Форум » Творчество читателей » Что вы знаете о любви? » Ответить
Что вы знаете о любви?
Светлячок: Перечитала я наши претензии к Пейраку, накомментировала кучу всего на его счет на фикбуке и все это время варила свое видение снятия маски. Как бы мне хотелось? Чтобы вот поменьше оскорблений, непонятных претензий и ненужных оправданий. А при работе над фанфиком Violeta "Через океан" напало на меня вдохновение (ей отдельное спасибо за помощь ), и написалась эта сцена. Не знаю, выльется ли она в полноценный фанф, я очень боюсь ввязываться в длинные работы, но пока попробую выдать свою версию плавания нашей сладкой парочки . Я думаю, что все в разговоре Анжелики и Рескатора пошло не в ту степь с того момента, как она заявила о том, что выходит замуж за Берна. Тогда-то Остапа Пейрака и понесло , вот я и подумала, а что, если... События начинаются с того момента, когда Анжелика получила приглашение от Рескатора провести ночь в его компании (то есть перед первой бурей, после которой и состоялось по канону снятие маски), только чуточку раньше, пока солнце полностью не зашло ________________________________________________________ Часть 1. Когда Анжелика поднималась по ступенькам трапа на ют, в мыслях у нее царил такой же хаос, как и на море. Подобно клокочущим вокруг корабля косматым пенистым валам, в ее душе бушевали самые противоречивые чувства. Прошло уже почти восемь суток с тех пор, как они покинули Ла-Рошель, взяв курс на запад, а она все еще не дала ответа мэтру Берну. И ничего не происходило... Мир, ограниченный для нее теперь бортами "Голдсборо", словно погрузился в спячку, укачиваемый неспешным ходом корабля. Минуты перетекали в часы, часы - в дни, а Анжелика все продолжала ждать. С самого первого раза, когда она ступила на палубу этого судна, она не переставала размышлять над теми чувствами, которые внушал ей Рескатор, и то отчаянно желала его увидеть, то, напротив, страшилась этой встречи. А он, словно догадываясь о ее смятении, больше не искал ее общества. После того, как она твердо решила, что ей следует остерегаться как его, так и своих собственных порывов, его исчезновение, казалось, должно было принести ей облегчение. Однако вместо радости Анжелика ощущала беспокойство. Капитана почти совсем не было видно. Только когда в отведенные для прогулок часы пассажиры выходили на палубу, им порой случалось заметить вдалеке, на юте, его силуэт в темном, развеваемом ветром плаще. И вот теперь он позвал ее, передав послание через своего друга - арабского врача Абд-эль-Мешрата. Анжелика не смогла бы ясно описать то, что она сейчас чувствовала: гнев из-за услышанной просьбы провести ночь с капитаном; тревогу от того, как на эти слова отреагировали ее друзья-гугеноты и в особенности мэтр Берн; и какое-то лихорадочное нетерпение, в котором она стыдилась признаться самой себе, оттого, что была рада вновь увидеться с Ним... Надежда то и дело уступала место страху, и тот вдруг начинал сдавливать ее грудь, словно тисками. Сейчас что-то произойдет! Что-то ужасное, сокрушительное, от чего она уже вовек не оправится… В сопровождении чёрного, как ночь, мавра Анжелика вновь оказалась в апартаментах капитана, где вечером, после отплытия из Ла-Рошели, она пришла в себя на восточном диване. В сгущающихся вечерних сумерках тускло поблескивали золотом мебель и украшающие капитанскую гостиную безделушки, но их очертания уже тонули во тьме. В воздухе был разлит какой-то приятных запах, в котором Анжелика не без волнения узнала аромат духов, исходивший от одежды Рескатора. Видно, он сохранил эту свою утонченную средиземноморскую привычку, как сохранил пристрастие к кофе, коврам и диванам с шелковыми подушками. Хозяин этих роскошных покоев стоял, склонившись над большим столом, который был заставлен различными приборами, песочными часами и замысловатыми блестящими инструментами, среди которых стопками лежали многочисленные карты, свертки и раскрытые книги. Венецианские светильники с красными стеклами и золотыми подвесками, освещавшие мужчину с обеих сторон, придавали его фигуре особое величие, и Анжелика в который раз подумала, что он и впрямь какое-то особое, необыкновенное существо. Иначе как объяснить то волнение и даже некоторый страх, которые она испытывала при каждой встрече с ним? - Вот и вы мадам, - улыбнувшись уголком рта, проговорил пират, оторвавшись от своих записей. - Я позвал вас, чтобы поговорить об одном важном деле, - мужчина учтивым жестом предложил Анжелике сесть. Его дружелюбная улыбка и тон, лишенный привычного сарказма, сбили женщину с толку. Она пришла сюда, чтобы дать отпор этому возомнившему о себе невесть что пирату, но никак не рассчитывала на столь любезную встречу. Важное дело? Вся ее злость вмиг куда-то улетучилась, уступив место женскому любопытству. - Я слушаю вас, монсеньор, - ответила она, присаживаясь на краешек кресла, стоявшего около стола с привинченными к палубе ножками. Рескатор вновь склонился к разложенным на столе бумагам. - Поскольку море сейчас неспокойно, и каждый день может стать для нас последним, я решил не стоять на пути у двоих влюблённых и готов выполнить вашу просьбу, - он пробежался глазами по строкам. - Согласно моим расчетам, вскоре нас ожидает весьма увлекательная встреча с морской стихией, поэтому нам стоит поторопиться. Что вы думаете о том, чтобы провести церемонию через два дня? - он поднял на неё свои чёрные глаза, в которых блеснули насмешливые искорки. - Церемонию? - непонимающе переспросила она. О чем это он? - Как? Неужели вы забыли о том, что собираетесь связать себя узами брака с мэтром Берном? - с наигранным изумлением проговорил пират. - Смею вам доложить, что ваш жених весьма нетерпелив, сударыня. Накануне он заявился ко мне без приглашения и потребовал, чтобы я поженил вас как можно скорее. Разве вы не в курсе своего предстоящего замужества? - его губы растянулись в ироничной улыбке. Анжелику бросило в жар. Так значит, не дождавшись ее ответа, мэтр Берн начал действовать, решив все за неё?! И он даже не соизволил сказать ей, что уже поговорил об этом с капитаном корабля! Будто не замечая ее состояния, Рескатор продолжал: - Признаюсь, эта новость была для меня полной неожиданностью, учитывая, что... - мужчина несколько помедлил, скользнув по Анжелике красноречивым взглядом, - за вами числится должок. Ну да ладно, - преувеличенно горестно вздохнул он, - кто я такой, чтобы решать судьбу чужого счастья... Так что вы думаете по поводу предложенной мною даты, мадам, дотерпите до послезавтра? - Послезавтра? - в замешательстве пробормотала Анжелика. Она была застигнута врасплох. В глубине души она понимала, что мэтр Берн поступил так, чтобы оградить ее от приставаний этого ренегата, ведь торговец давно заметил, что эти двое крепко связаны какой-то общей тайной. Ей даже пришлось рассказать унизительную правду о своих злоключениях на Средиземном море, чтобы заверить гугенота в том, что она не является любовницей хозяина "Голдсборо". Но сейчас Анжелика была ошеломлена тем, что мужчины сговариваются о ее судьбе за ее спиной. - А зачем тянуть? - вывел ее из раздумий хриплый голос капитана. - Куда подевалась ваша решительность, госпожа Анжелика? - насмешливо осведомился он, выпрямившись и выйдя из-за стола. Теперь Рескатор возвышался перед ней, словно могучая скала, облокотившись о край столешницы и скрестив руки на груди. - Или вы передумали? А может, мэтр Берн просто недостаточно хорош для вас? - с этими словами он склонился к ней, нависая, как большая хищная птица, преследующая свою жертву и готовая в любую минуту кинуться на добычу. Анжелика вздрогнула, увидев прямо перед собой его кожаную маску с искусственным носом, походившим на клюв, и алмазно-твердый, невыносимо пронзительный взгляд, сверкавший из-за прорезей этой маски. Рескатор коснулся рукой ее щеки и мягким, но властным движением приподнял ее подбородок, заставляя взглянуть на него. - Трепещет ли ваше сердечко, когда он смотрит на вас? - пират улыбался, пристально всматриваясь в бледное лицо Анжелики, в ее большие зеленые глаза, расширившиеся сейчас от удивления и растерянности. - Пробегает ли дрожь по вашей прекрасной коже, когда он касается вас? - тихо продолжал мужчина, медленно проводя пальцами по изящной шее и скользя по тонкой ключице. Анжелика сидела, словно заворожённая. Слова и прикосновения Рескатора окутывали ее, подобно шелковому кокону, мягко, но настойчиво, и она была не в силах пошевелиться. Взгляд его горящих черных глаз притягивал, а прикосновения умелых рук заставляли кровь быстрее мчаться по венам. В нем была неодолимая магнетическая сила, и несколько мгновений женщина была не в силах отвести глаза, точно птичка под взглядом змеи. - Кружится ли ваша голова, когда он целует вас? - и вот уже его губы оказались в опасной близости от ее губ. Как она ни старалась совладать с собой, ее тело отказывалось подчиняться разуму. Пока Рескатор не касался ее, Анжелика еще могла ему противиться, но теперь, почувствовав себя в его власти, она смешалась. Какое-то странное волнение охватило ее. Она так давно не ощущала ничего подобного… Она говорила себе: «Это страх», но то был не страх... Впервые после долгих лет одиночества и тоски по любви, Анжелика с удивлением почувствовала отголоски зарождавшегося желания, и ее сердце учащенно забилось. - Как думаете, что подумал бы ваш жених, если бы сейчас увидел нас вместе? - вкрадчиво спросил Рескатор, опаляя ее губы своим дыханием. Надломленный приглушенный голос пирата заставил женщину вынырнуть из забытья. Что с ней происходит? Анжелика в ужасе отшатнулась от него, вцепившись руками в подлокотники кресла. Она была сама не своя и снова попалась в ловушку, расставленную этим искусителем, ловко играющим на чужих слабостях! Он в очередной раз посмеялся над ней, а она в очередной раз купилась на его уловки. - Мой... - отчего-то она не могла произнести этих слов "будущий муж". - Мэтр Берн - мой лучший друг, и он самый честный и благородный человек на этом корабле! - с вызовом ответила Анжелика, стараясь унять колотящееся в груди сердце. - Так вы выходите за него замуж, потому что он ваш друг? Какая прелесть! Видимо, я недооценивал сокрушительную силу дружбы и поистине непостижимые глубины благородства этого унылого торговца, - парировал Рескатор, выпрямляясь. - А как же любовь, мадам? Или она ничего для вас не значит? Обида и злость, словно проснувшийся после долгой спячки вулкан, заклокотали в Анжелике с неистовой силой оттого, что кто-то посмел усомниться в ней, в ее способности любить и отдавать любви всю себя без остатка, бороться за нее, не жалея сил и даже самой жизни. Как мог этот чёрствый, словно камень, человек судить ее? Ее, чья жизнь была посвящена любви, которая не раз помогала Анжелике вырваться из костлявых лап смерти, когда, казалось, на спасение не было ни единого шанса; когда разъедающая душу пустота заполняла ее изнутри, заставляя захлёбываться тоской и отчаянием. - Что вы, подлый пират, знаете о любви?! - в сердцах бросила она Рескатору, вскочив на ноги. - Разве вы любили когда-нибудь? Она с вызовом взглянула ему в глаза, готовая, словно волчица, броситься на охотника, чтобы защитить своё дитя, как вдруг взгляд мужчины, стоявшего перед ней, из насмешливого стал серьёзным. Он пристально смотрел на Анжелику, и лишь плеск волн, мерно бившихся о борт корабля, нарушал эту гнетущую тишину. - Любил, - после некоторого молчания произнёс он одними губами. - Свою жену. В его хриплом голосе женщине почудились нотки горечи. Резко развернувшись, Рескатор подошел к шкафчику в глубине салона и открыл дверцу. Анжелика, ожидавшая яростной схватки и язвительных препирательств, была обескуражена его признанием. Она смотрела на крепкую спину мужчины, его широкие плечи, обтянутые бархатным камзолом, и не знала, что сказать. - У вас есть жена? - изумленно проговорила она, опускаясь в кресло, и в этот миг ей показалось, что пират вздрогнул. Или это отблески от тусклого, чуть дрожащего от качки света ламп играли с ее сознанием? Комната уже полностью погрузилась в полумрак, и это придавало их беседе оттенок немного таинственный и даже отчасти зловещий. Теперь, когда Рескатор отошел от нее на некоторое расстояние, Анжелике показалось, что он не человек, а какой-то мрачный, темный призрак, пришедший, чтобы повергнуть в смятение ее душу. - У меня БЫЛА жена, - с нажимом поправил ее Рескатор, не оборачиваясь. Анжелика во все глаза смотрела на этого сильного, загадочного мужчину и никак не могла поверить в правдивость его слов. Неужели он способен любить? Перед ней вдруг явственно предстала картина их первой встречи в батистане: его чарующий голос, нежные руки, его заботливый и вместе с тем изучающий взгляд. Тогда он был совсем другим, не таким, как сейчас, и отчего-то казался ей очень близким. Несмотря на то, что он был для нее незнакомцем с закрытым маской лицом, Анжелика чувствовала себя в безопасности в его объятиях, словно он был не хозяином, купившим ее за огромную сумму на торгах, а волшебником, в чьих силах было подарить ей новую жизнь. Пират медленно повернулся к ней и протянул молодой женщине бокал с вином. Ни словом, ни жестом он не выдал своих истинных чувств, и лишь жесткая кожаная маска знала, как от волнения расширяются крылья его носа, и хмурятся брови, сурово сходясь к переносице. Каким был этот грозный мужчина в любви? Безусловно, слава о нем, как о ценителе женской красоты и обладателе самых прекрасных одалисок Средиземноморья, была известна Анжелике, но не было ли это искусно разыгранным спектаклем, призванным скрыть неспособность Рескатора забыть ту, чей образ, похоже, до сих пор преследовал его? Анжелика вспомнила, как в первый вечер их путешествия, когда она на палубе схватилась за его бархатный камзол, ее рука ощутила под тканью не живое человеческое тело, а некую твердую оболочку. "Неужели и его сердце, подобно телу, заковано в латы?" - подумала она тогда. Неожиданно перед внутренним взором Анжелики предстал тот, другой, который некогда смог завладеть всеми ее мыслями, как сейчас Рескатор, такой же надменный и неприступный - Филипп де Плесси-Бельер, ее второй муж, этот прекрасный бог войны Марс с его холодным и нарочито безразличным взглядом светло-голубых глаз. Ах, Филипп, как он злился на неё за тот гнусный шантаж, как боролся со своими чувствами, как не хотел покориться ей, но в конце концов больше не смог противиться, впустив любовь в своё жестокое сердце! Филипп... бедный Филипп. Он ненавидел ее до любви... Время шло, никто из них не произносил ни слова, и в наступившей тишине Анжелика вдруг явственно различила похожий на душераздирающее стенание вой ветра в вантах и парусах, и этот тоскливый звук мучительной болью отозвался в ее сердце. "Все сильные мужчины становятся беспомощными перед чарами любви. Одни теряют душу, а другие - жизнь". - Что с ней случилось? Она умерла? - слова слетели с губ прежде, чем Анжелика осознала их бестактность. - В некотором роде, - спокойно ответил Рескатор. - Много лет назад. - Простите.., я не хотела... - она опустила глаза, коря себя за несдержанность. - Пустое, - перебил ее мужчина. - Она предала меня и, как оказалось, никогда не любила, - Рескатор не отрывал своих чёрных глаз от лица Анжелики. - Я хотел бы поднять этот бокал за верность, сударыня, вы не против такого тоста? Опрокинув в себя вино, пират вновь испытующе посмотрел на нее и вдруг неожиданно спросил: - А вы когда-нибудь предавали, мадам? Его взгляд словно прожигал ее насквозь, и ей стало тяжело дышать. Анжелика сделала слишком большой глоток из своего бокала и тут же закашлялась. - Осторожно, моя дорогая, не пейте все залпом, - ухмыльнулся он. - Это вино очень опасно, оно легко развяжет вам язык и заставит рассказать мне все ваши самые сокровенные тайны. Ну, это уже было слишком! Анжелика выпрямилась в кресле, готовая вновь сцепиться с ним не на жизнь, а на смерть. Тот краткий миг, когда он показался ей другим, настоящим, уже миновал, словно его и не было вовсе. - Мне нечего бояться, монсеньор, - сбросив оцепенение, твёрдо ответила она. - Я всегда была честна с теми, кто мне дорог. - Ну надо же! Кто бы мог подумать, что женщина, подобная вам, будет с таким апломбом рассуждать о честности! - проговорил пират и расхохотался. - И как ваш будущий муж, господин Берн, воспринял новость о том, что ему в супруги достанется жена сожжённого колдуна, вдова маршала, фаворитка короля Франции, наложница султана?.. Я никого не забыл? Право, же, вы истинный образец преданной женщины, - проговорил он между двумя взрывами хриплого хохота, от которого Анжелике сделалось не по себе. Она смертельно побледнела. Ей показалось, что дыхание ее вот-вот остановится, и она с трудом нашла в себе силы поставить дрожащей рукой бокал на стол. - Да как вы смеете? - голос ее звучал спокойно, но Анжелику буквально трясло от едва сдерживаемой ярости. Как же она ненавидела его в этот момент! За его оскорбительные намеки, за эти несправедливые слова, брошенные ей в лицо, за свою предательскую слабость к нему, за то, что так долго мечтала об этом загадочном человеке, как о герое сказок тысячи и одной ночи, а сейчас перед нею стоял банальный пират, в котором не было ни капли уважения к ней... - Вы ничего не знаете обо мне! Вы ничего не знаете о моей жизни, не знаете, при каких обстоятельствах я познакомилась с мэтром Берном... - она захлёбывалась словами, но не могла сдержаться. Анжелика знала, что не должна была говорить этого, никому и никогда, но была не в силах остановиться, словно это признание могло навсегда разорвать ее связь с прошлой жизнью. - Как я выживала после смерти первого мужа, лишившись всего. Вы не знаете, как залечивала раны от побоев второго, а король... - Мадам, только не говорите мне, что и его величество жестоко обращался со своей любовницей, поднимая на неё руку! - иронично перебил ее Рескатор. Анжелика задохнулась, словно от пощёчины. Ее душу переполняли ярость, обида и гнев. Слезы подступали все выше и тугим комком стояли в горле. Сама не зная почему, она хотела доказать этому пирату, что он заблуждается на ее счёт, хотела раз и навсегда покончить с тенями из прошлого, которые настигли ее даже здесь, в бескрайнем океане. Она не позволит им последовать за ней туда, в новые земли, в новую жизнь! Она чувствовала, что именно сейчас, на этом корабле, рядом с человеком, который называл себя Рескатором, сольются, словно реки, все ее прежние жизни, такие многочисленные и разнообразные. Анжелика вскочила и принялась остервенело, всеми десятью пальцами рвать шнуровку своего корсажа, распустила ее, стянула книзу рубашку и обнажила плечо. — Смотрите! Смотрите, что слуги короля сделали с его так называемой любовницей! — выкрикнула она. — Они заклеймили меня королевской лилией! Рескатор встал и подошел к ней. Он осмотрел след от раскаленного железа с вниманием ученого, исследующего некую интересную редкость. При этом он ничем не выказал чувств, которые вызвало у него ее признание. — В самом деле, — сказал он наконец. — А гугеноты знают, что приютили у себя висельницу? Анжелика уже жалела о своем необдуманном поступке. Палец Рескатора как бы между прочим гладил маленький, жесткий шрам, но даже от одного этого легкого прикосновения ее бросало в дрожь. Она попыталась было вновь стянуть на себе рубашку и корсаж, однако он удержал ее, крепко стиснув ее руки выше локтей. — Они знают об этом? — Один из них знает. — Во французском королевстве клеймят только проституток и преступниц. Она могла бы сказать ему, что клеймят также и гугеноток и что ее приняли за одну из них. Но ею уже начала овладевать паника. Та самая, столь хорошо знакомая ей паника, которая парализовала ее всякий раз, когда ее пытался обнять желающий ее мужчина. — Ах, да какая вам разница! — сказала она, пытаясь освободиться. — Думайте обо мне все, что вам угодно, только отпустите меня. Однако он вдруг прижал ее к себе, как в первый вечер после отплытия, прижал так тесно, что она не могла ни поднять голову к его жесткой кожаной маске, ни упереться ладонями ему в грудь, чтобы оттолкнуть его. Он сжимал ее только одной рукой, но рука эта была тверда, как стальной обруч. Другой рукой он коснулся шеи Анжелики, и его пальцы медленно скользнули вниз, к ее груди, угадывающейся в раскрытом вороте рубашки. — Вы надежно прячете свои сокровища, — прошептал он, касаясь губами ее виска. Прошло уже несколько лет с тех пор, когда ее в последний раз ласкал мужчина, и притом ласкал столь дерзко. Она вся напряглась под прикосновением его властной руки, которая со спокойной неторопливостью удостоверялась в том, что ее тело нисколько не утратило своей красоты. Ласки Рескатора сделались еще настойчивее; он знал свою власть над женщинами. Анжелика была не в силах пошевелиться и едва дышала. С нею произошло что-то странное: по ее телу вдруг разлился жар, и в то же время ей показалось, что сейчас она умрет. «Ох, хоть бы он меня отпустил, — мысленно умоляла она, — не то я стану его рабыней, его игрушкой. Он отнимает у меня силы. Почему?». Она с трудом выговорила: — Оставьте меня! Отпустите! Ее запрокинутое лицо исказилось, точно от боли. — Я внушаю вам такой ужас? — спросил Рескатор. Он больше не прижимал ее к себе. Она попятилась к стене и бессильно прислонилась к ней спиной. Пират задумчиво смотрел на нее, и она догадалась, что он озадачен чрезмерностью ее реакции. Опять, опять она повела себя как помешанная, а ведь прежде такого за ней не водилось… Что это было, что с нею сейчас произошло? Этот сладкий трепет, который она ощутила при прикосновении нежных умелых мужских пальцев.., ведь она его узнала: это было пробуждение чувственности, желание предаться страсти… С ним ей не было бы страшно, она была в этом уверена. Однако, глядя в ее глаза, он наверняка увидел в них ужас — а того, что этот ужас внушен не им, он не знал. Она и сейчас еще не осмеливалась поднять на него глаза. Как человек умный, Рескатор, похоже, принял свою неудачу философски. — Честное слово, вы пугливее девственницы. Кто бы мог подумать? - он снова облокотился о стол и скрестил руки на груди. - Или вы так верны своей будущей супружеской клятве? - усмехнулся он. - Интересно, а ее вы забудете также быстро, как ту, которую дали первому мужу, а затем - второму? И я уже молчу о том соглашении, что мы заключили с вами перед тем, как вы ступили на борт моего корабля - в самом деле, много ли стоят обещания, данные пирату? — в каждом его слове сквозил сарказм. - Как ни горько это признавать, мадам, но во всякой женщине скрыта обманщица. Кровь бросилась Анжелике в лицо, и ей лишь с трудом удалось сохранить самообладание. Глаза ее метали молнии. — Вы не имеете права так со мною разговаривать! По какому праву вы оскорбляете меня? По какому праву вы допрашиваете меня, как.., как полицейский? - Я имею на вас все права. Он сказал это бесстрастно, мрачным тоном, который, однако, испугал Анжелику куда больше, чем любые угрозы. «Я имею на вас все права…» Женщина открыла было рот, собираясь высказать ему все, — но тут судно резко накренилось, подхваченное особенно высокой волной, и ей пришлось ухватиться за кресло, чтобы не упасть. Она держалась на ногах не так твердо, как Рескатор, который, казалось, был припаян к палубе. Пират выпрямился, прислушиваясь к тишине, и жестом приказал ей молчать. - Началось, - серьёзно проговорил он, и в следующий миг его словам вторили оглушительные раскаты грома. Корабль резко качнуло, со звоном сбросив со стола мелкие побрякушки, а ночное небо белым всполохом рассекла яркая молния.
Violeta: Bella пишет: девочки, "английские ученые провели исследования... " короче, по НЛП, или техника "помидоры" или "45/15/45" и т.д. утверждают, что очень полезно для мозговой деятельности не заниматься одним фанфиком делом, а разнообразить: 45 мин- один фанфик, 15 мин-перерыв/отдых/чай, 45- другой фанфик... и т.д. - Чо там доктор говорит? - Говорит - помрешь ты скоро! Вы не забывайте, что у нас со Светлячком и так +1: один пишем, другой редактим
toulouse: Violeta пишет: Говорит - помрешь ты скоро! Эй, такого дохтора нам не надо! В шею его!
Nastia: toulouse пишет: Эй, такого дохтора нам не надо! В шею его! Подальше его
Светлячок: Фух, наплавалась я в болоте Пейраковских мыслей, которые нам Голон выдала, и таки вынырнула! Эта глава - эксперимент: я хотела попробовать показать мысли Рескатора об Анж, но еще в обличии пирата, то есть читатель, как и Анж не знает, что это Жоффрей, и вместе с ней должен об этом догадываться _________________________________________ Часть 2. Соленые колючие брызги упрямо жалили в лицо, там, где кожа не была прикрыта маской, но сейчас Рескатора мало волновал разыгравшийся шторм. Это был его океан, его стихия, которой он повелевал с виртуозным умением: искусно и решительно. Он стоял на капитанском мостике, широко расставив ноги, и, казалось, ничто не способно было сдвинуть его с места. Какая великолепная битва: море, льды и посреди - их маленькая скорлупка! Однако долгая схватка с враждебной стихией, которую он вел на протяжении этой ночи, не приносила ему знакомого удовлетворения. В его душе сейчас разразилась другая буря, внезапная и опустошающая, и имя ей было - Анжелика. Она была непредсказуема и смертельна, и с каждым днём он все сильнее убеждался в том, что если не возьмёт себя в руки, то не сможет выйти из неё победителем... Анжелика нанесла свой первый удар внезапно, тогда, когда он совсем не ожидал подвоха - в ту самую ночь у берегов Ла-Рошели... После их последней встречи на рынке в Кандии он представлял ее в образе прелестной зеленоглазой одалиски, покорившей своей красотой Средиземное море, или же величественной маркизы дю Плесси-Бельер - первой дамы двора, высокомерной и властной фаворитки короля-Солнце, но только не продрогшей грязной служанки с ободранными до крови руками, облаченной в жуткие тряпки и молящей его о спасении ее друзей. Увидев Анжелику в ее убогом платье и выяснив, что у нее есть хозяин - торговец спиртным и соленьями, большой знаток Библии - он был ошеломлен. Да, тут было отчего потерять рассудок! Ему никогда не забыть, как она явилась перед ним - мокрая, растерянная… Ее вид так разочаровал его, что он даже не почувствовал к ней жалости, а мгновенная радость от встречи сменилась неверием. Мокрые слипшиеся волосы, некогда пышные и блестящие, сейчас походили на темные скользкие водоросли, а мертвенная бледность лица, искаженного страхом, делала ее похожей на русалку, словно она была существом, пришедшим из царства теней. Разве это могла быть она, некогда самая прекрасная и самая желанная из женщин?.. Сбросив с себя оцепенение, он, как гостеприимный хозяин, укутал ее в свой плащ и предложил кофе, ведь даже продрогшие до костей морские нимфы нуждаются в тепле и заботе. И только он начал привыкать к этой странной незнакомке, к ее новому облику, как вдруг с волнением заметил, что она начала оживать: ее изумрудные глаза ярко сверкнули, чуть заметно затрепетали крылья точеного носа, вдыхая горьковатый аромат восточного напитка, щеки залил алый румянец, а чувственные губы растянулись в улыбке. Сама того не осознавая, она вновь явила ему свой неповторимый и волнующий образ феи из полузабытых детских сказок... А потом он видел ее, бегущую по склону с толпой своих друзей-ларошельцев, и не мог оторвать от нее взгляд. Ночной ветер трепал золотые волосы Анжелики, выбившиеся из-под чепца, а сама она казалась такой хрупкой и грациозной, будто в любой миг могла оторваться от земли и полететь, словно птица. В ней пылал какой-то странный внутренний огонь, происхождение которого ему было непонятно, но от этого он ещё больше притягивал его, как все неизвестное и таинственное. Она мчалась к нему прямо в руки, и он, радостно рассмеявшись, раскрыл ей свои объятия, как вдруг... Второй удар, безжалостный и точный, прямо в цель, словно пуля в висок - ее дочь, рыжий дикий зверёк, которого она с такой любовью прижимала к себе всю дорогу до корабля и которого с такой нежностью целовала утром в капитанской каюте. "Все, что у меня есть дорогого, я увожу с собой. Вот мое единственное сокровище", - сказала она ему, когда "Голдсборо" покидал Ла-Рошель, теряясь в веренице кораблей Голландского торгового флота. Девочка действительно очень напоминала мать лицом и улыбкой. Правда, рот у нее был больше и не так безупречно очерчен, но в изгибе и выразительности губ читалось столько сходства, что, несмотря на ее рыжую шевелюру и маленькие раскосые черные глаза, в то время как у матери они были огромные и ясные, словно воды источника, сомнений быть не могло: это дочь Анжелики. Плоть от ее плоти - и от плоти другого мужчины. Мужчины, которого она, изнемогая от страсти, приняла в свои объятия с таким же восторженным и томным лицом, какое, сама того не подозревая, явила ему в тот первый вечер на «Голдсборо». Стоя за портьерой, он видел, как Анжелика проснулась и тут же склонилась к ребенку. Его тогда обожгла ревность, потому что в свете заходящего солнца он в очередной раз увидел, что она куда красивее, чем он думал, и еще потому, что спросил себя, черты какого любовника старается она отыскать в лице спящей девочки? И хотя до этого он собирался подойти к ней и снять маску, сейчас он не мог сдвинуться с места, ибо между ними встала стена. Он слышал, как она шепчет нежные слова, как тихо и ласково разговаривает с ребенком. Любила ли она так сильно других своих детей? Нет, никогда... Рескатор тряхнул головой, заставляя назойливые, словно мухи, мысли последовать прочь вслед за каплями, слетевшими с его мокрых волос. Он чувствовал, что с момента их встречи стал вязнуть в болоте вопросов, на которые у него раньше были точные ответы. Теперь же он ни в чем не был уверен. За каким чертом понадобилось прирожденной дворянке, католичке, какой была Анжелика, связываться с этими нетерпимыми, угрюмыми торговцами? Значит, чудом избежав опасностей, грозящих ей в землях ислама - куда ее понесло Бог знает зачем! - она так и не продолжила свои подвиги при дворе? Думая о ней, он всегда видел ее только так - блистательной придворной дамой в сверкании огней Версаля и нередко говорил себе, что именно для этого она и была создана. "Самая прекрасная из придворных дам, больше королева, чем сама королева", - так о ней отзывались повсюду, и с такими мыслями он решил навсегда забыть о ней, когда узнал, что Анжелика жива и снова вернулась ко двору, к нему - тому, кто повинен в их разлуке. А ведь он, похоронив ее там, в пустыне, заклинал Судьбу, чтобы она вернула ему ее, обещая простить все, лишь бы увидеть вновь ее лицо, лишь бы обнять ещё хоть один раз... "Глупец! Тысячу раз глупец!" - горько усмехнулся Рескатор навстречу беспощадному ветру, рвущему штормовые паруса на куски. Зачем ему напоминать ей о себе? Зачем ворошить то, чего уже давно нет, а, может, никогда и не было. Теперь у него есть сыновья, его красивые смелые мальчики, которых она забыла также быстро, как и их отца. Они смогут сами, без неё, она не нужна им - он знал это, был почти уверен, заставил себя поверить... Но отчего тогда он примчался к ней? Отчего, едва услышав от Роша, что она не пойми где и не пойми с кем, одетая, как простолюдинка, слоняется по улицам портового города, снова все бросил? Почему он здесь, раз она ему безразлична? Из-за ларошельцев он вынужден был пуститься в обратный путь, прервав рейс, которым намеревался завершить поставку золота для своих испанских партнеров, и не заключив соглашений о будущих сделках. И все это ради той, которая, как он пытался себя уверить, совсем ему не дорога! А ведь прежде ни разу не случалось, чтобы он из-за женщины нарушил уговор... С каждым разом волны становились все выше и выше, и, казалось, они доходят до самого неба. Словно вторя шторму, бушевавшему в душе Рескатора, они, как дикие звери, громко рычали и набирали силу, грозясь захватить корабль в свои стальные объятия так же, как сейчас мысли об Анжелике поглотили все его существо. - Взять рифы! Грот и фок на гитовы! - эти команды были ему до того привычны, что нисколько не отвлекали от тяжёлых раздумий. Никаким напряжением воли он не смог бы сейчас избавиться от этого наваждения - мыслей о ней. Анжелика была его навязчивым видением, желанным и бесплотным, как огни святого Эльма, сулящие гибель морякам. Кто она? Какой стала? Что случилось с ней? Круговорот нескончаемых вопросов мучал и раздражал его, заставляя терять бдительность и забывать о том, что раньше казалось важным и значимым. Всегда такой заботливый, когда дело касалось его команды, Рескатор сейчас совсем о ней не думал. Ему не было дела ни до экипажа, ни до сорванных сделок, ни до груд золота, лежавших в тёмных трюмах его корабля. Поистине, он мог бы с полным правом сказать, что обязан Анжелике не только самыми жестокими в своей жизни страданиями, но также и самыми свирепыми вспышками гнева! Он не знал, что за женщина плыла с ним в Новый свет, но чувствовал, что от одного ее присутствия его сердце предательски бьется быстрее. Когда на палубе в первый вечер он заключил ее в свои объятия, то понял, как сильно она волнует его. Ее тело, прижатое к борту корабля его могучим станом, было таким манящим, а губы - такими соблазнительными. В кольце его рук она то и дело вздрагивала от обдававших ее брызгами волн, отчего ему ещё сильнее хотелось привлечь ее к себе, унять эту дрожь, завладеть ее губами... Выпустив ее из объятий, он сразу же стал корить себя за эту слабость. Он не мог сейчас потерять голову, ему нужно было собраться с мыслями, все обдумать, а рядом с ней это было невозможным. Он вдруг понял, что становится непохожим на себя, словно Анжелика туманила его разум, делая одержимым ею. Чтобы больше не видеть, не слышать и даже не чувствовать ее аромат - легкий, дурманящий запах вольных полей и бескрайних лугов, он решил держаться на расстоянии, сбежать, как двадцать лет назад, когда обманом сорвал с ее губ первый поцелуй и окончательно понял, что пропал, пропал навсегда... Однако это оказалось непростой задачей. Когда в белесом утреннем тумане или в ясных морозных вечерних сумерках раздавались песнопения гугенотов, он едва мог сдержать себя - так хотелось ему тотчас выбежать на балкон и окинуть взглядом палубу, чтобы увидеть, там ли она. И каждый раз он вовремя останавливался. Ради чего так себя терзать? Да, он увидит ее. А дальше? Она будет сидеть немного поодаль от остальных, с дочерью на коленях, одетая в черный плащ и белый чепец, так же, как и все эти чопорно застывшие женщины, похожие на вдов. Ее повернутое в профиль тонкое патрицианское лицо будет, как всегда, чуть склонено. И время от времени она будет быстрым движением обращать его в сторону юта, надеясь - или страшась - увидеть там его. Все эти дни он украдкой наблюдал за ней, пытаясь разгадать ее тайну, узнать, какой она стала за годы их разлуки, что теперь у неё на душе, и кто - в сердце?.. Третий удар был самым жестоким и сокрушительным, как беспощадный девятый вал, одним махом разбивающий корабль о прибрежные скалы, не оставляя на спасение ни единого шанса - мэтр Берн, этот треклятый торговец! Его словно окатило высокой волной, когда он вошёл в твиндек, где разместили пассажиров, и увидел там ее, склонившуюся над этим ларошельцем. Как она смотрела на него, как нежно гладила его лоб, как ласково говорила с ним! То, что Анжелика, прежде такая утонченная, смогла полюбить этого тупого, холодного гугенота, повергало его в бешенство. Пальцы Рескатора так крепко сжали штурвал, что кожа на его перчатках треснула. Пронизывающий ветер пытался проникнуть под его мокрую одежду, чтобы оставить ледяной укус на теле, но ему не было холодно. Тело его пылало от ревностного жара, который вскипал в нем, едва он думал об этих двоих. Всего раз в жизни он испытал подобное чувство, и тогда это тоже было из-за неё, из-за Анжелики... Ревность, которая бурлила в нем, когда он видел, что она готова жертвовать собой ради своих друзей, когда узнал, что у нее есть дочь, и она любит ее с исступленной нежностью, когда смотрел, как она, взволнованная, стоит на коленях перед раненым Берном, ласково положив руку на его обнаженное плечо - ревность эта была более жгучей, чем если бы он застал ее бесстыдно предающейся разврату в объятиях любовника. Тогда он, по крайней мере, мог бы ее презирать и сказать себе, что знает ей истинную цену. Из какого же нового теста она теперь сделана? Какая новая закваска придала ее зрелой красоте, еще ярче расцветшей под солнцем лета ее жизни, это необыкновенное теплое, ласковое сияние? Почему же именно она, эта неистовая амазонка, эта заносчивая, скорая на язык женщина, чувственная и дерзкая, которая бесстыдно его обманывала, вызывает в нем такие чувства? Громадные бледно-зеленые волны, более светлые на гребнях, более темные внизу, среди которых, казалось, то и дело коварно поблескивали льдины, неодолимо вызывали в его памяти зеленые глаза, чью власть над собой он так упрямо не хотел признавать. Раздражение, злость, растерянность - он и сам не знал, что из этого преобладает в нем сейчас. Но, увы! - только не безразличие! Те чувства, которые возбуждала в нем эта женщина, и без того были достаточно сложны, а сегодня к ним добавилось еще и желание! Что толкнуло ее на этот странный, неожиданный жест - рвануть корсаж и показать ему клеймо, выжженное на ее плече? Его тогда поразил не столько вид этого позорного знака, сколько царственная красота ее обнаженной спины. Он, привередливый эстет, привыкший рассматривать и оценивать женщин по всем статьям, был ею ослеплен. Нынче вечером, в полумраке салона ее красота потрясла его еще больше, чем тогда, в Кандии. Молочно-белая кожа, нежданно явившаяся его взору в хмуром сумраке туманного заката, движение плеч, полных, крепких и в то же время поражающих нежностью и чистотой линий, сильные, гладкие руки, не прикрытая волосами стройная шея, с едва заметной продольной ложбинкой, придающей ей какую-то невинную прелесть, - все это пленило его с первого взгляда, и он подошел к ней, пронзенный ошеломляющим чувством, что она стала еще прекраснее, чем раньше, и что она принадлежит ему! Как она сопротивлялась! Как защищалась! Казалось, она забьется в припадке падучей, если он сейчас же ее не отпустит. Что же все-таки так ее в нем испугало? Его маска? Что ж, самое меньшее, что здесь можно сказать, - это то, что он ее ничуть не привлекает. Все ее желания явно устремлены к другому... Он вспомнил, как накануне торговец подошёл к нему, когда он, стоя на капитанском мостике, смотрел в подзорную трубу, чтобы удостовериться в своих опасениях насчёт грядущего шторма. - Монсеньор Рескатор, я желаю сочетаться браком с госпожой Анжеликой и прошу вас оказать мне в этом необходимое содействие, - прогремело, как гром среди ясного неба, прямо над ухом пирата. Он медленно обернулся и с удивлением взглянул на собеседника: - С госпожой Анжеликой? Позвольте, но, насколько я знаю, она даже не гугенотка? - Я женюсь на ней, - повторил упрямо мэтр Берн, - и мне неважно, что она не приняла нашей веры. Мы не так нетерпимы, как вы, католики. Я знаю - она женщина преданная, мужественная, достойная всяческого уважения… Мне неизвестно, монсеньор, кем она была для вас, и при каких обстоятельствах вы с ней познакомились, зато я хорошо знаю, кем была она в моем доме, для моей семьи - и этого мне достаточно! Он видел, как загораются глаза мужчины при упоминании о ней, как на лбу выступает испарина, как учащённо вздымается грудь. "Ах, торговец, торговец, выходит, ты не так уж отличаешься от меня," - с ироничной грустью подумал он тогда. - Вы давно с ней знакомы? - спросил он. - Нет, по правде сказать - не больше года. - Откуда вы ее знаете? Почему ей пришлось наняться к вам в служанки? - Это мое дело, - раздраженно буркнул гугенот, и, почувствовав, что такой ответ задел собеседника, добавил, - вас оно не касается. - Я приму к сведению ваше пожелание, мэтр Берн, и вскоре сообщу о своём решении, - ответил он тогда бесстрастно, всем своим видом давая понять, насколько спокоен. Но в душе его словно разверзлась пропасть: "Значит, торговец знал ее с такой стороны, которая мне неизвестна, - говорил он себе. - Еще одно напоминание о том, что она жила для других, и что я потерял ее много лет назад". Так не проще ли было отпустить ее к столь любезному ей протестанту? Вдруг ночное, затянутое мглой небо озарилось молнией, и этот внезапный свет резанул его глаза той же острой слепящей болью, что и пронзившая мозг очевидная мысль. "Глупец! Ради чего ты прожил сто разных жизней, для чего сотни раз избежал смерти, если до сих пор тщишься скрыть от себя правду о себе самом! Признайся, что ты не можешь допустить, чтобы она стала женой другого, потому что ты бы этого не вынес". Взглянув на море, он вновь вспомнил бездонные зеленые глаза. "Нет, я бы этого не вынес! - снова подумал он. - Чтобы отдать ее другому, нужно, чтоб она стала мне совсем безразлична. А она мне не безразлична!.." Поэтому он и решился на этот фарс, пригласив Анжелику в свою каюту. Он хотел сам увидеть ее реакцию на новость о женитьбе, услышать от неё, что она любит другого, в глубине души страшась этих слов... Вот он и признался в этом самому себе, но такое признание едва ли облегчит для него ответ на вопрос: что делать дальше? Даже самое ясное осознание истины не всегда помогает найти лучшее решение. Он догадывался, что ему нелегко будет получить ответ на эти вопросы, и оттого возникающие в его воображении картины терзали его еще больше. "Осознать, что ты слаб и беспомощен перед лицом природных стихий: перед Морем, перед Одиночеством, перед Женщиной. Когда приходит час единоборства, мы теряемся, не зная, что делать… Но отказаться от битвы? Ни за что!". Он должен был во всем разобраться во что бы то ни стало! Он не может снова уступить ее другому, только не сейчас, когда она здесь, совсем рядом... Море, словно услышав его мысли, вдруг стало спокойней, и волны больше не пытались заполнить собою все пространство. Теперь их можно было тронуть рукой и погладить, словно больших укрощенных хищников. Хотя они шли в густом холодном тумане, который одел все реи и палубные надстройки тонким слоем инея, он знал - все будет хорошо. «Голдсборо» плыл по волнам легко, как судно, которому уже ничто не угрожает. Мерное покачивание палубы под ногами подтверждало, что он был прав: опасность миновала. Казалось, что даже сама стихия не желала стоять на его пути, покорно отступив... *** Передав управление Язону, Рескатор тяжёлым шагом направился к себе в каюту. Только сейчас он понял, как сильно устал: от этой схватки, длившейся до самого рассвета, от тяжёлых противоречивых размышлений, и от этого глупого маскарада, который, словно воронка, закружил его и с каждым разом все глубже затягивал в беспросветную бездну, из которой уже было не выбраться. Он остановился у двери, не решаясь войти. Там была она... Он попросил ее остаться здесь этой ночью, но Анжелика, впрочем как и всегда, даже не думала его слушать. Он вспомнил, как она рванулась к двери с мольбой отпустить ее, чем снова привела его в ярость: неужели она так спешила к своему торговцу и этому сборищу гугенотов? "Там дети... там моя дочь, - примирительно объяснила Анжелика. - Я не могу оставить ее одну в эту страшную бурю". Что ж, если дело только в этом, то он доставит девочку сюда, в конце концов, она ее дочь, и ему теперь придётся считаться с этим. После некоторого замешательства она все же согласилась, тем самым дав ему еще одно основание усомниться в ее чувствах к этому протестанту. Что она делает сейчас? Спокойно спит? А может нервно ходит по комнате, в волнении ожидая его возвращения? Рескатор усмехнулся, покачав головой: "Что за вздор?! Я похож на неопытного мужа, который никак не осмелиться войти в спальню своей молодой супруги". Внезапно из апартаментов капитана послышался надрывный визг беспощадно натянутых струн. Рескатор резко толкнул дверь и, шагнув внутрь, застыл на месте. Его взору открылась картина полного беспорядка: на полу валялись книги, карты и прочие мелочи со стола, дверцы шкафов были открыты, а большой сундук, стоявший в углу, был небрежно выпотрошен. Из-за огромного стола выглядывала маленькая головка в обрамлении огненно-рыжих волос со съехавшим на макушку светло-зелёным атласным чепчиком. Девочка с комфортом устроилась в большом капитанском кресле, замотавшись в отрез дорогой зеленой парчи, и с достойным лучшего применения упорством оттягивала попеременно струны гитары, словно пробуя их на прочность. - Что за дьявол?! - чертыхнулся в сердцах Рескатор, обводя взглядом свою каюту, которая некогда с такой любовью обставлялась дорогой мебелью и великолепными навигационными приборами - убранство, среди которого протекала его бурная, трудная, полная авантюр жизнь. С его появлением снаружи дохнуло ледяным холодом, и в дверной проем клубами вплыл туман, тут же рассеявшийся от соприкосновения с теплым воздухом салона. Из-за этой неосязаемой завесы фигура пирата показалась зловещим тёмным духом, влетевшим в комнату вместе с утренней дымкой. Девочка в ужасе уставилась на него, и, вжавшись в кресло, громко закричала. В следующий миг несчастный инструмент полетел в мужчину и, упав к его ногам, издал жалобный стон. Из соседней комнаты на шум выбежала Анжелика, на ходу оправляя смятое платье. С распущенными по плечам волосами, которые она не успела убрать под чепчик, она вдруг напомнила ему неприступную молодую девушку из знатного рода, которая много лет назад с таким же упрямым и напряженным видом вошла в его жизнь... Воспоминания о том времени, полном любви и счастья, были для него слишком болезненными, и он уже давно похоронил их в самом дальнем уголке своего сердца, стараясь больше никогда к ним не возвращаться. Спрятанные за надёжный засов, сейчас они с неистовой силой барабанили в дверь, выстроенную из цинизма и осуждения, пытаясь вырваться наружу... Сумев успокоиться только под утро, Анжелика, измученная, провалилась в сон и не услышала, как, проснувшись, Онорина отправилась на "освоение" новой территории. И теперь молодая женщина в растерянности переводила взгляд с учинённого в комнате беспорядка на прячущуюся в кресле дочь, а затем на Рескатора. - Сударыня, извольте объясниться, - мужчина наклонился и медленно поднял гитару. - Я... - забормотала Анжелика. - Я говорю не с вами, - прервал ее Рескатор, даже не взглянув. Он прошел к столу и, положив на него гитару, повернулся к Онорине. - Кто разрешил вам рыться в моих вещах, мадемуазель? - он пристально смотрел на девочку, скрестив руки на груди и мысленно прикидывая ее возраст: три года? четыре?.. Стало быть, она не дочь маршала дю Плесси. Тогда чья? От гугенота он узнал, что тот знаком с Анжеликой не больше года, значит, и он не может быть отцом этого дьяволенка. Случайный любовник… «Красивый рыжий любовник!» Молва столько их приписывала ей, прекрасной маркизе дю Плесси, фаворитке короля… - Мама, мама! - вскрикнула Онорина и, вскочив, бросилась к Анжелике. - Дай мне палку, и я убью этого Чёрного человека! - Воистину она дочь своей матери! - Рескатор разразился хриплым хохотом. - Сначала берет то, что хочет, а потом отказывается платить по счетам, - его смех перешёл в глухой кашель. - Мама, идем! - девочка дёргала Анжелику за юбку. Доведенная до крайности волнениями последнего дня, Анжелика не смогла отнестись к случившемуся, как к пустяку. Оскорбленная за себя и за Онорину, она бросилась подбирать разбросанные вещи, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Она наклонялась, и пышные волосы мешали ей, тяжёлой волной падая на лицо. Анжелика в волнении пыталась собрать их, придерживая одной рукой, но все попытки были безуспешны. Женщина подхватила с пола несколько великолепных отрезов ткани и вдруг увидела под ними чёрную бархатную маску. Она не была похожа на те кожаные панцири, которые обычно носил Рескатор, а походила больше на модную маскарадную вещицу. Сама не зная почему, Анжелика остановила на ней свой взгляд, и, аккуратно коснувшись, вдруг ощутила жар в подушечках пальцев. Она неосознанно положила ее на стол возле музыкального инструмента, будто зная, что эти две вещи неразрывно связаны между собой. Анжелика чувствовала, что Рескатор наблюдает за ней и, поддавшись порыву, вскинула на него глаза. Он вдруг увидел ее совсем другую - беззащитную, стыдливую, пасующую перед этим рыжим бесенком, но в то же время сильную и гордую. Как только она подняла маску, его сердце учащённо забилось, словно она коснулась их старой тайны, которую они уже успели позабыть, а сейчас, будто заговорщики, вновь воскресили в памяти давно забытые секреты. - Мама, идем! Анжелика вздрогнула, словно очнувшись, и посмотрела на дочь. Та стояла, гордо подняв головку, и сурово супила брови, выказывая этим своё пренебрежительное отношение к хозяину комнаты. Девочка не придала значения тому, что замотана в парчу, тяжелыми складками свисавшую с ее худеньких плеч, и, сделав быстрый шаг к двери, запуталась в своём наряде, плюхнувшись на белоснежный ковёр. Удар не был сильным, но злость и огромная обида - на маму, на этого Чёрного человека, который пугал ее, на корабль, который беспрестанно качало и, наконец, на эту глупую ткань, которая так невовремя попалась ей под ноги - разом выплеснулись в детских безудержных слезах. Анжелика тотчас подбежала к ребёнку и подхватила дочь на руки. - Тише, моя маленькая, я с тобой, - гладила она малышку по голове, пытаясь выпутать Онорину из ее парчового плена. Дёрнув в раздражении за ткань, молодая женщина не рассчитала своей силы, и в следующий миг дорогая материя с треском разорвалась. - Я зашью..., я починю... - растерянно оправдывалась Анжелика, одной рукой прижимая к себе дочь, а второй пытаясь собрать куски порванной парчи. - Оставьте! - холодно приказал ей мужской голос. - Идем, мама! Ну идем же, мама, идем, - повторяла Онорина, всхлипывая у неё на плече. - Да замолчи ты! - шикнула ей Анжелика, чувствуя, что от всего этого кошмара у нее вот-вот расколется голова. - Возвращайтесь к своим друзьям, - бросил он сухо. - От вашего семейства никакого проку, одни убытки. Очевидно, это результат дурной наследственности. Анжелика поджала губы и, крепче обняв Онорину, молча направилась к двери, чувствуя на спине его внимательный, обжигающий взгляд. Уже стоя на пороге, в дверном проеме, она вновь повернулась и задала так долго мучавший ее вопрос: - Раз мы так неприятны вам, почему вы просили меня остаться сегодня с вами? Почему не отпустили вниз к остальным? Она видела его пронзительные темные глаза, сверкающие из прорезей маски. И ей показалось, что он колеблется с ответом. - Этой ночью, - после некоторого молчания сказал Рескатор, - мы были в смертельной опасности. Никогда прежде мне не приходилось видеть, чтобы льды дошли до здешних широт, где бури, спутницы равноденствия, бывают очень свирепы. Я был удивлен, увидев айсберги там, где никак не ожидал их встретить, и мне пришлось противостоять сразу двум опасностям, сочетание которых обычно бывает гибельным: буре и льдам, а кроме них еще и третьей - темноте. К счастью, ветер внезапно переменился - это было почти чудом - и море не разбушевалось в полную силу. Мы смогли сосредоточиться на борьбе со льдами, и к утру они остались позади. Но вчера катастрофа казалась неотвратимой. И тогда я просил вас остаться. - Но почему? - в недоумении повторила Анжелика. - Потому что у нас были все шансы пойти ко дну, и я хотел, чтобы в смертный час вы были рядом со мной. Анжелика воззрилась на него в несказанном изумлении. Поверить, что он говорит серьезно, было немыслимо. Конечно же, это просто одна из его излюбленных мрачных шуток. Ведь за всю эту ночь она даже не поняла, что шторм был настолько серьезным. - Мама, - тихо всхлипнула обессилевшая от пролитых слез Онорина. - Сударыня, вам пора, - не дав Анжелике возможности продолжить разговор, ответил Рескатор. - Если я не переоденусь в ближайшее время, то, к великому счастью ваших друзей, корабль рискует оказаться без капитана, - пират улыбнулся уголком губ и развёл руками, тем самым демонстрируя свою мокрую одежду. - И да, не забудьте передать мэтру Берну, что я даю согласие на ваш брак, - наклонившись над раскрытым сундуком, бросил он вдогонку Анжелике, не без удовольствия отметив, как она вмиг побледнела.
List: Светлячок, классно!!!!!!!! И интересно! И детка рыжая так органично вписалась... И Рескатора все эти бабы уже тааак достали.... (((( Светлячок пишет: и он, радостно рассмеявшись, раскрыл ей свои объятия, как вдруг... Облом... Вот вечно эти дети все портят .... Светлячок пишет: Отчего, едва услышав от Роша, что она не пойми где и не пойми с кем, одетая, как простолюдинка, слоняется по улицам портового города, снова все бросил? Ну нельзя ж испортить репутацию графьев Тулузских! Светлячок пишет: Пальцы Рескатора так крепко сжали штурвал, что кожа на его перчатках треснула. Так, а можно попридираться? такое вообще бывает? ;) Или в перчатках подкладки не было? Светлячок пишет: Его взору открылась картина полного беспорядка: на полу валялись книги, карты и прочие мелочи со стола, дверцы шкафов были открыты, а большой сундук, стоявший в углу, был небрежно выпотрошен. Из-за огромного стола выглядывала маленькая головка в обрамлении огненно-рыжих волос со съехавшим на макушку светло-зелёным атласным чепчиком. Девочка с комфортом устроилась в большом капитанском кресле, замотавшись в отрез дорогой зеленой парчи, и с достойным лучшего применения упорством оттягивала попеременно струны гитары, словно пробуя их на прочность. - Что за дьявол?! - чертыхнулся в сердцах Рескатор, обводя взглядом свою каюту, которая некогда с такой любовью обставлялась дорогой мебелью и великолепными навигационными приборами - убранство, среди которого протекала его бурная, трудная, полная авантюр жизнь. А что - Кантор ничего руками не трогал???? Нет, ну серьезно???? Светлячок пишет: Сударыня, извольте объясниться, - мужчина наклонился и медленно поднял гитару. - Я говорю не с вами, - прервал ее Рескатор, даже не взглянув. Он прошел к столу и, положив на него гитару, повернулся к Онорине. - Кто разрешил вам рыться в моих вещах, мадемуазель? Вот зараза мелкокалиберная, на святое покусилась!!! Девочка, гитару не трогай, все равно аккордов не знаешь! Парчу можешь забрать, зачем Рескатору парча-то?
toulouse: List пишет: Кантор ничего руками не трогал???? А причем тут Кантор? Он сын - раз, мальчик - два) И наверное, он воспитанный мальчик, знает, что рыться в чужих вещах нельзя, а в папиных вообще нельзя. Как его сравнивать с избалованной рыжей бестией, непонятно от кого рожденной???
Светлячок: List, спасибо, я даже схемки мыслей Пейрака рисовала, чтобы разобраться в них и упорядочить, такая похвала - как бочка мёда для меня List пишет: Ну нельзя ж испортить репутацию графьев Тулузских! Так на то мы тут и посажены, чтобы ее, родимую, блюсти . Но у Голон он вроде тоже сразу поехал, как узнал, что она в Ла-Рошели. List пишет: Так, а можно попридираться? такое вообще бывает? ;) Или в перчатках подкладки не было? Та придирайтесь, пожалуйста, мне ж не жалко. Я, если честно, не вдавалась в тонкости качества кожаных перчаток, но уж очень мне этот момент показался красочным и красноречивым. Может и из разряда сказочного чуть-чуть, но, вспомнив, как у Голон он с лёгкостью бросил тяжеловесный канат за несколько метров, потом ещё и корабль буквально вытянул из пучины морской, решила что такой силище ничего не стоит трохи перчатку по шву пустить . Пусть они уже будут старенькие и изношенные List пишет: А что - Кантор ничего руками не трогал???? Нет, ну серьезно???? Так то своё дитё горячо любимое, а это непонятно откуда вообще). Да и Кантор, когда попал к Рескатору, был старше, подисциплинированней, опять-таки распорядок на судне во время плавания с Вивонном тоже многому научила. Да и он мне в принципе кажется мальчиком тихим и больше закрытым, который очень хотел найти отца и для которого последнее, чего бы он хотел - это вызвать гнев и недовольство папы. У него же папа как из сказки: приехал и всех победил, а его спас! Как можно такого разочаровать! Кантор был более замкнут и дисциплинирован, чем Фло, думаю, поэтому если и трогал что-то, то только одним пальчиком и так, чтобы потом все на своих местах стояло . У меня племянник такой: скажешь - сиди здесь, это на трогай, туда на лезь, так и будет сидеть до дальнейших распоряжений и без спроса никуда не полезет. Обязательно спросит и только после разрешения возьмет. А вот моя "прЫнцесса" совсем не такая: она спрашивает даже не параллельно с действием, а уже после него . Спрашивает как-то: "Бабушка, а эта лампочка (в маленьком напольном светильнике-ночнике) горячая? И не успела бабушка ответить, как моя уже вопит от того, что обожгла кончик носа о эту самую лампочку. Ну вот вперлось ей потрогать ее и непременно носом так что думаю, такого беспардонного отношения со стороны ребёнка Рескатор за своё отцовство ещё не встречал List пишет: Парчу можешь забрать, зачем Рескатору парча-то? Затем же, зачем и платья с украшениями: переодеваться от скуки в женское, наверное (вспомнила капитана воздушного судна, у которого было подобное увлечение, из фильма-сказки "Звездная пыль" в исполнении Дениро, кто не смотрел, это нечто ) List пишет: Вот зараза мелкокалиберная, на святое покусилась!!! И это ещё не все сюрпризы от нашей мадам . Думаю, именно своим характером она и взяла Пейрака, очень уж бунтарская натура, как у мамы)
Светлячок: toulouse, сначала написала, а потом увидела ваш комментарий. Согласная я
toulouse: Светлячок пишет: Кантор, когда попал к Рескатору, был старше, подисциплинированней, опять-таки распорядок на судне Так ведь и отчим у него был такой, что не забалуешь
Леди Искренность: Как же увлекательно наблюдать за тем, как авторский вариант чудесным образом преобразуется во что-то новое, окрашивается и расцветает новыми красками и оттенками. Отрадно, что гражданин муж уже дошел до осознания, что без дамы жизнь скучна и однообразна. Очередь за дамой, главное, чтобы Берна прямо у алтаря не обломали, а то расстроится товарищ пуще прежнего. Постоянным остается оно: мелкая невоспитанная соплячка, которая все портит, всем мешает и малость бесит. Автору браво! Жду дальнейших сюрпризов!
Nastia: СветлячокБраво интригующе жду дальнейшего развитие сюжета
toulouse: Светлячок пишет: еще в обличии пирата, то есть читатель, как и Анж не знает, что это Жоффрей Дорогой любимый автор! Некий читатель, может, и не знает, но вот тут на форуме большинство догадается и у некоторых представителей этого большинства (скромно опускаю глаза) возникает недоумение: Рескатор вообще прочно забыл, что интригующая его дама в чепце - это его жена? Про Кандию помнит, о дворе Людовика догадывается, а Тулуза из памяти выпала? Уж не страдает ли ЖедеПе избирательной амнезией? Опять же, если читатель настолько наивен, что не знает, кто под маской, то подозрения не могут не возникнуть в связи с некоторыми авторскими фразами: Светлячок пишет: Любила ли она так сильно других своих детей? Нет, никогда... годы их разлуки снова уступить ее другому Да и маска, кстати, в приложении к гитаре - надо быть "совершенно лишенной интуиции", чтобы ничего не заподозрить
Violeta: List пишет: Так, а можно попридираться? такое вообще бывает? ;) Или в перчатках подкладки не было? Кожа треснула, а подкладка выдержала, так и торчала в прорехах Я, когда правила, тоже зацепилась за эту фразу, но потом решила оставить - она хорошо иллюстрирует состояние героя и его внутреннее напряжение. Светлячок пишет: Затем же, зачем и платья с украшениями: переодеваться от скуки в женское, наверное Точно - это же самое очевидное объяснение! click here toulouse пишет: Дорогой любимый автор! Некий читатель, может, и не знает, но вот тут на форуме большинство догадается и у некоторых представителей этого большинства (скромно опускаю глаза) возникает недоумение: Рескатор вообще прочно забыл, что интригующая его дама в чепце - это его жена? Про Кандию помнит, о дворе Людовика догадывается, а Тулуза из памяти выпала? Уж не страдает ли ЖедеПе избирательной амнезией? Мы с автором этот вопрос обсуждали, и она решила не палить Пейрака до момента, пока Анж его сама не узнает, только намеками. По-моему, это прикольный ход - даже зная, кто под маской, читатель все же воспринимает ЖедеПе как Рескатора. Мне очень нравится стиль Светлячка - очень образно, красиво, текст плотный, вкусный, почти осязаемый, как торт, мням! Хочу еще!
вредина: Ура продолжение! И какое!!! Мне очень-очень понравилось, спасибо большое. Я почувствовала себя наркоманом, который получил долгожданную дозу про Анжелику... С распущенными по плечам волосами, которые она не успела убрать под чепчик, она вдруг напомнила ему неприступную молодую девушку из знатного рода, которая много лет назад с таким же упрямым и напряженным видом вошла в его жизнь... - И да, не забудьте передать мэтру Берну, что я даю согласие на ваш брак, - наклонившись над раскрытым сундуком, бросил он вдогонку Анжелике, не без удовольствия отметив, как она вмиг побледнела. Ну вот какой коварный тип. Доиграется же. Нельзя Анжелику провоцировать, а то вдруг ей взбредет что в голову и придется капитану, засучив рукава, делать запись в бортовой книжке о торжественной регистрации сударыни Анжелики и Берна. Дёрнув в раздражении за ткань, молодая женщина не рассчитала своей силы, и в следующий миг дорогая материя с треском разорвалась. - Я зашью..., я починю... - растерянно оправдывалась Анжелика, одной рукой прижимая к себе дочь, а второй пытаясь собрать куски порванной парчи. - От вашего семейства никакого проку, одни убытки. Очевидно, это результат дурной наследственности. Мне в этот момент так стало жалко Анжелику ... Бьет же... сам того не зная по самому больному
Florimon: Violeta пишет: Мы с автором этот вопрос обсуждали, и она решила не палить Пейрака до момента, пока Анж его сама не узнает, только намеками. По-моему, это прикольный ход - даже зная, кто под маской, читатель все же воспринимает ЖедеПе как Рескатора. Ход хороший, но тут я согласна с toulouse - надо писать уже все (вспоминать и то что жена, и то что в Тулузе было и т.д.) и собственно тогда и называть что это ЖдеП. Ну, это на мой субъективный взгляд. Потому что я знаю кто под маской. Не знаю, как бы это воспринималось человеком, который не знает что Ре=ЖдеП. И даже сложно предположить. А так написано супер Мысли Ре в момент снятия маски, его внутреннее напряжение, где-то сомнения, а где-то даже и нерешительность... Аналогия с бурей в душе тоже очень красиво описана! Все очень вкусно!
полная версия страницы