мирно и спокойно, насколько вообще это возможно для гугенотской семьи на территории Франции. Гонения и притеснения протестантов усиливались день ото дня. Оставаться в Ла-Рошели становилось опасно для жизни. Да, кстати, я вспомнила! Я же видела господина Роша и говорила с ним… Это ведь он передал Вам где я нахожусь?», - Жоффрей кивнул утвердительно, - «Старый мошенник и болтун», - с притворным возмущением и благодарностью в голосе засмеялась Анжелика, - «А обещал молчать… Выходит, я должна сказать спасибо его болтливости за нашу встречу… Но я отвлеклась. Гугенотов преследовали, и страх быть схваченной вновь поселился в моем сердце. Поддавшись на мои уговоры, метр Берн и еще несколько протестантских семей решились бежать. Бежать на острова на корабле Маниголя… Началась подготовка побега. Потянулись мучительные дни ожидания… У меня было ощущение, что я в западне, в ловушке, которая вот-вот захлопнется…Мне надоело быть сильной, надоело принимать решения и выживать, мне захотелось просто спрятаться за сильным мужским плечом, стать просто женщиной. И я решила, что если нам удастся уплыть, я выйду замуж за спокойного и надежного метра Берна, если же план провалится, то для моих целей вполне подходил господин де Бардань, королевский лейтенант, влюбленный по уши и готовый ради меня на все. Мы с Онориной могли укрыться в его поместье, в Берри». Жоффрей насмешливо произнес: «Выходит, я во время воскрес. Еще чуть-чуть, и мне пришлось бы иметь дело с еще одним супругом своей обольстительной и непостоянной жены». Анжелика, пытаясь вырваться из его рук, возмущенно заговорила: «Да уж, любезный супруг, ваше воскрешение действительно слишком затянулось… Я чуть не состарилась в одиночестве, пока вы отсутствовали…» Она продолжала вырываться, Жоффрей удерживал ее в своих объятиях, смеясь: «Так уж в одиночестве…Ну-ну, успокоитесь моя темпераментная воительница… Так почему Вы пришли за помощью ко мне, ненавистному пирату, а не к одному из своих кавалеров-защитников?» Анжелика, перестав вырываться, с улыбкой и притворным возмущением: «Будьте милосердны, за 15 лет я успела отвыкнуть от ваших скабрезных шуток и мерзких инсинуаций, господин граф! Я видела на холме Вашу фигуру Мефистофеля и знала, что вы в Ла-Рошели, а потом меня арестовали и отвезли в зал суда. Знаете, кого я там увидела? Франсуа Дегре. Мой дорогой друг, он всегда появлялся именно в ту минуту, когда был мне нужен. Он рассказал, что всех гугенотов, собирающихся покинуть город, должны арестовать, а потом спросил, чем он может мне помочь. Я попросила у него сутки отсрочки и пообещала исчезнуть за это время вместе со своими гугенотами. Он кричал, что я сошла с ума, что у меня ничего не выйдет, но потом смирился и сказал: «Ты создана для свободы, лети в будущее, где мне нет места…», - потом он обнял меня и пробормотал: «Помните, что я люблю вас, теперь я могу признаться, раз это больше не имеет значения. Прощай, маркиза ангелов…» Он опустил руки, и я бросилась бежать. Надо было спешить, надо было действовать. У меня не было времени, и у меня была цель… Ну вот и все, остальное Вы знаете. Вот чем были наполнены эти пятнадцать лет моей жизни без Вас, лет, когда я не жила, а лишь существовала…» Анжелика повернулась лицом к мужу, подняла на Жоффрея свои ясные глаза: «А теперь зачитывайте свой приговор, господин муж… Достойна ли такая женщина, как я, носить вашу фамилию, быть вашей женой и идти с вами рука об руку по жизни? Сможете вы простить меня и принять такой, какая я есть? Любите ли вы меня?» Она с волнением вглядывалась в лицо мужа, пытаясь прочесть ответы на свои вопросы. Губы Жоффрея растянулись в привычной нежно-ироничной улыбке, но глаза оставались серьезными. В них светилась любовь и где-то в глубине, на самом дне, озорно заплясали огоньки пробуждающейся страсти… «Люблю ли я вас? Вы еще сомневаетесь в этом? Да, вы можете быть удовлетворены, пожирательница мужских сердец. Вам удалось получить власть и над моим. Их слишком много, тех, кто любит вас, но вы принадлежите только мне, моя очаровательная и незабываемая супруга», - он еще крепче сжал ее в объятиях, - «Отказаться от вас? Вы считаете меня безумцем, способным лишить самого себя возможности быть счастливым, возможности любить и быть любимым? Я слишком долго был без вас, и ожидание стало невыносимым. Без вас моя жизнь пуста и бессмысленна, и я благодарю небо за то, что оно вернуло мне вас, моя героиня, моя амазонка, моя воительница, сердце мое, душа моя, жена моя…». Он прижал ее к себе, потом поцеловал в уголок губ и прошептал, перемежая слова поцелуями: «Вам не кажется, ангел мой, что для сегодняшней ночи достаточно разговоров. Скоро утро, и мы могли бы найти дела гораздо интереснее…» Они тихо засмеялись, потом их губы слились в бесконечном страстном поцелуе… За окном начинался новый день… И новая жизнь… Отзывы читателей: Флоримон: Чувствую что терпением надо запасаться и нам Леди Искренность очень красиво и очень захватывающе. Единственное место смутившее меня это то что, вы говорите, Что Анж не видела Рескатора на протяжении всего плавания (только издали), но потом идет подробный разбор Анжеликой этого человека. Как она могла его анализировать если не видела и не общалась?!?! Я не придираюсь, просто очень любопытно Я: Ну, она видела его иногда... Изредка общалась... У нее ведь еще с Кандии были предчувствия и ощущения... Она скорее их анализирует и разбирает (фигура, манера держаться и говорить, жесты, запахи...все это ведь оставалось неизменным и на уровне подсознания она помнила их). Это разбор на уровне интуиции и флюидов, нежели логики... Она почувствовала его сердцем, а разум, как раз был в отключке Флоримон Леди Искренность браво Так красиво, так романтично... Я прям расплакалась... Честное слово!!! Желаю вам удачи в дальнейшем. Аменола Леди Искренность шикарненько:) мне очень понравилось:) я так поняла что вы на меня девочки намекали:) ну еще немного терпения моя главная работка подошла почти к своему концу:) так что я смогу продолжить:) А еще я требую просто требую продолжения банкета. Xvost: Очень хорошо написано и очень легко читается :) Будем ждать пролжения :) Леди Искренность P.S. Вот только мне кажется ни одна умная женщина не будет мужу рассказывать такие подробности про взаимоотношения с другими мужчинами Шантеклера: может и не будет. Но Жоффрей у нас мужчина необыкновенный, мне кажется, он способен понять. Леди Искренность, у тебя Анжелика- сама искренность, это нечасто в ней случается. Спасибо за фанфик. Жду продолжения. Я: Всем спасибо за то, что прочли... Мне тоже кажется, что Пейрак смог бы понять. Он и сам не ангел с крылышками... Лично по мне лучше грамотно поданая правда, чем фантазии от неизвестности... Мне кажется Жоффрей думал о ее прошлом еще хуже, чем было на самом деле.. Мужские фантазии порой безграничней женских, особенно, когда надо увидеть слона вместо мухи, и эта муха называется твои соперники... А то, что Анжелика - сама искренность, так это моя давняя мечта. Мне в ней этого очень нехватает. Искренности, открытости и чуть больше женской слабости, хотя бы показной, особенно в поведении с Жоффреем. С ним она редко выглядит слабой. Таких моментов раз-два и обчелся. Сплошная воительница и амазонка... Вот с Коленом, она, наоборот, слабая женщина... Такой она мне нравится больше... Женя: Боже, это так...так... У меня даже слов нет! Леди Искренность, я покорена! Мои глаза на мокром месте, здесь, у меня в голове и в сердце, вся политра эмоций перемешана, всё сплошным комом, у меня даже висок пульсирует. Это потрясающе! Хотелось бы наговорить комплиментов, но всё будет мало. Браво!Браво!! Аменола: Леди Искренность супер:) я в полном восторге:) ты сразила меня наповал:) особенно мысли Жоффрея мне очень очень понравились:) Ариана: Слишком много эмоций, что бы написать, что-то вразумительное. Потрясающе! Я: Ариана , спасибо! У меня тоже было много эмоций, когда я это сочиняла, отсюда возникало много метаний и сложностей. Хотелось написать все... Я рада, что мне удалось читабельно выразить те мысли, весь тот обьем и тот сумбур, которым была наполнена моя голова... Тара: Просто бесподобно!!! Это лучший рассказ про Анжелику ( не обижайтесь девочки которые тоже пишут), просто это действительно ИСПОВЕДЬ женщины. agatta нет слов!!! Просто какой-то неиссякаемый фонтан эмоций!!!! : Очень-очень...!!! Caterine: Браво! Браво! Браво! Присоединяюсь ко всем восхищенным этой исповедью. Просто нет слов - одни эмоции, слезы и восхищение. Спасибо Леди Искренность. Женя: Вы, как профессиональный рассказчик, всегда обрываете повествование на высокой ноте, которая, впрочем, имеет естественные нотки логического завершения. Вы молодец! Меня очень затягивало, но я понимала, что через пару-тройку предложений всё закончится... Жаль...но Вы просто супер!!!! Я: Тара ,agatta ,Caterine ,Женя , мне не передать словами насколько я тронута вашими отзывами. Я счастлива, что вам понравилась моя идея исповеди... Аменола: Леди Искренность все атас, у меня нет слов шикарно очень потрясающе:) а главное: верю, подкупает. Не могу тебе передать всего того, что я испытала читая, но это удивительно, они такие какие должны быть:) молодчинка:) Шантеклера: Спасибо за продолжение, Леди Искренность, мне очень нравится. Я: amenola, Шантеклера СПАСИБО! Я прямо сегодня купаюсь в коплиментах... Это чертовски приятно, сударыни.... Стоило месяц сидеть до двух ночи, честное слово... Ради таких теплых слов и ради того наслаждения которое доставляет подобная работа... Женя: Знаете, если бы я добралась до шестой книги, я бы, с Вашего, конечно, позволения, при написании сценария использовала бы Вашу работу. Без этой исповеди, мне кажется, всё было бы серо и слишком уж недосказано. Вы удивительная женщина, тонко чувствующая и умеющая втянуть в эти переживания читателей. Вы потрясли меня! Я всё ещё в восторженном состоянии, которое, надеюсь, будет длиться... (я сегодня узнала о смерти мальчика, которого знала с детства, это...как-то...усилило эффект восприятия... простите) Аменола: Леди Искренность снимаю шляпу браво:) удивительно пострясающе фантастика:) Caterine: Еще раз браво!!! А знаете Леди Искренность, Женя обсалютно права, в фильме Ваша исповедь Анжелики была бы гараздо лучше недомолвок (заранее прошу прощения у тех, кто ратует за оригинальный текст, но в сценрии невозможно точно придерживаться текста такого большого романа). А эта "Исповедь" достойна ее экранизации. Фантазия так и рисует эти сцены. Ольга: не представляю чтобы Анжелика так распахнула душу. Я Честно говоря, зная характер героини, мне подобная исповедь тоже представляется утопией, но ведь это фантазия... Мне бы хотелось, чтобы было нечто подобное... Повторюсь мне лично в отношениях героев очень не хватает этой доверчивой интимности и чуть большей открытости... Такое впечатление, что они все время играют друг с другом в какую-то игру. Каждый страется выглядить сильным и независимым, и не дай бог, показать свою слабость... Слишком мало между ними доверия и откровенных разговоров... Анна: Леди Искренность Это конечно, большая наглость, но очень хотелось бы увидеть в контексте Вашего сюжета встречу Анжелики с детьми и ее реакцию на это. Ведь после такой исповеди все должно быть немного по-другому. Жоффрей вряд ли теперь захочет подвергать ее подобному испытанию. Я: Кстати, да, мне самой это только сегодня пришло в голову. Признание Онорины дочерью, сыновья... и обязательно ответный откровенный рассказ графа (назвать это исповедью не возьмусь, так как не представляю себе исповедующегося Жоффрея)... думаю, что это впереди... Флоримон: Леди Искренность это просто гениально!!!!!!!!! Прочитала все не отрываясь и очень хочется еще еще и еще!!!!!!!!!!!!! Все мои похвалы в твой адресс Такого восторга, таких бурных эмоций я давно не испытывала (с тех пор как закончила читать «Анжелику» ) и всех комплиментов будет мало, очень мало Ты просто талантище!!!!! К стати, я во время написания задумалась - у тебя как то просто все получается. Она рассказала - он поверил, простил... Жофе это не свойственно. А где его привычка ставить эксперименты, проверять, перепроверять... Вот Анж подкупает - хотя ей это не свойственно (в романе она очень скрытная), но есть в ней что-то скрытое от глаз, что трогает прям за душу. А Жофе не верю!!!!!!! Я: Жаль... Но ничего не могу поделать . Очень уж мне захотелось, чтоб было именно так... Чтобы он хотел поверить и был готов поверить... Рассказ-то ведь действительно откровенный, искренний и эмоциональный... Вот он и повелся, бедняга, не зная, что половина жениных кавалеров осталась за кадром (Вард, Лозен, Вивонн, Ракоци, Дегре, араб...)...И еще, у меня он ее простил и принял бы и без рассказа, такую, какая есть... Помнишь эпизод, когда он думает:нужна ли тебе Пенелопа, граф? Подумаешь неверна, но наказывая ее, ты в большей степени наказываешь себя...Вот почему решил, что проще поверить и простить... В книге вообще простил так толком ничего и не зная... Одни домыслы... Просто он, как взрослый пятидесятилетний "мальчик" , решил особо не ломать копья из-за того, что было в прошлом и чего все равно не изменить... Сказка: Мне очень понравилось! Sourire: Вчера наконецто появились свободные минутки, чтобы почитать. Знаете, мне понравилось. Было такое чувство, что я читаю краткий перессказ первых томов. Спасибо большое. Вы молодец! Леди Дождя: Ах, Леди Искренность! Я прочитала вашу "Исповедь"! Но ведь это же просто неподражаемо! Я всегда так хотела, чтобы Анж в книге была откровенной с мужем, чтобы все-все ему рассказала!! И вот благодаря вам я наконец получила желаемое)))). Чувства преполняли меня! Сердце стучало как бешеное!! Непостижимым образом вы угадали именно то, чего я хотела, и выразили это в "Исповеди". СПАСИБО ВАМ ОГРОМНОЕ ЗА ЭТО!!! Я: Пожалуйста, я счастлива, что вам понравилось и что это интересно читать. Я рада, что не только мне хотелось увидеть эту откровенность и рада, что мне удалось выразить мысли так, чтобы вы поверили. Спасибо вам за добрые слова и за то, что прочли. Сказка: Это очень интересно читать. Жду продолжения с не меньшим желанием, чем жду новую версию Анжелики. Я: Сказка , из меня ведь плохой выдумщик. Максимум, что могу еще сюда добавить это встречу с сыновьями и признание Онорины дочерью несколько в другом свете. Все! Что-то новое придумать я не могу, Бог таланта не дал. Agatta: Леди Искренность в "исповеди" вы ведь тоже нчего не придумывали. Но написали так эмоционально и чудесно, что я уверена: полфорума обловалось слезами( лично я да ). И, я думаю многие согласятся ,это не пустая лесть))) Almirik: Ух, прочитала "Исповедь" Анжелики. Очень понравилось, спасибо. Правда я не думаю, что каноническая Анж на такое решилась, но мне всегда хотелось, особенно читая 6 том, чтоб она ему рассказала хотя бы про Двор Чудес. И Ваше, Леди Искренность, повествование прекрасно передало все эмоции и чувства. Очень хотелось бы прочитать о встрече с сыновьями или еще о чем-нибудь в вашем видении Елена: Леди Искренность наконецто прочитала ваше произведение. Знаете, это потрясающе. Я знаю некоторые моменты романа практически наизусть, а особенно 6 книгу, и именно этого не хватает в книге. Хочется читать между строк. Вы молодец! Давайте еще про сыновей! Я: Спасибо! Рада, что понравилось... И что мне удалось передать авторский стиль и сделать героев похожими и узнаваемыми... Оленька: Леди Искренность я прочитала ваш сценарий, это что-то, просто великолепно, у нас на форуме готовый сценарист, я бы на вашем месте отослала сценарий Анн Голон, ведь собираются снимать фильм. Вы подчеркиваете главное сувства героев из переживания.
Леди Искренность: Ну и великолепный отзыв Espero: Наступала ночь. Снаружи завывал ветер, хлестал дождь, превращая мир за окном в промозглую, ревущую темноту. «Голдсборо» дрожал, как больной в лихорадке. Но это была лишь видимость. Корабль был превосходным, в отличном состоянии. Способный выдержать и не такие бури. Когда ветер успокоится, он снова обретет свое величавое спокойствие. Нет, с кораблем все было в порядке, болен был человек. И этот человек, богато одетый, окруженный дорогими вещами, не замечал ни бури, ни подкрадывающейся ночи. «Кто ты? – спрашивал он себя. И сам же отвечал: «Глупец. Наивный глупец. На что ты вообще надеялся?». За свою полную приключений жизнь он уже не в первый раз говорил себе это. Но – удивительное дело! – каждый раз это было из-за женщины. Причем всегда одной и той же. И каждый раз, когда она появлялась в его жизни, он начинал делать глупости. Когда это началось? Он перебирал в памяти эпизоды, так или иначе связанные с ней. Кандия, Алжир, Мекнес… и настойчиво отбрасывал мысли о Тулузе. Слишком уж неприятно было вспоминать об этом. Слишком уж ярким и красочным было воспоминание об этом нескончаемом празднике жизни, о днях и ночах, наполненных ароматом легкости, непринужденности, тончайшей поэзии чувств и ощущений. Вспоминать об этом было больно, да и незачем. Графиня де Пейрак давно уже поблекла, потеряла четкий контур. Уже не было той женщины, которую он когда-то любил. Ее сменила другая. Былая гордость превратилась в надменность и высокомерие, непринужденность – в безразличие и жестокость. Не задумываясь даже, откуда в нем эта желчь, он с удовольствием представлял себе ее унижение, когда его корабль входил в кандийский порт. Он бросил все свои дела и помчался сюда. Почему? Ему казалось: чтобы рассмеяться ей в лицо. С равнодушным видом пройти мимо мадам дю Плесси де Бельер. Выплеснуть всю свою обиду, боль, уничтожить ее. Он не замечал этого противоречия тогда, а потом – тем более. Потому что стоило ему ее увидеть.. да нет, даже не увидеть, просто почувствовать, что она рядом, как все это потеряло всякий смысл, растворилось. Осталось лишь одно желание: вырвать ее из грязных рук торговцев живым товаром, защитить, укрыть. Все равно, какой ценой. В один миг он простил ей все. Но все случилось слишком быстро. Он не успел даже приблизиться к ней. Пытаясь поймать ее взгляд, успокоить ее, он чувствовал себя так же глупо, как когда-то давно, в Тулузе, когда увидел ее впервые. Нужно было время, но его-то и не было. Пожар в порту в первый момент показался ему чем-то незначительным, легкоустранимым препятствием, наподобие дуэли с де Жермонтазом. Вот сейчас, всего одну минутку, и все будет хорошо. Огонь на корабле почти не занимал его мыслей, все делалось машинально. Куда большей проблемой была маркиза дю Плесси. Но, пока он лихорадочно соображал, что делать дальше, она исчезла, проскользнула между пальцев. Он даже не поверил сначала. Он помнил ее растерянный взгляд, ее ужас, и не понимал, как эта женщина могла обмануть его, самого Рескатора. Но именно из этого непонимания и родилась надежда. А что, если все было совсем не так? Можно было рассматривать ее средиземноморские похождения как проявление женской глупости и недальновидности, но куда приятнее было думать, что все это она делала ради него, что она – жертва какого-то ужасного заговора д’Эскренвиля и Меццо-Морте. Последний откуда-то узнал о ней и решил использовать в своих целях. Конечно, ведь не могла же она одна спланировать и устроить этот пожар. Разумеется, она ни в чем не виновата. И тогда, чувствуя вину за все ее несчастья, он был готов на все, чтобы спасти ее. «Какой же ты глупец! Ты решил даже, что она узнала тебя, что сердце подсказало ей, кто такой Рескатор на самом деле. Ты воображал, будто именно по ее просьбе тебя искал Осман Ферраджи, что она просто чуточку не дождалась, что ее побег – очередная попытка найти тебя. Глупец, какой же ты глупец!». Встреча с Флоримоном поставила все на свои места. Да, она пыталась его найти. Какое-то время. А потом – вернулась во Францию, чтобы стать любовницей короля. Все просто, как фламандский узел. Рескатор прошелся по каюте, пытаясь успокоиться. «Все это лишено всякого смысла!» - раз за разом повторял он. Ходьба не помогала. Тогда он решил выйти на палубу. Штормовой ветер, дождь – что может быть лучше для разгоряченного сознания? Он вышел и тут же наткнулся на вопрошающий взгляд своего помощника. Язон был как всегда спокоен и невозмутим, он едва взглянул на капитана и снова обратил свое внимание на матросов. Но Рескатору хватило этого взгляда, чтобы прийти в себя. Пора заканчивать с глупостями. - Завтра с утренним приливом мы уходим, - сказал он и снова скрылся за дверью каюты. Сейчас он вообще не понимал, почему решил плыть в Ла Рошель. Несколько слов, подхваченных в порту, и он превратился в другого человека. В того самого, который отдал целое состояние за возможность хоть час побыть с ней рядом, который пожертвовал всем, чтобы вызволить ее из гарема. Почему-то этому человек казалось вполне логичным и теперь броситься на ее поиски. Но этого человека больше не было. Теперь Рескатор ясно видел, насколько это было бессмысленно. Флоримон говорил, что ей запретили покидать Париж, но она бежала. Если теперь она оказалась в Ла Рошели, значит, конфликт с королем полностью улажен, она снова на свободеи пользуется полным его доверием. Вероятно, какие-то дела привели ее сюда. А теперь она, вероятно, уже на пути в Версаль. Пусть же отныне так и будет. Она вернулась в свои владения, а он вернется в свои. Когда вошел Язон, Рескатор уже был совершенно спокоен. Он повернулся к своему помощнику, поинтересовался, все ли вернулись с берега, получил утвердительный ответ и совсем уже забыл о своих недавних терзаниях, когда Язон наконец произнес: - Француженка, которую вы купили в Кандии, здесь и хочет говорить с вами. Он даже не поверил своим ушам, настолько в тот миг эта новость казалась невероятной. А потом – поверил. Всем своим существом. «Она пришла! Каким-то чудом она узнала, где я, и теперь пришла. Флоримон ничего не понял, он ошибся. Еще тогда, в Кандии, она поняла все, не могла не понять, но дьявольский план Меццо-Морте помешал ей. Она обманула короля притворным смирением, и теперь снова устремилась ко мне. Разве можно иначе объяснить ее внезапное появление?». Не в силах взять себя в руки, он снова заходил по каюте. Вот сейчас откроется дверь, сейчас она войдет сюда, и… Он замер. Хватило одного взгляда, чтобы понять: все пустое. Не любящую женщину он видел перед собой, не утомленную поисками путницу, а бойца, приготовившегося к схватке. Так, как смотрела она, смотрят только на чужих. В ее взгляде не было ли капли узнавания, ни толики радости долгожданной встречи. Она видела перед собой только Рескатора, всего лишь пирата. И он рассмеялся.
Черный Леопард: Леди Искренность, вот то, что я добавил в "Исповедь". «О Вас ходило множество слухов, рассказывали: он богат, он занимается контрабандой серебра, он всех презирает, он забавляется, вызывая зависть и ненависть врагов… Затем мы попали в плен к итальянскому пирату… кажется. его звали Паоло Висконти. Я, Миллеран – тот офицер, что вступился за меня, и Савари. (Я по-моему не говорила, что встретила старика-аптекаря, с которым прежде общалась при дворе, в марсельском порту, и, он вызвался сопровождать меня и помогать мне. Мой добрый, преданный Савари… Он последовал за мной до конца и погиб от рук султана… И он тоже…), на чем я остановилась? Ах да…В первый же день мне и Савари удалось сбежать от него, и мы пустились в дальнейшее плавание на маленьком суденышке, которым управлял всего один человек. На нем нас всех и захватил д’Эскренвиль…” Анжелика замолчала. Затем собралась с силами и продолжила. “Это были ужасные дни... Этот негодяй в первый же день надругался надо мной!… Он бил меня, оскорблял, а когда я плюнула ему в лицо, бросил меня в трюм на расправу своим каторжникам.” И, заметив, как изменился в лице Жоффрей, поспешно добавила:”К счастью, его помощник успел меня спасти. Вы помните его помощника, одноглазого Корьяно? Это он тогда, на Батистане помешал вам прикончить своего хозяина.” ”О чем я до сих пор жалею”, - коротко проронил Жоффрей. “Мне кажется, этот разбойник, в отличие от своего хозяина, еще сохранил в душе что-то человеческое. Хотя меня уверял, что это всего лишь забота о сохранности ценного товара. Он напомнил об этом д’Эскренвилю, и тот на время оставил меня в покое. Хотя не упускал случая сказать какую-нибудь гадость.” Анжелика снова запнулась. Ей предстояло описать одно из самых страшных своих испытаний. “Мы прибыли в Кандию. Д‘Эскренвиль не скрывал своего намерения продать меня. Но когда я узнала, что мне предстоит выйти на невольничий помост обнаженной и предстать так перед целой толпой… вы можете представить мои чувства! Я сказала, что никогда не соглашусь на такой позор, что лучше любая смерть… Но эти негодяи хорошо знали свое ремесло! Вы помните шрамы на моих плечах, Жоффрей? Меня бросили в подвал со стаей ужасных кошек, которые чуть не разорвали меня!.. Как только я закричала, меня тут же вытащили обратно. Но дело было уже сделано - они сломили меня. Помню, я билась в истерике, рыдала, умоляла своих палачей, кричала, что согласна на все, на все, что угодно, только не кошки!” - Граф де Пейрак слушал с каменным лицом, только по скулам его перекатывались желваки. “Вы сами видели, Жоффрей, что я прошла и через это испытание. До сих пор не могу понять, как мне удалось сохранить рассудок, не сойти с ума от стыда и отчаяния на этом проклятом помосте, под взглядами сотен похотливых мерзавцев. А ведь это было еще не самое страшное в моей жизни – худшее ждало меня впереди!” “Да что же может быть хуже?! – мысленно содрогнулся Жоффрей. – Все худшее, что может выпасть женщине, она уже описала!” “А потом, я увидела Вас… " Фло, я имел в виду не Урру-фантазию, а другую, где корсар Анри захватывает ее в плен вместо д'Эскренвиля. С нетерпением жду, что же ты напишешь. Особенно насчет ножек. Когда у тебя Анж шлепает по полузатопленной лодке, а потом ходит босиком по ковру... ой! Ковер при этом должен сиять от счастья!
Леди Искренность: СПАСИБО!!!!
Черный Леопард: Фантазия Espero мне, честно говоря, совсем не понравилась. Из-за неудачного начала. он с удовольствием представлял себе ее унижение, когда его корабль входил в кандийский порт. Он бросил все свои дела и помчался сюда. Почему? Ему казалось: чтобы рассмеяться ей в лицо. С равнодушным видом пройти мимо мадам дю Плесси де Бельер. Выплеснуть всю свою обиду, боль, уничтожить ее. Espero, вы сошли с ума!!! По-вашему, Пейрак мог хотя бы подумать, что он с удовольствием посмотрит, как несчастная Анж стоит обнаженная на помосте перед толпой, полумертвая от стыда и унижения (самая страшная сцена во всем романе!) и равнодушно пройти мимо?! И пусть ее продают в какой угодно гарем?! Простите, но это НЕ ПЕЙРАКА мысли! Не любящего мужчины, пусть и охваченного ревностью. И не благородного человека вообще. Скорее, на д'Эскренвиля похоже. Авторы на этот счет писали совершенно справедливо - едва он узнал, как бросив все свои дела помчался в Кандию, чтобы хотя бы успеть выкупить. Раз уж спасти ее от батистанского кошмара уже было не в его возможностях.
Леди Искренность: Черный Леопард, а вы знаете, я с вами согласна. Раньше даже не обратила внимания на эти слова, подумав, что Пейрак имел права злиться. Тем более что, читая написанное ниже сразу забываешь о вышесказанном, а именно: Потому что стоило ему ее увидеть.. да нет, даже не увидеть, просто почувствовать, что она рядом, как все это потеряло всякий смысл, растворилось. Осталось лишь одно желание: вырвать ее из грязных рук торговцев живым товаром, защитить, укрыть. Все равно, какой ценой. В один миг он простил ей все. Вы правы, нигде в шестом томе не было и намека на то, будто Жоффрей радовался, что ветреной сумасбродной жене досталось по заслугам.
La comtesse: Ну у меня просто слов нет!!! Читала не отрываясь от начала и до конца, ничего не замечая вокруг, ни на что не обращая внимания!!! Браво, браво, браво!!! Блестяще! Руки дрожали от нетерпения, а момент, когда Анжелика в своей исповеди дошла до "смерти" Кантора... я плакала, слезы так и текли по щекам. Видно, что написано с чувством, все пропущено через себя, а еще заметна большая работа над текстом. Все слова подобраны так точно, что никаким другим заменить просто невозможно. Содержание тоже очень понравилось. Хорошо, что в своей исповеди Анжелика упомянула не всех мужчин. Это бессмысленно, что они значили для нее? Не удивлюсь, если она вообще забыла в тот момент о доброй половине. И понравилось, что о ребенке Колена она умолчала. Как и обещала себе, никогда никому не расскажет. И вообще, все очень достоверно, никаких отступлений от книги, даже цитаты, столь любимые и незабываемые... Лена, спасибо тебе большое за два часа эмоций и переживаний за любимых героев. До сих пор под впечатлением, что пишу связно с трудом... Дальнейших тебе творческих успехов!!!
Леди Искренность: La comtesse, рада что понравилось и рада что заметила как я намеренно убрала часть мужчин, опустила некоторые детали и интимные подробности, а также умалила кое-где отношение Анж к другим мужчинам, Филиппу например. Действительно она могла о них просто забыть. Помнишь, как она в Заговоре с трудом вспомнила кто такой Бардань? И о ребенке от Колена конечно не стоило рассказывать. И рада, что ты заметила мою попытку точно передать характер героев, их настроение, события и стиль автора. А читала каждый том с карандашом и помечала то, что должно войти в рассказ, так что цитаты действительно отбирала намеренно и разбавляла ими текст.
La comtesse: Леди Искренность, а сколько примерно месяцев заняла работа? Уверена, не один....
Леди Искренность: Месяца два наверное. В принципе в уме история назрела еще в юности, надо было только сложить стройненько и записать. Плюс я была в декрете, все равно заняться нечем было.
La comtesse: По-моему, как раз изложить-это самое сложное. Ну все, как только уйду в декрет-ждите от меня что-нибудь по "Анжелике". А то сейчас учеба начинается, времени совсем не будет...
Эвелина: Леди Искренность пишет: Плюс я была в декрете, все равно заняться нечем было. А я на девятом месяце беременности нашла себе занятие: сдавала госэкзамены и защищала диплом.
Леди Искренность: Я тоже до девятого месяца работала, а я между прочим инфекционист, у меня бяка всякая заразная на работе
Эвелина: Леди Искренность Вашу "Исповедь" я прочитала давно. Не знаю, как точно выразить свои ощущения после прочтения. Очень захватывающе и трогательно одновременно. Что касается стиля, то Вам удалось наследовать авторский стиль. Используемые цитаты органично вплелись в ваш собственный текст. Чем интересна "Исповедь". Это не только пересказ сюжета 5 романов (ну, если быть точной, 4,5 ), но и одновременно анализ чувств, переживаний героини, событий ее жизни, пропущенных через восприятие читателя. Единственно, что меня смутило,-это чрезмерная откровенность Анжелики в вопросе своих отношений с другими мужчинами. Тут вспоминаются слова Анжелики в "Искушении" о том, что ни один муж, пусть даже самый любимый, не должен знать всего. Разговор у них длился довольно долго, и за это время можно даже проследить изменения в настроении и настрое графа: от сухого "сударыня" до "моя дорогая супруга" плюс ожидаемый романтический финал. Думаю, после такой исповеди у графа не возникнит желания проводить тестирование по вопросу "Какая Анжелика мать". У Вас граф получился щедрее, если не на словесное выражение чувств, то, во всяком случае, на их проявление. Спасибо за подаренное удовольствие! Интересно, а как бы звучала исповедь графа? Хотя от него такого не дождешься!
Леди Искренность: Эвелина, спасибо за отзыв. А как вы считаете, смог бы граф на самом деле выслушать всю эпопею Анж и как (отрицательно или положительно) повлияла бы такая откровенность на отношения героев?
Эвелина: Леди Искренность "Исповедь"-это то, что хотели услышать читатели. Граф же не из тех, кто просто верит на слово, ему самому нужно проверить, "прощупать". Не думаю, что его порадовало то, что жена находилась на парижском дне да и его сравнение с Николя, который "тоже умел ждать". Ему не обязательно знать обо всех ее перепетиях, пусть останется место для тайны. Отрывки ее прошлой жизни все равно иногда всплывали бы, открывали какие-нибудь грани ее характера. Учитывая характер книжного графа, подобная откровенность могла бы ему показаться желанием оправдаться перед ним.(чего он в принципе ждал в 6 томе) Особенности новой Анжелики он бы понял не сразу.Это раз. А два, это то, что граф все-таки собственник по натуре и "щепетильность"(точнее ее отсутствие) жены в некоторых ситуациях его врядли порадовала. Для того, чтобы обрести друг друга, им нужно было пройти через внутренние терзания.
Florimon: Эвелина пишет: Для того, чтобы обрести друг друга, им нужно было пройти через внутренние терзания. Безусловно, не без этого. Но быть может такой откровенный разговор ускорил бы этот процесс? Мне вот кажется что скорее да, чем нет. Только я на месте Анж, все же упустила бы некоторые подробности
urfine: Florimon пишет: Только я на месте Анж, все же упустила бы некоторые подробности Надо искать нечто среднее: Анжелика из романа не рассказала ничего; Анжелика Лены рассказала все; осталась только Анжелика, которая расскажет выборочно
Леди Искренность: urfine пишет: Анжелика из романа не рассказала ничего; Анжелика Лены рассказала все; осталась только Анжелика, которая расскажет выборочно Точно. Полностью согласна. Мне этой откровенности жутко не хватает. Но тут главное не переборщить, что верно, то верно.
Эвелина: urfine пишет: осталась только Анжелика, которая расскажет выборочно И не все сразу.
urfine: Эвелина пишет: И не все сразу И имя ей -Шахерезада (у Анжелика жизнь бурная, рассказывать долго можно и как раз останавливаться на самом интересном месте, вроде того: Как-то раз я дошла до полного отчаяния, но подороге до этого отчаяния зашла к Дегре. И, о чудо, он меня вылечил...(тут Анжелика танцует танец как в индийском кино и поет как поют в иднийских фильмах, рассказывая как именно ее спас Дегре...) Упс, ночь закончилась... такой танец длинный был, продолжение завтра (здесь нужен смайлик с длинными хлопающими ресницами) ). А Пейрак каждую ночь будет решать, где запятую ставить: казнить нельзя помиловать А если более серьезно, то раньше мне хотелось вот именно такой откровенности как описала Лена, но чем дальше, тем больше я понимаю и принимаю молчание Анжелики. Может быть чуть больше открытости , но самую толику. Как говорил сам Пейрак Анжелики, чтобы она пожаловалась хочу чуть-чуть.
toulouse: urfine пишет: Может быть чуть больше открытости , но самую толику. хотя бы в порядке самозащиты, и особенно от несправедливых обвинений. в таком роде немного было и в романе - "допрос" в лагере Шамплена (или где это было), в общем, к концу 6 тома надо отдать должное, Пейрак тоже не слишком настаивал, наверное, подробности, например, о спасении руками (и прочими усилиями) Дегре ему и знать не хотелось
urfine: toulouse пишет: надо отдать должное, Пейрак тоже не слишком настаивал, наверное, подробности, например, о спасении руками (и прочими усилиями) Дегре ему и знать не хотелось Оно то конечно, но индийские песни-пляски, это нечто...а как слезу прошибать умеют , тем более, что там все не буквально, а фигурально-иносказательно. Танец о спасении Анжелики Дегре прямо полостью бы отобразил слова самой же Анжелки и в том же 6 томе, и в том же допросе в лагере Шамплена: Вы знаете мои слабости, знаете, о каких поступках я сожалею. Лишенная вашего тепла, я пыталась хоть немного согреться нежностью и дружбой других. Между мужчиной и женщиной это принято называть словом «любовь». Чаще всего я расплачивалась ею за право жить. Ну, я на танцах не настаиваю, но красиво...
Эвелина: Пейраку надо было составить опросник, включающий все его интересующее, чтобы Анжелике было от чего плясать. urfine пишет: Оно то конечно, но индийские песни-пляски, это нечто...а как слезу прошибать умеют И занимают 9/10 фильма. urfine пишет: Танец о спасении Анжелики Дегре прямо поностью бы отобразил слова самой же Анжелки и в том же 6 томе, и в том же допросе в лагере Шамплена: А танец-объяснение случая с Огром отбил бы у Пейрака желание слушать дальше.
Gal_gu: А вот танец-рассказ, как славно Анжелика "отшила" и "оставила с носом" сластолюбивого короля в Трианоне, восхитил бы графа настолько, что он бы спокойно отнесся к танцу-объяснению, как она "расплатилась" с адмиралом Вивоном за проезд на королевской галере.
Gal_gu: Лена, вы очень хорошо пишете, читается легко. Образ графа вам удался. У меня никогда не было желания, чтобы Анж исповедовалась Жоффрею, теперь я понимаю - почему. Попытка, объясниться или оправдаться, это признание своей вины - априори! А наша героиня ни в чем перед ним не виновата. Поэтому молчание здесь единственный выход. Увы! Смотрите, ведь сам граф тоже ничего ни рассказывает и не объясняет, считая, что его действия всегда оправданы и во благо. Лена, мне не понравилась история с Николя. Но здесь, скорее вина старого перевода. Florimon пишет: Но быть может такой откровенный разговор ускорил бы этот процесс? Я думаю, что скорее бы разрушил их на всегда. И дело здесь не в мужчинах, а в отсутствии тайны. Анжелика бы превратилась в уже прочитанныю книгу, которую нужно вернуть на полку.
Эвелина: Gal_gu пишет: Увы! Смотрите, ведь сам граф тоже ничего ни рассказывает и не объсняет, считая, что его действия всегда оправданы и во благо.[/quotе А вот считал вполне естественным, если бы жена ему пожаловалась на свою жизнь;задавался вопросом, почему она молчит. Почему она не рассказала ему, как сделало бы на ее месте большинство женщин, жалостливую историю о тех испытаниях, что выпали на ее долю, ведь они должны были бы извинить ее в его глазах.
Черный Леопард: А я в восторге от Исповеди! Меня, как и Лену, страшно досадует скрытность Анжелики и ее нежелание рассказать, что она пережила без него. По-моему, она должна была это сделать именно тогда, на корабле. Подумаешь, помешала Онорина! Уложила ее спать и вернулась. А так они две недели мучили друг друга, и еще неизвестно сколько бы это продлилось, если бы не рассказ Берна про ночь в Плесси и мятеж. Так что если бы она сама рассказала об этом, такой откровенный разговор ускорил бы этот процесс? Мне вот кажется что скорее да, чем нет. Только я на месте Анж, все же упустила бы некоторые подробности Словом, такой исповеди в книге и вправду не хватает. Я даже добавил в нее свои пять копеек, и скачал все в письменном варианте, чтобы иногда перечитывать. Надо искать нечто среднее: Анжелика из романа не рассказала ничего; Анжелика Лены рассказала все; осталась только Анжелика, которая расскажет выборочно Так ведь Анж и так рассказывает выборочно, пропуская некоторые подробности. Сколько всего она скрыла - Лозен, Ракоци, араб, Вивонн, сватовство Одиже, беременность от Колена. Она скрывает именно то, что можно опустить, и рассказывает то, без чего обойтись нельзя - иначе у графа обязательно вопросы возникнут. Кстати, я и вправду с удовольствием прочел бы аналогичную исповедь Жоффрея. Только ее начало было бы очень уж страшным - как бы он жене про Бастилию и пытки рассказывал?! Да и фантазию пришлось бы напрячь - о многих периодах его жизни мы знаем только в очень общих чертах.
Gal_gu: Эвелина , он считал это естественным для большинства женщин. Но она как раз к этому большинству не принадлежит, и это граф узнал еще в Тулузе. Он не раз мысленно повторял, что весь его накопленный ограмный опыт обращения с женщинами, был совершенно бесполезен с Анжеликой. Именно потому, что другая, ни на кого не похожая, она так сильно на него действует и он не может ее забыть и от нее отказаться. "Она ничего не расскажет! Это стыд тела и стыд души! Она будет молчать." - примерно так думает Жоффрей в старом 6 т. Конечно, ему очень хочется, чтобы Анж расскрыла перед ним душу нарасспашку, но он знает, что этого не будет, и ему самому придется разбираться со своими сомнениями и страстями. Это значит, что она с ним не потому, что он ей владеет, а потому что она сама так хочет, это ее вольный осознаный выбор. И ему приходится склонится перед ее волей, признать ее свободу выбора. Черный Леопард , слава богу, что "Анжелику" пишет женщина, хорошо понимающая и знающая женщин, да и мужчин тоже. По этой причине такой исповеди в книге не будет. Анжелика ничего не рассказывает. Она отвечает на допросы Жоффрея, и только в том случае, когда сам граф не оставляет ей другого выхода и требует ответа. И она строго придержвается вопросов. Любые попытки Жоффрея вызвать ее на откровенность натыкаются на настоящее "партизанское" молчание.
toulouse: Gal_gu пишет: А наша героиня ни в чем перед ним не виновата. Поэтому молчание здесь единственный выход. ну почему же? можно было так и сказать, что типа "уж перед вами-то, сударь, моей вины нет. Со своей стороны позвольте спросить.." - и далее по списку вопросов. как говорил классик (пусть и не писательского труда ), лучший способ обороны - наступление
Gal_gu: Наташа, защита нападением все равно остается защитой, а значит признанием собственной вины. Это что-то типа:" Вы на себя посмотрите, какой вы отвратительный! А я на вышем фоне - такая белая и пушистая!" Да, большинство женщин этим и занимается. Но это прямая дорога к поражению! Увы! Во-первых, бесполезно превращать личные отношения в войну или боксерский поединок. Невозможно жить на поле боя или на ринге. Во-вторых, самый главный приз или выйгрыш здесь - это одиночество. Но если мы ищем одиночество, зачем тогда морочить себе голову кем-то другим. Остается молчать и идти вперед.
toulouse: Gal_gu пишет: Остается молчать и идти вперед. рыбье молчание нередко бывает неверно понято. оно конечно, Пейрак - умный человек, но справедливости ради на упреки надо отвечать - когда есть чем. в принципе, автор настаивает на скрытности героини. скрытность - едва ли не самая главная черна ее характера. Она не рассказывает о себе, собственно говоря, никому: Николя, Клод, Одиже, Дегре и проч. господа-товарищи: кто что сам узнал, тот и молодец, а из дамы про ее прошлое слова не вытянешь, она еще и обмануть может. Кстати, и с подругами то же - впрочем, подруг немного: Франсуаза больше говорит о себе , Нинон тоже не слишком в курсе относительно прошлого своей любимой подруги... Между прочим, вот назвала бы Анжелика свою фамилию по первому браку - или, на худой конец, если уж страшно, могла бы сказать, что это просто та самая большая и чистая любовь - может, мы бы узнали про колечко. Помнится, этот вопрос вас тоже интересовал.
Gal_gu: Кажется, я вас разозлила или задела, а это не было моей целью. Наташа, вот что я думаю по поводу скрытности "без прибауток". Голон описывает взаимодействие двух очень сильных характеров, а это всегда сложно. Расскрываясь, объясняя, отвечая не упреки справедливые или нет, мы даем "оружие" нашим опонентам. Если это не сильные люди, то вообщем ничего страшного. А с сильными характерами всегда существует опастность попасть в зависимость или даже рабство. Расскрываясь, мы показываем, как нами управлять, где наши чувствительные точки. Анжелика любит Жоффрея, что формирует уже очень сильную зависимость. Помните, "только он может причинить ей боль". Так в Тулузе и произошло, влюбившись, т е расскрывшись, она попала в полную зависимось к нему. В новой серии очень часто повторяется, что она растворилась в муже. Это было необходимо для ее развивающегося характера. Создало предпосылки для будующей закалки. Тогда в Тулузе превосходство Жоффрея было абсолютным, в его пользу были и возраст и опыт. Будь она скрытной или "душа на расспашку", результат был бы один и тот же - полное подчинение. Теперь, через 15 лет, этого превосходства у Жоффрея нет. И если она ему все расскажет, вот и получится, что она сама попросится к нему в рабыни. Вот у Лены Анжелика и не выглядит такой сильной, какой ее делает Анн Голон. Давать слишком много личной информации такому проницательному манипулятору, как граф. Это просто напрашиваться, чтобы в марионетку превратили. Колен хорошо высказался на эту тему:" Он (Жоф) давит на тебя и сжимает со всех сторон! А у тебя - бес в теле." Анжелика "выросла" и больше не хочет "растворяться". Она хочет быть "на равных". Она защищает свою свободу выбора. А любая свобода имеет свою цену, поэтому ничего не рассказывает никому. Она не стремится быть понятой другими. Ну, Дегре в этом списке - исключение. Он и так почти все знал. Она рассказывает, когда чувствует себя в безопастности относительно собеседника. Например, отцу де Вернону она рассказала все. А на счет кольца, я думаю что-нубудь о нем появится в новых книгах соответствующих старому "Королю", а может и еще позже. Ведь надежда умирает последней, это значит с последней точкой в романе.
toulouse: Gal_gu пишет: Кажется, я вас разозлила или задела, а это не было моей целью. ничуть. очень жаль, если в вас создалось такое впечатление Напротив, я в принципе с вами согласна и считаю, что откровенная исповедь, как у Лены, не вписывается в характер героини.
Gal_gu: toulouse пишет: ничуть. Замечательно! Наташа, смотрите, мы доказали этот тезис: объясняясь - мы расскрываемся. Теперь я знаю, что вы любите вызывать на откровенность, и дальше буду осторожней. А вы узнали, что я не люблю злить людей просто так.
toulouse: Gal_gu пишет: я не люблю злить людей просто так надеюсь, что на нашем форуме такие люди не задерживаются
Gal_gu: toulouse А исповеди любите или нет? Вы - слущатель или рассказчик?
toulouse: прошу прощения за оффтоп - но по анекдоту: это смотря какой бабель, то бишь исповедь
Gal_gu:
toulouse: Оленька пишет: Сынок, а вы промежду прочим потомок графа Тулузского, в каком вы виде, почему без свиты, и вообще я вас не ждал, но уж если приперлись - проходите
Леди Искренность: Дамы и господа, огромное вам спасибо за интерес к теме, за столько высказанных мнений и аргументов. Gal_gu , а вы знаете, прочитала я ваши посты и поняла, что в принципе всегда была с вами согласна, поэтому и книга казалась мне такой органичной. Только вот вопрос: разве уход от ответа по сути своей тоже не является признанием вины и не влечет за собой увеличение степени вины в глазах обвинителя, потому как у ревности, как и у страха глаза велики? И еще. Как вы полагаете, возможен ли подобный, назовем его не исповедь, а обмен воспоминаниями после Квебека, когда они уже все друг другу доказали и, в принципе, играют примерно на равных (насколько это вообще возможно)?
Леди Искренность: Оленька, вам еще раз хочется написать, что хороните в себе талант сочинителя.
Оленька: Леди Искренность спасибо вам большое за столь лестные отзывы.
Эвелина: Оленька пишет: "Сынок, а вы промежду прочим потомок графа Тулузского, в каком вы виде, почему без свиты, и вообще я вас не ждал, но уж если приперлись - проходите" Оленька гениально
Оленька: Леди Искренность, вот видите большинству форумчанок понравился мой экспромт про графа-иронично хамоватого, а не его размышлизмы о судьбах французской интеллигенции. Эхххх быть мне К. Новиковой.
Оленька: Девочки все большое спасибо за отзывы.
toulouse: Оленька пишет: экспромт про графа-иронично хамоватого, ну есть немного, зато весело получилось
Леди Искренность: А если я вот так сделаю: Оленька пишет: "Как он похож на меня, как я мечтал дать ему все и даже больше, он был моим первенцем (официально ), а сейчас, конечно у меня есть деньги и какая-то власть, но кто я, что я? Пират, отщепенец, проклятЫй людьми и королем. Разве такую судьбу готовил я своему сыну? Как дорого приходится платить за свою гордыню, и не только я расплатился за это, огонь, который сжег незнакомого бродягу, без имени и звания, жестоко опалили жизнь самой лучшей женщины на свете, рожденной для света и счастья, и практически уничтожил жизнь двоих малышей, судьба которых была стать высокородными мессирами......... ? Силы уровнялись?
Эвелина: По-моему, размышления о встрече графа и Флоримона больше подходят для темы "Нет? А мы добавим",где высказывались мысли, каких моментов читателям не хватает и об этом в том числе. Тем более у нас уже несколько вариантов собралось.
Леди Искренность: Эвелина , а вы не помните где эта тема? Gal_gu , браво!
Анна: Лена, эта тема http://www.angeliquemarquise.forum24.ru/?1-11-0-00000016-000-0-0-1248853455 Ее номер 16 в разделе творчество читателей. В том сообщении, которое ты хочешь перенести, нажимаешь зеленую стрелочку с надписью move у тебя высвечивается два окошка одно с названием раздела "Творчество читателей" другое с надписью номер темы. В окошко "номер темы" ты вставляешь номер 16 ставишь галочку в маленькое квадратное окошко справа внизу сообщения и нажимаешь кнопку "перенести". Потом входишь в целевую тему и обновляешь ее.
Оленька: Леди Искренность пишет: ? Силы уровнялись? Спасибо ЛИ. С утра настроение уже умудрились испортить, а вы подняли.
Леди Искренность: Оленька пишет: С утра настроение уже умудрились испортить, а вы подняли. Рада, что помогла. Обращайтесь еще.
KettyDarsi: прочитала Исповедь на одном дыхании. да, этого мне в книге не хватало. Хотелось, что бы Жоффрей знал КАК на самом деле жила без него Анжелика. Спасибо за приятное чтение.
Леди Искренность: Спасибо вам за лестный отзыв. Я только предложила почитать, а вы уже прочли.
KettyDarsi: я его еще днем проглотила))) отзыв только написать не успела - страшно опаздывала. Я тут кажется мельком видело еще и ваш сценарий, тоже позже почитаю)))
Леди Искренность: Есть сценарий первой серии.
Черный Леопард: ЛИ или Оленька - а вы напишите о том, как Пейрак при встрече узнает от Флоримона, что Анжелика, которую он уже три года оплакивал, жива! Просто не могу себе представить реакцию всегда сдержанного графа.
Мария-Антуанетта: Черный Леопард пишет: Анжелика, которую он уже три года оплакивал, жива! Просто не могу себе представить реакцию всегда сдержанного графа. Да-с интересно... особенно когда Фло предстал перед ПЕйраком, его чувства, мысли...
Леди Искренность: Интересно конечно, но чур не я. Я сейчас ну никак не могу.
MarkiZa: Леди Искренность Я в восторге!!!Именно этого мне всегда не хватало в этой книге!!!Мне всегда так хотелось,чтоб она поведала ему о своей жизни!!!!!И все-все рассказала,до последней капли!!!!Мне всегда казалось,что это сделает их еще ближе!!!!! Осталось теперь "Исповедь Жоффрея"))) как он жил?что делал?что чувствовал?Его страдания и переживания и тд!
Черный Леопард: MarkiZa, Леди Искренность - аналогично! Поэтому я и включил это замечательное произведение в будущий сборник. И "Исповедь Жоффрея" тоже хотелось бы!
Леди Искренность: MarkiZa , спасибо. Я почему-то думала, что ты уже читала, но раз нет, то мне вдвойне приятно, что прочла и что тебе понравилось.
Anastassiya: Чудесный рассказ, миледи! Трудно описать все те эмоции, которые он во мне вызвал. Честно говоря, временами я реально ревела в носовой платок от того отчаяния и горечи, которые сквозили в словах Анжелики. Я будто прочла всю книгу заново, а я не делала этого уже очень давно, и воспоминание о том, что книга «Анжелика в любви» вдруг вернулось ко мне. Думаю, не стоит повторяться, что стиль автора был уловлен на удивление замечательно. По правде сказать, я даже не вспомнила, какие именно фразы в книге были, а каких нет, все так гармонично переплелось. Чуть-чуть по-другому было с моим общим восприятием этой идеи. Не пойми неправильно мою мысль, я нисколько не хочу навязывать тебе свое мнение, просто выскажу свое. Хотя, впрочем, ничего нового, наверное, не скажу. Твой рассказ прекрасен в своей искренности и вполне бы подошел двум любящим людям, которые, к сожалению, мало напоминают Анжелику с Жоффреем. Подобно тому, как Филипп сказал: «А я и забыл, что мы вошли в этот мир разными дорогами…», так и они пришли в моменту их встречи людьми совсем другими, т.е. отличными от тех, которые были в Тулузе, почти чужими друг другу, ожесточенные жизненными разочарованиями и перенесенными испытаниями. Анжелика не была уже той маленькой девочкой, зависящей от любви Жоффрея, а Жоффрей давно уже не верил, что она могла ею остаться. Я согласна здесь с Gal_gu, которая пишет: У меня никогда не было желания, чтобы Анж исповедовалась Жоффрею, теперь я понимаю - почему. Попытка, объясниться или оправдаться, это признание своей вины - априори! А наша героиня ни в чем перед ним не виновата. В чем она должна была оправдывать свои действия? Разве что, в потери их детей. Но тогда сразу бы всплыл горький эпизод с гибелью Кантора по вине Рескатора, что тогда? Подобное воспоминание вызвало бы лишь потом горьких упреков и сожалений, а ей совсем не хотелось вспоминать это в такой момент, и мне интересен стал твой вопрос: разве уход от ответа по сути своей тоже не является признанием вины и не влечет за собой увеличение степени вины в глазах обвинителя, потому как у ревности, как и у страха глаза велики? А тебе не кажется, что уход от ответа является лишь показателем того, что человек не желает обсуждать тему, потому что считает, что поступил в тот момент единственно правильным образом, и не нуждается в чьем-либо одобрении. Что сделано, то сделано. Я вдруг не поняла, почему на фоне общей искренности ты также умалила кое-где отношение Анж к другим мужчинам, Филиппу например. Мне кажется, что в данном эпизоде, искренне признание своей любви к Филиппу обладало бы гораздо большей силой в глазах Жоффрея, чем упоминания о Никола, например. И еще. Как вы полагаете, возможен ли подобный, назовем его не исповедь, а обмен воспоминаниями после Квебека, когда они уже все друг другу доказали и, в принципе, играют примерно на равных (насколько это вообще возможно)? Я знаю, что этот вопрос был не ко мне. Но все же. Исповедь в чем? В похождениях в самом Квебеке? Я думаю, что не была бы возможной. Их похождения во время разлуки легко оправданы, измены же в совместной жизни - ? А как считаешь ты сама?
Anastassiya: Я вот перечитала этот эпизод в книге еще раз и подумала, а что, правда, Анжелика так скупо оправдывалась? Надо было дать Жоффрею прочувствовать, что не один он страдал. Пусть и угрызениями совести помучился бы Так что я бы большую часть вашего фика, Елена, туда вставила
MarkiZa: Да все понравилось!!!Мне именно этого не хватало!!Чтоб Жоффрей все услышал именно из ее уст!Чтоб он понял и простил ее и себя за разлуку,и все происшедшее за то время!!!Описание той боли,что переживал граф,слушая жену!!!Супер!!!
Леди Искренность: Anastassiya , спасибо за отзывы. Я согласна с тобой по первым двум пунктам безоговорочно. Действительно автор логична в своем повествовании и описании характеров героев. Они всегда действуют исходя из того какие они есть. Согласна я и с тем, что книжная Анж слишком скрытна и независима, слишком сильна духом, чтобы повести себя как обычная женщина, позволить себе откровенность и слабость. Просто я не Анжелика и я бы повела себя именно так, как написала. И судя по отзывам, многие читательницы тоже. Так что это был просто альтернативный вариант, не больше. Что касается любви к Филиппу. Мне кажется есть вещи, в которых женщина не должна признаваться любимому мужу ни при каких обстоятельствах, если хочет быть прощенной: в своих слабостях в отношении других мужчин и в том, что она кого-то любила столь же сильно. Это создает слишком много лишних проблем. Про Квебек, я уже точно не помню о чем шла речь, но думаю разговор о возможности поделиться своим прошлым друг с другом после Квебека. Anastassiya пишет: Я вот перечитала этот эпизод в книге еще раз и подумала, а что, правда, Анжелика так скупо оправдывалась? Надо было дать Жоффрею прочувствовать, что не один он страдал. Пусть и угрызениями совести помучился бы Так что я бы большую часть вашего фика, Елена, туда вставила Какой именно эпизод? MarkiZa , рада, что чтение оказалось приятным.
MarkiZa: Леди Искренность пишет: цитата: Я вот перечитала этот эпизод в книге еще раз и подумала, а что, правда, Анжелика так скупо оправдывалась? Надо было дать Жоффрею прочувствовать, что не один он страдал. Я недавно подумала,что может быть Анжелика и была права в своей не полной откровенности)))не нужно знать мужчине,который с тобой о других,которые были и в каком количестве!!!Она чисто по женски права!!!Ну мне так кажеться!!!))))))Может быть я и не права!)Зачем ранить друг друга прошлым,было и было!Это касательно мужчин Анжелики(т.е. ее личной жизни) у меня такое мнение,насчет самой жизни в какую она попала оно не охватывает!Хотя...))
Леди Искренность: Ты права конечно. Проблема только в том, что он думал больше, чем было... Хотя видимо надеялся, что ошибается, так что возможно загадочность и правда лучше истины...
MarkiZa: Мысль Жоффрея широка)))))))))и глубока))))
Anastassiya: Леди Искренность пишет: Какой именно эпизод? Какой эпизод бы добавила? Думаю, что весь, касающийся ее жизни после костра и до брака с маркизом. Тем не менее не могу не сказать, что меня чуть-чуть оттолкнула эта фраза: А так, я попала к Никола, к Никола, который боготворил меня, был готов ради меня на любое безумство, а главное он был терпелив, он умел ждать, умел уважать мои чувства… Ниже объясню, почему.Леди Искренность пишет: Что касается любви к Филиппу. Мне кажется есть вещи, в которых женщина не должна признаваться любимому мужу ни при каких обстоятельствах, если хочет быть прощенной: в своих слабостях в отношении других мужчин и в том, что она кого-то любила столь же сильно. Это создает слишком много лишних проблем. А на что он, в принципе, мог надеяться? Шесть лет в нищете и одиночестве.... Будто похоронила себя заживо, спрятав все свои чувства куда-то глубоко-глубоко. Для огромного самолюбия графа, возможно, слышать о том, что она никого не любила кроме него, было, конечно, подобно бальзаму на душу, однако другой вопрос: она что, не имела права на счастье? Тем более, что оно было так коротко, сильно бы ее откровенное признание любви к Филиппу уязвило самолюбие Жоффрея? Ведь он претендовал на роль самого понимающего мужчины, самого лучшего мужа и, вообще, человека, привыкшего все сначала анализировать. Вот и пусть анализирует, почему, все же, она так неожиданно рванула искать его, прознав про то, что он жив. Видимо, несмотря на то, что любюовь к Филиппу была, она не забыла его, Жоффрея (ведь Жоффрей как раз и боялся, что любовь к маркизу вытеснила из ее сердца любовь к нему) и до сих пор сохранила к нему все чувства. Другой вопрос: а о чем ему было легче слушать: о том, что она спала с мужчинами не любя, просто даря свое тело или удовлетворяя свои собственные физиологические требования, или о том, что все же чувства руководили ее в первую очередь, и она отдалась мужчине, которого любила? Вот поэтому я немного не согласна с твоим изложением о Николя и Филиппе. Они будто уровнялись в правах.
MarkiZa: Anastassiya пишет: почему, все же, она так неожиданно рванула искать его, прознав про то, что он жив. Видимо, несмотря на то, что любюовь к Филиппу была, она не забыла его, Жоффрея Я согласна!Это,мне кажеться,являеться главным доказательством,что она не смотря на столько лет разлуки все таки любиа одного Жоффрея!Отправиться не понятно куда,да еще в то время,в надежде найти любимого!Это большое мужество!!Это любовь!
Anastassiya: MarkiZa пишет: все таки любиа одного Жоффрея!Ну, не совсем одного.... Я хотела сказать, что несмотря на то, что она и Филиппа любила, все же она пронесла через всю жизнь и любовь к Жоффрею. Т.е. никакая другая любовь не смогла убить в ней чувства, которые она испытывала к графу.
Леди Искренность: Anastassiya , все правильно, но кто из нас женщин, в конце концов этих мужчин разберет... Как сказано кем-то, Людовиком вроде, что не существует мужчин, способных похвастаться тем, что до конца познали женщин, так и мы женщины вряд ли может похвастаться, что знаем их.
радуга: Леди Искренность ! замечательно написано , читается на одном дыхании , сохранён стиль самого романа и отдельные цитаты из книги органично вписаны в повествование . А про казнь , как искала детей у кормилицы и смерть Кантора очень трогательно, очень, как будто картинки перед глазами появлются. ! ты просто молодец , чувствую , что лёгкость нашего восприятия при чтении стоила тебе немалого труда! Есть только один момент , который меня чуточку смущает - Анжелика голоновская на такие откровения не способна и мне несколько неожиданно было представлять , что она всё это Жофрею говорит.
Леди Искренность: Спасибо. Этот момент всех смущает. Меня саму в том числе. Но уж очень мне этого хотелось. Я бы сама себя так повела скорее всего.
радуга: Большинство женщин именно так и поступили бы в подобной ситуации. Мне тоже , в силу характера , было бы легче всё мужу рассказать. Но Анж и старше на тот момент и пережила уже предостаточно . Читать о её приключениях конечно интересно , но не хотелось бы всё это пережить в своей собственной жизни, тяжеловато будет .
Леди Искренность: Дело даже не в большинстве. Просто по мне грамотно поданная правда лучше того, что он сам себе навоображал.
радуга: Ты знаешь я прочитала все отзывы на твой фанфик , не запомнила ( извини) кто сказал , что Жофрей опытный манипулятор и ему опасно "болевые" точки поэтому показывать, что Анж не считает себя виноватой и не ищет одобрения своим поступкам- я такую мотивацию её молчания перед мужем и вижу. Да и с возрастом и на фоне пережитого люди становятся более скрытными . Поэтому ей и не важно , что он там себе напридумывал , в первую очередь это его проблемма.
Леди Искренность: Согласна. Больше того, доверяя опыту автора, я согласна, что она написала так, как и свойственно образам героев и лучше для них, но очень было мне интересно предположить и такой вариант развития событий. По отзывам не только мне.
радуга: Леди Искренность пишет: очень было мне интересно предположить и такой вариант развития событий. По отзывам не только мне так я с этим и не спорю и я того же мнения
Shorena: Да,это не в характере Анж, но как раз потому и понравилась мне ваша "Исповедь"... Мне бы тоже хотелось,чтобы в романе было больше открытости между супругами. как вы писали:"слишком мало между ними доверия и откровенных разговоров". Может для Голон скрытность -это сильная черта характера? Для кого как... По мне, слабость не всегда мешает,иногда она нравится мужчине. :) Я тоже думаю,что в Анж не хватает открытости и искренности в поведении с Ж-ем. это совсем не слабость рассказать мужу,сколько всего ты пережила без него. Наоборот это сближает друг к другу. Муж самый близкий человек и нечего скрывать от него свою жизнь,кроме конечно рассказов о бывших любовниках
Леди Искренность: Shorena, спасибо, что прочли, согласна с Вами. Давно так это все писала, уже и не думала, что кто-то добудет историю из глубин архива.
фиалка: Леди Искренность пишет: уже и не думала, что кто-то добудет историю из глубин архива. Но почему же? Я тоже недавно перечитывала. Правда не на форуме, а на сайте. И согласна с Shorena, ее "закрытость" о прошлом не всегда оправдана, особенно если это по отношению к самому близкому и родному для нее человеку. Иногда это даже выглядит так, как-будто она не до конца доверяет ему. Мне в книге тоже не совсем хватает их разговоров о прошлом. Хотя, справедливости ради, они оба грешат этим, а не только Анж
адриатика: Я читала еще на том форуме, на этом у меня не видно большей половины текста. Причем такое только с вашим фанфиком. Интересно, хотя получается что Жоффрей пусть и без подробностей, знал о ней почти все. Кроме парижского дна, но и то думаю догадывался в какой нищете она жила.
Анна: Адриатика, Я тоже не вижу. Фанфик обрывается на словах Вы ведь наверняка осведомлены о моих средиземноморских похождениях, не правда ли?» Жоффрей усмехнулся: «Вы правы, я знаю почти все, почти…Например мне неизвестно, как Вам удалось выжить в пустыне и спастись… Ведь мне долож Первая страница этой темы, сообщение от 29.10.08 14:08. Лена, насколько я помню, раньше все было полностью, хотя уже не могу быть в этом уверена.
Леди Искренность: Да, было полностью. Но фанфик на сайте есть, поэтому не знаю стоит ли обновлять? фиалка пишет: Хотя, справедливости ради, они оба грешат этим, а не только Анж адриатика пишет: Жоффрей пусть и без подробностей, знал о ней почти все. Кроме парижского дна, но и то думаю догадывался в какой нищете она жила. Да, ребята скрытные оба. Жоффрей точно знает больше, но насколько его знание объективно, вот вопрос. Все ведь из уст кого-то. Порой фантазия такое может дорисовать. Так что по мне, лучше преподнести свою правду из своих уст, чем вынуждать додумывать и выяснять у кого-то. И еще, нам может казаться, что Жоффрей знает много, потому что много знаем о ее жизни мы. О Жоффрее же и читателю известно мало, а уж жене и подавно.
Shorena: Да,текст полностью я читала на том форуме. Даже не ожидала,что так понравится Но,в принципе,меня всегда интересовала,кто как видит и воспринимает роман... Леди И, хотя я во многом с Голон не согласна и у нас с Вами тоже разные взгляды на жизнь,но я очень вас уважаю за такую любовь и верность к роману,за такое глубокое понимание текста -а "Исповедь" это отлично показывает. И то,как вы понимаете роман и поступки героев, мне больше нравится,чем сам роман. Так что,в какой-то мере я восхищаюсь вами. Парадоксально,но это так. наверное мне в вас нравится именно Искренность.
Леди Искренность: Shorena, спасибо. Тронута до глубины души. Мне таких слов еще никто не писал... Правда. Анна , я глянула, у меня текст тоже кусками. Есть начало и конец, а середина выпала. Но начинается не с того момента, что у тебя. С чем это может быть связано?
Леди Искренность: Аня, я вроде все поправила. Посмотри, теперь полностью текст виден?
Анна: Лена, теперь все в порядке. А с чем связано, даже не знаю. Возможно, какой-то глюк произошел во время одной из технических работ.
княгиня Спадо: Да очень просто, искренно, проникновенно. Словом замеяательная работа!
Леди Искренность: Анна , отлично! княгиня Спадо, спасибо!
полная версия страницы