Форум » Творчество читателей » Мнимое супружество. » Ответить
Мнимое супружество.
Violeta: Дамы, что-то я всерьез начала раздумывать над темой Джен Эйр и Эдварда Рочестера. Захватила она меня настолько, что я и фильм пересмотрела, и книгу перечитала. И решила написать небольшой фанфик, который и представляю вашему вниманию. Огромное спасибо моему редактору Светлячку за бесценные советы и помощь в написании и Шарлотте Бронте за героев, восхитительную идею и цитаты, которые я буду использовать в своем фике. Итак, мистер Бриггс и мистер Мэзон опаздывают на венчание, Джен и Эдвард женятся и уезжают в свадебное путешествие... Как сложатся их отношения, когда обман мистера Рочестера раскроется? Сможет ли Джен простить его?
Леди Искренность: Фильм хороший на книгу "Широкое Саргассово море". И, кстати, такое видение этого автора на предысторию вполне имеет место быть. В романе у нас есть лишь версия Эдварда, рассказанная в попытке оправдаться. Он вполне мог быть увлечен этой женщиной в юности, мог и жениться по собственному желанию, а потом пресыщение и пришло на смену страсти. У Берты конечно же был некий врожденный психический дефект, но способствовать его прогрессированию могли и обстоятельства жизни девушки и окружающие, в том числе и Эдвард. Так что я не исключаю такой вариант событий. Он мне даже нравится. Когда герой абсолютное зло или добро - это скучно, а так Берту жаль, Эдвард предстает еще более сложной натурой со своими тараканами и скелетами. Подобное прошлое еще лучше объясняет, почему он так запал на Джен. Не только как на противоположность Берте, но и как на источник искупления собственных ошибок.
Леди Искренность: Посмотрела в инете, оказывается у книги даже две экранизации. Я имела ввиду 1993 года. Более новый не видела, ничего сказать о нем не могу.
Violeta: Леди Искренность пишет: Посмотрела в инете, оказывается у книги даже две экранизации. Я имела ввиду 1993 года. Более новый не видела, ничего сказать о нем не могу. Посмотрела обе, но книгу не читала. Все же в книге говорилось о четырех годах, которые он прожил с ней, а в фильме она спятила еще во время медового месяца. Не знаю, я в эту историю не поверила. Автору, видимо, хотелось обелить Берту, но думаю, что все было именно так, как говорил Рочестер в романе - выпивка, распущенность, измены и психическое заболевание. Ричард в фильме представлен расчетливым и совсем равнодушным к судьбе сестры - в романе же он был робок, нерешителен, полностью предан Эдварду и любил Берту, заботился о ней. Сам ГГ - ну не в характере его мучить женщину, издеваться над ней, доводить до сумасшествия. Манипуляции, насмешки - это да, но в рамках приличий. Насчет психбольницы - там в то время происходили такие ужасы, что комната в Торнфилде была раем земным. Развестись он с ней не мог - по англ. законам разводиться с умалишенными было запрещено, т.к. они были недееспособными и не могли отвечать за себя. Насчет Берты - в фильме она только из пансиона, а по книге она старше Рочестера на несколько лет, значит, ей около 25. Итак, мадам перестарок по тем временам, а при наличии большого состояния это подозрительно. То, что она влюбилась в мужа вызывает у меня сомнение - слишком они разные. Когда первая страсть прошла, думаю, он ее разочаровал и она пустилась во все тяжкие. Об этом он и написал брату с отцом. Возможно, кстати, что он ее не девушкой взял - потому и такое скорое разочарование после свадьбы. Что там еще... Ее деньги. По англ. законам опять же все состояние переходило к мужу, он ничего у нее обманом не отбирал и то, что он считал, что она его купила - просто смешно. Он снизошел до нее с высоты своего титула, пусть она и богата, но всего лишь дочь торговца. Это еще один вариант, почему он стыдился женитьбы на ней. Леди Искренность пишет: Когда герой абсолютное зло или добро - это скучно, а так Берту жаль, Эдвард предстает еще более сложной натурой со своими тараканами и скелетами. Подобное прошлое еще лучше объясняет, почему он так запал на Джен. Не только как на противоположность Берте, но и как на источник искупления собственных ошибок. Тут согласна. Но доведение жены до сумасшествия, а потом любовь к Джен, как искупление греха - не, как-то мне такой ГГ не нравится. Подлый какой-то выходит.
Violeta: Глава 19. Разговор. И вот однажды утром мистер Рочестер спустился к завтраку. Он был бледен, сильно похудел, но держался прямо и с достоинством. С удивлением и волнением я отметила, что на рукаве у него была черная траурная повязка. Перехватив мой взгляд, он слегка кивнул и проговорил: - Я многое переосмыслил, мисс Эйр, и отныне буду поступать так, чтобы ни в чем не огорчать вас. Завтрак прошел в молчании. Я ощутимо чувствовала, как сгущается напряжение в комнате, видела, как украдкой переглядываются мои сестры, как подчеркнуто равнодушно, если не сказать пренебрежительно, ведет себя Сент-Джон, и с какой смесью любопытства и подозрительности смотрит на Эдварда Ханна, разливающая по чашкам чай. Не могу сказать, как воспринимал это мистер Рочестер - внешне он был невозмутим и сдержан, словно происходящее его ни в коей мере не касалось. Я же сидела, словно на иголках, в любой момент ожидая взрыва, которого, к счастью, не последовало. Едва завтрак был окончен, я предложила Эдварду прогуляться, на что он охотно согласился. На улице было морозно и пасмурно, но воздух был кристально чист и свеж, и я с наслаждением вдыхала его. Взяв мистера Рочестера под руку, я увлекла его подальше от дома по заснеженной тропинке вглубь сада, окружающего Мурхауз. Мы дошли до изгороди, за которой простиралась бескрайняя снежная равнина, над которой возвышались горы, и Эдвард, прислонившись плечом к каменной кладке, устремил задумчивый взгляд вдаль. Я же жадно разглядывала его четкий профиль, пересеченный наискось свежим, уже заживающим шрамом, крепко сжатые губы, упрямо выпяченный подбородок, небрежно откинутые назад темные, отросшие за время болезни волосы, и неожиданно для себя произнесла: - Определенно, сэр, вы сейчас напоминаете мне пирата. - Правда, Джен? - он обернулся ко мне и улыбнулся уголком рта. - Да, а когда на ваших губах играет эта саркастическая улыбка, то и подавно. - Вы будете не против, если я возьму вас в плен, юная леди? - он обхватил меня руками за талию и притянул к себе. Я рассмеялась. - Я уже давно у вас в плену... - А я - у тебя... - он склонился к моему лицу и коснулся губ нежным поцелуем. - Сколько волшебного очарования в этих часах, которые я провожу с тобой, моя фея. Ты даришь мне счастье одним своим взглядом, лукавым и одновременно полным любви и ласки, звуком своего голоса, который звучит для меня, как серебряный колокольчик, теплом своего любящего сердца... Ты не замерзла? - он заботливо набросил мне на плечи полу своего плаща. - Немного... Но мне не хочется возвращаться в дом, - я прильнула щекой к его груди. - Мне тоже. Как думаешь, твои родственники со временем примут меня? - Диана и Мери - несомненно, а вот Сент-Джон... - я вздохнула. - Думаю, он никогда не смирится с моим выбором. - Тем хуже для него, - он теснее прижал меня к себе. - Ты моя жизнь, моя любовь, мать моего ребенка, и я буду бороться за тебя, Джен, до последней капли крови. В его словах было столько страсти, столько огня, что я ни на секунду не усомнилась, что именно так он и поступит. И тут я вспомнила то, о чем давно хотела его спросить, но все время откладывала - то ли из-за неловкости, то ли из-за боязни узнать правду. - Доктор Лоусон, когда осматривал вас, сказал, что у вас на груди, под ключицей, остался след от огнестрельного ранения, - осторожно начала я. Эдвард тут же напрягся и отстранился от меня. - Скажите, откуда оно? Я подняла на него глаза и невольно вздрогнула: лицо его стало бледным, как мел, взгляд потух, он опустил голову на грудь и еле слышно произнес: - Это долгая история, Джен... Она мучает меня, разрывает сердце, и я буду корить себя до конца своих дней за то, что совершил... Мне нет прощенья... - Что же произошло, сэр? - настаивала я, полная решимости добиться от него ответа. - Если я расскажу тебе все, то ты будешь презирать меня, как я сам себя презираю, - он отвернулся от меня и закрыл лицо ладонью. - Расскажите мне все, Эдвард, снимите груз с вашего сердца, - я положила руку ему на плечо. - Я разделю с вами и ваше горе, и вашу боль... - Я убил Ричарда, брата Берты... - глухо проговорил он, оборачиваясь ко мне. - Это была честная дуэль, Джен, но все равно я не должен был принимать вызов от него - он был в своем праве, а я... я просто заносчивый, эгоистичный болван, ослепленный гордыней и гневом... Я желал бы все вернуть назад, но увы, это не в моей власти... Я вспомнила того мужчину, мистера Ричарда Мэзона с Ямайки, который приезжал в Торнфилд весной, и за которым я ухаживала в ту страшную ночь, когда безумная жена мистера Рочестера искусала его и порезала ножом. Тогда я провела рядом с ним несколько долгих, томительных, наполненных страхом часов. Вокруг была тьма, перед глазами — доверенный моим заботам бледный, окровавленный человек, а от убийцы нас отделяла лишь тонкая дверь, из-за которой доносились приглушенные звуки: то скрип половицы под чьими-то осторожными шагами, то хриплое рычание или тоскливый человеческий стон. Да, это было ужасно... Вздрогнув от нахлынувших воспоминаний, я скользнула ладонью вниз вдоль руки Эдварда и коснулась черной повязки на его рукаве. - Да, Джен, - он накрыл мою руку своей и сжал ее, - я ношу траур по ним обоим: по Берте и несчастному Ричарду, невольным убийцей которого я стал... Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы прийти в себя от услышанного, я твердо сказала: - Разрешите мне самой судить о том, что произошло. Я не хочу делать поспешных выводов, пока не узнаю всей правды, как бы горька и жестока она не была.
МА: Violeta, спасибо! По моему, как всегда, Вы на высоте! Несколько неожиданно, что Эдвард дрался на дуэли с Ричардом. Вроде бы он испытывал к нему покровительственные чувства и слегка презирал, обычно при таком раскладе сложно приятеля застрелить. Все-таки дуэль со смертельном исходом предполагает злую волю стреляющего. Но, цитируя ваш текст: Я не хочу делать поспешных выводов, пока не узнаю всей правды, как бы горька и жестока она не была. А вот сцене с метелью я аплодирую, мне кажется, это правильно. Я искренне считаю, что болезнь Рочестера для переосмысления необходима! И вообще сцена очень в каноне! Браво
Violeta: МА Такой приятный отзыв, спасибо! МА пишет: А вот сцене с метелью я аплодирую, мне кажется, это правильно. Я искренне считаю, что болезнь Рочестера для переосмысления необходима! Да, мы с моим редактором придерживаемся такого же мнения. МА пишет: Я не хочу делать поспешных выводов, пока не узнаю всей правды, как бы горька и жестока она не была. Это будет своего рода исповедь Рочестера, которую считала необходимым добавить в повествование ЛИ, и которая, как мне кажется, отлично раскроет характер ГГ и подтолкнет его к переосмыслению своей жизненной позиции. Продолжение следует...
Светлячок: Violeta пишет: Да, мы с моим редактором придерживаемся такого же мнения. Эх, так мне еще хотелось ему что-нибудь отморозить... руку, например, но Violeta решила, что и глаза хватит. А вот у меня он бы так легко не отделался
Violeta: Светлячок пишет: Эх, так мне еще хотелось ему что-нибудь отморозить... руку, например, но Violeta решила, что и глаза хватит. Так он бы не успел себе ничего отморозить - Джен его максимум через полчаса после падения нашла. А сломанный нос - достойная альтернатива руке, как мне кажется. Плюс шикааарный шрам во все лицо.
Bella: Светлячок пишет: так мне еще хотелось ему что-нибудь отморозить... руку, например, но Violeta решила, что и глаза хватит Violeta пишет: сломанный нос - достойная альтернатива руке, как мне кажется. Плюс шикааарный шрам во все лицо. добрые, однако... а где же милосердие и всепрощение? или мы тут все любительницы покалеченых мужчин со шрамами? если не ради Эдварда (мож он чего и заслужил.... да не суди, не судим....), так Джен пожалейте- одноглазый со шрамами и сломаным носом, так еще и руку отнимем, двоеженец и убийца... пусть лучше миссионерством займется
Леди Искренность: Отличный отрывок!!! МА пишет: Эдвард дрался на дуэли с Ричардом. Вроде бы он испытывал к нему покровительственные чувства и слегка презирал, обычно при таком раскладе сложно приятеля застрелить. Все-таки дуэль со смертельном исходом предполагает злую волю стреляющего. Наличие пулевого отверстия у Эдварда предполагает, что в него тоже, как минимум, попали. Возможно, это было и не хладнокровное убийство, а вынужденная мера... Посмотрим. Violeta пишет: Это будет своего рода исповедь Рочестера, которую считала необходимым добавить в повествование ЛИ, Я?? Честно-честно, я не помню. Не ругайтесь. Но, если я считала необходимым и автор с редактором не против, то я только за и с радостью прочту.
Violeta: Bella пишет: добрые, однако... а где же милосердие и всепрощение? или мы тут все любительницы покалеченых мужчин со шрамами? если не ради Эдварда (мож он чего и заслужил.... да не суди, не судим....), так Джен пожалейте- одноглазый со шрамами и сломаным носом, так еще и руку отнимем, двоеженец и убийца... пусть лучше миссионерством займется Эдвард в бреду говорил, что око за око, так что он сам понимал справедливость наказания. Ну и шрамы красят мужчину. Леди Искренность пишет: Я?? Честно-честно, я не помню. Не ругайтесь. Но, если я считала необходимым и автор с редактором не против, то я только за и с радостью прочту. Главное - вовремя дать дельный совет!
Violeta: Глава 20. Исповедь. - Что ж, Джен, я расскажу тебе все, как было: ничего не утаивая, не приукрашивая, не пытаясь выгородить себя - словно я предстал перед престолом Божьим в день Страшного суда, - мистер Рочестер немного помолчал, собираясь с мыслями. - Ты, наверно, считаешь меня неверующим, но это не так. На мою долю выпали тяжелые испытания, много лет я проклинал Бога за невозможность разорвать тот порочный круг, из которого я не мог найти выход, те узы, что тяжкими оковами сковывали меня по рукам и ногам, и душа моя очерствела, но все же не умерла. Встреча с тобой воскресила все доброе и чистое в ней, заставила вновь стремиться к чему-то возвышенному, и в этом я увидел перст Божий. Да, Джен, теперь я отчетливо понимаю замысел Создателя относительно меня, но постичь его мне помогла ты... и несчастный Ричард, которого я убил вот этой самой рукой, которой сейчас сжимаю твою. Она обагрена кровью невинного, и я готов без колебаний расстаться с ней, лишь бы снова увидеть его живым. Я испытывал к нему странное чувство, далекое от уважения и дружбы, но все же сходное с ними, ибо в его слабой душе были хоть какие-то искры порядочности, и он проявлял неустанную заботу о своей несчастной сестре... Ричард же искренне считал меня своим другом, пока не узнал о нашей с тобой женитьбе от твоего дяди. И тогда он возненавидел меня так же, как когда-то любил. Он прибыл в Торнфилд, чтобы расстроить наш брак, но опоздал. Тогда он стал разыскивать нас по всей стране, но тщетно. В ту роковую ночь, когда Берта подожгла Торнфилд, Ричард видел, как она стоит на краю крыши, размахивая руками и что-то крича, вокруг нее бушевало пламя, а потом она прыгнула вниз, - и спустя мгновение уже лежала прямо у него под ногами, разбившись вдребезги о камни двора. Ричард был весь залит ее кровью, и должно быть, именно в тот самый момент его разум и помутился. Стоя на коленях перед догорающим замком, он прижимал к себе ее тело и отчаянно проклинал меня, виновника всего случившегося. Он поклялся отомстить мне и начал разыскивать с удесятеренным рвением. Узнав от мистера Бриггса, что твой дядя на Мадейре скончался и оставил тебе большое наследство, он немедленно отправился туда, предполагая, что найдет нас там. Почему он так решил - Бог знает! - но, говорят, безумцами владеет какая-то невидимая сила, которая нашептывает им, что делать... - И что же произошло дальше? - взволнованно спросила я. - А дальше события развивались стремительно, словно в калейдоскопе. Не успел Ричард уехать, как Бриггс получил твое письмо, которое пришло уже после смерти мистера Эйра, и которое ему переслали, как душеприказчику покойного. В нем ты указала наш адрес во Франции, по которому мистер Бриггс немедленно и направился. Думаю, не стоит описывать те события, которые последовали вслед за его приездом - уверен, что ты помнишь все столь же отчетливо, как и я. Я начну с того момента, как узнал, что ты сбежала от меня. Я метался по дому, словно дикий зверь, я звал тебя, Джен, я пребывал в таком черном отчаянии, что клянусь, еще немного - и сошел бы с ума. На краю безумия меня удержало только то, что я вспомнил о завещании, о котором говорил мистер Бриггс. Увы, я не знал тогда о твоих родственниках в Мортоне, иначе все сложилось бы по-другому - я нашел бы тебя гораздо раньше, Ричард остался бы жив, и я не был бы сейчас изуродованным калекой... Да, Джен, пути Господни неисповедимы, и нам, простым смертным, не дано понять замысел Божий в отношении нас. В лучшем случае мы осознаем его, когда уже ничего нельзя изменить, а лишь смиренно принять... Но я продолжаю. Не найдя мистера Бриггса в отеле и узнав, что утром его навещала молодая девушка, по описанию похожая на тебя, с которой он потом и уехал, я решил, что вы отправились на Мадейру, чтобы ты могла вступить в права наследования. Я кивнула - именно так бы я и поступила, не узнай из завещания о моих кузене и кузинах в Англии. - Итак, я немедленно отплыл на Мадейру, - тем временем продолжал мистер Рочестер. - Не прошло и двух недель, как уже я был там, но тебя я не нашел. Зато нашел Ричарда, который, кипя ненавистью и гневом, обвинил меня в смерти своей сестры. А я... я посмеялся над ним, Джен. Как мне теперь стыдно говорить об этом, знает один Господь Бог, но я насмехался над ним, проклинал его и его семью, осыпал оскорблениями Берту и говорил, что искренне радуюсь ее смерти. Сам Дьявол вселился в меня тогда, не иначе, ведь я оскорбил человека в его искреннем горе, человека, который считал меня своим другом, и неудивительно, что он вызвал меня на дуэль. - И вы приняли вызов, - утвердительно сказала я. - Боже, как вы могли? Неужели Господь не вразумил вас? - Увы, Джен, нет. Я не только принял вызов, но и поклялся себе убить Ричарда, чтобы стереть последнее воспоминание о нем и Берте из своей памяти. Мне казалось, что так я навсегда избавлюсь от ненавистного мне прошлого, и передо мной откроется новая страница жизни, чистая и незапятнанная. Теперь же она залита кровью Ричарда, и я могу лишь горько сожалеть о содеянном и неустанно просить Бога о прощении. Мы встретились на рассвете, без секундантов, один на один. Как сейчас помню его лицо - оно слегка подергивалось, глаза горели безумным огнем, рот кривился в жуткой усмешке... Он тоже страстно желал убить меня, и я почти физически ощущал исходящие от него волны ненависти. На мгновение я увидел в его лице отражение другого лица - лица его погибшей сестры, - и тогда, Джен, я впервые испытал страх. Да, какой-то панический страх, животный, инстинктивный, словно безумная грозила мне из бездны и звала за собой. Дрожащей рукой я поднял пистолет, а Ричард поднял свой. Его рука тоже дрожала, но он целил мне прямо в сердце и выкрикивал проклятия. Мы выстрелили одновременно. Сначала мне показалось, что он промахнулся, но в следующий момент острая боль пронзила мое плечо, и я буквально рухнул на колени. Кровь заливала мою рубашку. Преодолевая дурноту и слабость, я подполз к Ричарду - он умирал, на губах его пузырилась кровь. В последнем усилии он схватил меня за раненое плечо - я чуть не потерял сознание от боли - и прошептал: - Пусть ее берегут; пусть обращаются с ней как можно мягче, пусть ее… - он смолк, и слезы потекли по его обескровленным щекам. Он так и умер со слезами на глазах. И тогда я проклял себя, свою гордыню, свое бессердечие, которые позволили мне убить его - человека, который оказался во много раз порядочнее и честнее меня, презиравшего его. Который на пороге смерти думал не о себе, а о своей уже умершей сестре, которая все еще была жива для него. В тот скорбный час я вспомнил и о тебе, Джен, о лучшем, что случилось в моей жизни, о той любви, что ты подарила мне, и которую я так жестоко предал. В отчаянии я молил Бога о смерти, ибо жить с таким камнем на душе было выше моих сил. Не знаю, кто нашел нас, кто отвез меня к врачу - я неделю провалялся в горячке, а когда пришел в себя, то узнал, что Ричарда уже похоронили. Мне, его убийце, сочувствовали, рассказывали, что давно уже подозревали о его безумии, что я своим поступком фактически освободил его от жизни в приюте для умалишенных, а передо мной стояло его лицо, залитое слезами, и в памяти навечно отпечатался сумбурный, сбивчивый рассказ о смерти Берты. Я помню его слово в слово, Джен, и каждое слово каленым железом жжет мое сердце... Пуля, пущенная Ричардом, прошла навылет, врач, лечивший меня, поражался, как же мне повезло - ведь попади она на три пальца ниже, то я был бы мертв. Он говорил, что это Божий промысел, что Господь спас меня, а Ричарда - покарал, но я-то знал правду, и муки совести, терзавшие меня, нельзя было описать словами. Именно тогда я надел на рукав эту черную траурную повязку. Не для того, чтобы соблюсти приличия, а для того, чтобы каждый день и час напоминать себе о случившемся по моей вине... Я смотрела на Эдварда, и глаза мои застилали слезы. Мы оба молчали, словно переживая только что сказанное им: он заново, а я - впервые, и эта своеобразная исповедь будто соединяла нас невидимыми нитями, словно его сердце тянулось к моему, ища в нем сочувствия и прощения, а мое открывалось ему навстречу и впускало в себя ту боль и отчаяние, то чувство вины, что владели им, даря облегчение его страдающей душе. Нам не надо было ничего говорить друг другу - в тот момент мы были близки, как никогда, словно стали единым целым. - А что было потом? - прошептала я, все же рискнув нарушить это слишком затянувшееся молчание. - Как только я поправился, то тут же отправился в Англию. Мне нужно было найти тебя, Джен, ты была необходима мне, как дыхание. У мистера Бриггса в Лондоне я узнал, где ты обрела пристанище. Поверь, это было нелегко сделать, он не желал даже слушать меня, и только уверениями в том, что я люблю тебя больше жизни, что не желаю зла и хочу искупить свой грех перед тобой во что бы то ни стало, я добился от него, что ты живешь у своих родных в Марш-Энде около Мортона. И я устремился сюда... Увидев тебя, я потерял голову от радости. Обнимать тебя, прижимать к своей груди, покрывать поцелуями твое нежное личико было невыразимым счастьем для меня. В тот момент для меня не существовало ничего и никого вокруг - только моя Джен, мой ангел, моя любовь... И каким жестоким ударом для меня оказалась весть о твоем скором замужестве... Я сделала протестующий жест рукой. - О Джен, тебе не в чем винить себя! - пылко заверил меня он. - Я не имел никакого права осуждать тебя или обижаться. Моя гордыня, которую, казалось, навсегда смирила смерть Ричарда, вновь поднялась во мне. Я должен был пасть перед тобой на колени и вымаливать твое прощение, а вместо этого я ушел от тебя, бросив напоследок оскорбительные, недопустимые слова. И Бог сурово покарал меня, обезобразив внешне, чтобы всем стало видно мое внутреннее уродство... Ты должна была бежать от меня, как от чумного, Дженет, но ты пришла мне на помощь, спасла мою никчемную жизнь, заботилась обо мне и одарила совершенно незаслуженным счастьем - быть с тобой, любить тебя и наше дитя, а главное - ты даровала мне прощение за то, что я сам не в силах простить себе. Теперь, когда я рассказал тебе все, моя душа словно расправила крылья. Я точно знаю, что ты послана мне Богом, как мой ангел-хранитель. Я не смею просить тебя выйти за меня замуж, ибо я недостоин тебя, но я желаю этого больше всего на свете... Я некоторое время смотрела на Эдварда, а потом шагнула к нему и обвила руками его шею. - Чего стоила бы моя любовь, если бы я была с вами только в радости? - проговорила я. - Знайте, что я никогда не откажусь от вас и всегда буду с вами, что бы ни случилось... Он до боли сжал меня в объятиях. - Бог да благословит мою Джен, - еле слышно прошептал он. - Пока бьется мое сердце, оно будет принадлежать тебе, любовь моя...
Bella: Violeta, просто замечательно! Вы исправили авторский косяк в виде появления "благой" вести во время венчания, все в стиле автора, спасибо. Violeta пишет: Моя гордыня, которую, казалось, навсегда смирила смерть Ричарда, вновь поднялась во мне. Я должен был пасть перед тобой на колени и вымаливать твое прощение, а вместо этого я ушел от тебя, бросив напоследок оскорбительные, недопустимые слова вот уж точно горбатого могила исправит... ладно по молодости бедокурил, казалось бы, горький опыт и годы должны были заставить переосмыслить, ан нет, ничему жизнь не научила, еще в более тяжкие понесло: и женитьба против закона, и убийство. Вот за что таким баранам грешникам такие ангелы как Джен?
Леди Искренность: Великолепно! Все в каноне на 100%. Только какие же они оба моралисты и зануды... Два сапога пара.
Леди Искренность: Надеюсь, что еще не совсем конец, конец? Охота послесловие, эпилог из разряда жили долго и счастливо... Кого родили хоть...
полная версия страницы