Форум » Творчество читателей » Волею судьбы 5 » Ответить
Волею судьбы 5
Violeta: Эпиграф: Люди и сами отлично умеют творить зло, без какого бы то ни было вмешательства дьявола. Джоанн Харрис "Персики для месье кюре". Глава 1. Франсуаза. Франсуаза расположилась на низеньком пуфике перед туалетным столиком, с нетерпением ожидая, пока Марго закончит колдовать над ее прической. Молодая женщина то барабанила пальцами по мраморной столешнице, то вдруг начинала перебирать украшения в тяжелом резном ларце, нервно надевая на тонкие пальцы изящные кольца и тут же снимая их, прикладывала к мочкам ушей изумительной работы серьги, а к белоснежной груди - роскошные колье. Было видно, что ее совсем не интересует то, что она видит в зеркале, скорее, она желала отвлечься от тягостных мыслей, владеющих ею. Наконец, раздраженно захлопнув крышку ларца, Франсуаза произнесла: - Марго, мессир граф у себя? - Нет, мадам, его милость изволили отбыть еще рано утром, - голос горничной звучал ровно, но графине послышалась в нем легкая издевка. - Он просил что-то передать мне? - женщина изо всех сил сжала подвернувшийся ей под руку черепаховый гребень, борясь с желанием запустить им в гладкую поверхность зеркала, в отражении которого она видела невозмутимое лицо Марго. О, как она ненавидела эту деревенщину, которую муж приставил к ней, словно соглядатая. - Нет, госпожа графиня, - "как и всегда", словно издеваясь, крутилось в голове у Франсуазы окончание этой фразы. - Ты закончила? - она аккуратно отложила гребень в сторону. Только бы суметь сдержаться, только бы не закричать и не отхлестать эту дуреху по щекам... - Да, ваше сиятельство, - Марго отступила на шаг назад и застыла, сложив перед собой руки. На ее лице невозможно было прочесть никаких эмоций, она молча стояла, ожидая дальнейших распоряжений. - Позови девушек, пусть они помогут мне одеться. А ты можешь быть свободна. - Как будет угодно госпоже, - горничная слегка склонила голову и скрылась за дверью. - Дрянь, - прошипела ей вслед Франсуаза. - Вот бы ты грохнулась с лестницы и сломала себе шею, чертова гугенотка. В комнату, словно дуновение легкого ветерка, впорхнули две хорошенькие девушки-камеристки, которых молодая графиня наняла сразу же по приезду в Париж. - Ваше сиятельство, вы сегодня ослепительны! - прощебетала одна, а другая восхищенно прижала руки к груди. Франсуаза милостиво им улыбнулась. Приятное разнообразие после постного лица Марго. На кровати лежало приготовленное горничной платье. Темно-зеленое, из тяжелого узорчатого бархата, с пеной белоснежных кружев на рукавах и вышитым золотом и драгоценными камнями корсажем. По подолу тоже шла вышивка, к которой добавлялись маленькие жемчужинки, создающие изящный рисунок и придающие наряду некую воздушность. Платье было восхитительным, но совсем не нравилось Франсуазе. Муж в который раз проявил свое пренебрежение к ней, заказав гардероб, совершенно не согласуясь с ее желаниями. Вместе с тем, молодая женщина не могла упрекнуть супруга в отсутствии вкуса - она знала, что будет выглядеть в этом наряде обворожительно. Франсуазу захлестнуло раздражение: как же изысканно Жоффрей дал ей понять, сколь мало для него значит ее мнение, и что доставить ей удовольствие не входило в его планы, а скорее наоборот, в его поступке сквозило откровенное неуважение к ней. Когда же это произошло? Отчего так вышло, что теперь они с мужем стали чужими людьми, словно не было того счастливого времени, когда Франсуаза была для него королевой, Прекрасной дамой, когда он предугадывал каждое ее желание, исполнял любой каприз, убеждая ее в своем неизменном восхищении? Пока девушки осторожно надевали на нее роскошное платье, Франсуаза вспоминала тот вечер, когда узнала, что Жоффрей собирается уехать в столицу. Это случилось вскоре после визита его величества Людовика в Тулузу, во время которого молодой король гостил в Отеле весёлой науки и оказывал юной графине весьма красноречивые знаки внимания, восхищаясь ее красотой и выражая настойчивое желание поскорее увидеть их с мужем при дворе. Франсуаза была так счастлива, купаясь в лучах мужского внимания и бесконечного потока комплиментов, что не сразу заметила изменения в поведении супруга, который вдруг стал с ней холодно-вежлив и отстранён. Молодая женщина знала, что ревность не могла быть тому причиной, поскольку внимание к ее персоне со стороны многочисленных кавалеров всегда льстило графу, который с удовольствием отмечал полные неподдельного восхищения взгляды, обращённые на его жену. Поэтому Франсуаза решила, что все дело в увлечении мужем занятиями наукой. Жоффрей стал подолгу уединяться в своей лаборатории, все чаще оставаясь там до самого утра и напрочь забывая о прелестях юной супруги. Но это не сильно волновало ее до того момента, пока по Тулузе пожаром не пронеслась весть о его скором отъезде. Франсуаза тогда вбежала в его кабинет, сверкая глазами, и быстро заговорила: - Почему вы не сказали мне, что уезжаете? Граф холодно посмотрел на нее. По его губам скользнула саркастическая улыбка, которую она так ненавидела, и, лениво цедя слова, проговорил: - С каких пор, госпожа графиня, я должен ставить вас в известность о своих планах? Франсуаза задохнулась от возмущения. - Позвольте, сударь... Но граф, словно сочтя разговор законченным, направился к выходу из комнаты. Она схватила его за руку и заставила взглянуть себе в глаза. - Что происходит? Скажите же, Жоффрей, что между нами происходит? - Франсуаза, гордая до безумия, впервые говорила с просительной интонацией, ища в его темных глазах ответ на терзающий ее уже несколько недель вопрос. Он мучительно долго молчал, потом склонился к лицу жены, словно хотел ее поцеловать, и сказал: - Между нами? Между нами решительно ничего не происходит, мадам, - и, убрав ее руку с рукава своего камзола, ушел. Франсуаза долго стояла посреди комнаты, не в силах двинуться с места. В ее голове колоколом отдавались его последние слова: "между нами... ничего... не происходит... ничего...", и ей вдруг отчаянно захотелось убежать из этого роскошного дворца, от этого ставшего вдруг чужим мужчины, далеко-далеко, навсегда. В кабинет заглянула Марго и сдержанно проговорила: - Госпожа графиня, мессир граф велел передать вам, что завтра он уезжает в Париж, и вы будете сопровождать его. Прикажете собирать вещи? - Да, - Франсуаза обернулась к ней. Ее глаза лихорадочно заблестели. - Да, Марго, и немедленно! - она победно улыбнулась. Еще не все потеряно: Жоффрей берет ее с собой, он хочет, чтобы она была рядом с ним! А его внезапно изменившееся отношение к ней - это только плод ее разгоряченной фантазии. И вот теперь, стоя посреди комнаты в новом отеле, построенном, как еще недавно говорил муж, специально для нее, Франсуаза чувствовала, что потерпела сокрушительное поражение... Она непроизвольным жестом поднесла руку к груди, словно заново переживая то отчаяние, тот гнев, что испытала накануне. Мадам Скаррон, с оттенком легкой жалости поглядывая на подругу, поведала Франсуазе, что ее муж в открытую изменяет ей с женой герцога де Мерекура, и об этом судачит весь Париж, смакуя самые невероятные пикантные подробности. Она полночи прождала Жоффрея, чтобы объясниться с ним, но он так и не появился. Только под утро, когда ее сморил сон, муж буквально на несколько минут заехал в отель, чтобы переодеться, и снова отбыл. Теперь у Франсуазы словно открылись глаза: охлаждение, которое началось еще несколько месяцев назад в Тулузе, перешло в откровенное пренебрежение здесь, в Париже. С головой окунувшись в столичную жизнь, молодая графиня и сама первое время едва вспоминала о муже: приемы, балы, салоны, театры. В отсутствие вечно занятого супруга, все эти месяцы она предавалась радостям светской жизни, не замечая, как с каждым днем они все больше отдаляются друг от друга. В последнее время граф не ставил жену в известность о своих отлучках, не сопровождал ее на приемы, не интересовался, как она проводит свободное время. А разве она была против? Разве требовала его компании, искала его общества? Новость об измене мужа, ставшая достоянием парижского высшего света, прогремела, как гром среди ясного неба, выбив у Франсуазы почву из под ног. Таким возмутительным образом Жоффрей демонстрировал супруге свое равнодушие и презрение, ясно давая понять, что между ними все кончено. Может быть, ей стоило остаться в Тулузе? "И похоронить там себя за вышиванием?" - одернула саму себя Франсуаза. Перед ее глазами вдруг встало худое и бледное лицо Дианы де Грансень, изможденной долгими молитвами и пьяными выходками гуляки-мужа. Мать Франсуазы была благочестивой и верующей женщиной, которой приходилось мириться с разгульным образом жизни супруга, не стремящегося скрывать свои похождения. Благодаря слугам, одна из таких историй стала известна широкому кругу знакомых и со временем обрела ошеломительную популярность в модных салонах*. Неужели и ее ждет такая же участь: слышать о выходках неверного мужа и закрывать на них глаза? Ну нет! Она приехала в Париж блистать, и так оно и будет. Ничто не заставит ее уехать, пусть даже у Жоффрея в любовницах перебывают все потаскухи столицы! Но все же гордость молодой женщины была уязвлена. Франсуаза поклялась себе, что не будет, подобно своей матери, терпеть измены супруга. Она заставит Жоффрея уважать себя. И рано или поздно он поймет, как неосмотрительно с его стороны было так пренебрегать собственной женой и ранить ее чувства. Она из Мортемаров, а они не прощают обид и жестоко мстят своим обидчикам! Закончив утренний туалет, Франсуаза позвала Марго: - Вели заложить карету - я хочу навестить сестру, - не терпящим возражения голосом распорядилась она. - И еще, сегодня я не буду ужинать дома. Можешь так и передать господину графу. _____________ *Однажды ночью Габриель де Рошешуар, маркиз де Мортемар вернулся домой очень поздно, а его жена, как обычно ожидавшая его, в очередной раз не смогла удержаться от нравоучений и спросила: - Откуда вы явились? Вы так и будете проводить свою жизнь в компании с чертями? На что господин де Мортемар ответил: - Я не знаю, откуда я пришел, но я знаю, что мои черти в лучшем настроении, чем ваш ангел-хранитель.
toulouse: МА В общем, автор, форум хочет крови. Пустите хоть кому, иначе мы будем разочарованы...
List: toulouse пишет: В общем, автор, форум хочет крови. Пустите хоть кому, иначе мы будем разочарованы... Почему-то вспомнилась сцена из "Неуловимых мстителей" - Яшка держит руку какого-то бандюгана с пистолетом и так успокаивающе целится, приговаривая: сейчас, сейчас мы попадем.... МА пишет: Прежде чем даму отвести в домик на... Сене (?) А на Сене будет домик или стог сена?
Bella: toulouse пишет: В общем, автор, форум хочет крови. Пустите хоть кому, иначе мы будем разочарованы... кровь тоже можно пускать по-разному (это было голосом Матроскина) вдруг Пейрак после ящищка вина все-таки "нечаянно" встретит Анж (или спасет ее от "Жермонтраза") и ... в домике/в стогу на Сене кровь все-таки пустит ... по-любому придется женится
Светлячок: Ой, девчонки, уморили . Столько всего хочется впихнуть в эту главу, что даже не знаю, как это у автора получится. Но две страницы уже есть, подобрались к тайне появления платья). Я, как честный редактор и ярый читатель, каждый день напоминаю автору про фанфик, пока упирается))
toulouse: Светлячок Не будем загонять автора в сложное положение. Пусть распихивает множество событий по нескольким главам, мы ведь такие великодушные.. ну и кровожадные одновременно, это не стоит сбрасывать со счетов. Или автор думает, что надежно спряталась в неприступной крепости на берегу Балтийских волн?
МА: Bella пишет по-любому придется женится И будут его судить ещё и за двоеженство. А ведь архиепископ Тулузский предупреждал... List пишет А на Сене будет домик или стог сена? на все воля Violeta судьбы Светлячок пишет Столько всего хочется впихнуть в эту главу, что даже не знаю, как это у автора получится. Мы в автора верим! а ещё мы, как toulouse пишет, такие великодушные.. ну и кровожадные одновременно, это не стоит сбрасывать со счетов Вот-вот, не надо со счетов сбрасывать
toulouse: МА пишет: судить ещё и за двоеженств За это хотя бы не сжигают)МА пишет: не надо со счетов сбрасывать а то затребуем автора на стрелку, когда там мы собираемся - в июле?
toulouse: Продолжение будет?
Violeta: toulouse пишет: Продолжение будет? Продолжение уже есть, но пока в виде черновика. Редактор до ума доведет и запостим.
toulouse: Violeta
Violeta: Дамы, наконец-то у меня выдалась пара дождливых дней, которые я провела за компом, мой редактор прилетел из отпуска, и мы смогли довести до ума главу, чтобы порадовать вас в эти выходные! Надеюсь, вам понравится Глава 25. Анжелика. Пробуждение чувственности. - Дорогая моя, - Нинон де Ланкло чуть склонила голову набок и посмотрела на Анжелику. - У меня есть для вас сюрприз. Приятный или неприятный - решать, конечно же, не мне, но думаю, он вам понравится. - Сюрприз? - девушка вопросительно посмотрела на Нинон. - Подарок, - кивнула мадемуазель де Ланкло. - Как это неожиданно, - щеки Анжелики вспыхнули румянцем. - Право, я даже не знаю, что сказать... Вы так добры, как мне благодарить вас? - Не меня, дитя, - в глазах куртизанки вспыхнули веселые искорки. - Я лишь посредник. - Я не понимаю... - растерянно пробормотала девушка. - Ах, вы так наивны и чисты, неудивительно, что он без ума от вас! - рассмеялась Нинон, ласково проводя рукой по щеке Анжелики. - Простите? - нахмурилась та, отстраняясь. - Я говорю об одном господине, с которым вы познакомились здесь, в моем салоне, - мадемуазель де Ланкло со значением посмотрела на девушку. Анжелика замерла, вскинув на молодую женщину полный недоумения взгляд. - Пойдемте, - Нинон легко поднялась с кушетки, на которой сидела, и сделала приглашающий жест рукой. - Вы все увидите своими глазами. Хозяйка провела девушку за собой через заполненный гостями салон, кивнула Ортанс, которая была увлечена беседой с одной из дам, миновала длинную анфиладу комнат и наконец распахнула дверь в небольшой будуар, обитый золотистым шелком. Анжелика огляделась - ее взору предстали широкая кровать, покрытая стеганным атласным покрывалом, тяжелый балдахин, затканный крупными цветами, толстый персидский ковер, в длинном ворсе которого нога утопала по самую щиколотку... В углу тускло поблескивало зеркало, украшавшее изящный туалетный столик на изогнутых тонких ножках, вся поверхность которого была заставлена разнообразными баночками и флаконами. Шторы были задернуты, что придавало комнате загадочности и навевало что-то, похожее на сладкую негу. Здесь хотелось расслабиться, скинуть туфли и прилечь на роскошное ложе, но не для того, чтобы поспать, а чтобы... Перед внутренним взором Анжелики вдруг предстал замок Плесси-Бельер. Точнее, таинственная комната на втором этаже, которая так волновала ее в детстве, и два обнаженных тела на кровати, белеющие среди скомканных простыней со свисающими на пол кружевами. Согнутая женская нога, прижатая к бедру мужчины, чьи черные локоны скрывали лицо любовницы, грудь под мужской ладонью да тонкая рука, порхающая легко, словно бабочка, почти машинально ласкающая крепкое худощавое тело возлюбленного - вот и все, что можно было разглядеть в полумраке. "Так вот она какая - любовь!" - думала тогда Анжелика, ставшая случайной свидетельницей этой сцены, и по ее телу пробегала дрожь ужаса и восторга. Эта же дрожь, неожиданная, волнующая, охватила ее и сейчас. Внезапная догадка пронзила Анжелику, словно молния, отчего у нее на секунду сбилось дыхание. Она вспомнила репутацию хозяйки дома, вспомнила фривольные шутки и многозначительные улыбки ее гостей, и поняла, что Нинон привела ее в знаменитую "желтую гостиную", которую нетерпеливые любовники использовали для своих отнюдь не невинных утех. Девушка застыла на пороге. - Входите же, - обернулась к ней Нинон. - Позвольте мне вернуться к гостям, - тихо, но твердо произнесла Анжелика. Мадемуазель де Ланкло непонимающе посмотрела на нее, а потом звонко расхохоталась. - Вы подумали, - проговорила она сквозь смех, смахивая с ресниц навернувшиеся слезинки, - что я решила устроить вам тайное свидание? О Господи, вы меня уморили! Анжелика продолжала стоять на месте, судорожно вцепившись в косяк двери. - Полноте, - Нинон подошла к ней и ласково коснулась ее руки. - Здесь никого нет, клянусь вам, только вы и я. Девушка нерешительно шагнула внутрь комнаты. С удивлением она почувствовала нечто вроде разочарования, словно воспоминания об увиденном ею в Плесси разбудили на миг ее чувственность. В голове, подобно навязчивой мелодии, крутилась мысль: а что, если бы сейчас здесь появился граф де Пейрак - она не сомневалась, что Нинон де Ланкло имела в виду именно его, когда говорила о господине, с которым Анжелика познакомилась в ее салоне - было бы ей это неприятно? Она помнила чарующий тембр его голоса, его нежные руки, осторожные прикосновения его губ к своей коже... Ей даже на мгновение почудился аромат его сигары, который переплетался с тонким и изысканным запахом фиалок, по которому она немедленно узнала его во время игры в жмурки в Тюильри. - О чем вы задумались, моя милая? - Нинон с лукавой улыбкой посмотрела на нее, и Анжелика поняла, что хозяйка дома читает ее, как раскрытую книгу, и наверняка догадалась о ее мыслях, устремленных к тулузскому сеньору. - Ровным счетом ни о чем, мадемуазель де Ланкло, я... просто... любуюсь этим восхитительным будуаром, - слегка растерявшись, проговорила девушка и в подтверждение своих слов поспешно перевела взгляд на картину, висевшую в изголовье кровати. - Да, сюжет весьма занимательный, - кивнула Нинон и, не удержавшись, прыснула, прикрывшись веером. Анжелика поняла, что сморозила глупость, когда увидела переплетенные тела любовников, слившихся в пароксизме страсти. - Это Афродита и Адонис, - просветила покрасневшую, как маков цвет, девушку Нинон. - Боги-ня Афро-ди-та, рас-сер-див-шись на не почи-тав-шую её цар-скую дочь, буду-щую мать Адониса, вну-шила той страсть к род-но-му отцу, кото-рый под-дался соблаз-ну, не подо-зре-вая, что всту-па-ет в связь с соб-ст-вен-ной доче-рью, и после это-го про-клял её. Боги пре-вра-тили несчаст-ную в мир-ро-вое дере-во, из трес-нув-ше-го ство-ла кото-ро-го родился ребё-нок удивитель-ной кра-соты - Адо-нис. Афро-ди-та переда-ла мла-ден-ца в лар-це на вос-пи-та-ние Персе-фоне, не поже-лав-шей в даль-ней-шем рас-стать-ся с Адо-ни-сом. Спор богинь раз-ре-шил Зевс, предназна-чив Адо-ни-су часть года про-во-дить в цар-ст-ве мёрт-вых у Пер-се-фо-ны и часть года на зем-ле с Афро-ди-той, спут-ни-ком и воз-люб-лен-ным кото-рой он ста-л. Разгневанная оказан-ным Афро-ди-те пред-по-чте-ни-ем, Персефона с помощью Артемиды наслала на юно-шу дико-го кабана, кото-рый смер-тель-но его ранил, - хозяйка дома чуть приподняла бровь и бросила быстрый взгляд на Анжелику. В ее голосе послышалось нечто вроде предостережения, но девушка не поняла, что имела в виду Нинон. - Любовь бывает порой опасна, моя дорогая, но без нее в жизни не было бы смысла... - тем временем продолжила мадемуазель де Ланкло, снова обращая свой взор к фривольному полотну. - Мэтр Скаррон говорил, что чаще всего она заканчивается слезами, - тихо ответила Анжелика. - И, как ни горько это признавать, он прав, - легко согласилась с ней Нинон. - Но пока любовь длится, никто не думает о том, что ей может прийти конец. В тот миг, когда она зарождается между двумя сердцами, разум становится бессилен перед чувствами, и для влюбленных одна ночь любви становится ценнее, чем целая жизнь, прожитая без нее... Девушка невольно поднесла руку к груди и почувствовала неистовое биение сердца, словно маленькая птица трепыхалась в клетке, пытаясь вырваться наружу. - Ночь, - протяжно произнесла Нинон таким сладострастным тоном, что Анжелика смутилась. - Ее можно сделать незабываемой, единственной в своем роде, неповторимой, достаточно только приложить немного усилий и проявить толику фантазии, - она наклонилась к девушке и заглянула в ее затуманенные волнением глаза цвета весенней листвы. - Искусству любви можно научиться, дитя мое, и в нем можно совершенствоваться, познавая его законы, - выдержав небольшую паузу, Нинон прошептала: - А вы уже проявляли интерес к этому искусству? Анжелика не знала, что ответить: ее ум был достаточно тонок, чтобы уловить в голосе мадемуазель де Ланкло легкую иронию. Вопрос был поставлен так, что и "да", и "нет" прозвучали бы в равной степени нелепо. Решив, что лучшим ответом в данной ситуации будет молчание, девушка отвела взгляд от склоненного к ней лица хозяйки дома и стала с преувеличенным вниманием рассматривать узоры, вышитые на балдахине кровати. Нинон тихонько рассмеялась. - Вы умеете хранить свои секреты, браво! Решительно, вы нравитесь мне все больше и больше! - Итак, - деловито продолжила она, отойдя куда-то вглубь комнаты и вернувшись с объемной коробкой в руках, - думаю, сейчас самое время для обещанного подарка. Мадемуазель де Ланкло поставила ее на кровать и откинула крышку. - Что там? - произнесла Анжелика, не двинувшись с места. - Не имею ни малейшего понятия, - развела руками Нинон. - Взгляните и узнаете. Анжелика осторожно коснулась тонкой газовой ткани, скрывающей от нее содержимое коробки, и потянула ее вверх. Изумленному взору девушки предстало невероятной красоты платье - белоснежное, из легкой тафты, расшитое драгоценными камнями. - Какое великолепие, - потрясенно прошептала Анжелика. - Не могу с вами не согласиться, моя дорогая, - отозвалась Нинон. - У того, кто прислал его вам, безупречный вкус. Девушка резко отдернула руку от коробки и решительно произнесла: - Я не могу принять этот подарок. - Почему? - изумилась Нинон. - Потому что это будет выглядеть неприлично, - Анжелика чуть закусила губу и непроизвольным движением маленькой дикарки тряхнула головой, отчего ее золотистые локоны вспыхнули огненным ореолом в свете свечей. - Только поэтому? - тонко улыбнулась мадемуазель де Ланкло. - О, эту проблему легко решить! Никто и не узнает о том, кто подарил вам это платье. Я скажу, что этот подарок - от меня. - Но он, - Анжелика немного поколебалась, прежде чем продолжить, - будет знать, что я приняла его. - И поверьте, вы этим его весьма порадуете. Это платье, - Нинон небрежным жестом указала на коробку, стоявшую на кровати, - лишь дань восхищения вашей красоте, вашей юности, непосредственности, искренности... Знак дружеского расположения, если хотите. Но никак не намек на нечто большее. - Все равно... - начала было Анжелика, но хозяйка дома прервала ее. - Позвольте ему сделать вам приятное. Вас это ни к чему не обяжет. Я не называла никаких имен - вы сами догадались, кто выступил дарителем. Или, напротив, ошиблись в своих предположениях, - Нинон негромко рассмеялась. - Ну же, не будьте такой нерешительной! Примерьте его! - она быстрым движением вытащила наряд из коробки и протянула его девушке. Анжелика приложила платье к себе и обернулась к зеркалу. Увидев себя в этом новом обличье, она на мгновение замерла, а потом с удивлением осознала, что вся она, и даже нежная, шелковистая кожа лица с легким румянцем на щеках, словно излучает сияние. Тот, кто выбрал для нее этот наряд, несомненно, был настоящим волшебником, иначе как бы он угадал, что оно сделает ее такой удивительно красивой. Радость, вырвавшись из самой глубины ее существа, распустилась на губах очаровательной улыбкой, которую тут же заметила Нинон. - Вы восхитительны, дитя мое! Это платье должно быть вашим, - произнесла она непререкаемым тоном. - Да... - помимо воли произнесла Анжелика, прижимая плотнее к себе тонкую ткань, не в силах оторвать восторженный взгляд от своего отражения. - Вот и славно, - Нинон обняла ее за плечи и легко поцеловала в щеку. - А теперь давайте положим его обратно и вернемся к гостям. Мы и так непростительно надолго оставили их. Девушка кивнула и с сожалением направилась к коробке. Наклонившись над ней, она вдруг увидела на дне носовой платок. Он был хорошо знаком ей - ведь она сама отделывала его кружевом и старательно вышивала букву "А" в его уголке. Как он попал сюда? Неужели все это время он был у того, кто прислал ей этот подарок? Перед глазами Анжелики пронеслись все те немногочисленные встречи, которые были у них с графом де Пейраком, и вдруг она замерла, пронзенная воспоминанием об их знакомстве. Девушка, словно наяву, услышала насмешливый голос мужчины: - О, мадемуазель, будьте же милосердны к вашему платку! Еще немного, и от этого несчастного куска ткани не останется ничего. Будет жаль, если он падет жертвой нашей с вами в высшей степени увлекательной беседы... Она убежала тогда, забыв платок. Но почему он сохранил его? Почему прислал ей сейчас вместе с этим чудесным платьем? Положив наряд на кровать, Ажелика достала из коробки платок и расправила на ладони. Да, она не ошиблась, он когда-то принадлежал ей. Но теперь, побывав в руках графа де Пейрака, он стал вещью, словно бы принадлежащей им обоим. Даже запах его изменился - благоухающий некогда смесью вербены и розмарина, которую так любила девушка, сейчас он пах чуть иначе. К легкости и свежести трав добавился терпкий аромат табака, и, непроизвольно вдыхая его, Анжелика вновь возвращалась мыслями к мужчине, который одновременно и пугал, и притягивал ее, который оставался для нее загадкой, и образ которого, вопреки всему, глубоко запал ей в сердце... Она аккуратно вернула платок на место, затем уложила сверху платье и обернулась к Нинон, внимательно наблюдавшей за ней: - Мне, право, неловко оттого, что я не могу выразить то восхищение, ту благодарность, которую я испытываю по отношению к... - Анжелика внезапно замолчала и опустила глаза. - Лучшей благодарностью для него будет то, что вы наденете это платье и позволите ему любоваться вами и вашей ослепительной красотой. - Вы думаете, мы увидимся снова? - вопрос вырвался у Анжелики помимо воли и вызвал легкую улыбку на губах у мадемуазель де Ланкло. - Несомненно, дитя мое, - она взяла руки девушки в свои и нежно пожала. - Думаю, у вас впереди еще много встреч... *** Весь месяц, что предшествовал приему в Ботрейи, семья Ортанс провела, строго соблюдая рождественский пост и посещая все службы в приходской церкви Сен-Ландри. Анжелика, привыкшая к почти монашеской жизни в пансионе, без роптаний выдерживала и бесконечные мессы, и монотонные молитвы, и скудные трапезы... Они никуда не выходили, их никто не посещал - после круговорота лиц и визитов, которыми была наполнена ее жизнь в Париже до этого времени, теперешнее существование можно было назвать аскетичным и даже затворническим. Лишь иногда во время церковной службы она встречала господина де Монтеспана, который, несомненно, изыскивал любую возможность, чтобы увидеться с ней, но не делала никаких шагов ему навстречу за исключением легких кивков и нескольких любезных слов. Ортанс ворчала, что так она потеряет единственного стоящего поклонника, который, видя такое пренебрежение с ее стороны, в самом скором времени переключит свое внимание на девушку более приветливую, но Анжелике было все равно. Единственное, что занимало все ее мысли - это встреча с графом де Пейраком, которая должна была состояться после дня Богоявления на приеме в Ботрейи. Ее не интересовало, насколько роскошным будет праздник, хотя все вокруг только об этом и говорили, для нее также не имели значения знатные гости и их туалеты, и даже фейерверк, который должен был устроить знаменитый пиротехник, приглашенный мадам де Пейрак специально для предстоящего торжества из Лиона; единственное, чего ей хотелось, это увидеть чуть ироничную улыбку тулузского сеньора, пронзительный взгляд его темных глаз и услышать мягкий, с ласкающими интонациями голос: "Вот и вы, мадемуазель де Сансе". Анжелика была удивлена, когда узнала, что мессира де Монтеспана не пригласили на прием, несмотря на то, что он отчаянно желал туда попасть. В свою очередь, и он был ошарашен известием о том, что сестры де Сансе есть в списке приглашенных, хотя, казалось бы, у них было еще меньше шансов оказаться среди гостей, чем у него. С трудом скрывая досаду, маркиз, тем не менее, постарался принять равнодушный вид, словно его нисколько не задевает сложившаяся ситуация, и осведомился, не желают ли дамы воспользоваться его экипажем для поездки на бал, на что Ортанс с радостью согласилась. За стол в честь дня Богоявления в доме прокурора все садились с разными мыслями - господин Фалло де Сансе был угрюм и немногословен, поскольку с появлением Анжелики в его доме все пошло кувырком, и этот роскошный праздник в Ботрейи, на который были приглашены его супруга с сестрой, был ему, как кость в горле. Ортанс, напротив, была весела сверх всякой меры, щеки ее, обычно болезненно-бледные, сейчас горели лихорадочным румянцем, и она только и говорила, что о завтрашнем торжестве, словно не замечала ни нарядно накрытого стола в собственном доме, ни недовольства мужа, ни укоризненно поджатых губ его старика-дяди. - Вам не кажется, мадам, что вы слишком много внимания уделяете этому приему? - наконец не выдержал господин Фалло и раздраженно бросил накрахмаленную салфетку на стол перед собой. - Вы не можете не понимать, какую честь оказали нам мессир и мадам де Пейрак, пригласив нас в Ботрейи! - воскликнула Ортанс. - Уверена, - горделиво выпрямилась она на своем стуле, - что это из-за той дружбы, что связывала нас в пансионе. Прокурор недоверчиво покачал головой. - Мы были очень близки с Франсуазой, - тем временем продолжала Ортанс, - и я надеюсь, что она будет настолько великодушна, что окажет протекцию нашей Анжелике. - Да, это было бы неплохо, - проговорил мужчина. - А то, увы, как вы ни стараетесь, моя дорогая, вам никак не удается найти ей достойную партию. Ортанс вспыхнула. - Поверьте, в этом нет моей вины! - запальчиво проговорила она, бросая на мужа негодующий взгляд. - Просто наша гордячка хочет замуж не иначе, как за принца, а потому отвергает всех кавалеров! - закончила она язвительно и посмотрела на Анжелику. Девушка, все утро провозившаяся на кухне, желая порадовать родных королевским пирогом*, сейчас вяло ковырялась ложкой в овощном рагу и никак не отреагировала на слова сестры. Анжелика не могла сказать, что Ортанс была совсем уж неправа - действительно, мечтающая о любви, она весьма холодно принимала ухаживания нисколько не интересующих ее кавалеров и тем самым разрушала все надежды родственников на ее скорое и удачное замужество. С другой стороны, будь у Ортанс выбор - вышла бы она замуж за своего скучного мужа-прокурора? Или искала бы супруга под стать себе - увлеченного искусством и литературой, остроумного и широко эрудированного? Не жалеет ли она хотя бы иногда об этом браке, заключенном исключительно из деловых соображений? Анжелике претила сама мысль о подобном замужестве, но она молчала, зная, что, выскажи она вслух то, о чем думает, ее просто-напросто засмеют. Еще ее немного смущали восторги Ортанс по поводу предстоящего приема, а мысли о нем вызывали двойственные чувства: с одной стороны, она тоже с нетерпением ждала роскошного праздника в Ботрейи, а с другой... С другой стороны Анжелика чувствовала какую-то неправильность и в этом приглашении, исходившем от Франсуазы де Пейрак, которая недвусмысленно высказала свое презрение к молодой девушке во время их последней встречи, и в той радости от скорого свидания с графом, которую она испытывала помимо собственной воли, и даже в том роскошном платье, которое он прислал ей. Девушке казалось, что она вовлечена в какую-то игру, в которой ей заранее определена роль проигравшей, но у нее не было сил отказаться от нее. А может, это сама Судьба распоряжалась ее жизнью таким причудливым образом? Эти размышления настолько вымотали Анжелику, что она, не дожидаясь момента, когда должен был быть разрезан пирог и, по традиции, определены король и королева этого вечера, поднялась к себе, сославшись на нестерпимую головную боль. Закрыв дверь своей спальни, она принялась раздеваться, ожесточенно дергая непослушные завязки платья. Как только оно, наконец, бесформенным комом упало к ее ногам, девушка буквально рухнула на постель и почти мгновенно провалилась в сон. Она медленно шла по окутанному сумерками парку. Из окон расположенного неподалеку розового замка, изящного, словно игрушка, доносились звуки скрипок и гитар, и было видно, как цепочка лакеев проносит мимо огромных окон длинной галереи, окаймляющей фасад дворца, зажженные канделябры, а другие слуги, взобравшись на табуреты, зажигают свечи в бра, висящих у огромных зеркал, в темной глубине которых отражается их колеблющееся пламя. Около парадного подъезда то и дело останавливались роскошные экипажи, из которых выпархивали изящные дамы, небрежно опирающиеся на любезно протянутые им навстречу руки галантных кавалеров. Анжелика не решилась приблизиться к особняку и поспешно углубилась в боковую аллею, над которой ниспадающие ветви деревьев образовали арку из зелени. Аллея увлекала ее все дальше, к густой роще, и, чем дальше она уходила, тем меньше вспоминала о замке. Парк создавал ощущение тайны, исподволь внушая мысль, что он безграничен. Словно стоя на пороге чего-то неизведанного, Анжелика долго колебалась, прежде чем войти туда, но вдруг услышала знакомый голос, пробравший ее до мурашек: - Идите сюда... Ну же, не бойтесь... Голос звучал из расположенной неподалеку беседки, которую Анжелика не сразу разглядела в темноте, но вот на небе появилась луна, и ее света вполне хватило, чтобы осветить парк. Приглядевшись, Анжелика увидела черный силуэт мужчины, который стоял на широких мраморных ступенях, ведущих в беседку. Она не могла различить его лица, но точно знала, что он неотрывно смотрит на нее. - Не бойтесь, - повторил он, и она, словно завороженная, сделала шаг к нему навстречу. В то же мгновение сильные руки подхватили ее, словно пушинку, и вот она уже в объятиях мужчины, чей образ неотступно преследовал ее на протяжении всех последних месяцев, проведенных в Париже, с их самой первой встречи... Анжелика почувствовала его горячее дыхание на своей щеке и инстинктивным движением обхватила шею мужчины руками, желая быть как можно ближе к нему, стать единым целым, как в первый день творения. - Анжелика, - еле слышно проговорил он нежным, словно ласка, голосом, и его губы, помедлив долю секунды, прижались к ее устам, сначала осторожно, будто пробуя их на вкус, а потом все настойчивее, все требовательнее, пока ее губы, побежденные в этой сладкой борьбе, не приоткрылись ему навстречу... И вот уже она прильнула к нему всем телом, точно гибкая лиана к могучему дереву. Ее жизнь ей больше не принадлежала, и она жадно пила его дыхание, которое огнем растекалось по ее телу. Все ее существо сейчас отчаянно жаждало любви, которую дарил ей невидимый и неиссякаемый источник - его губы. Ее тело, отдавшееся страсти, покорившееся властному поцелую любви, стало словно податливая водоросль, плывущая по волнам бескрайнего океана. Ничего больше не существовало, кроме горячего прикосновения его губ, которые дарили ей невероятное наслаждение, такое острое, такое пронзительное, которое она никогда не испытывала прежде... - Анжелика, - снова проговорил он, проводя кончиками пальцев по ее щеке, - открой глаза... Анжелика! Ее подбросило на кровати, словно пружиной. Она тяжело дышала, сердце колотилось где-то в горле, тело горело, по нему волнами пробегали отголоски только что пережитого экстаза, и девушка не сразу поняла, что над ней склонилась Ортанс, державшая в руках зажженную свечу. - Что с тобой? - обеспокоенно спросила она, разглядывая бледное, как мел, лицо сестры и ее горящие безумным блеском глаза. С трудом Анжелике удалось взять себя в руки, и она пробормотала чуть охрипшим со сна голосом: - Мне просто... приснился сон... - Кошмар? - охнула Ортанс. - Нет.. Да... Я не помню... - Анжелика провела дрожащей рукой по лбу и поняла, что он весь в испарине. - Успокойся, уже все закончилось, - проговорила сестра, присаживаясь на край кровати. - Прочитай молитву Деве Марии, мне она всегда помогает, - и она начала шептать, чуть прикрыв глаза и склонив голову: - Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus**... Повторяя за ней затверженные до автоматизма слова молитвы, Анжелика постепенно избавлялась от наваждения, навеянного ей сновидением. Но если разум ее уже успокоился, то тело все еще не могло забыть только что пережитого удовольствия, и она молилась тем истовее, чем острее ощущала греховность произошедшего, и со стыдом осознавала, что, доведись ей вновь испытать нечто подобное, то она опять не сможет совладать с разгорающимся в ней, словно пожар, желанием. "Это все происки дьявола", - шептал ей внутренний голос, и Анжелика обмирала от сладкого ужаса, чувствуя, как неистово бьется в груди сердце, а щеки заливает жарким румянцем. Дочитав молитву, Ортанс вдруг воскликнула: - Я же совсем забыла, зачем пришла! Поднимаюсь к тебе, открываю дверь, а ты дышишь тяжело и мечешься, точно в горячке. Я уж думала, ты заболела, так тихо весь вечер просидела, и ушла из-за стола, даже не поев толком, - и она протянула сестре тарелку, на которой лежал кусок королевского пирога... _______________ *Традиция печь пирог волхвов на Богоявление восходит к XIII—XIV векам. В этот день католики вспоминают одно из важнейших событий в истории Нового Завета: поклонение волхвов младенцу Иисусу. Одной из наиболее ранних традиций, связанных с христианской символикой пирога волхвов, стала так называемая «доля Господа», или «доля Святой Девы»: пирог делился на столько человек, сколько присутствовали за столом, и ещё одна часть отдавалась первому встреченному бедному. Во Франции пирог волхвов называется "galette des Rois". Самый младший из членов семьи прячется под столом и, не глядя, указывает, кому должен достаться тот или иной кусок. Тот, кому достанется кусок пирога с сюрпризом, объявляется «королём». Он выбирает «королеву» и пьёт за её здоровье, все присутствующие также пьют, произнося: «Король пьёт! Да здравствует король!» (фр. Le Roi boit! Vive le Roi!). Если же сюрприз достаётся особе женского пола, тогда она выбирает "короля". **Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных...
Florimon: Ура! Какое долгожданное продолжение! Жаль, что мы так и не узнали впечатлений Анж от приезда в Ботреи, но надеюсь они ждут нас впереди?
toulouse: Наконец-то)) спасибо! Ортанс считает, что платье подарила Нинон? Очень уж роскошный подарок, тем более от Нинон с ее репутацией) Она прямо приглашает Анжелику к грехопадению, ей уже и сны начали сниться такие... подходящие Ну да платье-то нужно, куда деваться. А у Ортанс нет детей? Она вообще сильно отличается от голоновского персонажа. Нормально, что ее мужа не позвали на прием?
Nastia: УРЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯ!!!Дождалась )) Как всегда все очень интересно ,и на сам интересном конец)) Надеюсь в скором временим мы прочитаем следующую главу ! А примерно сколько Вы планируете глав написать?
japsik: toulouse пишет: А у Ортанс нет детей? Она вообще сильно отличается от голоновского персонажа. Нормально, что ее мужа не позвали на прием? Я тоже подумала: а почему без мужа? Автор явно испытывает большую любовь к Ортанс, чем Анжелика в каноне. С другой стороны, там Ортанс уже ужасно завидовала Анжелике, вот и вела себя соответствующе. Тут она в себе уверена, чувствует себя чуть ли не покровительницей своей менее удачливой сестренки, вот и не видит очевидного. Violeta спасибо! Я даже не ожидала, что теперь до сентября что-то появится. Девочка созрела, прям страшно представить, что на приеме может случиться! Жалко отдавать Нинон эту знаменитую фразу, хотя она удачно вписана в канву произведения, ничего не скажешь toulouse пишет: Ортанс считает, что платье подарила Нинон? Мне кажется нет, иначе про какой маленький секрет идет речь между ней и Пейраком в предыдущей главе? Он получается все шикарно обставил: Ортанс сказал, что Анжелика думает, что это подарок Нинон, а на самом деле все, кому надо знают, но приличия соблюдены. Идеально Написала это, а потом перечитала, а там речь об Анжелике. Да, неувязочка получается.
полная версия страницы