Форум » Творчество читателей » Горький шоколад » Ответить
Горький шоколад
Клеманс: Фэндом: Голон Анн и Серж «Анжелика» Основные персонажи: Анжелика, Франсуа Дегре, Жоффрей де Пейрак (Рескатор), Филипп дю Плесси-Бельер, Флоримон, Кантор Пэйринг или персонажи: Анжелика/Жоффрей Рейтинг: PG-13 Жанры: Гет, Романтика, Ангст, Повседневность, Hurt/comfort, AU Предупреждения: OOC Описание: Анжелика вернула себе отель дю Ботрейи. Она понимает, что нельзя жить прошлым, но прошлое не хочет отпускать нее. С появлением в соседнем доме таинственного незнакомца, лицо, которого никто не видел. Женщину не покидает чувство, что за ней следят. Посвящение: Спасибо Мадлон за идею и Анн Голон за персонажей
княгиня Спадо: А действительно, когда же продолжение?! Мне уже очень любопытно что же произойдет дальше. Прошу автор постарайтесь выложить продолжение как можно скорее!
Клеманс: Спокойно, остановите карательные меры! Я просила неделю, я ей воспользовалась. Просто до компьютера добираюсь не раньше обеда, а с планшета публиковать неудобно. Так что простите за небольшую задержку. Глава V В Отеле Ботрейи выздоровление Мари-Аньес пошло быстро. Тем не менее, молодая девушка оставалась в крайне подавленном состоянии духа. Вначале она не высказывала ни малейшей благодарности Анжелике за ее заботу. Но как только она окрепла, Анжелика воспользовалась первым же ее капризом и закатила сестре звучную пощечину. С этого времени Мари-Аньес начала заявлять, что Анжелика — единственная женщина, с которой можно поладить. Зимними вечерами она с заискивающей ласковостью прижималась к сестре, когда они коротали время перед камином, играя на мандолине или занимаясь вышиванием. Они обменивались своими впечатлениями об общих знакомых, и, так как обе были наблюдательны и остры на язык, то часто смеялись. Поправившись, Мари-Аньес, казалось, не проявляла ни малейшего намерения расстаться со «своей подругой мадам Моран». Никто не знал, что они были сестрами. Это забавляло их. Королева пожелала узнать о состоянии здоровья своей фрейлины. Мари-Аньес велела передать, что она чувствует себя хорошо, но собирается удалиться в монастырь. Эта как будто шутливая угроза оказалась более серьезной, чем можно было предположить вначале. Мари-Аньес упорно отказывалась кого-либо видеть, погрузилась в изучение посланий Святого Павла и постоянно посещала мессы вместе с Анжеликой. Анжелика была очень рада тому, что у нее хватило мужества исповедаться Раймону. Это позволило ей без тайных терзаний и ложного стыда вновь предстать перед алтарем Господа и со всей полнотой исполнять роль дамы из квартала Маре. Она с удовлетворением погрузилась в атмосферу долгих служб, наполненную запахом ладана и звуками органа. Самым утешительным было то, что теперь у нее было время молиться и думать о своей душе. Слух об их обращении вызвал целый поток негодующих посетителей Отеля Ботрейи. Поклонники Анжелики и бывшие любовники Мари-Аньес возмущенно протестовали. — Что такое мы слышим? Вы занимаетесь покаянием? Вы удаляетесь в монастырь? Мари-Аньес в ответ на все расспросы молчала с непроницаемой презрительностью маленького сфинкса. В большинстве случаев она предпочитала вообще не показываться гостям или демонстративно раскрывала свой молитвенник. Анжелика же, со своей стороны, усиленно опровергала такие слухи. Момент был совсем для них неподходящим. Поэтому, когда мадам Скаррон взяла ее с собой к своему духовнику, достопочтенному аббату Годину, Анжелика даже упоминания о власянице слышать не хотела. В тот самый момент она оживленно строила планы, как ей выйти замуж за Филиппа дю Плесси-Бельер, и она совсем не собиралась портить кожу и соблазнительные изгибы своего тела колючим поясом и прочими атрибутами покаяния. Ей требовалось все ее обаяние, все чары для того, чтобы нарушить безразличие этого странного молодого человека, который со своими белокурыми волосами и светлыми атласными костюмами казался закованным в лед. Филипп был весьма частым гостем в Отеле Ботрейи. Он появлялся с безразличным видом и почти ничего не говорил. Когда Анжелика смотрела на его презрительную красоту, к ней вновь возвращалось смешанное чувство унижения и восхищения, которое она испытывала когда-то маленькой девочкой, благоговея перед высоким, элегантным кузеном. Потом в ее памяти всплывало другое, неприятное воспоминание, тем не менее вызывавшее у нее какую-то чувственную дрожь. Она вспоминала белые руки Филиппа на своих бедрах, царапины от его колец… Теперь, когда он был таким холодным и далеким, она иногда даже испытывала сожаление о своем избавлении. Филипп и не подозревал, что это она была той самой женщиной, на которую он набросился в таверне «Красная маска». Каждый вечер, когда она знала, что он появится среди гостей, Анжелика с особой тщательностью выбирала свой туалет, прическу, украшение — все. На каждом шагу мужчины осыпали ее комплиментами, целовали руки. Женщины украдкой спрашивали, где ей удалось достать такой чудесный материал для своего платья. И Анжелика чувствовала себя неотразимой, пока не замечала взгляд Филиппа, равнодушно скользящий словно мимо нее, и ее охватывало неприятное ощущение, что он просто не замечает ее красоты. Он никогда не делал ей комплиментов, даже самых банальных. И однажды Анжелика все же отважилась заговорить с ним. — Добрый вечер, маркиз. Рада видеть вас у себя в гостях. — А, мадам Шоколад! - он даже не повернул головы в ее сторону. Кровь ударила Анжелике в виски, и она, сделав реверанс, ехидно ответила: — К вашим услугам, дорогой кузен. Брови Филиппа сдвинулись: — Ваш кузен? Мне кажется, мадам, вы заговариваетесь. — Разве вы меня не узнали? Я ваша кузина, Анжелика де Сансе де Монтелу. Когда-то мы играли у вас в замке дю Плесси-Бельер. Как поживает ваш отец, почтенный маркиз, и ваша матушка?.. — Она говорила что-то еще, потом осеклась, поняв, что говорит глупости. Анжелика прекрасно знала, что его отец давно умер, а мать ушла в монастырь Баль де Грасс, и молодой человек проматывал состояние. Король, любивший его за отвагу и красоту, часто делал ему подарки, но тем не менее репутация маркиза слыла скандальной. - Простите мне мою бестактность, - она вспыхнула и смущенно опустила глаза. Молодой человек холодно улыбнулся. — Мне безразлично, что вы говорите, — заявил он, и в голосе его прозвучала откровенная скука. — Продавайте себе ваш шоколад, мне все равно. Анжелика отошла в сторону, еще более обозленная, говоря себе, что больше не будет обращать внимания на своего кузена с ледяным сердцем. Но это было легче сказать, чем сделать... — Ты так смотришь на красавца Плесси, что это начинает меня тревожить, — обратилась однажды вечером Мари-Аньес сестре. - Только не говори мне, Анжелика, что ты, самая разумная из всех женщин, которых я знаю, позволила себе попасть под чары этого… Она как будто подбирала какой-нибудь уничтожающий эпитет, и, не найдя подходящего, заменила его гримасой отвращения. — Что ты против него имеешь? — удивленно спросила Анжелика. — Что я против него имею? Ну, только вот что: он, такой красивый, такой привлекательный, даже не знает, как нужно брать женщину в объятия. Я думаю, ты согласишься со мной, что это имеет большое значение? — Мари-Аньес, это весьма фривольный предмет разговора для молодой особы, собирающейся уйти в монастырь! — Вот именно. Поэтому давай будем ковать железо, пока оно еще не остыло. Я всегда оцениваю мужчину по тому, как он обнимает меня. Его властные и одновременно нежные руки… Ах, что за удовольствие чувствовать себя в этот момент хрупкой и слабой! Ее красивое, словно вырезанное резцом скульптора личико с глазами жестокого котенка смягчилось, и Анжелика улыбнулась, увидев на нем мимолетное выражение чувственного восторга, которое обычно видели только мужчины. Потом девушка нахмурилась. — Я должна признать, что очень немногие мужчины обладают этим талантом. Но они, по крайней мере, пытаются сделать все, что могут. А Филипп даже не пытается. Он знает только один способ обращения с женщинами: он швыряет их на пол и насилует. Должно быть, он учился любви на полях сражений. Даже самой Нинон не удалось добиться от него чего-нибудь. Возможно, он приберегает ласки для любовников!.. Все женщины ненавидят его тем больше, чем больше их разочарование в нем. Анжелика, наклонившись над огнем, в котором она жарила каштаны, почувствовала, что слова сестры вызвали в ней гнев, и сама рассердилась на себя. Она решила выйти замуж за Филиппа дю Плесси. Это было самым лучшим выходом, который мог все уладить. Но ей хотелось сохранить некоторые иллюзии насчет человека, которого она выбрала в качестве второго мужа. Ей хотелось, чтобы он оказался заслуживающим любви, и тогда она имела бы право полюбить его. *** Сен-Круа зашел в один из салонов, где подавали это новое лакомство: горячий шоколад. Однажды, попробовав этот напиток — сладкий, терпкий, тягучий — он возненавидел его. И сейчас мужчина пришел сюда не из-за него, а из-за той, что его продавала. Разные слухи ходили о мадам Моран, но среди них не было ничего предосудительного. Никто ничего не знал ни о ее семье, ни кто отец ее детей, лишь то, что у нее были связи с Двором чудес, но в этом не было ничего странного — благотворительность среди богатых и сильных мира сего была обычным занятием. Сент-Круа хотелось своими глазами посмотреть на мадам Шоколад, оценить, насколько она опасна для них с Мари. Но появляться на одном из вечеров, что она устраивала у себя, и представляться ей официально ему не хотелось. Входная дверь стукнула и в салон вошла она — мадам Моран. Поздоровавшись с посетителями и персоналом, молодая женщина прошла за дальний столик, куда ей тут же принесли чашку горячего шоколада. Годен никогда не встречал ее лично, но сразу понял, что это она — сколько достоинства и природного аристократизма было в каждом ее движении. Несмотря на всю свою привлекательность, мадам Моран ему не понравилась: светловолосая, с тонкой кожей, будто излучающей свет, и тонкими чертами лица ботичеллевской Мадонны — совсем не в его вкусе. Нет, ему больше по нраву были дьяволицы со жгучими черными глазами и крутым нравом. Как его чертовка Мари… Он все еще надеялся, что маркиза преувеличила опасность и не стоило обращать внимания на глупые женские истерики, но, бросив рассеянный взгляд в сторону окна, Сен-Круа увидел весьма подозрительного типа на другой стороне улицы. Он тоже, как и сам Годен, не спускал глаз с мадам Моран, но, как только заметил пристальный взгляд Сент-Круа, поспешно ушел в тень. Годен напрягся. Слежка за шоколадницей? С чего бы вдруг? Еще одна тайна в копилку мадам Шоколад, а тайны — это всегда подозрительно. И опасно… Тут хозяйка салона встала из-за столика и направилась к выходу. Когда она проходила мимо Сен-Круа, тот поспешно поднялся со своего места и словно нечаянно столкнулся с ней. — Простите меня, мадам, я так неловок, — склонился он в почтительном поклоне. Легким кивком головы Анжелика дала ему понять, что извинения приняты. Когда мужчина выпрямился и они встретились взглядами, ей на миг показалось, что во взгляде незнакомца промелькнуло презрение и даже некоторая брезгливость, но ощущение было настолько мимолетным, что Анжелика даже и не была уверена, что ей это не показалось. Отогнав от себя неприятные мысли, мадам Моран поспешила к двери. Она только что получила письмо от Нинон де Ланкло, что та ждет ее у себя в салоне, и ей не терпелось увидеться с подругой. Сен-Круа задумчиво посмотрел женщине вслед. Какое-то внутреннее чувство подсказало ему, что его ждет нелегкое противостояние с этой таинственной мадам Шоколад… *** — Что вы думаете о Филиппе дю Плесси? — с плохо скрываемым любопытством спросила Анжелика, наклонившись к Нинон. Куртизанка подумала, прижав палец к щеке. — Я думаю, что, когда кто-то знает его хорошо, он находит его гораздо менее приятным, чем он кажется с первого взгляда. Но когда он узнает его еще лучше, то находит, что он гораздо лучше, чем кажется. — Я вас не понимаю, Нинон. — Я хочу сказать, что он не обладает ни одним из тех качеств, которые обещает его красота, он даже не имеет склонности к любви. С другой стороны, если вы посмотрите поглубже, он заслуживает уважения, потому что представляет собой редкостный экземпляр почти вымершей расы: он дворянин в высшей степени. Он помешан на вопросах этикета и ужасно боится посадить пятно на свои шелковые чулки. Но он не боится смерти, и когда он будет умирать, будет одинок, как волк, и ни у кого не попросит помощи. Он принадлежит только королю и себе. — Я не ожидала от него такого величия! — Но тогда вы не замечали также и его мелочности, моя дорогая! У истинного дворянина мелочность в крови. Его герб веками забирал у него остатки человечности. Почему кто-то должен считать, что добродетель и ее противоположность не могут жить бок о бок в одном и том же человеке? Дворянин одновременно и велик, и ничтожен. — А что он думает о женщинах? — Филипп!.. Моя дорогая, когда вы узнаете его, вы придете ко мне и расскажете. — Нинон, не будете же вы уверять меня, что он не спал с вами. — Увы, моя дорогая, именно это я и собираюсь сказать. Я должна сознаться, что все мои таланты оказались бессильными перед ним. — Нинон, вы меня пугаете! — Если говорить откровенно, этот Адонис с суровым взглядом сильно искушал меня. Говорили, что он груб с женщинами, но я не испытываю отвращения к некоторой грубоватости и люблю ее укрощать. Так что я ухитрилась затащить его в свой альков… — А потом? — А потом ничего. Я добилась бы большего успеха со снежной бабой во дворе. В конце концов он признался, что я вообще его не вдохновляю, потому что он относится ко мне по-дружески. Мне кажется, что ему необходимо испытывать ненависть к женщине, чтобы быть в хорошей форме. — Он сумасшедший! — Может быть…, но я бы сказала, что он просто не вовремя родился. Ему надо было родиться лет на пятьдесят раньше. Когда я смотрю на него, он чем-то трогает меня, может быть тем, что напоминает мне молодость. — Вашу молодость, Нинон? — переспросила Анжелика, глядя на тонкое, без морщин, лицо куртизанки. — Но ведь вы моложе меня! — Нет, радость моя. Иногда, когда хотят утешить женщину, ей говорят: тело стареет, но душа остается молодой. Со мной же происходит как раз обратное: мое тело, благодарение богу, остается молодым, но душа моя состарилась. Дни моей молодости совпали с окончанием предыдущего правления и началом нынешнего. Мужчины тогда были совсем другими. Они сражались повсюду: с гугенотами, со шведами, с восставший людьми герцога Орлеанского. Молодые люди умели сражаться, но не умели любить. Они были дикарями в кружевных воротниках…, а что касается Филиппа — знаете, кого он мне напоминает? Сен-Мара, который был фаворитом Людовика XIII. Бедный Сен-Map! Он влюбился в Марион Делорм. Но король был ревнив. И кардиналу Ришелье понадобилось потратить совсем немного усилий, чтобы подготовить его падение. Сен-Мар сложил свою прекрасную белокурую голову на плахе. В те дни многие судьбы сложились трагически! — Нинон, не говорите со мной, как бабушка. Это вам совсем не подходит. — Но я вынуждена принять тон бабушки, чтобы немного побранить вас. Анжелика, мое прелестное дитя, не говорите мне, что вы, знавшая в жизни великую любовь, вдруг опрометчиво влюбились в Филиппа. Он слишком далек от вас. Вас он разочарует еще больше, чем других женщин. Анжелика вспыхнула, и уголки ее губ задрожали, как у ребенка. — Почему вы говорите, что я знала великую любовь? — Потому что я вижу это по вашим глазам. Так редко встречаются женщины, которые носят в своих глазах этот печальный и удивительный свет. Да, я знаю — теперь это уже позади. Почему?.. Не имеет значения. Может быть, вы обнаружили, что он женат, может быть, он обманул вас, может быть, он умер… — Он умер, Нинон! — Тем лучше. Значит, ваша глубокая рана ничем не отравлена. Но… Анжелика гордо выпрямилась. — Нинон, пожалуйста, не будем больше говорить об этом! Я хочу выйти замуж за Филиппа. Я должна выйти за него. Вы не можете понять, но это так, я не люблю его, это правда, но он привлекает меня. И я всегда была уверена, что когда-нибудь он станет моим. Не говорите мне ничего больше… *** Флоримон и Кантор выскользнули в сад, пользуясь суматохой, которую им удалось устроить на кухне благодаря небольшой хитрости с участием пары мышек и ведра тлеющих опилок, куда братья закинули сырую траву. Кухню тут же заволокло дымовой завесой. Барба, всплеснув руками, кинулась спасать находящийся под угрозой срыва ужин и искать виновных, а мальчишки беспрепятственно покинули отель. В наступивших сумерках дети прошли в глубину сада, туда, где Кантор впервые встретился с таинственным незнакомцем. Флоримон, обследовав живую изгородь, нашел широкий просвет. — Ну что, пошли? — взглянул он на младшего брата. Кантор исподлобья посмотрел на него, потом перевел взгляд себе под ноги и, нервно сглотнув, шагнул вперед, словно ожидал, что сейчас земля провалится прямо под ним. Но, насколько бы сейчас ему не было страшно, он помнил, что сам настоял на том, чтобы пойти сюда, так что теперь было поздно поворачивать назад. Мальчики осторожно двинулись к виднеющемуся неподалеку дому. Сад, обступивший их со всех сторон, был неухоженным и больше напоминал дикие заросли. — Ты до сих пор думаешь, что тут кто-то живет? — обернулся к Кантору брат. — Да, — упрямо кивнул тот. Они медленно шли вперед, вздрагивая от каждого шороха. Детское воображение рисовало им призраков в каждой тени и за каждым углом. Они не знали, что граф де Пейрак приказал людям, прибывшим с ним, не попадаться никому на глаза, кто бы не осмелился забрести сюда. Дети дошли до отеля. Вблизи он выглядел таким же необитаемым и зловещим, как и сад вокруг него. Флоримон поднялся на крыльцо, потянул за ручку двери, ожидая, что та окажется запертой, и они с братом отправятся назад, но дверь поддалась. Кантор подошёл к нему и с любопытством заглянул в открывшийся проём. Темнота коридора манила и пугала одновременно, и мальчики, взявшись за руки, шагнули внутрь. Они шли по пустынной галерее, прислушиваясь к звуку собственных шагов и бешеному биению сердец в груди. И тут, когда уже и Кантор готов был сдаться и признать, что в доме никого нет, вдалеке, почти в самом конце коридора, дети вдруг увидели темный силуэт стоящего возле распахнутого в сад окна мужчины. Мальчики остановились и посмотрели друг на друга. Мурашки пробежали у них по спине, от страха засосало под ложечкой и захотелось убежать, но детское любопытство все же пересилило. Де Пейрак, словно почувствовав их взгляды, обернулся. — Добрый вечер, господа, — он отвесил им легкий поклон. — Вижу, месье, вы решили воспользоваться моим приглашением, — обратился граф уже к Кантору. Дети во все глаза смотрели на высокого худого господина в черном костюме. Но, как они не старались, разглядеть его лицо в темноте коридора у них не получалось. — Да, мессир, — подал голос Кантор. — А вы... и есть тот самый хромой колдун? - выпалил Флоримон, подаваясь вперед. Де Пейрак улыбнулся. — Там, где я жил раньше, меня называли волшебником. — Волшебником? — переспросил Кантор. — Да. — А где вы жили? — снова подал голос Флоримон. — Много где. Я путешествовал по Индии, Китаю, был в Африке и в Америке... Бороздил просторы Средиземноморья на своем корабле... Жоффрей де Пейрак, не переставая говорить, подошел к ним поближе. Мальчики задержали дыхание, рассматривая его лицо: левую щеку незнакомца пересекали два старых шрама, резко выделяющиеся на загорелой коже. — Я же говорил, что у него шрамы, — шепнул Кантор брату. Флоримон же смотрел на мужчину, не отрываясь, словно этот человек напоминал ему кого-то из далекого полузабытого сна. — А вы похожи, — вдруг проговорил Кантор, переводя изумленный взгляд с колдуна на брата. Де Пейрак с волнением посмотрел на своего младшего сына. — А вы, сударь, копия своей матери, — дрогнувшим голосом наконец произнес он. — Вы знаете нашу маму? — нахмурился Флоримон. - Откуда? — Это долгая история, — ответил ему Жоффрей. - Когда-нибудь я расскажу ее вам, но не сейчас... Он еще не был готов открыться сыновьям и не был уверен, что мальчики поймут все, как надо, да и история о воскресшем отце казалась ему ужасно неправдоподобной. И, стоя всего в нескольких шагах от них, своих наследников, плода их с Анжеликой любви, граф боролся с отчаянным желанием обнять их, прижать к себе, понимая, что это только напугает детей. — Как ваше имя? — продолжал спрашивать Флоримон, в глазах которого светился тот же огонек любопытства, который заставлял юного Жоффрея читать книги, изучать различные науки, а шестнадцатилетним, несмотря на хромоту и слезы матери, отправиться в плавание. — Я отвечу вам, месье, если вы пообещаете мне молчать о нашей встрече, — серьезным тоном ответил мужчина. — Обещаю, — кивнул ему Флоримон. — Я тоже, — отозвался Кантор. — Меня зовут Жоффрей де Пейрак де Моран дʼИрристрю. Имя отразилось от стен коридора и растворилось в тишине ночи. Все трое замерли, словно вслушиваясь в отголоски затихающего эха. — Так вы действительно тот, кто построил отель! — наконец прервал затянувшееся молчание Флоримон. - А разве вас не сожгли на костре? — Пытались, — усмехнулся краешком рта Пейрак. — Но мне удалось сбежать. — В Африку? — тут же подхватил Кантор. — Не совсем, — покачал головой граф. — Расскажете? — Обязательно, — с улыбкой ответил Жоффрей, - но в следующий раз. А сейчас вам пора домой, пока вас не начали искать. Дети послушно кивнули. — Мой человек проводит вас до изгороди, — де Пейрак подошел к окну и негромко постучал. За стеклом тут же возник слуга и низко поклонился графу. — До свидания, господа, надеюсь, мы скоро увидимся, - обратился Жоффрей к мальчикам. — До свидания, месье, — нестройно отозвались они в ответ. Дети без труда нашли дорогу назад, сопровождаемые молчаливым слугой. — Я же говорил, что это он! — воскликнул Кантор, как только они оказались в своем саду. — Говорил, говорил, - оборвал его брат, прикладывая палец к губам. - Но рассказывать об этом никому нельзя, понял? — Понял, — насупился Кантор, потом снова встрепенулся. — А когда мы пойдем туда снова? — Когда получится. А сейчас давай скорее домой, пока Барба не кинулась нас искать, — и Флоримон потянул младшего брата в сторону отеля.
Nastia: Клеманс классно то как , и интригующе . А продолжения скоро а то уже натерпеться узнать что дальше? Я хоть надеюсь Жоффрея во время появиться перед Анжеликой а то еще за Филю выскочить .
Клеманс: Nastia пишет: Клеманс классно то как , и интригующе . А продолжения скоро а то уже натерпеться узнать что дальше? Я хоть надеюсь Жоффрея во время появиться перед Анжеликой а то еще за Филю выскочить . Спасибо. Недели две. Я честно постараюсь не затягивать. Жоффрей появиться как-никогда вовремя, в церкви, с криком: "Я против этого брака!"
Nastia: Клеманс пишет: Жоффрей появиться как-никогда вовремя, в церкви, с криком: "Я против этого брака!" Эээ нет ненадо лучше до он парень гордый а то ще заберет сыновей в охапку и все пиши пропало
Клеманс: Nastia пишет: Эээ нет ненадо лучше до он парень гордый а то ще заберет сыновей в охапку и все пиши пропало Первое апреля!!! Никому не верю! Все будет хорошо, но не сразу
Nastia: Клеманс пишет: Первое апреля!!! Никому не верю! Все будет хорошо, но не сразу Йомайо уже второй раз попалась ех не везуха
княгиня Спадо: Ой,я вся заинтригована! Вот только мне кажеться что не правильно было-бы Пейраку говорить что он колдун и что он хозяин отеля, а то мальчики ведь могут и проговориться о встрече с ним. А еще Пейрак назвал полное имя, что вообще недопустимо в его положении!
Violeta: княгиня Спадо пишет: Вот только мне кажеться что не правильно было-бы Пейраку говорить что он колдун и что он хозяин отеля, а то мальчики ведь могут и проговориться о встрече с ним. А еще Пейрак назвал полное имя, что вообще недопустимо в его положении! Не проговорятся - это ж ТАЙНА! Мальчишки такое любят. Я так не перестаю балдеть от линии Бренвилье- Сент-Круа, в романе она слабо показана, я б развила. Все эти яды, колдуньи, магия - уххх!
Светлячок: Спасибо, автор, за продолжение! Клеманс пишет: Спокойно, остановите карательные меры! Я просила неделю, я ей воспользовалась. Никаких карательных мер, ну, по крайней мере пока идете в графике Клеманс пишет: И, стоя всего в нескольких шагах от них, своих наследников, плода их с Анжеликой любви, граф боролся с отчаянным желанием обнять их, прижать к себе, понимая, что это только напугает детей. Прям, мурашки у меня побежали от этого предложения, прочувствовала на себе. Клеманс пишет: пасибо. Недели две. Я честно постараюсь не затягивать. Запмним, отметим, утвердим Клеманс пишет: Все будет хорошо, но не сразу Надеюсь, для этого понадобится не 15 лет княгиня Спадо пишет: Вот только мне кажеться что не правильно было-бы Пейраку говорить что он колдун и что он хозяин отеля, а то мальчики ведь могут и проговориться о встрече с ним. А еще Пейрак назвал полное имя, что вообще недопустимо в его положении! А кто же им поверит, это же дети? Анж и Дегре слушать не хотела, вон, вся мыслями уже в замужестве. Тем более, сколько они у Голон молчали, ничего матери не говорили, а успели за это время и Барбе пятки поджечь и Паскалу раскрутить на рассказы. Мальчишки когда объединяются в банду под общим делом никогда не расколятся
Леди Искренность: Отличное продолжение! Ваш личный вклад в роман, то, как вы ведете сюжет, слог, стиль, герои - ВСЕ очень и очень мне нравится! Спасибо большое! Жду с нетерпением продолжения! Единственно, на мой личный вкус, тот вариант перевода авторского текста, который вы выбрали для вставок не очень удачный, я бы его правила и правила.
Анна: Прекрасное продолжение, спасибо большое. Буду ждать с нетерпением продолжения. Жоффрей хороший психолог, понял, что мальчики не расколются. Линия Сен-Круа и Бренвилье тоже интригующая. Жоффрей столкнется с Сен-Круа? И кстати, кто следил за Анжеликой? Жоффрей? Дегре?
аня: о,хотя это не моя тема,равнодушна к Филу..заинтересовала меня истоия Сент Круа,он же вроде как влюблен в госпожу де бранвилье?))а вот как все начиналось то...да,еще одна пропущенная страница в копилу голонов
toulouse: Клеманс, это не давление, конечно, ни-ни, но... 2 недели, обещанные вами, на исходе) Мы ждем)))
Светлячок: toulouse пишет: Клеманс, это не давление, конечно, ни-ни, но... 2 недели, обещанные вами, на исходе) Мы ждем))) Ага-ага, три счастливых дняяяяя, осталось у меняяяя, осталось у меняяяяя всегоооо
полная версия страницы