Форум » Творчество читателей » Волею судьбы 3 » Ответить
Волею судьбы 3
Violeta: Эпиграф: Люди и сами отлично умеют творить зло, без какого бы то ни было вмешательства дьявола. Джоанн Харрис "Персики для месье кюре". Глава 1. Франсуаза. Франсуаза расположилась на низеньком пуфике перед туалетным столиком, с нетерпением ожидая, пока Марго закончит колдовать над ее прической. Молодая женщина то барабанила пальцами по мраморной столешнице, то вдруг начинала перебирать украшения в тяжелом резном ларце, нервно надевая на тонкие пальцы изящные кольца и тут же снимая их, прикладывала к мочкам ушей изумительной работы серьги, а к белоснежной груди - роскошные колье. Было видно, что ее совсем не интересует то, что она видит в зеркале, скорее, она желала отвлечься от тягостных мыслей, владеющих ею. Наконец, раздраженно захлопнув крышку ларца, Франсуаза произнесла: - Марго, мессир граф у себя? - Нет, мадам, его милость изволили отбыть еще рано утром, - голос горничной звучал ровно, но графине послышалась в нем легкая издевка. - Он просил что-то передать мне? - женщина изо всех сил сжала подвернувшийся ей под руку черепаховый гребень, борясь с желанием запустить им в гладкую поверхность зеркала, в отражении которого она видела невозмутимое лицо Марго. О, как она ненавидела эту деревенщину, которую муж приставил к ней, словно соглядатая. - Нет, госпожа графиня, - "как и всегда", словно издеваясь, крутилось в голове у Франсуазы окончание этой фразы. - Ты закончила? - она аккуратно отложила гребень в сторону. Только бы суметь сдержаться, только бы не закричать и не отхлестать эту дуреху по щекам... - Да, ваше сиятельство, - Марго отступила на шаг назад и застыла, сложив перед собой руки. На ее лице невозможно было прочесть никаких эмоций, она молча стояла, ожидая дальнейших распоряжений. - Позови девушек, пусть они помогут мне одеться. А ты можешь быть свободна. - Как будет угодно госпоже, - горничная слегка склонила голову и скрылась за дверью. - Дрянь, - прошипела ей вслед Франсуаза. - Вот бы ты грохнулась с лестницы и сломала себе шею, чертова гугенотка. В комнату, словно дуновение легкого ветерка, впорхнули две хорошенькие девушки-камеристки, которых молодая графиня наняла сразу же по приезду в Париж. - Ваше сиятельство, вы сегодня ослепительны! - прощебетала одна, а другая восхищенно прижала руки к груди. Франсуаза милостиво им улыбнулась. Приятное разнообразие после постного лица Марго. На кровати лежало приготовленное горничной платье. Темно-зеленое, из тяжелого узорчатого бархата, с пеной белоснежных кружев на рукавах и вышитым золотом и драгоценными камнями корсажем. По подолу тоже шла вышивка, к которой добавлялись маленькие жемчужинки, создающие изящный рисунок и придающие наряду некую воздушность. Платье было восхитительным, но совсем не нравилось Франсуазе. Муж в который раз проявил свое пренебрежение к ней, заказав гардероб, совершенно не согласуясь с ее желаниями. Вместе с тем, молодая женщина не могла упрекнуть супруга в отсутствии вкуса - она знала, что будет выглядеть в этом наряде обворожительно. Франсуазу захлестнуло раздражение: как же изысканно Жоффрей дал ей понять, сколь мало для него значит ее мнение, и что доставить ей удовольствие не входило в его планы, а скорее наоборот, в его поступке сквозило откровенное неуважение к ней. Когда же это произошло? Отчего так вышло, что теперь они с мужем стали чужими людьми, словно не было того счастливого времени, когда Франсуаза была для него королевой, Прекрасной дамой, когда он предугадывал каждое ее желание, исполнял любой каприз, убеждая ее в своем неизменном восхищении? Пока девушки осторожно надевали на нее роскошное платье, Франсуаза вспоминала тот вечер, когда узнала, что Жоффрей собирается уехать в столицу. Это случилось вскоре после визита его величества Людовика в Тулузу, во время которого молодой король гостил в Отеле весёлой науки и оказывал юной графине весьма красноречивые знаки внимания, восхищаясь ее красотой и выражая настойчивое желание поскорее увидеть их с мужем при дворе. Франсуаза была так счастлива, купаясь в лучах мужского внимания и бесконечного потока комплиментов, что не сразу заметила изменения в поведении супруга, который вдруг стал с ней холодно-вежлив и отстранён. Молодая женщина знала, что ревность не могла быть тому причиной, поскольку внимание к ее персоне со стороны многочисленных кавалеров всегда льстило графу, который с удовольствием отмечал полные неподдельного восхищения взгляды, обращённые на его жену. Поэтому Франсуаза решила, что все дело в увлечении мужем занятиями наукой. Жоффрей стал подолгу уединяться в своей лаборатории, все чаще оставаясь там до самого утра и напрочь забывая о прелестях юной супруги. Но это не сильно волновало ее до того момента, пока по Тулузе пожаром не пронеслась весть о его скором отъезде. Франсуаза тогда вбежала в его кабинет, сверкая глазами, и быстро заговорила: - Почему вы не сказали мне, что уезжаете? Граф холодно посмотрел на нее. По его губам скользнула саркастическая улыбка, которую она так ненавидела, и, лениво цедя слова, проговорил: - С каких пор, госпожа графиня, я должен ставить вас в известность о своих планах? Франсуаза задохнулась от возмущения. - Позвольте, сударь... Но граф, словно сочтя разговор законченным, направился к выходу из комнаты. Она схватила его за руку и заставила взглянуть себе в глаза. - Что происходит? Скажите же, Жоффрей, что между нами происходит? - Франсуаза, гордая до безумия, впервые говорила с просительной интонацией, ища в его темных глазах ответ на терзающий ее уже несколько недель вопрос. Он мучительно долго молчал, потом склонился к лицу жены, словно хотел ее поцеловать, и сказал: - Между нами? Между нами решительно ничего не происходит, мадам, - и, убрав ее руку с рукава своего камзола, ушел. Франсуаза долго стояла посреди комнаты, не в силах двинуться с места. В ее голове колоколом отдавались его последние слова: "между нами... ничего... не происходит... ничего...", и ей вдруг отчаянно захотелось убежать из этого роскошного дворца, от этого ставшего вдруг чужим мужчины, далеко-далеко, навсегда. В кабинет заглянула Марго и сдержанно проговорила: - Госпожа графиня, мессир граф велел передать вам, что завтра он уезжает в Париж, и вы будете сопровождать его. Прикажете собирать вещи? - Да, - Франсуаза обернулась к ней. Ее глаза лихорадочно заблестели. - Да, Марго, и немедленно! - она победно улыбнулась. Еще не все потеряно: Жоффрей берет ее с собой, он хочет, чтобы она была рядом с ним! А его внезапно изменившееся отношение к ней - это только плод ее разгоряченной фантазии. И вот теперь, стоя посреди комнаты в новом отеле, построенном, как еще недавно говорил муж, специально для нее, Франсуаза чувствовала, что потерпела сокрушительное поражение... Она непроизвольным жестом поднесла руку к груди, словно заново переживая то отчаяние, тот гнев, что испытала накануне. Мадам Скаррон, с оттенком легкой жалости поглядывая на подругу, поведала Франсуазе, что ее муж в открытую изменяет ей с женой герцога де Мерекура, и об этом судачит весь Париж, смакуя самые невероятные пикантные подробности. Она полночи прождала Жоффрея, чтобы объясниться с ним, но он так и не появился. Только под утро, когда ее сморил сон, муж буквально на несколько минут заехал в отель, чтобы переодеться, и снова отбыл. Теперь у Франсуазы словно открылись глаза: охлаждение, которое началось еще несколько месяцев назад в Тулузе, перешло в откровенное пренебрежение здесь, в Париже. С головой окунувшись в столичную жизнь, молодая графиня и сама первое время едва вспоминала о муже: приемы, балы, салоны, театры. В отсутствие вечно занятого супруга, все эти месяцы она предавалась радостям светской жизни, не замечая, как с каждым днем они все больше отдаляются друг от друга. В последнее время граф не ставил жену в известность о своих отлучках, не сопровождал ее на приемы, не интересовался, как она проводит свободное время. А разве она была против? Разве требовала его компании, искала его общества? Новость об измене мужа, ставшая достоянием парижского высшего света, прогремела, как гром среди ясного неба, выбив у Франсуазы почву из под ног. Таким возмутительным образом Жоффрей демонстрировал супруге свое равнодушие и презрение, ясно давая понять, что между ними все кончено. Может быть, ей стоило остаться в Тулузе? "И похоронить там себя за вышиванием?" - одернула саму себя Франсуаза. Перед ее глазами вдруг встало худое и бледное лицо Дианы де Грансень, изможденной долгими молитвами и пьяными выходками гуляки-мужа. Мать Франсуазы была благочестивой и верующей женщиной, которой приходилось мириться с разгульным образом жизни супруга, не стремящегося скрывать свои похождения. Благодаря слугам, одна из таких историй стала известна широкому кругу знакомых и со временем обрела ошеломительную популярность в модных салонах*. Неужели и ее ждет такая же участь: слышать о выходках неверного мужа и закрывать на них глаза? Ну нет! Она приехала в Париж блистать, и так оно и будет. Ничто не заставит ее уехать, пусть даже у Жоффрея в любовницах перебывают все потаскухи столицы! Но все же гордость молодой женщины была уязвлена. Франсуаза поклялась себе, что не будет, подобно своей матери, терпеть измены супруга. Она заставит Жоффрея уважать себя. И рано или поздно он поймет, как неосмотрительно с его стороны было так пренебрегать собственной женой и ранить ее чувства. Она из Мортемаров, а они не прощают обид и жестоко мстят своим обидчикам! Закончив утренний туалет, Франсуаза позвала Марго: - Вели заложить карету - я хочу навестить сестру, - не терпящим возражения голосом распорядилась она. - И еще, сегодня я не буду ужинать дома. Можешь так и передать господину графу. _____________ *Однажды ночью Габриель де Рошешуар, маркиз де Мортемар вернулся домой очень поздно, а его жена, как обычно ожидавшая его, в очередной раз не смогла удержаться от нравоучений и спросила: - Откуда вы явились? Вы так и будете проводить свою жизнь в компании с чертями? На что господин де Мортемар ответил: - Я не знаю, откуда я пришел, но я знаю, что мои черти в лучшем настроении, чем ваш ангел-хранитель.
Violeta: toulouse пишет: В смысле? Ей ведь должно быть после монастыря 17, как домой вернулась - сразу папа отправил в Париж, на выставку невест. На дворе 1659 год, полгода до ареста графа. Так что Анж 20лет. Светлячок пишет: Граф Анж вообще козочкой непокорной в мыслях называл, но это же не значит, что она была козой в действительности, хотя... моментами очень даже Назовем и козой, и феей, и колдуньей, и Мелюзиной, но поооозже Светлячок пишет: Если они изначально будут стоять у окна, то не будет ничего удивительного в том, что граф потом увидел силуэт Анж в окне, а вот если они стояли в другом месте, а потом она в окошке мелькнула - это значит, что подошла и заинтересовалась . Хотя, тут ведь непонятно "а был ли мальчик", может показалось Пейраку, чай не молодеет, да и сумерки, зрение могло подвести Bella пишет: да, кстати, опыт хорош. такими фокусами детей классно развлекать. сама в бытность физмата развлекалась опытами со стаканами, жидкостями, красками, бумажками Да, отличный опыт - долго выбирала позрелищнее! Леди Искренность пишет: Violeta, спасибо за новый эпизод. Как всегда очень органичен авторский текст и новые моменты. Опыт - прелесть. Мурррррси
toulouse: Violeta пишет: дворе 1659 год, полгода до ареста графа o-la-la, надо понимать без ареста никак(( Дел много, сроки (полгода) сжаты. В общем, канителиться некогда. А Анж что-то засиделась в девках, никому наша красавица не нужна что ли? Впору отправляться на завоевание кузена, прихватив ларец...
Bella: Violeta пишет: На дворе 1659 год, полгода до ареста графа toulouse пишет: Дел много, сроки (полгода) сжаты крутись как хочешь, а завтра в полдень похороны а через полгода арестуем toulouse пишет: Не в тему: Студенткой увлекались, а мамой уже некогда? студенткой не только увлекалась, а конкретно изучала- диплом обязывал. И у нас был потрясающий физик- я таких больше не встречала. С одной стороны, ему было реально пофиг слушает ли его кто-нибудь в аудитории, сам себе у доски объясняет тему. По принципу, вы люди взрослые, и это ваш выбор изучать данный предмет. Но он так доходчиво и интересно объяснял, плюс всегда примеры не в тему, что быстрее хотелось опробовать все законы. А как мама- начинаю что-то детям показывать- диффузия и плотность предметов любимые темы, да и объясняю сыну про центр тяжести в его конструкциях, чтоб не падали. Месяц назад при сыне и его друзьях прокалывала возд.шарик иглой, а он не лопал. Так дети теперь учатся прокалывать шарики и считают меня волшебницей
toulouse: Bella Это очень полезно, когда дети так считают))
Violeta: toulouse пишет: o-la-la, надо понимать без ареста никак(( Дел много, сроки (полгода) сжаты. В общем, канителиться некогда. А Анж что-то засиделась в девках, никому наша красавица не нужна что ли? Впору отправляться на завоевание кузена, прихватив ларец... С ларцом или без ларца Пейрак у Луи как кость в горле. Насчет ареста я пока думаю, но скорее всего придется его ввести. Анж после монастыря вернулась домой допустим не в 56, как в романе, а в 58, потому что не было предложения графа, поварилась в скучной провинциальной жизни с неловкими кавалерами и решила рвануть в Париж. Усе логишшшна
Nunziata: Violeta ого и арест тоже! ох, вернее)
japsik: Светлячок пишет: Ведь автор действительно вкладывает это самое "баронесса" в голову и отношение Пейрака, здесь совсем не идет речь об официальном обращении или титулах. Граф Анж вообще козочкой непокорной в мыслях называл, но это же не значит, что она была козой в действительности, хотя... моментами очень даже Я не хочу опять заводить эту пластинку, я уже не раз объясняла, что меня смущает, плюс боюсь, что мне кочерга по почте придет или лошадиная голова Так что обещаю, больше этот вопрос не поднимать, а лишь в последний раз выскажусь. 'козочка' - это метафора, баронесса - нет. Я не вижу в этом слове никакого отношения графа. Баронессочка, графиньюшка, маркизочка - да, есть окраска и личное отношение. Но в любом случае, имхо, не мог француз в мыслях или не в мыслях называть Анжелику баронессой, потому что она таковой не являлась ни для кого во Франции, это не ласковое обращение, а вполне конкретный титул. Вот если бы она приехала в Россию, тогда мне бы крыть было нечем Все, с моей стороны тема закрыта, на провокации поддаваться больше не буду, честно-честно! Смиренно жду продолжения от лица баронессы Анжелики де Сансе де Монтелу
japsik: toulouse пишет: во-вторых - Франсуазе тоже не сладко: будет ли король связываться с женой колдуна, сожженного на Гревской площади? Вот тут, кстати, преград не вижу. Он с Анжеликой же сошелся у Голон, она тоже была женой колдуна. Только в отличие от Анжелики, Атенаис никакой суд затевать не будет, я думаю, она так же может выскочить за Монтеспана и быть представлена королю в новом статусе.
Nunziata: japsik пишет: Но в любом случае, имхо, не мог француз в мыслях или не в мыслях называть Анжелику баронессой, потому что она таковой не являлась ни для кого во Франции, это не ласковое обращение, а вполне конкретный титул. очень интересно! те сын графа мог иметь свой титул - к примеру, виконт а мог и не иметь? а дочь только лишь мадемуазель? или "дочь барона де Сансе"?
Леди Искренность: Violeta пишет: На дворе 1659 год Стало быть, на момент здешней встречи граф постарше, чем на момент свадьбы в Тулузе у автора?
toulouse: а почему бы тогда не перенести дату рождения Анж, пусть будет юной козочкой
japsik: Nunziata пишет: очень интересно! те сын графа мог иметь свой титул - к примеру, виконт а мог и не иметь? а дочь только лишь мадемуазель? или "дочь барона де Сансе"? Именно В отличие от титулованной аристократии в ряде других стран (Россия, Германия, Польша), во Франции, Великобритании и Испании носителем титула является не любой представитель рода, а только его глава. Поскольку предполагается, что впоследствии титул унаследуют его сыновья (внуки), они неформально также используют титул, но, как правило, более «младшего» ранга. Во Франции сыновья носителей ряда титулов традиционно использовали второстепенный титул отца: так, сын герцога де Ларошфуко при жизни отца титуловался «принц де Марсийак», сын принца Конде — «герцог де Бурбон», герцога Орлеанского — «герцог Шартрский» и т. п. В последнем случае, поскольку отец носил два равнозначных титула (герцогских), основным являлся тот, креация которого совершилась раньше (креация герцога Орлеанского в 1344 году, креация герцога Шартрского — в XVI веке). Если второстепенный титул отсутствовал, то сыновья и внуки могли использовать титул на ранг ниже отцовского с той же основной частью — сын герцога титуловался маркизом (но чаще — графом), сын графа — виконтом. Дворянский титул во Франции и Англии обычно передавался по мужской линии. Что касается женщин, что они становились их обладательницами двумя способами. Первый вариант — это замужество, а второй — получение от отца (то есть не априори, а именно официальный документ о передачи титула). В последнем случае речь опять же шла о титуле учтивости, который не давал даме никаких привилегий. Иное дело, когда женщина становилась, например, герцогиней в результате брака с герцогом. Это означало, что она оказывалась на той же ступени иерархии, что и супруг, и обходила всех, в том числе представителей мужского пола, кто шел за ним. Кроме того, например, из двух маркиз ниже стояла та, чей муж имел титул учтивости, а не наследовал его после смерти родителя. При этом во Франции действовал салический закон престолонаследия, согласно которому женщины безоговорочно не могли наследовать семейные титулы, т.е. дочь герцога не становилась герцогиней, даже если у отца не было наследников мужского пола.
Violeta: Прошу прощения, дамы, что так долго держала с продолжением - помимо ремонта и неожиданного ушедшего в рейс мужа у нас с редактором случился небольшой затык с сюжетом. Но сейчас все благополучно разрешилось, и, как мне кажется, очень даже интересненько Глава 15. Анжелика. Тюильри. В один из солнечных осенних дней Анжелика вместе с Ортанс отправились в сады дворца Тюильри, бывшие на тот момент самым модным местом прогулок знати в Париже. Сюда приходили, ожидая часа утреннего катания по Кур-ля-Рен, и сюда же возвращались под вечер, чередуя прогулку в карете с прогулкой пешком. Рощи Тюильри были излюбленным местом поэтов и влюбленных. Аббаты готовили здесь свои проповеди, адвокаты — речи для судебных заседаний. Здесь же назначали встречи все знатные особы. Ортанс знала многих, кто там прогуливался - с одними она свела знакомство в салоне Нинон, с другими - в Драгоценном дворце, о третьих слышала от многочисленных приятельниц. Она то и дело называла имена встречных Анжелике, которая старалась запоминать новые, незнакомые ей лица придворных. Сестра не только расширяла кругозор девушки, но и самым выгодным образом оттеняла ее красоту, хотя Анжелике даже и в голову не приходило пользоваться этим преимуществом. Кроме того, Ортанс неустанно наставляла ее, как следует себя держать на променаде в Тюильри: — Тут надлежит беззаботно прогуливаться по главной аллее. Прерывать беседу не годится, но стоит иногда недоговаривать, чтобы казаться немного мечтательной… Смеяться позволительно без причины, просто чтобы выглядеть жизнерадостной. Следи за осанкой, расправь плечи — пусть будет видна грудь. И постарайся широко распахивать глаза — так они кажутся больше, покусывай губы, чтобы они алели… - при приближении интересного кавалера Ортанс жарко шептала: - Многозначительный кивок одному господину, взмах веером в сторону другого… Ну же, перестань смущаться! Анжелика недоумевала, откуда у ее замужней и - к чему кривить душой! - не особо привлекательной сестры такие глубокие познания в области флирта, но потом пришла к выводу, что Ортанс просто пользуется чьими-то чужими советами, возможно, взятыми из модных трактатов о жеманстве и жеманницах. Девушка запахнула полы широкого плаща, слегка ежась от пронзительного осеннего ветерка, и невольно улыбнулась, касаясь его теплой и мягкой поверхности. После достопамятного вечера в салоне Скаррона сестра почему-то во что бы то ни стало решила сшить ей новое платье из плотного темно-бордового сукна, пусть не так богато изукрашенного, как у красавиц, которые им встречались в светских гостиных, но зато соответствующее всем модным тенденциям сезона, а в тон к нему бархатную накидку с капюшоном, отороченным мехом лисицы. Удивительным было еще и то, что Ортанс совершенно не вспоминала о стычке графа де Пейрака и мэтра Форжерона, случайной участницей которой стала Анжелика, и даже не корила сестру за то излишнее внимание, которое она привлекла к себе, согласившись участвовать в сомнительном опыте графа де Пейрака. Признаться, Анжелика ожидала суровой отповеди и даже, возможно, наказания в виде домашнего ареста, но вместо этого - подумать только! - Ортанс озаботилась обновлением ее гардероба, хотя никогда не была подвержена такому греху, как транжирство. Сестре пришлось выдержать настоящую битву с мужем, который пришел в ужас от тех трат, на которые ее толкало, как он говорил, глупое женское тщеславие, но прокурорша была непреклонна. "Красота сама по себе ничего не значит, если не имеет достойной оправы", - вдалбливала она супругу, а если Анжелика хочет найти себе блестящую партию, то одной ее смазливой мордашки будет недостаточно. А, кроме того, если она выйдет замуж за графа - при этих словах, сказанных со значением, сердце девушки сжималось то ли от страха, то ли от восторга - или, чем черт не шутит, за маркиза или герцога, то, конечно же, не забудет тех благодеяний, что оказала ей семья ее сестры. После долгих уговоров, стенаний и угроз мэтр Фалло капитулировал, и вот теперь, прогуливаясь по Тюильри в новом, с иголочки, наряде и ловя на себе заинтересованные взгляды молодых щеголей, Анжелика в очередной раз убеждалась в правоте Ортанс. Но где-то на самой границе сознания у нее крутилась мысль, что мужчине, который полюбит ее по-настоящему, будет все равно, в каком платье и с какой прической она предстанет перед ним... И разве готова она выйти замуж за человека, который не затронет самых глубоких струн ее души, не завладеет целиком ее мыслями и желаниями? И существует ли тот, один взгляд которого сделает ее счастливой? Девушка тряхнула головой, отгоняя глупые мысли - в самом деле, о какой любви она грезит? Сестра Анна из монастыря сейчас прочитала бы ей лекцию по этому поводу и была бы права. Ей нужно выйти замуж за достойного человека, занять положение в обществе, помочь своей семье... А любовь... Она живет только в книгах и песнях менестрелей... Но чем больше Анжелика размышляла о том, как должно и как будет правильно, тем сильнее в ней росло раздражение, и тем неприятнее ей казались улыбки заигрывающих с ней молодых людей и отвратительнее их банальные комплименты... - Ты сама не знаешь, чего хочешь, - шипела ей на ухо сестра, провожая взглядом очередного отвергнутого поклонника Анжелики, но та лишь с досадой закусывала губу и ничего не отвечала. С каждым часом, проведенным в Тюильри, настроение девушки все ухудшалось. И вот, когда ее терпение было на пределе, и она уже хотела сказать Ортанс, что пора возвращаться домой к обеду, к сестрам подошел какой-то франт и развязно осведомился: - Мадам, увидев вас, мы со спутником поспорили. Один из нас считает, что вы супруга какого-то судебного чиновника, другой — что вы не замужем и ищете себе покровителя. Рассудите наш спор. Анжелика задохнулась от возмущения - каков наглец! принять ее за куртизанку! - и язвительно бросила: - Почему бы вам не побиться об заклад, что вы - набитый дурак, месье. Наверняка не проиграете. И, гордо вздернув подбородок, отвернулась от весьма сконфуженного молодого человека. Ортанс была шокирована. - Знаешь, твоя реплика, конечно, не лишена остроумия, но от нее разит базарной торговкой. Ты никогда не будешь иметь успеха в салонах, если… Но Анжелика уже не слушала ее, стремительно направляясь к решетке ворот, чтобы как можно скорее покинуть Тюильри. У ворот парка висела табличка, строго запрещавшая вход лакеям и черни, отчего перед оградой всегда собиралась шумная толпа слуг, лакеев и кучеров, которые коротали часы в ожидании своих господ за игрой в карты или кегли, в потасовках или в кабачке на углу. В тот вечер лакеи графа де Лозена предложили пари. Они «поставят стаканчик» тому, кто наберется дерзости и задерет подол юбки первой из дам, которая выйдет из Тюильри. Так уж случилось, что этой дамой оказалась Анжелика, которая, будучи разозленной дерзкими речами незнакомого повесы, словно вихрь, вылетела за ограду парка. Прежде чем девушка сообразила, что собирается сделать наглец, изо рта которого разило вином, этот дюжий верзила схватил ее и самым непристойным образом залез ей под юбку. Ее кулак сразу же обрушился на физиономию нахала, а подбежавшая в этот момент сестра запричитала, словно на похоронах. Свидетелем этой сцены стал некий дворянин, собиравшийся сесть в карету. Он сделал знак своим людям, и те, воспользовавшись случаем, кинулись на челядь господина де Лозена. Тут же, прямо в лошадином навозе, завязалась яростная драка, собравшая целую толпу зевак. Победа осталась за людьми неизвестного дворянина, который бурно зааплодировал своей челяди, а после подошел к Анжелике и отвесил ей изящный поклон, словно их только что представили друг другу в каком-нибудь салоне, а не случай столкнул у ворот Тюильри при весьма сомнительных обстоятельствах. Анжелика нашла в себе силы слегка кивнуть своему защитнику, но не смогла произнести ни слова в знак благодарности; горло ее словно сжала безжалостная рука, и воздух с трудом проходил в легкие. Бледная, как мел, с пылающими щеками, девушка была до глубины души оскорблена выходкой подвыпившего лакея, но главное - она была испугана: еще чуть-чуть - и она сама дала бы отпор наглому детине, припечатав его несколькими крепкими выражениями, которые ей доводилось слышать от парней в Монтелу. Этим Анжелика мгновенно перечеркнула бы все свои старания удачно выйти замуж и попасть в высший свет. Уже на следующий день дамы квартала Маре судачили бы по поводу случившегося. От этой мысли ей стало дурно, в глазах на мгновение потемнело и, если бы не рука сестры, которая крепко обняла ее за плечи и слегка встряхнула, девушка села бы прямо на землю, обессилев от пережитого потрясения. Она словно сквозь вату слышала сладкий голосок Ортанс: - Месье, благодарю вас за своевременную помощь. Ах, это так ужасно! Подвергнуться оскорблению подобных негодяев! Моя бедная сестра совсем без сил... Незнакомец снял с тщательно завитых темных локонов шляпу с пышным плюмажем и еще раз низко поклонился обеим дамам. - Позвольте представиться - Луи Анри де Пардайан де Гондрен, шевалье Пардайана и других земель, маркиз де Монтеспан. Это был красивый молодой человек с живыми глазами и обаятельной улыбкой. Он говорил с легким певучим акцентом, который напомнил Анжелике о другом мужчине: непостижимом, пугающем и одновременно притягательном, о котором она запрещала себе думать, будучи уверена в том, что не вызывает в нем никаких чувств, кроме снисходительного интереса. И о том, которого все никак не могла забыть... В тот вечер, когда она, спрятавшись за портьерой в салоне Скаррона, провожала взглядом карету графа де Пейрака, девушка с грустью думала, что они вряд ли когда-нибудь увидятся снова, а если и увидятся, то в лучшем случае надменный тулузский сеньор небрежно поприветствует ее, спеша вернуться к более интересным собеседникам. "Но он же тогда выбрал тебя для помощи в эксперименте, - шепнул ей внутренний голос. - Значит, ты все же чем-то привлекла его внимание..." Невольным жестом Анжелика коснулась своего запястья, которое все еще помнило прикосновение пальцев графа во время демонстрации опыта с водой, и мечтательно улыбнулась, словно вживую услышав его сильный и звучный голос, которым он объяснял присутствующим гостям свойства воздуха, в пух и прах разбивая неловкие доводы своего оппонента. Как жаль, что он так быстро уехал тогда - Анжелика могла часами слушать его рассуждения, которые раскрывали для нее невероятный и новый мир, окружавший ее, мир, полный тайн и чудес... Маркиз, не зная, что эта улыбка, на мгновение осветившая лицо девушки, предназначалась вовсе не ему, а воспоминаниям о другом человеке, был пленен ее искренностью и нежностью, и тотчас стал настойчиво расспрашивать, где и когда он сможет справиться о самочувствии прекрасной незнакомки. Та с недоумением вскинула на мужчину глаза и уже открыла было рот, чтобы вежливо распрощаться с ним, но ее опередила Ортанс: - Приходите завтра в этот же час в Тюильри. Я надеюсь, что обстоятельства будут более благосклонны и позволят вам приятно побеседовать. — И где же мне ожидать вас? - слегка сбитый с толку молчанием Анжелики и напором ее сестры, осведомился Монтеспан. - Около "Эха". Эта фраза была весьма многообещающей. "Эхо" считалось местом, где назначали свидания возлюбленные. Счастливый маркиз поднес к своим губам руку Анжелики и покрыл ее поцелуями. - Вы в портшезе? Позвольте проводить вас? - спросил он, тщетно пытаясь заглянуть в опущенные глаза девушки и слегка пожимая ее ладонь. - Наша карета находится неподалеку, - заверила кавалера Ортанс, постеснявшись сказать, что они пришли в Тюильри пешком. - Тогда до завтра, таинственная красавица. На сей раз маркиз отпустил руку Анжелики, развернулся и направился к своему экипажу, но тут у ворот появился Пегилен де Лозен. Его слуги имели жалкий вид: один выплевывал выбитые зубы, другой вытирал кровоточащий нос, у многих ливреи были разорваны и перепачканы в пыли. Увидев эту картину, Пегилен разбушевался, голос его взвинтился до фальцета. Когда же ему объяснили, что неприятности произошли по вине челяди одного знатного вельможи, господин де Лозен воскликнул: — Надо побить палками и этих плутов, и их хозяина. Мерзавец даже не достоин того, чтобы его коснулась моя шпага! Маркиз де Монтеспан еще не успел сесть в карету. Услышав оскорбительные речи, он спрыгнул с подножки, подбежал к мессиру де Лозену и, схватив его за руку, заставил повернуться к себе, а потом надвинул ему на глаза его же шляпу, в довершение всего заявив, что считает Пегилена грубияном и наглецом. Секунду спустя в воздухе, словно молнии, сверкнули две шпаги, и вот уже оба молодых человека дрались на дуэли на глазах у все более и более распаляющихся зевак. - Господа, помилосердствуйте! - вскричала Ортанс. - Дуэли запрещены… Нынче же вам придется ночевать в Бастилии! Но оба дворянина не вняли разумным призывам жены прокурора и с жаром продолжали фехтовать, в то время как плотная толпа зрителей мешала группе швейцарских гвардейцев расколоть ее ряды и добраться до дуэлянтов. Наконец маркиз де Монтеспан ранил де Лозена в бедро, Пегилен споткнулся и выронил шпагу. - Идемте скорее, дорогой друг! - воскликнул маркиз, поддерживая своего противника. - Бастилия нам ни к чему! Милые дамы, помогите мне. Карета тронулась в тот самый момент, когда швейцарские гвардейцы со сбившимися набок брыжами, раздавая тумаки и удары алебардами, наконец добрались до нее. Пока экипаж со страшным грохотом мчался по улице Сент-Оноре, Анжелика перевязала своим шарфом рану Пегилена, и лишь тогда заметила, что все они: и маркиз де Монтеспан, и Ортанс, и даже избитый до полусмерти, а сейчас валявшийся на полу лакей, по вине которого и заварилась досадная история, втиснулись в одну карету. - Тебя закуют в кандалы и отправят на галеры, - бранил слугу Пегилен, пнув его каблуком в живот. - И уж поверь, я не заплачу ни ливра, чтобы выкупить тебя!.. Черт подери, Пардайан, благодаря вам моему хирургу не придется пускать мне кровь в этом сезоне. - Вас нужно перевязать, - рассеянно проговорил маркиз, блестящими от удовольствия глазами рассматривая Анжелику, которая в полумраке кареты казалась ему еще прекрасней и загадочней, чем при свете дня. - Конечно, не помешало бы! - ответил Пегилен. - Думаю, нам стоит поехать к моему другу, графу де Пейраку. Его отель тут неподалеку, на улице Ботрейи. Девушка вздрогнула при упоминании имени графа, и перед ее мысленным взором, словно наяву, предстало иссеченное шрамами лицо тулузского сеньора, его насмешливая полуулыбка, а в ушах раздался его низкий и вкрадчивый голос: "Боюсь, завтра весь Париж будет судачить о том, что Великий Лангедокский хромой сбил с пути истинного юную невинную душу...". Но он ошибся - никто даже не заикался о скандальном эксперименте в салоне у Скаррона, словно его и не было. Как будто все хотели забыть о том, что граф де Пейрак - вольно или невольно - поставил под сомнение учение Церкви. И что она, Анжелика, была рядом с ним в этот момент... Девушку охватило нетерпение. Ей захотелось как можно скорее увидеть, какие тайны скрываются за воротами его дворца, развеять тот флер загадочности, что окружал его персону, и узнать, какой же он на самом деле, этот мистификатор, скрывающий все чувства и мысли за язвительной улыбкой... Анжелике вдруг подумалось, а будет ли он рад видеть ее? Или скользнет по ней равнодушным взглядом, отпустив какую-нибудь очередную колкость? А что, если его вовсе не окажется дома? При этой мысли девушка внезапно почувствовала, как ее сердцем овладевает тревога, и с удивлением поняла, что всем существом желает этой встречи...
Nastia: Violeta Класс , аж дух захватил от интереса . И как всегда на самом интересном мастерица Вы по интригам
Nunziata: Violeta ох просто дух хаъватывает от атмосферы! замечательно получилось
полная версия страницы