Форум » Творчество читателей » ВОЗВРАЩЕНИЕ В ТУЛУЗУ (1648) » Ответить
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ТУЛУЗУ (1648)
Jeoffrey de Peyrac: Путь через всю Францию. Домой! В Тулузу! Он гнал коня, расспрашивая крестьян о кратчайшем пути и поражаясь нищете и убожеству, господствовавшим в королевстве. Война ощущалась везде и во всем: в разоренных домах, в сгоревших церквях, в робких, испуганных взглядах затравленных, несчастных людей. Раньше ему никогда не приходилось вот так, лицом к лицу, сталкиваться с этой Францией. Реальность выглядела страшно и горько. Францию рвали на части князья и принцы всех рангов и мастей, испанцы, солдаты-дезертиры, разбойничьи банды. А во главе этого королевства стоял маленький ребенок, которого едва могли защитить его титул и мать-испанка. Когда впереди показались стены прекрасного розового города, пошел дождь. И граф, щедро поливаемый им, задрал к небесам, извергающим потоки воды, лицо и захохотал во все горло. Конь завертелся под ним, танцуя. Жидкая грязь, смешанная со снегом, полетела из-под копыт во все стороны. А граф крутился на коне, омываемый холодным ливнем, и смеялся от радости. Издревле владеют Тулузой Раймондины и их потомки. И всегда они были неразлучны с этой землей. Передайте Тулузу чужаку – погибнет Тулуза… Теперь он – граф. Граф де Пейрак де Моренс д’Ирристрю. Потомок графов Тулузы! Это теперь его титул. Только не этому титулу он рад. Он совсем один. Никого из близких, из семьи. Множество родни – но никого, с кем можно поговорить, почувствовать душевную теплоту. На его плечах тяжкий груз – восстановление былого величия славного рода! Жоффрей поднял коня на дыбы, покрасовался. Мокрые волосы хлестнули графа по лицу. - Тулуза! – закричал он, срывая голос. – Тулуза! Тулуза!.. «Прекрасная Тулуза со смуглой от загара кожей! Легкомысленная моя, прекрасная моя, возлюбленная!» Когда он въехал в ворота отцовского замка, под ним пал конь. Пошатываясь, как пьяный, он пересек двор, чувствуя удивленные взгляды немногочисленных слуг. То ли не признали его, то ли это были новые люди. У Жоффрея еще хватило сил, хромая, пройти через весь двор к крыльцу. Он начал подниматься по парадной лестнице, подтягивая искалеченную ногу, и тут все поплыло у него перед глазами. Судорожно вздохнув, он осел на вымощенную плитами площадку у входа. Уже окончательно проваливаясь в беспамятство, краем сознания он уловил женский крик: - Жоффрей! …На полу плясали разноцветные пятна: дневной свет, проходя через стекла витражей в оконных переплетах, окрашивая мраморные плиты пола в причудливый калейдоскоп. Он лежал, наслаждаясь тишиной и покоем, еще не очнувшись толком то ли ото сна, то ли от обморока. Рядом кто-то вздохнул. Он скосил глаза: молодая женщина, смуглая, черноволосая, с горячими черными глазами, сидела у его изголовья, не спуская с него глаз. - Марго?! - Наконец-то вы пришли в себя, сударь! Вы узнали меня? Пейрак приподнялся на своем ложе и увидел в комнате еще одного человека, старика с копной седых волос. - Паскалу! И вдруг лицо старика дрогнуло, расплылось и стало рыхлым. Он подошел к Пейраку и, обняв его колени, сквозь слезы выговорил на лангедокском наречии: - Вы вернулись, мессен… Хвала Иисусу, вы вернулись!.. Вы стали совсем мужчиной… Из уст в уста по всей Тулузе разнеслась весть: «Граф вернулся! Граф де Пейрак вернулся!» …Это были счастливые дни. Так спокойно и легко ему не было никогда. Были потом и счастье, и власть, и любовь, и многое другое, но такой легкости и беззаботности больше не было никогда. Слухи о его приключениях просочились в общество тулузцев и окрестных дворян, но Жоффрей не распространялся о том, как провел все эти годы вдали от родины. И, за недостатком сведений, история эта потихоньку стала обрастать фантастическими подробностями. А виновник всех этих слухов только улыбался и отделывался остротами.
Violeta: А мне кажется, все правильно. Ведь на самом деле Карменсита любит не Жоффрея, а тот праздник, который он дарит ей, то восхищение, которое он ей выказывает, чувственный восторг, который она переживает в его объятиях. Он не интересует ее, как личность, она не вникает, чем он занимается, что его волнует, ей важно только то, что он может дать ей. Абсолютно эгоистичное желание, и вполне естественно, что граф относится к ней соответственно. Милая чувственная игра, ничего больше, каждый получает то, что желает, какие могут быть претензии и разбитые сердца?
фиалка: Violeta пишет: Он не интересует ее, как личность, она не вникает, чем он занимается, что его волнует, ей важно только то, что он может дать ей. И это тоже верно. Собственно, Анж вообще первая кто заинтересовался его научными делами и через это получается и его внутренним миром. Ведь его наука для него это то, что стоит в его жизни на первом месте, очень личное, почти интимное дело. Другое дело, что она и первая кого он туда впустил, но факт остается фактом. К тому же может и совпадение, но она так долго не велась на всю его блестящую мишуру и предлагаемый им фейерверк удовольствий, но как только речь зашла о науках и дело с мертвой точки наконец сдвинулось. Может и это его зацепило так сильно. Хотя, что касается разбитых сердец, в частности Карменситы, то она тоже внушает себе что он ее любит. Так написано в последнем предложении, значит ей это всё же хочется, другое дело что она любит так как умеет, эгоистично. И потеряв его всё же прибежала и вон какой концерт устроила, любо дорого.
Леди Искренность: Хотела упомянуть вчера об одном моменте, но забыла. Спасибо, что поставили графа на колено, хотя он и выпендривался перед Анж, что поза не для его ноги. Я убеждена, что он был способен на это, так как нога была просто короче, а в колене вполне себе сгибалась. У него ведь сустав не затронут был, поврежденный сустав в те времена починить было бы нереально. А то экранизация с Оссейном создала миф, что ногу он согнуть не мог. Я просто проблему этой ноги как-то поднимала, целая тема есть про то, как граф хромал.
фиалка: Леди Искренность пишет: выпендривался перед Анж, что поза не для его ноги. Но ведь выпендривался он не только перед Анж, но и еще раньше, например, перед герцогом Орлеанским, так что уже приходилось соответствовать легенде. А по мне, ему самолюбие и гордость не позволяла ноги гнуть, а тут есть такой шикарный повод.
Леди Искренность: фиалка пишет: А по мне, ему самолюбие и гордость не позволяла ноги гнуть Вот-вот.
княгиня Спадо: прекрасно,все очень прекрасно, с нетерпением жду протолжения
княгиня Спадо: Ну когда же дальше, я умираю от любопитства!!!!!!
Jeoffrey de Peyrac: княгиня Спадо , пишу Просто у меня студенты готовятся к защите, катастрофически не хватает времени
Violeta: Jeoffrey de Peyrac пишет: Просто у меня студенты готовятся к защите, катастрофически не хватает времени С нетерпением жду! Вдохновения вам!
Marion: читая я как будто открываю роман заново, удивительное чувство.
Jeoffrey de Peyrac: небольшое продолжение *** - Он хороший любовник? — сгорая от любопытства, накинулась на нее с вопросами Сабина, едва она пересекла порог своих покоев в отеле де Мерекуров. - Кто? - Не пытайся меня провести! Я-то знаю, что ты была у Пейрака. И не разыгрывай скромницу! Ну, что? Каков он? - Ты недостаточно взрослая, чтобы обсуждать такие вещи, — буркнула Карменсита, раздражаясь назойливостью Сабины. Ей очень хотелось побыть одной, уединиться со своими воспоминаниями, и эта девчонка действовала ей на нервы. - Хотя бы в сравнении с твоим мужем? — настаивала Сабина. - Они совсем разные, — уклончиво ответила Кармен. – А теперь оставь меня, Сабина. И не замечая расстроенного лица племянницы, она подтолкнула ее к выходу и закрыла за ней дверь. Итак, она изменила мужу и совсем не раскаивалась в своем поступке. Она не могла без удовольствия думать о том, что произошло между ней и графом, и знала, что уже не сможет обходиться без его волшебных ласк. Что может дать ей Жиль де Мерекур, после тех открытий, которые она делала в объятиях Жоффрея де Пейрака? *** Стоя на церковной кафедре, грозя пальцем и сверкая глазами, архиепископ Тулузский красноречиво вещал о пекле адовом, призывал верующих пасть на колени перед алтарем в раскаянии за распутство и недостаток веры. Этого человека, недавно получившего сан архиепископа Тулузского, чтили за святость, а еще он был человеком строгих принципов, непоколебимым противником любого, несогласного с его точкой зрения на Бога и церковь. - Господь разными путями возвращает свое стадо к себе. – Говорил архиепископ.- Лишь поступайте правильно, и он примет вас обратно в свою паству… Отбросьте всю мишуру, все нечестивые старания, которые стали для вас так важны. Не поддавайтесь на соблазны, расставляемые на вашем пути приспешниками нечестивого врага человеческого, не покупайтесь на дьявольский блеск проклятого тулузского золота! Христос умер на кресте для физического мира и снова воскрес. Точно так и ваша душа должна умереть для мира физических наслаждений и воскреснуть вновь, обретя веру. Господь будет наставлять вас, проверять снова и снова, пока не уверится, что вы из Его паствы. Несите Его крест и будьте достойны этой ноши. Вы обязаны изменить свою жизнь и сделать ее угодной Богу. Чтобы начать новую жизнь, оставьте прежнюю, греховную, и рьяно исполняйте наказы Господа – и я стану молиться Ему, нашему Небесному Отцу… Я говорил с вами о вере. Но я вдруг вспомнил об одном письме с советами относительно земных удовольствий. Я адресую его дамам. Правду говорят, что шелк, пурпур, румяна и краска обладают своей красотой. Все, чем украшают тело, обладает свойственным ему очарованием, но стоит скинуть одежду, удалить краску, и с ней исчезает красота. Она не останется с греховной плотью. Я советую вам не подражать тем людям с дурными наклонностями, которые стремятся к внешней красоте, не имея ее в своей душе. Они украшают себя по моде, чтобы казаться красивыми в глазах глупцов. Недостойно создавать привлекательность из шкур животных и переработанных червей. Разве могут роскошные драгоценности сравниться с румянцем скромности на щеках истинной девы?- он так и впивался глазами в лица тулузок, заставляя гореть их щеки то ли от стыда, то ли от унижения.- Я вижу светских женщин, обремененных, а вовсе не украшенных золотом и серебром. Они ходят в платьях из дорогих тканей с длинными шлейфами, волочащимися в пыли. Но будьте уверены, этим жеманным дщерям Белиала будет нечем прикрыть свои души, когда наступит их смертный час, если только они не раскаются в том, что творят! - Дщери Белиала? Достопочтенный монсеньор архиепископ всех женщин считает таковыми, если только они не ходят в грубых обносках и не просят на коленях о прощении за грех родиться женщиной! Он берется судить всех, а ведь он не Господь Бог и даже не Его наместник…- насмешливо проговорил де Пейрак, обращаясь к маркизу д’Андижосу. - Фонтенак очень набожный человек,- мягко остановил его маркиз.- Он ищет ясный путь к Господу и если иногда проявляет излишнюю требовательность и эмоциональность, то исключительно для общего блага, и не нам его судить, а Всевышнему… - Таково будет наказание Господне грешнику, если не раскается и не вернется на путь праведный! Ибо что есть большее неверие, как нежелание принять на веру то, что не способен постичь разум? И кто тот человек, что оспаривает божественную истину!- закончил между тем архиепископ свою речь, сверля пронзительным взглядом графа де Пейрака, который с легкой усмешкой слушал проповедь, прислонясь к колонне собора. - Он, кажется, зарывается! Это же прямое оскорбление Пейраку! – раздавались голоса задетых проповедью Фонтенака, когда толпа верующих покидала собор. Выйдя на паперть из полумрака собора, граф сделал знак своим лакеям: - Проучите-ка господ, сопровождающих нашего достопочтенного архиепископа! - Но, Пейрак!..- попытался было возразить маркиз д’Андижос, слышавший слова графа. - Запомни, Бернар! Никому не позволено наносить оскорбление тулузцу! И уж тем более не позволено этому чужаку! - Он гасконец… - Нет! Он захватчик! И я раз и навсегда проучу его! *** Франция все больше напоминала кипящий котел. В марте парламент начал заочный суд над кардиналом. Мазарини велел своему помощнику, месье Кольберу, приготовить опись кардинальских богатств, которые использовали для вербовки надежных солдат. Он знал, что как только Людовик взойдет на трон, его призовут обратно. Испанский король публично предложил кардиналу место в своем правительстве. Джулио Мазарини отказался, заявив, что до самой смерти останется слугой Франции в своих помыслах и деяниях. Он был готов выжидать, поскольку лучше других понимал слабости своих противников. Принцы крови и парижские аристократы преследовали разные цели, хотя одинаково страшились минуты, когда король примет всю полноту власти. Время работало не на них, а на кардинала. В Париже королева, следуя его инструкциям, сумела посеять рознь между жадными до власти врагами кардинала. Кроме того, Людовик тоже преуспел в искусстве обмана, чего не могли предвидеть его доброхоты, считавшие короля ребенком. Но скоро они поймут, что ум и способность успешно пользоваться властью не зависят от возраста. В этот вечер Жиль де Мерекур ужинал в тесной компании таких же как он завсегдатаев карточных игр в трактире неподалеку от Королевской площади. Почти весь день шел дождь, вечер был сырым и прохладным, поэтому было вдвойне приятно провести остаток дня в тепле и за вкусной едой. Все находились в прекрасном расположении духа, в том числе и Мерекур, недавно прибывший в Париж из герцогства Колонь, где он находился в распоряжении изгнанного, но отнюдь не сложившего оружия кардинала. Компания была принята не только с почтением, какое предполагала их знатность, но и с оттенком сердечности, приберегаемой для лучших клиентов. Грузный мэтр Годо, хозяин и главный повар, в белоснежном крахмальном переднике лично проводил дорогих гостей в зал для особенной публики. Там по заранее переданной записке был уже накрыт стол у камина. Компания расселась, и были поданы утка с залива Гранж-Бательер, паштеты, омлет с петушиными гребешками и задняя нога молодого кабана, сопровождаемые бургундскими и анжуйскими винами. - Неужели Его преосвященство намерен вернуться в Париж?- спрашивал маркиз де Ла Жумель.- Они убьют его! Гонди жесток! - Кардинал рассчитывает путешествовать инкогнито,- ответил де Мерекур. - Глупости! Кто во Франции не узнает Мазарини? И вот он уже в лапах фрондеров! - Ничего подобного. Он будет путешествовать как простой дворянин, с эскортом из нескольких вооруженных всадников. - Но его отсутствие в Колони будет замечено. За кардинальской резиденцией наверняка наблюдают. Шпионы принцев наперегонки помчатся в Париж сообщить о том, что он покинул Колонь. Что тогда начнется! Поскольку и другие посетители отдавали должное кухне и винному погребу заведения, то голоса становились все громче и веселее. Общий градус оживления повышался с каждой минутой. Внезапно Жиль де Мерекур, один из самых трезвых в компании, услышал свое имя, а следом взрыв хохота. Хохот слышался из угла зала, где ужинали дворяне с внешностью и манерами гасконцев в обществе красоток, и стол их был самым веселым. Видя, что герцог поднимается из-за стола, граф д’Омон остановил его: - Куда это вы собрались? - Хочу узнать, чем их так рассмешило мое имя. Я только что слышал, как кто-то произнес его, а следом послышался хохот. Я этого не потерплю! Господа,- обратился он к веселившейся компании,- вы только что произнесли мое имя. Я хотел бы получить разъяснения, чем я вас так позабавил. Один из гасконцев поднялся, глаза его вспыхнули насмешливым удивлением. - Как и все рогоносцы, вы позабавили нас рогами. И вы сами в этом виноваты. Вы женаты на горячей испанской лошадке, а объезжать ее доверили другому. Правда, попробуй-ка поспорь с ним в умении обходиться с красотками. Граф д’Омон мощной рукой удержал де Мерекура, готового броситься на наглеца. - Другому?! Кому же? - Хромому графу, конечно!- захохотал гасконец.- Они отметили вместе Рождество, и с тех пор милейший граф не отходит от нее ни на шаг, не давая ей скучать… - Вы уверены, что хорошо осведомлены?- вмешался д’Омон. - О, уж в этом можете не сомневаться! Вся Тулуза только о них и говорит! - Лжец! Грязный лжец! Я вобью твою грязную ложь тебе в глотку! – вскричал герцог. Оттолкнув д’Омона, Жиль де Мерекур повалил гасконского дворянчика на землю и принялся душить, осыпая проклятиями… Понадобился не один человек, чтобы оторвать герцога от обидчика и удержать его. Все вокруг вскочили со своих мест. Через минуту на ногах были уже все посетители: кричали, интересовались, что произошло. Бедняга хозяин пытался навести хоть какой-то порядок. - Я проткну тебя шпагой,- рычал Жиль.- Ты вывалял в грязи мою жену! Я убью тебя! Видя, что герцога крепко держат д’Омон и подоспевший де Ла Жумель, гасконец глумливо заявил: - Правда всегда глаза колет, многоуважаемый. Пусть вам это не по нраву. Но от правды никуда не денешься. - Вы мне заплатите за дерзость! Назовитесь! - Бертран де Жэнсак! А вам лучше не выходить из себя! Я сказал чистую правду, так что лучше присматривайте за своей горячей супругой, а со мной не ссорьтесь. - Ссорится?! Я желаю драться с вами, и немедленно! - А я выпью за ваше здоровье, герцог! А потом сяду и буду ужинать. Но не успел он протянуть руку к бутылке, как де Мерекур отвесил ему с размаху пару оплеух. - А теперь? - Я прошу вас, господа,- запричитал Годо.- Только не в моем заведении! - Успокойтесь,- бросил несчастному хозяину Жэнсак.- Мы уладим это дело под открытым небом. Ваши гости могут ужинать спокойно. А теперь выходим, господа. Тут неподалеку есть местечко, весьма удобное для выяснения отношений. Затем он обратился к трем женщинам, сидящим за столом: - Поверьте, дамы, я весьма сожалею, лишая вас нашего приятного общества, но думаю, что мы отлучимся ненадолго. Минуту спустя шесть человек – де Мерекур, де Жэнсак, два его секунданта, д’Омон и де Ла Жумель – шагали к Королевской площади. Середина площади, засаженная липами, под которыми стояли каменные скамейки, при свете дня была любимым местом прогулок благородных дам и их кавалеров, а сейчас казалась сгустком тьмы. По дороге д’Омон сообщил Жилю свое мнение по поводу дуэли: - Вы совершаете глупость, мой дорогой герцог. - Позволить безнаказанно трепать мое имя было бы умнее? А моя честь? - Если бы все обманутые мужья хватались за шпаги, население Франции значительно поубавилось бы. - Вы считаете, что я не прав? - Как вам сказать, друг мой… Вы правы, желая заставить уважать свое имя, но не правы, если этот де Жэнсак сказал правду. - Кармен – любовница де Пейрака? - Почему бы нет? Никто не знает, что было между ними. И если вы сейчас выступаете за честь своего имени, то не оказываете доброй услуге своей супруге. - Я не первый муж, который дерется за честь жены! - Разумеется, но дуэль наделает шуму. И этим вы подтвердите правоту де Жэнсака. Кроме того, можете угодить в Бастилию. - Если так случится, вы замолвите за меня словечко перед Ее величеством… - Словечек, думаю, понадобится очень много! Они подошли к самой укромной части площади. Де Ла Жумель поставил на землю большой потайной фонарь, который позаимствовал у хозяина кабачка, чтобы хоть как-то осветить место поединка. Граф д’Омон произнес перед противниками положенные слова и сравнил длину шпаг, она должна была быть одинаковой. Противники сбросили камзолы и встали в позицию, граф отступил назад. - Начинайте, господа! Мгновенно завязался ожесточенный бой. Герцог де Мерекур, едва услышав слова д’Омона, атаковал противника с неслыханной яростью, сбивая с толку градом ударом и целя в голову. Де Жэнсак в ответ атаковал быстрыми короткими ударами, вынуждая герцога отступать, но тот тут же возвращался на свою позицию. Им владела дикая ярость, он и в самом деле жаждал убийства. - Похоже, дело затянется,- заметил д’Омон.- Мне кажется, их силы равны. Поединок продолжался, не принося перевеса ни той, ни другой стороне. И вдруг послышался громкий голос: - Именем короля! Шпаги в ножны, господа! Этот приказ стал для Бертрана де Жэнсака фатальным. От неожиданности он инстинктивно повернулся на голос, открылся, и клинок де Мерекура вонзился ему в грудь. Гасконец упал как подкошенный. - Черт возьми, судари мои!- вступил д’Омон в беседу с блюстителями порядка.- На вашей совести смерть человека. Как я полагаю, вы довольны! - Если человек мертв, то винить можно только его самого. Разве вам не известно, что дуэли запрещены?..- ответил один из патрульных. - Известно, но для благородных людей честь превыше всего! - Могу я узнать, с кем этот господин дрался? - Со мной.- Выступил вперед герцог.- Я был оскорблен. Герцог де Мерекур, к вашим услугам. - Сожалею, господин герцог, но я вынужден вас арестовать. Отдайте мне свою шпагу. Прошу проследовать за мной к начальнику полиции. Ему решать, какой ход следует давать делу. Герцог, погрузившись в задумчивость, сидел у камина в гостиной своего парижского особняка. Мысль о неверности Карменситы не давала де Мерекуру покоя. Для Жиля эта мысль была невыносима. Кармен принадлежала ему, и только ему! Он не из тех мужей, которые закрывали глаза на интрижки своих благоверных. Карменсита его жена! Жиль де Мерекур не без труда совладал с собой. Даже охваченный яростью, герцог понимал, что его месть будет тоньше. Скандал ни в коей мере не должен затронуть имя Карменситы, родовитой испанки, и запятнать их отношения. Надо срочно принять меры, чтобы скандал не расширился. Если решить эту проблему осторожно, слухи сами вскоре стихнут. Комиссар полиции обещал не давать ход делу, и отпустил его, взяв обещание явится по первому требованию, буде такая необходимость возникнет. Но на сердце у де Мерекура было тяжело. Неужели Карменсита предала его? Неужели она одаривала своими улыбками – а то и чем больше, упаси Господи, – какого-то калеку, пусть знатного и богатого? Мог ли он даже представить такое! Он должен узнать правду. И как можно скорее. Он все поймет, как только увидит ее, в этом Жиль де Мерекур был уверен. Но он не может сейчас покинуть королевский двор. А значит, его ждут недели мучительных терзаний. Он будет воображать, как жена, лежа в объятиях другого мужчины, распаляет его страсть, как другой целует ее губы, обнимает ее великолепное тело. Нет, это невыносимо! Сначала на уме у герцога было убийство. Совершить его тайком – ничего лучше не придумаешь, а тело под покровом темноты сбросить в реку, чтобы и следов не осталось. Но все же внутреннее чувство справедливости восторжествовало, и его лихорадочные мысли составили иной план.
Леди Искренность: Прекрасно написано! Вы считаете, у автора герцог тоже был влюблен в жену и ревновал? Или это в вашем изложении так будет? Просто я всегда считала, что в общем и целом ему было плевать на похождения жены. Взбунтовался и сдал в монастырь, когда совсем уже допекла и окончательно совесть потеряла.
Jeoffrey de Peyrac: Леди Искренность, он, возможно любил ее. Зачем-то ведь женился на ней и привез из Испании. Но потом охладел - любить жену так не комильфо, а вот честь имени!!! Это эгоизм, а не ревность любящего мужчины
Violeta: Jeoffrey de Peyrac Прекрасный отрывок! И очень жаль стало герцога...
фиалка: Jeoffrey de Peyrac пишет: Зачем-то ведь женился на ней и привез из Испании. Ну, тогда " по любви" не женились. Другое дело коммерческая, политическая или еще какая сделка. Мерекур, судя по всему, был в Испании с посольской миссией. Мало ли, мог заключить союз со знатной, богатой и впридачу красивой испанкой для скрепления каких нибудь договоров. К тому же у них, похоже был довольно свободный брак. Ведь Кармен не раз, то приезжала в Тулузу, то уезжала и все без мужа. Но у Вас всё так захватывающе и интересно, что читаешь как настоящий роман. И мне очень понравилось, что была включена сценка со слугами архиепископа, в книге об этом упоминается, а вот в фанфиках встречаю это впервые. О, вот еще, похоже о Пейраке с Кармен трепалась вся Тулуза, а как же "чтобы сохранилась сладость любви, ей нужна тайна"?
полная версия страницы