Форум » Творчество читателей » Цикл "Лепестки на волнах", фики по "Одиссее капитана Блада" » Ответить
Цикл "Лепестки на волнах", фики по "Одиссее капитана Блада"
Nunziata: Я помню, что на сайте есть поклонники этой замечательной книги. Решилась вот представить вашему вниманию и другие мои истории, уже только по миру капитана Блада, хотя письмо Ибервиля из эпилога "Сокровища Моргана" здесь тоже будет фигурировать. Итак, Путь домой часть первая. Беты (редакторы): fitomorfolog_t Пейринг или персонажи: Питер/Арабелла, дон Мигель/Арабелла; Джереми Питт, Волверстон и другие Рейтинг: около R Жанры: Гет, Приключения, Ангст Описание: Питер Блад, покончив с пиратством, стал губернатором Ямайки. Он и Арабелла вместе и счастливы. Но... Арабелла попадает в руки дона Мигеля, и это еще полбеды... Постканон. Август-октябрь 1689 Посвящение: Выражаю благодарность *jelene и Natoth за терпение и советы) Искупление часть вторая с интермедиями Персонажи: Дон Мигель/ОЖП, Эстебан, Питер Блад, Арабелла, омп и ожп Рейтинг: R Жанры: Приключения, Мелодрама, Романс Примечание: Авторское видение образа дона Мигеля де Эспиносы и его судьбы. В истории присутствуют Питер и Арабелла - в воспоминаниях и в последних главах, однако они являются пусть значимыми, но не главными героями. Матчасть условна, посему - местами некоторая историческая AU + умышленное допущение автора Цитаты из романа Сервантеса "Дон Кихот" Кинжал дона Эстебана часть 3 Персонажи: дон Мигель/Беатрис Жанр: агнст Рейтинг: PG Описание: Кинжал молодого повесы не мог просто так пылиться на полке. 1698-99 гг Лепестки на волнах часть 4 Персонажи: дон Мигель де Эспиноса/Беатрис; дон Диего де Эспиноса Рейтинг: PG-13 Жанры: Ангст, Драма Предупреждения: Смерть персонажей, Нехронологическое повествование Описание: Приключения. Пришел срок адмиралу де Эспиноса подводить итоги. Постканон, 1707 год. Посвящение: Благодарю momond за бетинг текста
Violeta: Ого, высечь Беатрис - вот это поворот!!! Жаль, Пейрак до этого не додумался. И примирение замечательное, все, как надо. Вот только от Фернандо надо избавиться, противный какой
Nunziata: Violeta , Анжелика вроде ничего такого не творила... кроме отворотповорота в первый год брака но помнится, он ее обещал убить за измену. Она где-то это вспоминает с Беатрис превоначальный вариант ссоры был... погрячей, но я уменьшила накал темных страстей) по прошествию времени стало казаться так более достоверно
Nunziata: 16. Преодоление июнь 1690 Ранним утром Беатрис завтракала в затененной апельсиновыми деревьями лоджии. День обещал быть волнительным: сегодня наместник его величества давал званый ужин в ознаменование окончания празднеств рождества Иоанна Предтечи, и в числе приглашенных был адмирал де Эспиноса с супругой. Беатрис переживала, не зная, как общество Санто-Доминго примет ее — незнатную провинциалку, по милости Небес ставшую женой сиятельного гранда. Накануне доставили платье — еще роскошнее, чем то, в котором Беатрис была на свадьбе, из великолепного черного шелка. Пена тонкого кружева украшала лиф и рукава, а подол верхней юбки был расшит золотой и серебряной тесьмой. Беатрис предпочитала более скромные наряды, и ширина обручей каркаса показалась ей непомерной. Но она наконец-то будет представлена «малому двору» наместника и поэтому перспектива провести несколько часов, затянутой в жесткий тяжелый корсет ничуть ее не удручала. — Вы позволите присоединиться к вам? Глубоко задумавшаяся Беатрис вздрогнула, услышав голос мужа. Обычно они завтракали порознь. Адмирал де Эспиноса поднимался с постели на рассвете, и в этот час либо работал с бесчисленными бумагами в своем кабинете, либо уезжал в порт. — Дон Мигель, — она встала со стула и присела в реверансе. Дон Мигель быстрым шагом подошел к жене и поднес к губам ее руку, затем уселся на свободный стул и оглядел немудреную трапезу, состоящую из меда, хлеба и фруктов. — Я велю Лусии принести еще чего-нибудь. — Не нужно. Беатрис с любопытством посматривала на мужа: уж больно загадочный вид у него был. — Так значит, Ола вас устраивает? — вдруг спросил он. — Конечно, устраивает! — улыбнулась Беатрис — Что же, тогда вам обеим необходимы несколько уроков. Беатрис удивилась. Надо сказать, что после той злополучной прогулки, которая могла закончится трагически и для всадницы, и для лошади, верхом она больше не ездила. Ее жизнь заполнили другие, гораздо более важные события. А в последние недели, пользуясь полученным от мужа разрешением, она проводила много времени в госпитале. И хотя Беатрис нравилось общаться с Олой, и она продолжала навещать кобылу, принося той какое-нибудь лакомство, для себя она уже успела прийти к выводу, что верховая езда не для нее. Да и неприятные воспоминания не вдохновляли ее на дальнейшие прогулки. Поэтому неожиданно возникший со стороны дона Мигеля интерес к этому вопросу озадачил ее. И неужели он сам собирается учить ее? — Пожалуй, сегодня и начнем, — сказал дон Мигель, подтверждая ее догадку. — А как же прием? — еще больше удивилась Беатрис. — До вечера уйма времени, — отмахнулся дон Мигель. — Как вам будет угодно, — пожала плечами Беатрис: и в самом деле, что проку изводить себя домыслами о предстоящем приеме, если можно провести эти часы с мужем? Ведь им не столь уж часто доводится наслаждаться обществом друг друга. Через полчаса Беатрис спустилась во двор. Муж и братья да Варгос были уже там. К седлам лошадей телохранителей дона Мигеля были приторочены тюки причудливой формы, и он, заметив вопрос в глазах жены, пояснил: — Я велел изготовить игуану — Игуану?! — Чтобы никакая мерзкая тварь больше не могла испугать Олу. Или лишить вас присутствия духа. — Но каким образом вы собираетесь этого добиться? — Увидите, донья Беатрис. Мы немного проедемся по пляжу, а тем временем Лопе и Санчо все приготовят. Заинтригованная Беатрис подошла к Оле и заметила, что седло на кобыле другое: меньше по размеру, с плавно изогнутыми луками. — Седло французское, оно гораздо удобнее, — продолжил давать пояснения дон Мигель. — В Испании мы строго следуем древним традициям, но это как раз тот случай, когда можно отступить от них. Испанские седла для женщин громоздки и небезопасны, особенно если пускать лошадь вскачь. Как только Беатрис устроилась в седле, она сразу почувствовала, насколько оно отличается от прежнего. Но вместе с тем напомнил о себе пережитой страх и она судорожно стиснула повод. — Вы не передумали? — серьезно спросил дон Мигель Она лишь упрямо покачала головой. — Хорошо, — садясь верхом на Райо, де Эспиноса ободряюще улыбнулся жене. Оставив позади город, они проехали через полосу прибрежных зарослей, и наконец перед ними открылось море. Братья да Варгос спешились, а дон Мигель кивнул Беатрис на длинную полосу песчаного пляжа. — Вперед, донья Беатрис. Они скакали по самой кромке прибоя, по плотному белому песку. Ветер бил в лицо Беатрис, трепал ее волосы. Ощущение свободы охватило ее, и она вдруг поняла, что ей нравится скачка. В полулиге береговая линия круто изгибалась, и подступивший к самой воде кустарник скрывал от глаз всадников довольно протяженный участок пляжа. Доскакав до поворота, дон Мигель остановился, смиряя рвавшегося вперед Райо и разглядывая что-то, пока невидимое для Беатрис. Она на мгновение напряглась, снова вспомнив безумную скачку испуганной кобылы, однако, едва она натянула повод, как Ола перешла на рысь, и, поравнявшись с андалузцем, тоже остановилась. — Смотрите, что выбросил последний шторм — каоба*! — де Эспиноса показал на лежащий на песке ствол огромного дерева, в ошметках коры и бурых космах высохших водорослей: — Вообще-то, в окрестностях Санто-Доминго они редко встречаются. Видимо, ее принесли сюда морские течения. Как нельзя кстати. Вы не должны теряться при виде препятствий. Заставьте Олу перепрыгнуть. Полагаю, в вас достаточно характера и храбрости. Беатрис без особого восторга разглядывала неожиданное препятствие. «Отказаться?» — мелькнула у нее отнюдь не храбрая мысль. — Поваленное дерево — еще не самая серьезная преграда из тех, что могут встретиться на вашем пути, донья Беатрис, — продолжил муж, видя, что она колеблется. — Итак? — Я... попробую. — Я не сомневался, что вы решитесь, — усмехнулся де Эспиноса. — Перед прыжком вы должны немного наклониться вперед, однако держите спину прямо. В момент прыжка отдайте повод, иначе рискуете удариться грудью или выпасть из седла на шею лошади. Беатрис кивнула, впрочем, слабо представляя себе, как ей удастся следовать советам мужа. Она толкнула ногой Олу, и та почти с места пошла легким галопом. Однако у самого дерева она замедлила свой бег и, не подчиняясь понуканиям всадницы, повернула, по плавной дуге обходя препятствие. — Заставь ее! — крикнул дон Мигель. Беатрис сцепила зубы и вновь направила лошадь к каобе. — Смотри вперед! Спину ровнее! На этот раз Ола остановилась нескольких кодо от препятствия и присела на задние ноги, мотая головой и привставая на дыбы. — Я не могу! — Беатрис с трудом вынудила кобылу поставить передние копыта на песок. — Ты сможешь, — неожиданно спокойно ответил дон Мигель. — Ола чувствует твою неуверенность. Ну, не все сразу. А сейчас сделаем так... Езжай за мной. Он дождался, пока Беатрис справится с нервничающей лошадью и подъедет к нему, затем пришпорил Райо. Ола без возражений последовала за жеребцом. Вздымая клубы песка, Райо подскакал к каобе и прыгнул. Беатрис не успела испугаться, как Ола прыгнула тоже. Как во сне, когда все происходит замедленно, молодая женщина увидела проплывающий под ней ствол дерева. Через мгновение сильный толчок чуть не выбил ее из седла. Зубы клацнули: приземление получилось жестким. Затем время вновь вернулось к своему обычному ходу. — Отлично! — воскликнул дон Мигель. Беатрис несколько раз глубоко вздохнула, приходя в себя. Ола всхрапывала и вскидывала голову, прося повода и словно удивляясь, что преодолела такую неприятную и пугающую ее преграду. — У тебя получится. Вернее — у вас обеих. Ты должна подчинить лошадь себе, понимаешь? — проговорил дон Мигель. — А теперь вернемся, должно быть, Лопе и Санчо уже соорудили чучело. «Еще игуаны нам не хватало», — не без иронии подумала Беатрис, оглаживая Олу по взмокшей шее — кобыла всё еще горячилась. — Вы решили провести нас через все испытания за один урок? — спросила она у мужа. — Прыжок через дерево не считается, — улыбнулся тот, разворачивая коня. — Ведь Ола всего-навсего прыгнула за Райо. — Хорошенькое дело — не считается, — пробормотала Беатрис ему в спину. — Я чуть не умерла со страху... Если де Эспиноса и слышал ее, то не подал виду. Райо неторопливо рысил в сторону опушки, где остались братья да Варгос, и Беатрис могла только предполагать, что именно приготовил для нее муж. Санчо зачем-то забрался в густой кустарник, и на его лице алели свежие царапины, но это не мешало ему на пару с Лопе заговорщически ухмыляться. — Будет лучше, если вы спешитесь, донья Беатрис, — сказал дон Мигель. — Вы проведете Олу по тропинке, а Санчо вытолкнет чучело из кустов. Ваша задача — убедить лошадь, что в этом нет ничего страшного. Важно, чтобы это сделали именно вы. Так она привыкнет доверять вам, своей хозяйке. И разговаривайте с ней. — А если Ола будет вырываться? — с сомнением спросила Беатрис. — Постарайтесь все-таки удержать ее. Но если не получится — бросьте повод, — дон Мигель усмехнулся. — Не беспокойтесь. Мы с Райо перехватим ее. Лопе придержал стремя, и Беатрис спешилась. Особой надежды на успех идеи мужа она не испытывала, но возражать не стала. Взяв Олу под уздцы, она пошла по тропинке. Кобыла охотно последовала за ней, и в этот момент из кустов с треском выпало нечто. Ола попятилась, храпя и задирая голову. Повод натянулся, и вцепившейся в него Беатрис пришлось приложить все силы, чтобы устоять на ногах. — Ола.... Ола-а-а... — протяжно позвала она и негромко присвистнула. Конечно же, умение свистеть, не делало чести благовоспитанной девице, но однажды Беатрис была свидетельницей того, как конюх успокоил нервного коня таким способом, и она надеялась, что это поможет и ей. Продолжая звать кобылу и посвистывать, Беатрис кинула взгляд на чучело: ну и страшила — в шипах, с оскаленной пастью и намалеванными на морде красными глазищами. У братьев да Варгос было богатое воображение — настоящая игуана, пожалуй, внушала меньший страх, чем это исчадие ада. Неизвестно, была ли Ола тоже приучена к свисту, но понемногу она успокоилась, хотя фыркала и прядала ушами, косясь на ужасное чудище. Ласково уговаривая лошадь, Беатрис легонько потянула ее за повод, а чудище на этот раз не пыталось напасть, и Ола двинулась вперед. — Вот видишь, Беатрис, — удовлетворенно сказал дон Мигель, когда они возвращались домой. — Все прошло просто замечательно. Они ехали бок о бок, и Беатрис могла видеть довольное лицо мужа. — И Ола ничего не будет бояться? — скептически спросила она. — Будет. — Но тогда зачем этот урок? — Ола испугалась, но ты была рядом и смогла успокоить ее. Она доверилась тебе, и в следующий раз охотнее подчинится твоей воле, — дон Мигель помолчал, а затем спросил: — А теперь расскажи, что нового ты узнала у отца Кристиана за последние недели. Беатрис смутилась: после ссоры она избегала разговоров о госпитале, полагая, что мужу неприятно, все, что касается этой темы. — Отец Кристиан заинтересовался бальзамом сеньора Рамиро, — осторожно ответила она. — И что же, Франциско поделился своими секретами? — Сеньор Рамиро очень добр! — воодушевилась Беатрис. — А бальзам и вправду творит чудеса. Особенно благотворно его действие, когда раны уже начали гнить... — Неужели тебе и в самом деле нравится рассуждать о методах исцеления гниющих зловонных ран? — перебил ее не скрывающий своего удивления дон Мигель. — Да, — потупилась Беатрис. — И я сожалею, что мне как женщине недоступны более глубокие знания о врачевании. Вот сеньор Рамиро — сколько снадобий он изобрел! — Ей-богу, предпочитаю, чтобы ты была моей женой, а не моим судовым врачом, — де Эспиноса рассмеялся, но, заметив обиженный взгляд Беатрис, добавил: – Твои таланты неисчислимы. Думаю, что из тебя бы получился не только превосходный доктор, но и прекрасная матушка-настоятельница, если бы я не вмешался. Господь еще накажет меня за святотатство, ведь я поспорил с Его волей. — Возможно, Он избрал тебя своим орудием, и ты, напротив, исполнил Его волю, – возразила Беатрис, украдкой скрещивая пальцы в древнем знаке, отгоняющем зло. *** Солнце стояло высоко, и Беатрис начала уже беспокоится, хватит ли ей времени, чтобы приготовиться к приему. Однако в этот день случилось еще одно происшествие. Когда они въехали во двор, то услышали женский визг и крики: в доме что-то стряслось. Шум доносился из западного крыла, и де Эспиноса нахмурился: — Что за черт? Он спрыгнул с коня и, кинув поводья подоспевшему конюху, бросился ко входу в дом. Братья да Варгос припустили следом. Спешившись, Беатрис побежала за ними. Широкая юбка мешала ей, и когда, запыхавшись, молодая женщина поднялась на второй этаж, мужчин нигде не было видно. Впрочем, догадаться, где они, не составляло труда: дверь кабинета была распахнута, и именно оттуда раздавались крики и грохот. — Это дьявол! — взвыла какая-то из служанок Беатрис показалась, что это была Мерседес. Должно быть, случилось что-то из ряда вон выходящее, если бесконечно хладнокровная женщина оставила свою сдержанность. — Хосе, мои пистолеты! — крикнул дон Мигель. Беатрис подбежала к дверям и едва не наткнулась на Санчо и Лопе, стоящих на пороге. С другого конца коридора спешили Лусия и Фернандо. Беатрис вошла вовнутрь и остановилась, остолбенело разглядывая кабинет, где царил полный разгром. Стулья были перевернуты, пол устилали заляпанные бордовыми пятнами вина клочки бумаги, осколки разбитого графина и выброшенные из шкафов статуэтки. Рассыпанные по столу документы были залиты чернилами из опрокинутой чернильницы. Мерседес, втягивая голову в плечи, пятилась к дверям. Рядом со столом стоял на четвереньках Хосе, держа пистолет и пытаясь зарядить его трясущимися руками.Среди этого хаоса возвышался дон Мигель. Он смотрел в правый верхний угол кабинета. Посмотрев туда же, Беатрис заметила темный ком на одном из шкафу и, приглядевшись, поняла, что это довольно крупная обезьяна. — Чего ты возишься? — поторопил слугу де Эспиноса Хосе подал ему пистолет. Прицелившись, де Эспиноса выстрелил в зверька. Тот с визгом метнулся на люстру, закачавшуюся под его весом. Оказалось, что в лапках у обезьяны находится второй пистолет. Она чуть было не выронила тяжелое оружие во время прыжка, но удержала его, и теперь, скалясь и гримасничая, передразнивала де Эспиносу, поочередно целясь во всех присутствующих. Мерседес всхлипнула, а Хосе полез под стол. — Не дури, Хосе, — раздраженно буркнул дон Мигель, — пистолет у нее разряжен. Он поднял с пола мешочки с боеприпасами и, положив их на стол, стал перезаряжать свой пистолет, время от времени бросая взгляды на обезьяну, раскачивающуюся под потолком. — Дьявол! — вновь подала голос Мерседес. — Воистину... — среди столпившихся возле дверей слуг послышались причитания. — Это обезьяна! Мерседес, неужто ты никогда не видела их? — возразила Беатрис. — Это Дьявол в обличии отвратительной твари! — прошипела служанка. — И он явился, чтобы смутить наш дух! — она истово перекрестилась. — Думаю, в своем истинном обличии Дьявол смутил бы наш дух гораздо сильнее, — Беатрис тоже перекрестилась, как привыкла делать при упоминании Нечистого. Санчо вполголоса разразился замысловатым богохульством. — Да отгниет твой поганый язык, Санчо да Варгос! — набросилась на него Мерседес. Ее глаза горели фанатичным огнем. — Как ты смеешь сквернословить в такую минуту?! Когда мы смиренно должны... — Старая карга, — не остался в долгу Санчо. — Прекратить! — рявкнул де Эспиноса. Он вновь прицелился в обезьяну, но та уже прекрасно понимала исходящую от оружия угрозу. Она заверещала, швырнула в сиятельного адмирала пистолет и прыгнула с люстры прямо в лицо Мерседес. У служанки вырвался безумный вопль, а обезьяна перепрыгнула на взвизгнувшую Беатрис, затем молнией метнулась к открытому окну. Выстрел дона Мигеля лишь разбил одно из оконных стекол, но не причинил никакого вреда зверьку, успевшему скрыться в густой листве деревьев . Хотя обезьяна пребольно оцарапала запястье Беатрис, та не выдержала и прыснула со смеху: грозный адмирал Испании, яростно смотревший вслед постыдно бежавшему «противнику», выглядел забавно. — Рад, если вас это развеселило, донья Беатрис, — кисло заметил дон Мигель. Он окинул взглядом кабинет, оценивая урон, нанесенный его святая святых бесцеремонным зверем. — Откуда она взялась? — Окно было открыто, дон Мигель, — покаянно пробормотал Хосе. — Сталбыть, сбежала из зверинца и... — Что же, кроме себя винить никого. Хосе, Мерседес, приведите все в порядок. Что касается моего последнего рапорта его королевскому величеству, то увы, он безвозвратно погиб. — Дон Мигель, прошу прощения... — смущенно сказала Беатрис. — Не стоит извиняться. Это и в самом деле было забавно, — дон Мигель взглянул на перекошенные от страха лица слуг и язвительно хмыкнул: — Но было бы гораздо забавнее, если бы пистолет, попавший в лапы этой твари, был заряжен. ________________________________________________________________- * или махагони, одна из разновидностей красного дерева
Violeta: Обезьянка, забавно Жду приема у наместника
Nunziata: Violeta ща будет))
Nunziata: 17. Званый ужин у наместника Леонора, маркиза де Франкавилья, придирчиво всматривалась в свое отражение в зеркале: неужели морщина? Так и есть, алебастрово-белую кожу лба пересекала тонкая, но заметная морщинка. И возле глаз тоже... Попробовать притирание из цветков гелиотропа и амариллиса, который ей продал на прошлой неделе ушлый торговец? Или крем на козьих сливках? Донья Леонора раздраженно куснула нижнюю губу. Это все здешнее солнце — под его лучами женщины увядают быстрее, чем в Европе. И как бы она не старалась защитить кожу, зеркало беспощадно напомнило ей, что ее весна осталась позади. Но надо же ей было заметить это именно сегодня, когда дон Барталомео устраивает прием! И там же будет Мигель! Да, Мигель со своей женой! — Донья Леонора, позволите причесать вас? — голос молоденькой камеристки нарушил ее размышления. — Позови Кафтучи, Бланка. Она все сделает. Бланка позволила себе презрительную гримаску. — Ты чем-то недовольна? — обманчиво спокойно спросила Леонора. Девушка вспыхнула, презрение на ее лице сменилось растерянностью. — Я... не знаю, где она, донья Леонора… — Так пойди и разыщи ее! Бланка выскочила из комнаты, а маркиза продолжила созерцать свое безупречное лицо. Почти безупречное... Впрочем, ее глаза все так же хороши. И волосы... Ее мысли вернулись к дону Мигелю де Эспиносе. Запретная связь длилась несколько лет, и их страсть была такой же жгучей, как солнце Эспаньолы, такой же испепеляющей, как пламя костра для нераскаявшейся грешницы... Или она лишь вообразила себе это? Разве могли они надеяться на что-либо? Мигель не обещал да и не мог ничего ей обещать. Он уходил в море — надолго и всегда внезапно, и она быстро отучилась ждать его, а затем негритенок-посыльный приносил ей записку, и сеньор адмирал неистовым ураганом вновь врывался в ее жизнь, желая начать с того самого места, где они остановились в прошлый раз. Им везло: кроме Кафтучи, чернокожей рабыни, привезенной откуда-то с засушливых равнин Намибии, ни у кого не зародилось и тени подозрения, что добродетельная маркиза де Франкавилья — неверная жена. Однако в преданности черной ведьмы донья Леонора не сомневалась. И каким же пылким был сеньор адмирал! В начале их романа она даже всерьез раздумывала, не ускорить ли муженьку уход в лучший из миров. Верная Кафутчи помогла бы ей... Леонора отказалась от этого безумного шага, и, как показало время, была права. После гибели брата Мигель переменился, их встречи стали редкими, что, впрочем, уже не огорчало Леонору: она устала от необходимости тщательно скрывать их связь и от тяжелого нрава любовника. В последний год они и вовсе не виделись. Прошлой осенью по Санто-Доминго прошел слух, что адмирал де Эспиноса то ли убит в бою, то ли смещен и под стражей отправлен в Испанию. Леонора встревожилась, но потом пожала плечами и еще раз возблагодарила небеса, что не поддалась пагубному порыву и не попыталась избавиться от мужа. Слухи о себе опровергнул сам адмирал де Эспиноса, когда дождливым ноябрьским вечером его корабль бросил якорь на рейде. А через несколько дней город оказался взбудоражен известием о скорой женитьбе дона Мигеля. Эта новость была подобна удару молнии и вызвала у доньи Леоноры приступ ярости. Особенно самолюбие маркизы уязвляло то, что она вместе с мужем была приглашена на свадьбу. Во время церемонии Леонора внимательно рассматривала новоявленную сеньору де Эспиноса: недурна собой, но и не более. Из захудалого рода. В сознании неотступно билась мысль: почему, почему эта простушка из захолустья сумела добиться того, о чем она, маркиза де Франкавилья могла лишь грезить?! И тогда-то Леонора решила поквитаться. Она не позволит безнаказанно играть со своим сердцем! Кафтучи, конечно, обо всем догадалась и в тот же вечер без обиняков спросила: — Госпожа хочет, чтобы та женщина ушла в Ку-зиму, к духам подземного мира? Леонора ответила не сразу, и причина ее колебаний была вовсе не страхе перед возмездием и не в сострадании: она хотела действовать иначе... изощреннее. — Нет. Но вот что. Скажи-ка, тебе известны зелья твоего народа? При помощи которых ваши колдуны общаются с демонами? К ее удивлению, широкие крылья носа Кафтучи затрепетали, а лицо посерело. — Только вожди и мудрые женщины могут говорить с духами. Иначе — Смерть придет за тобой... — Однажды ты сказала, что среди твоих предков были знахари. И твоя мать учила тебя. Мне достаточно только намекнуть брату Антонио — и смерть придет за тобой, — с жесткой усмешкой повторила донья Леонора последние слова рабыни. — Жаркая смерть в очищающем огне. Ты видела, как сжигают еретиков и ведьм? Нет? В последнюю неделю Великого поста ожидается аутодафе... Кафтучи задрожала. — Не трясись. Я не претендую на твоих демонов, оставь их себе, — презрительно фыркнула Леонора. — Но мне нужно снадобье, которое... изменит ее. Сведет с ума. Ты сможешь приготовить что-то подобное? — Да, госпожа, — пробормотала Кафтучи и низко склонилась перед ней. ...Сегодня пришло время вспомнить о колдовском зелье: другого удобного случая может долго не представиться. — Госпожа... Она вздрогнула и встретилась в зеркале взглядом с Кафтучи. Та вошла неслышно и теперь стояла позади ее кресла. — Готово? — Да, госпожа, — Кафтучи протянула руку. На ее ладони был маленький флакон зеленоватого стекла. Леонора, не торопясь брать зелье, с любопытством спросила: — Как оно действует? И насколько быстро? — Очень быстро... Падут все запреты, и тело выйдет из власти духа. — Навсегда? — Нет. — Жаль. Я полагала, что ты способна на большее. — Кафтучи промолчала, ее будто вырезанное из черного дерева лицо напоминало своей надменностью лики языческих идолов, и впервые донья Леонора почувствовался себя не вполне уверенно в присутствии своей рабыни. Борясь с неуместным смущением, она проговорила: — Впрочем, так тоже сгодится. На званом ужине королевского наместника — что может быть позорнее... *** Беатрис напрасно беспокоилась: в отсутствие строгой Мерседес, Лусия, призвав на помощь двух молоденьких служанок, справилась как нельзя лучше, и точно в назначенный срок сеньора де Эспиноса вышла из своих покоев. Ожидавший в зале дон Мигель окинул жену внимательным взглядом и, судя по всему, остался доволен. Из окна кареты Беатрис смотрела на вечерний Санто-Доминго. Густо-фиолетовые сумерки исподволь наползали из узких переулков, однако в последнюю ночь празднований Рождества Крестителя тьме было не суждено полностью овладеть городом: на всех площадях пылали костры, и процессии горожан с факелами в руках огненными ручейками растекались от церквей. Резиденция наместника, Алькасар-де-Колон**, представляла из себя зарево огней: на стенах приземистой громады дворца были укреплены факелы, а сад освещало множество масляных светильников. В портшезах и каретах нескончаемым потоком прибывали приглашенные, площадь перед дворцом была запружена до предела, и слуги в парадных ливреях переругивались друг с другом, споря за более удобное место. Дон Мигель велел Лопе остановиться чуть поодаль. Он вышел из кареты и подал жене руку. Пальцы Беатрис чуть подрагивали в его теплой ладони, и дон Мигель сжал их. — Вы восхитительны, донья Беатрис, — он усмехнулся уголком рта. — К чему эти волнения? Почти всех приглашенных вы уже видели на свадьбе, а им останется лишь завидовать вашей прелести. — Надеюсь, что окажусь достойна... имени де Эспиноса, — без улыбки проговорила Беатрис — Безусловно, донья Беатрис, — также серьезно ответил дон Мигель. Завидев адмирала, люди расступались, кое-кто почтительно приветствовал де Эспиносу, и тот кивал в ответ. Они неторопливо поднялись по ступеням широкой лестницы и вошли в ярко освещенный пиршественный зал, вдоль стен которого располагались длинные столы, сервированные изысканной посудой. С галереи звучала музыка, однако гул голосов рассаживающихся гостей почти заглушал ее. У противоположной стены, за установленном на возвышении главным столом восседал де Ованда. Он о чем-то беседовал с сидевшем по его правую руку седовласым мужчиной в простом черном камзоле без украшений, однако державшимся с достоинством принца крови. С другой стороны сидел священник с лицом аскета, одетый в черно-белую сутану доминиканцев. Бросив взгляд на дона Мигеля, собеседник де Ованды нахмурился. Беатрис покосилась на мужа и встревожилась: его лицо стало напряженным, будто он шел не на званый ужин, а собирался вступить в поединок. Дон Мигель замедлил шаг и остановился: вот уж кого он совсем не ожидал увидеть, так это дона Алонсо де Лару. Значит, давний враг вернулся из Гаваны в Санто-Доминго! В последние годы их вражда поутихла: король Карлос слишком благоволил к адмиралу де Эспиносе. А впрочем, это не мешало дону Алонсо интриговать исподтишка, и новый виток их противостояния неизбежен. Тем более, что дон Мигель был уверен, что де Ованда ищет дружбы со старинным родом де Лара. Вот и сейчас в сонных глазках наместника мелькнуло злорадство. Де Лара преувеличенно учтиво наклонил голову, дон Мигель ответил тем же, затем вновь сжал пальцы жены, и повел ее к возвышению. — Донья Беатрис Сантана де Эспиноса-и-Вальдес, моя жена. — Дон Барталомео... — Беатрис присела в глубоком реверансе, затем выпрямилась, с большим интересом разглядывая де Ованду — полноватого мужчину средних лет с ухоженной волнистой бородкой и чувственными губами. Наместник скользнул по молодой женщине равнодушным взглядом и изобразил подобие улыбки. — Наслышан, наслышан... Признаться, вам удалось удивить меня, сеньор адмирал. Хотя теперь, увидев донью Беатрис, я лучше понимаю вас... — Никто не ведает, какой путь уготовил для него Господь, — сдержанно ответил де Эспиноса. — Воистину так, — согласился де Ованда, а доминиканец осенил себя крестным знамением. — И его величество дал свое разрешение на ваш брак, хотя, как мы знаем, это случилось уже после... — Терпение его величества воистину безмерно, если он продолжает одаривать милостями подданного, который не однажды действовал наперекор воле Королевского совета, — не скрывая враждебности проговорил дон Алонсо. — Более того — в своем своеволии и прикрываясь благими целями борьбы с пиратами, заходил так далеко, что сам уподобился... — он перехватил взгляд де Ованды, вдруг ставший цепким, и осекся. — Дон Алонсо, не соизволите ли вы закончить вашу мысль, — с глухой угрозой в голосе сказал дон Мигель. Кое-кто из приглашенных начал оборачиваться и вытягивать шею в надежде не пропустить ни слова. — Сеньоры, сеньоры! — махнул рукой де Ованда. — Сейчас не время говорить о... разногласиях. Взгляните, сеньоре де Эспиноса скучно. Прошу вас, — и он приглашающе указал на свободные места за столом рядом со священником. Лакей отодвинул стул Беатрис, и под взглядами доброй половины гостей она села, не зная, куда деваться от неловкости. Но гораздо сильнее ее беспокоили слова этого дона Алонсо и назревающая ссора. Она догадывалась, что неприязнь между ним и доном Мигелем возникла не вчера. Но до сих пор ей не доводилось задумываться, есть у ее мужа враги... Слуги внесли первую перемену блюд — жаренное на вертеле мясо дикого быка. Одичавшие потомки животных, привезенные первыми европейцами, все еще в изобилии встречались в предгорьях Кордильера-Сентраль. В зале началось оживление, внимание приглашенных переключилось на еду. Перед Беатрис поставили блюдо с куском истекающего соком и жиром мяса. Она взяла вилку и тут же отложила ее в сторону: к горлу внезапно подкатила дурнота. «Мне следует научиться лучше держать себя в руках...», — подумала Беатрис, украдкой поглядывая на непроницаемое лицо мужа. Как будто только что не был брошен оскорбительный намек! Дон Алонсо не договорил... В чем можно обвинить адмирала де Эспиносу? В бесчестье? Но разве сам король не удостаивает его своим доверием? И отец непременно знал бы о таком... Вот только та история с женщиной, благодаря чему дон Мигель и оказался в Ла-Романе... Беатрис инстинктивно чувствовала присутствие мрачной тайны, но с другой стороны — а кто сказал, что там кроется нечто, пятнающее его честь? «Мне просто не хочется докапываться до истины — сейчас, когда я только познала вкус счастья...» — призналась она себе. — «Ну и что в этом такого? Он мой муж и я люблю его...» Тошнота прошла так же внезапно, и вместе с ней улеглась тревога, а приправленное острыми специями мясо оказалось необычайно вкусно. Затем последовала вторая перемена блюд, и Беатрис воздала должное искусству поваров де Ованды. К концу ужина хорошее настроение вернулось к ней. Музыка заиграла громче, гости понемногу разбредались по залам дворца. Де Ованда, вставая, вдруг обратился к Беатрис: — Надеюсь, вам понравились кушанья, донья Беатрис. — Благодарю вас, дон Барталомео, все было превосходно. — Ну и замечательно, — хмыкнул наместник и окликнул кого-то: — Донья Леонора! Проходящая мимо поразительно красивая женщина в темно-бордовом платье остановилась и склонила голову. Маркиза де Франкавилья — Беатрис вспомнила, что видела ее во время свадебного пира. — Могу ли я поручить вашим заботам сеньору де Эспиноса? — продолжил наместник, — Она впервые во дворце. Нам же, увы, не взирая на праздник, нужно еще обсудить некоторые вопросы, не терпящие отлагательства... — Почту за честь, дон Барталомео, — хрустальным голоском ответила маркиза. — Напоминаю, что в полночь я устраиваю фейерверк, — добавил де Ованда. — О, — на лице доньи Леоноры было написано восхищение, — вы так щедры... Она перевела взгляд на дона Мигеля. — Рад встрече, донья Леонора, — поклонился тот. — Разделяю вашу радость, дон Мигель, — бесконечно любезно ответила та. В глубине души Беатрис ощутила досаду: рядом с утонченной белокожей доньей Леонорой она казалась себе крестьянкой, только что вернувшейся с виноградника. К тому же она заметила неудовольствие, мелькнувшее во взгляде мужа — он явно не желал оставлять ее в обществе прекрасной маркизы. Однако донья Леонора уже увлекала ее прочь, щебеча при этом: — Мужчины так скучны... А во дворце найдется немало интересного... Вы видели фонтан знаменитого Бертуччи? Ах, конечно же, нет, какая я глупая! Ведь дон Барталомео сказал, что вы здесь впервые. Желаете взглянуть? — Не откажусь, — улыбнулась Беатрис. Они вышли в опоясывающую внутренний двор галерею, по которой прогуливались богато одетые мужчины и женщины, в большинстве своем незнакомые Беатрис. Маркиза же, напротив, то и дело обменивалась приветствиями и расточала улыбки. — Вы, должно быть, чувствуете себя одиноко, донья Беатрис, — вдруг негромко проговорила она, когда они миновали очередную группу гостей. Беатрис остановилась и недоуменно спросила: — Что заставляет вас так думать, донья Леонора? — Вы приехали издалека и никого не знаете в Санто-Доминго... — протянула Леонора. Она не поверила своей удаче, когда де Ованда обратился к ней со своей просьбой, облегчив тем самым осуществление задуманного. Теперь осталось совсем немного. — И никто не знает меня, — в тон ей ответила Беатрис. Леонора насторожилась: уж не издевается ли сеньора де Эспиноса? Но та смотрела простодушно, и тогда маркиза продолжила свою атаку: — Присядем, — она указала на скамью, стоящую в нише, и также негромко сказала: — Вы правы, никогда не слышала имени Сантана... — Да, род Сантана не из знатных, хотя я могу перечислить как минимум десять поколений моих предков, — согласилась Беатрис, усаживаясь на скамью. — Вы очень искренни... Такая искренность — большая редкость для унылых стен Алькасар-де-Колон... — маркиза замолчала, задумчиво глядя поверх головы Беатрис. Беатрис, не совсем улавливая, что понадобилась от нее донье Леоноре, вздохнула и уже собиралась встать и под благовидным предлогом уйти, но та вновь заговорила: — Донья Беатрис, меня удивило, что сеньор де Эспиноса решил жениться. — Надо же... И дон Барталомео был удивлен. Но мне не ясны причины вашего удивления. — Позвольте мне быть откровенной с вами, — донья Леонора взглянула прямо в глаза Беатрис: — Я хочу всего лишь предостеречь: вам будет непросто — особенно, учитывая бурный нрав вашего супруга. — Вот как? — Беатрис все меньше нравился этот разговор, и она произнесла, резче, чем ей хотелось: — Наш брак благословлен церковью и королем, и мы с моим супругом живем в любви, как заповедал нам Спаситель. — Мои слова задели вас? Но беда в том, что дон Мигель де Эспиноса нарушал все заповеди. Все! Понимаете?! — Леонора стиснула руки в попытке сохранить хладнокровие: она и сама не подозревала, насколько болезненны были раны, нанесенные ее самолюбию. — Не может быть, чтобы вы ничего не слышали о нем и его образе жизни. И наверняка кто-то успел шепнуть вам пару слов об... его любовницах. Или же нет? Тогда вас ждет немало открытий. И наивно полагать, что узы брака способны удержать такого мужчину, как он... — Откуда вам это знать, донья Леонора? И что вам за печаль,? — уже не сдерживаясь, воскликнула Беатрис. — О, я знаю, донья Беатрис, можете мне поверить, — у Леоноры вырвался истеричный смешок. — А вот вам, такой наивной, было бы полезно представлять, с кем вы связали судьбу. — Обойдусь без ваших советов! — отрезала Беатрис и вскочила на ноги. Леонора кляла себя: как можно было так распуститься и позволить эмоциям взять вверх! Что на нее нашло, теперь все повисло на волоске! Однако она быстро справилась со своими чувствами и, придав голосу самые чарующие интонации, проворковала: — Не будем ссориться. Вы мне нравитесь, донья Беатрис. Она тоже встала и внимательно изучала лицо сеньоры де Эспиноса, лихорадочно соображая, как ей задержать молодую женщину. Молчание затягивалось. И тут ее взгляд упал на руку Беатрис. — Не поймите мои слова превратно. Я увидела царапины... Всем известна жестокость адмирала де Эспиносы. И... возможно, вам уже пришлось испытать на себе его гнев. Беатрис покосилась на вспухшие на запястье царапины и смутилась: она-то думала, что кружевная отделка рукава скрывает следы ногтей обезьяны. — Меня оцарапала обезьянка... — О да, разумеется, — отозвалась маркиза. Беатрис уже пожалела о своих словах. Зря она начала оправдываться! Теперь маркиза де Франкавилья будет уверена, что адмирал де Эспиноса истязает свою жену. Со стороны кухни появился лакей с подносом, уставленным бокалами, и Леонора обрадовалась: вовремя! Она знаком подозвала лакея и взяла два бокала. — Вы побледнели, донья Беатрис. Сегодня так душно, — она протянула один бокал Беатрис. — Лимонный щербет. Отведайте, у дона Барталомео превосходно его готовят. Беатрис машинально взяла бокал: ей и в самом деле было душно. Маркиза де Франкавилья так и впилась глазами в ее лицо, и, словно завороженная этим горящим взглядом, Беатрис сделала глоток. Однако всегда нравившийся ей лимонный вкус показался приторным. Тошнота вновь нахлынула на нее, голова закружилась, и бокал, выскользнув, из пальцев, разбился о каменные плиты. Кажется, донья Леонора прошептала: «Досадно...» Но Беатрис было не до нее, она прислушивалась к себе. «Что со мной? Нервы? Или...» — обостренное восприятие запахов, тошнота: — «Неужели?!» — сестра рассказывала ей о тяготах, сопутствующих вынашиванию детей, но Беатрис не смела радоваться. — Вам стало дурно? — холодно осведомилась Леонора, изо всех сил подавляя разочарование и злость. — Я чрезвычайно неловкая, — с усилием улыбнулась Беатрис. — Что же, благодарю за беседу, а на фонтан Бертуччи я взгляну в следующий раз. И смею вас уверить — вам не о чем беспокоится. А теперь, если не возражаете, я вернусь в зал, к мужу. По крайней мере сегодня узы брака удержат сеньора де Эспиносу от очередного грехопадения. ______________________________________________________ ** Автор в курсе, что в этот период дворец был уже основательно заброшен
Violeta: Гадкая Ленора!!! Надеюсь, ее снадобье не подействует. И как отреагирует Мигель на ляльку? Испугается, наверно, будет над Беатрис трястись
Nunziata: Violeta он не слишком папаша-наседка) но баловать будет, как без этого) еще одну главну вечером выложу
Nunziata: 18 Тени прошлого В пиршественном зале дона Мигеля не оказалась, и Беатрис, раздраженно постукивая носком туфельки, раздумывала, где бы он мог быть. Тем более, что де Ованда вновь сидел в своем кресле и, благосклонно кивая, выслушивал какого-то тучного сеньора в темно-коричневом камзоле, обильно украшенном вышивкой и драгоценностями, а значит, обсуждение важных вопросов закончилось. Разговор с доньей Леонорой не выходил у молодой женщины из головы. Было бы несусветной глупостью верить, что та разоткровенничалась из благих побуждений. Беатрис была больно уязвлена словами маркизы о том, что Мигель может изменять ей, и упорно гнала от себя эту мысль, но... Что, если это уже случалось? В те ночи, которые она проводила одна, думая, что муж в кабинете, либо неотложные дела задержали его во дворце наместника... Что если он был с другой? Конечно, маркиза де Франкавилья могла лишь пересказать ей слухи, но зачем? Если только... «Если только у нее самой была связь с доном Мигелем...» Беатрис ощутила томительное напряжение во всем теле; нарастая, оно требовало выхода. Ей захотелось сделать что-нибудь невозможное, недопустимое... сдернуть скатерть с ближайшего стола! Какой сладкой музыкой был бы звон бьющейся посуды... Что с ней творится?! Она попыталась посмеяться над собой: «Не припомню, чтобы Инес говорила про такие... тяготы. Вот будет сцена, если сеньора де Эспиноса устроит разгром во дворце королевского наместника. Спущусь-ка я в сад, надо прийти в себя...» Она быстрым шагом направилась к выходу, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом. Выйдя на галерею, Беатрис отыскала ведущую в сад лестницу. Она верхней ступени и огляделась: внизу, на засыпанной мелким гравием площадке, уже собирались гости в ожидании обещанного де Овандой фейерверка. Поднявшийся к ночи ветер шумел в кронах деревьев, раздувал огонь в чашах треножников, установленных вдоль дорожек. На мгновение Беатрис показалось, что сад заполонили призраки — с черными провалами вместо глаз, шепчущие неясные жалобы, и она задрожала. «Мне нечего опасаться... Силы зла не властны в такой день...» Губы ее шевельнулись, шепча «Pater noster...». Подставив лицо ветру, она оперлась на балюстраду. Наваждение немного рассеялось, и, встряхнув головой, Беатрис спустилась вниз. Она медленно пошла вглубь сада — подальше от весело гомонящих людей. И Инес, и донья Леонора, как сговорившись, твердили о жестокости дона Мигеля, но Беатрис знавала людей, которые причиняли бесконечные мучения своим близким лишь в угоду своей прихоти. Так может и другие... слухи сильно преувеличены? «Даже если... а я не могу этого знать наверняка... Если маркиза де Франкавилья была любовницей моего мужа, этот разговор доказывает, что их связь осталась в прошлом...» «Как и донья Арабелла?» — насмешливо спросил внутренний голос. Беатрис прерывисто вздохнула: она избегала думать о таинственной женщине, но сегодня уже дважды воспоминания о ней всплывали в памяти. «Но ведь это не значит, что дон Мигель и дальше будет желать объятий других женщин...» «...наивно полагать, что узы брака способны удержать такого мужчину, как он...» — ядовитые слова маркизы де Франкавилья жалили в самое сердце. Она невольно представила маркизу, млеющую от любовной неги и Мигеля, склонившегося над ней, и всхлипнула. Словно в ответ на ее мысли, приглушенно рассмеялась женщина. Беатрис вскинула голову: она и не заметила, как дошла до расположенного в центре сада лабиринта. Стена из подстриженного кустарника превышала человеческий рост и сквозь мелкую густую листву было невозможно разглядеть, кто укрылся за ней. Снова смешок и звук поцелуя. Беатрис обмерла, она стояла, вся обратившись в слух. — Дон Ансельмо, вы слишком напористы, — прошептала женщина, что-то неразборчиво пробормотал незнакомый мужской голос. Беатрис облегченно перевела дух. Она отступила назад, гравий скрипнул под ее ногой и молодая женщина застыла, боясь выдать себя неосторожным движением. Однако любовники были настолько заняты друг другом, что ничего не услышали. С площадки перед дворцом долетали возгласы и взрывы смеха, однако у Беатрис не было никакого желания возвращаться во дворец. Заметив узкую боковую аллею, она свернула туда. Где-то неподалеку журчала вода, и молодая женщина пошла, ориентируясь на звук. «Возможно, я все-таки увижу фонтан знаменитого Бертуччи», — усмехнулась она. Фонтан представлял из себя чашу, стоящую на спинах львов. Струи воды стекали из их пастей, падая в небольшой бассейн, облицованный каменными плитами. Повеяло свежестью и Беатрис сразу же стало легче дышать. Она присела на мраморную скамью, стоящую под раскидистым эбеновым деревом, удивляясь, как садовники позволили ему так разрастись. После общения с доньей Леонорой, Беатрис ощущала себя потерянной, как будто бы все происходило не наяву. Сколько же времени она бродит по саду? Пора все-таки вернутся, наверняка, Мигель тоже ищет ее... Послышались шаги и негромкие голоса, на этот раз разговаривали мужчины, и они явно направлялись к фонтану. Беатрис вскочила, чтобы уйти, но в следующий миг узнала мужа. А его собеседником был тот самый дон Алонсо, так встревоживший ее во время ужина! Густая тень скрывала Беатрис, и мужчины не могли ее видеть. Довольно с нее тайн на сегодня, она останется и узнает, о чем они говорят! И она прижалась к стволу дерева, напряженно вслушиваясь в обрывки фраз. *** Хмурясь, де Эспиноса проводил взглядом жену, которую маркиза де Франкавилья чуть ли не тащила за руку. Черт, угораздило же де Ованду поручить Беатрис заботам именно доньи Леоноры! Ему казалось, что его роман с маркизой случился много лет назад, и даже - что все было не с ним, а с кем-то посторонним. А ведь прошло немногим больше года с тех пор, как они виделись в последний раз. Впрочем, ему на тот момент было не до любовных игрищ, и встреча оставила тягостное впечатление. Трудно сказать, что тогда чувствовала Леонора. Его это мало волновало, а прекрасная маркиза отменно умела притворяться. Приличия требовали, чтобы он пригласил маркиза и маркизу де Франковилья на свадьбу, что он и сделал, особо не раздумывая. Теперь же им владело беспокойство, и он хотел как можно скорее разыскать Беатрис. Она совершенно не искушена в интригах, а с Леоноры станется наговорить ей гадостей под видом любезности. Де Эспиноса перевел взгляд на наместника и, сдерживая нетерпение, спросил: — Вы что-то желали обсудить, дон Барталомео? — Прошу вас в библиотеку, сеньоры. Побеседуем, — кивнул де Ованда ему и дону Алонсо и поднялся с кресла. Черт! А он-то надеялся, что это был всего лишь отвлекающий маневр со стороны де Ованды, чтобы предотвратить ссору. И о чем же им разговаривать с де Ларой? И пока де Ованда зачитывал им пришедшие из Европы письма с новостями минимум двухмесячной давности, и последние распоряжения его величества и Королевского совета, подозрения дона Мигеля в бессмысленности какого-бы то ни было обсуждения становились уверенностью. Все это было ему известно или не имело для колоний Новой Испании никакого значения. А назавтра должно состоятся еще одно совещание. Так зачем же де Ованде собирать их сейчас? Дон Алонсо внимательно слушал наместника, а де Эспиноса с досадой барабанил пальцами по столешнице, пока не перехватил пристальный взгляд наместника из-под полуопущенных век. Дон Барталомео явно неспроста затеял этот фарс, ему зачем-то было нужно понаблюдать за представителями враждующих семей. И кажется, он забавлялся. Тогда де Эспиноса, мысленно посылая все к чертям, придал лицу безразличное выражение и скрестил руки на груди. Наконец де Ованда исчерпал запас писем, и произнеся напоследок небольшую верноподданническую речь, возвестил, что «пора оставить заботы и вернуться к увеселениям». Дон Мигель поспешил выйти из библиотеки, прикидывая в уме, где искать жену. В одном из залов он увидел донью Леонору, которая стояла в нише возле окна в обществе юноши в вопиющие красном, расшитым по последней моде камзоле. А где же Беатрис? Юнца как ветром сдуло, едва он завидел приближающегося адмирала де Эспиносу. А донья Леонора взглянула на него безо всякого восторга: — Не стоит пугать моих поклонников, дон Мигель. — Зачем вам пугливый поклонник, донья Леонора? Ваша красота еще долго будет привлекать мужчин, и среди них непременно найдутся те, которые будут гораздо достойнее вашей благосклонности. — Но не вы? — Не я. — Очевидно, вам по вкусу прелести... иного толка, — высказав эту колкость, Леонора презрительно поморщилась. — Очевидно, — одними губами усмехнулся де Эспиноса. — Не окажите ли вы мне любезность поведать, где моя жена? — Разве я сторож вашей жене, сеньор де Эспиноса? — рассмеялась Леонора. — Ей быстро наскучило мое общество и она ушла в поисках развлечений. Загляните в лабиринт, там всегда происходит... много чего интересного. Не ответив, де Эспиноса церемонно поклонился. Он решил последовать совету и спустился в сад: Беатрис действительно могло утомить празднество. Но едва он выбрался из толпы гостей, как столкнулся с де Ларой. Тот стоял, загораживая ему дорогу, и де Эспиноса надменно выпрямился, в упор глядя на извечного врага. — Полагаю, и нам двоим тоже есть о чем потолковать, дон Алонсо? — И на этот раз вы правы, дон Мигель, — хмыкнул тот. — Все собрались здесь в предвкушении фейерверка, так что у Львиного фонтана нам никто не помешает. Некоторое время они шли бок о бок, подобно закадычным друзьям, и де Эспинос е пришло в голову, что у старинной, проверенной временем дружбы есть что-то общее с такой же старинной враждой: в обоих случаях тебе трудно расстаться с объектом твоих чувств. Они свернули на аллею, ведущую к фонтану. Гул голосов отдалился, и де Лара первым нарушил молчание: — У меня к вам предложение, дон Мигель. — Я весь внимание, дон Алонсо. — Подайте в отставку. — Ого! — воскликнул де Эспиноса, — Выпитое за ужином вино помрачило вам разум? — Не спешите иронизировать. Сейчас вы все еще пользуетесь уважением и в зените славы. — Неслыханная наглость. И вы осмеливаетесь полагать, что я приму ваше предложение? — Вам стоит подумать о нем, дон Мигель. Совсем немного — и чаша терпения его величества переполнится... — Верно, у вас уже кто-то намечен на место адмирала? — перебил его де Эспиноса. — Кто? Сыновей у вас, как мне известно, нет. Или вы сами желаете возглавить эскадру? — Говорите тише, а то кто-нибудь из приглашенных может счесть нашу беседу занимательнее обещанного доном Бартоломео зрелища, — хмыкнул де Лара. — Нет, я не желаю занять ваш пост. Но буду предельно откровенен. Мы оба знаем, что вы творили в последние годы. Я даже не хочу касаться ваших нападений на английские корабли. В конце концов, еретикам воздалось за их прегрешения, и это богоугодное дело, пусть даже сейчас мы в союзе с Англией. Но ваше пренебрежение долгом осенью прошлого года... Король был очень разочарован, когда ему сообщили, но пока не принял никакого решения относительно вас... — Дон Алонсо, разве это не свидетельствует, что его величество Карлос верит в мою преданность ему и Испании? — усмехнувшись, парировал дон Мигель. — Это можно исправить, — прошипел де Лара, которого язвительные реплики адмирала вывели-таки из себя. — У меня хватает влиятельных друзей при дворе. — Что же. Пусть они попробуют. Или отправляетесь в Мадрид и попробуйте сами. — Вы необычайно самоуверенны, и это вам дорого обойдется! — Посмотрим. С минуту де Лара молчал, а потом вдруг спросил: — Вам знаком Нуньес Морено? — Не имею чести знать этого сеньора. — Это матрос с «Санта-Изабель» Того самого галеона, который должен был защищать у берегов «Мартиники» ваш брат. Дон Мигель подобрался, как перед атакой: — С «Санта-Изабель» никто не спасся. — Нуньес был вполне жив этим утром, — пришел через дона Алонсо кривить губы в подобии усмешки. — Он рассказал мне прелюбопытнейшие вещи... Де Эспиноса саркастически спросил: — И где же он до сих пор был со своими откровениями? — В плену. На Барбадосе. Вместе с пятью другими несчастными он был подобран англичанами и доставлен на остров. Затем туда нанес визит дон Диего. Пленных освободили, однако злоключения Нуньеса на том не закончилась. Наутро лодки с возвращающимися солдатами были потоплены пушками корабля вашего брата. Оказалось, что ночью корабль захватили англичане, а дон Диего... да смилуется Господь над его грешной душой. — Не вам рассуждать о грехах моего брата, — рука дона Мигеля сжалась, будто стискивая эфес клинка. — Самое время закончить наш разговор, сеньор де Лара. — И все-таки, дослушайте до конца. Это поможет вам... принять верное решение, — де Лара сделал паузу, пристально посмотрев на дона Мигеля, но поскольку тот молчал, продолжил: — Нуньесу повезло, он снова уцелел, хотя можно ли это назвать везением? Сам он так не считает. Пять последующих лет были для него сущим адом, и он не раз молил Небеса ниспослать ему смерть. Но я не буду утомлять вас перечислением мук, перенесенных бедолагой и невероятными обстоятельствами его побега из плена. Для нас важно другое: Нуньес утверждает, что именно дон Диего повинен в гибели «Санта-Изабель». — Ложь, — медленно проговорил де Эспиноса. — Диего сражался до последнего, защищая галеон. Ему с трудом удалось вырваться, и он ушел лишь после того, как англичане высадили десант на борт тонущей «Санта-Изабель». «Сан-Феллипе» получил столь обширные повреждения, что едва добрался до Пуэрто-Рико. — А Нуньес рассказал мне, что дон Диего заставил капитана Гонзалеса, командующего «Санта-Изабель», снять пушки. Чтобы загрузить серебряные слитки. Галеон был совершенно беззащитен. Англичанам удалось загнать их на мелководье. «Сан-Феллипе» имел более мелкую осадку и смог покинуть место боя. Иными словами - сбежать. А «Санта-Изабель» осталась на растерзание врагу... — Дон Алонсо! — Неужто вы не знали об этом? — с наигранным удивлением спросил де Лара. — И о том, кому принадлежали слитки? Как бы не был де Эспиноса взбешен словами дона Алонсо, он призвал на помощь всю свою выдержку: он не доставит удовольствия врагу видом своего гнева. — Легко оболгать того, кто уже не может дать ответ, — угрюмо ответил он. — Вы, должно быть, недоумеваете, к чему я ворошу прошлое? — вкрадчиво спросил де Лара. — Ведь дон Диего ныне пребывает вне досягаемости королевского правосудия. Но... не торопитесь отметать мое предложение. При умелом подходе все можно будет обернуть против вас. Сомнительно, чтобы дон Диего действовал без вашего ведома. Отставка — и я ничего не предпринимаю. — Доказательства, дон Алонсо. Доказательства! — резко бросил дон Мигель, отворачиваясь от де Лары. — Путь ваш Нуньес повторит свои россказни в моем присутствии. Де Лара тихо ответил: — Всему свое время, дон Мигель. Нуньес скрывается в надежном месте; братьям да Варгос, вашим волкам, до него не добраться. И помните, что спину верблюда сломала соломинка... Дон Алонсо ушел, а де Эспиноса, борясь с бешенством, смотрел в поблескивающие в свете луны струи фонтана. Он ничего не знал про пушки, равно как и про слитки. Диего рассказал лишь то, что у «Санта-Изабель» открылась в трюмах течь, галеон начал отставать от каравана, и «Сан-Феллипе» остался его прикрывать... Де Лара и вправду мог устроить ему серьезные неприятности, и нельзя было пускать дело на самотек. Ну что же, никогда доселе род де Эспиноса не склонял головы перед родом де Лара, и так будет и впредь. Надо вызвать Эстебана и расспросить его как следует. Надо выяснить, не было ли на галеоне груза, предназначенного для дона Алонсо. Тогда ему можно будет выдвинуть обвинения в личной корысти. И пусть Лопе перевернет верх дном Санто-Доминго, но он отыщет внезапно воскресшего матроса, в каком бы надежном месте тот не прятался... Со свистом и шелестом в небо взвилась ракета, предваряющая начало фейерверка и дон Мигель вздрогнул: в зеленоватом свечении он увидел жену, стоящую с другой стороны фонтана под деревом. — Беатрис?! — он быстро подошел к ней. — Ты давно здесь? Она расширившимися глазами смотрела на него, будто не понимая смысла вопроса, и де Эспиноса положил руки на ее плечи. — Что с тобой? Ты заболела? — с тревогой спросил он, вглядываясь в ее лицо. — Я хотела взглянуть на фонтан Бертуччи... — Беатрис нервно рассмеялась. — По совету доньи Леоноры... — Что ты слышала? — Вода заглушала слова, но... — Беатрис ожидала вспышки гнева, но к ее удивлению, дон Мигель спокойно сказал: — Полагаю, что достаточно. Ничего страшного. Это не первая и не последняя моя стычка с доном Алонсо. — Но он угрожал вам. И обвинял! Де Эспиноса улыбнулся, хотя ярость все еще кипела в нем. Но сейчас ему было важно успокоить растерянную жену. Она испугана, и у нее есть все на то основания, ведь она впервые столкнулась с особенностями забав высшей знати. И Бог весть, что еще ей наплела Леонора... — В угрозах дона Алонса нет ничего нового. А обвинять... В чем? Ты же слышала наш разговор. — И как вы поступите? — Я сделаю все, чтобы отстоять честь де Эспиноса и защитить мою семью. — Все? — переспросила Беатрис и содрогнулась, подумав о несчастном матросе с «Санта-Изабель». — Да, Беатрис. Все, — жестко произнес дон Мигель. — Уверен, что Нуньес Морено лжет или в плену тронулся умом. Я разыщу его и докажу это. Что касается милости короля — на все воля Господа. До сих пор его величество не принимал во внимание наветы врагов рода де Эспиноса. Не тревожься, что бы ты ни услышала или что бы еще тебе не пришлось услышать. В этот миг небо над ними взорвалось разноцветными огнями. В их отсветах лицо дона Мигеля превратилось в фантасмагорическую, пугающую маску, и Беатрис слегка подалась назад, будто желая отшатнуться. Тогда он слегка сжал руками ее плечи, бережно удерживая ее. — Не тревожься, — терпеливо повторил он. — Ты моя жена и под моей защитой. Верь мне. — Верю, — выдохнула она и прижалась к нему.
Ирен де Сен-Лоран: Nunziata , а почему "донья Беатрис де Эспиноса-и-Сантана", а не "донья Беатрис де Эспиноса-и-Вальдес"?
Nunziata: Ирен де Сен-Лоран у испанцев сложно с именами) по идее надо все собрать - первое от матери, первое от отца, от мужа еще я взаля первое и от мужа) не уверена что права, конено
Nunziata: 19. Последний бой адмирала де Эспиносы декабрь 1694 Шторм настиг их ночью, когда они уже обогнули западную оконечность французской части Эспаньолы. Волны швыряли огромный «Санто-Доминго», как будто он был всего лишь утлой лодчонкой, с палубы стекали пенные потоки. Будто жалуясь на свою судьбу, скрипели и стонали снасти. Вскоре адмирал де Эспиноса перестал видеть огни «Сакраменто», в сопровождении которого его флагман вышел из Сантьяго-де-Куба. К утру шторм утих. Рассвет дон Мигель встретил на юте. В подзорную трубу он разглядывал окружающее их пустынное море, все еще остающееся бурным. – Какие будут распоряжения насчет курса, сеньор адмирал? – услышал он по-юношески ломкий голос вахтенного офицера. – Должны ли мы начать поиски «Сакраменто» или… того, что от него могло остаться? – После такого шторма нет смысла рыскать в поисках обломков. Курс на Санто-Доминго, Хорхе. Если «Сакраменто» не пошел ко дну этой ночью, сеньор Ортега сделает то же самое. Их отнесло далеко на юг и первую половину дня «Санто-Доминго» лавировал против дующего с северо-северо-востока сильного ветра, идя бейдевиндом. После полудня ветер немного ослаб и изменил направление на северное, что тоже не сильно облегчало им задачу. Небо оставалось пасмурным, облака клубились тяжелыми гроздьями, обещая если не повторение ночного шторма, то в любом случае ненастье: хотя сезону ураганов следовало бы уже закончиться, декабрь в этом году выдался особенно дождливым. К вечеру слева по курсу «Санто-Доминго» появилась точка, превратившаяся по мере приближения к ней корабля сперва в темную полоску, а после принявшая очертания гористого острова: Исла-дель-Дьяболо, чьи черные голые скалы давали приют лишь особо упорным и неприхотливым птицам. Остров пользовался дурной славой из-за своих рифов, некоторые из которых коварно скрывались на глубине, оставаясь при этом опасными для больших кораблей. Галеон проходил вдоль юго-западного побережья Ислы-дель-Дьяболо, когда слуха дона Мигеля достиг отдаленный пушечный залп. Адмирал вышел из своей каюты и поднялся на ют. К северу от того места, где они находились, вновь послышалась пальба, но остров скрывал от них происходящее. – Возможно, это «Сакраменто», дон Мигель, – к нему приблизился теньент Васко да Кастро, старший офицер «Санто-Доминго». – Вполне, теньент. Отдайте распоряжение изменить курс, посмотрим, что там. «Санто-Доминго» обогнул Ислу-дель-Дьяболо с востока, и взору испанцев открылась драматическая сцена, разыгрывающаяся в какой-то полулиге у них прямо по курсу. Трехмачтовый корабль под английским флагом, явно торговый, отчаянно пытался уйти от преследующих его двадцатипушечного брига и сорокапушечного фрегата. На обоих преследователях, являющихся, судя по всему, каперами, развевались французские флаги. «Купец», несмотря на резкий, порывистый ветер, поставил почти все паруса, но было очевидно, что каперы, с искусством матерых волков загоняющие свою жертву, настигнут его через весьма непродолжительное время. Появление нового действующего лица, казалось, ничуть не смутило французов, то ли упоенных погоней, то ли нагло посчитавших, что потрепанный непогодой испанский галеон — а принадлежность «Санто-Доминго» Испании не могла вызвать у них сомнений — не станет вмешиваться. Теньент да Кастро помянул дьявола и всех присных его, и повернулся к дону Мигелю: – Что прикажете предпринять, сеньор адмирал? Де Эспиноса с наимрачнейшим выражением на лице молчал. Что касается дьявола со всеми присными, тут он был полностью согласен со своим теньентом, потому как только кознями Врага можно было объяснить столь нежелательную встречу. Проклятые англичане! Снова и снова путаются под ногами! И если раньше дон Мигель со злорадством проводил бы взглядом незадачливого «купца», то теперь, раз уж Испанию и Англию угораздило стать союзницами, долг требовал от него защитить корабль. Впрочем, к французам он тем более не испытывал любви... – Хотя сумерки уже сгущаются, – добавил да Кастро, кое-что знавший о непростых отношениях сеньора адмирала с союзниками. Де Эспиноса посмотрел на небо: облака приобрели свинцовый цвет и набрякли, готовясь пролиться на них очередным дождем. «Заряды наверняка отсырели», – мелькнувшая мысль никак не улучшила его скверное настроение. Пока он раздумывал, носовые пушки фрегата, идущего в кильватере намеченной жертвы, выстрелили, и на этот раз одно из ядер разбило у «купца» гакаборт. Бриг заходил справа, пытаясь отнять у англичан ветер. – Мы могли и не заметить... – тихо пробормотал теньент, не глядя на де Эспиносу. – Я вынужден доложить вам, что кое-где в трюмах появилась вода, обшивка разошлась во время шторма. Я поставил матросов к помпам. У нас есть и другие повреждения... – К бою, сеньор да Кастро, – резко бросил ему дон Мигель. – Испания не откажется от своих обязательств. Пропела труба, на «Санто-Доминго» раздались громкие команды офицеров, засуетились матросы. Ветер теперь благоприятствовал испанцам, и галеон выдвинулся наперерез каперам, предупреждающе выстрелив из носовых орудий. Французы, по–видимому, прониклись серьезностью ситуации — тем более, заметив взвившийся на мачте адмиральский штандарт. Однако, они не спешили спасаться бегством, уповая на свое превосходство в орудиях над пятидесятишестипушечным «испанцем». К тому же оба каперских корабля обладали лучшей маневренностью по сравнению с тяжелым «Санто-Доминго». А разделавшись с одиноким галеоном, можно было бы попытаться догнать «купца», который тем временем воспользовался выпавшим ему шансом, чтобы удрать... Французские корабли повернули навстречу «Санто-Доминго», намереваясь зайти с обеих сторон, бриг оказался ближе и приготовился встретить противника бортовым огнем. Но дон Мигель, прикинув, что дальнобойность орудий галеона уже позволяет испанцам стрелять, первым отдал соответствующий приказ. Пушки рявкнули, и палубу заволокло клубами дыма. Почти сразу же прозвучал залп французов, не причинивший, впрочем, особого вреда галеону. Де Эспиноса сквозь дым рассматривал противника в подзорную трубу, пытаясь определить, в каком тот состоянии. Как он и ожидал, более мощные пушки галеона нанесли немалый урон бригу, и адмирал удовлетворенно хмыкнул, увидев пару крупных пробоин в его корпусе. Однако, до победы было еще далеко. С противоположной стороны приближался фрегат, и испанцы уже были в пределах досягаемости его орудий. Раздался очередной залп и несколько ядер ударили в фальшборт «Санто-Доминго». Адмирал де Эспиноса хотел было отдать приказ атаковать фрегат, но, взглянув на небо, замер: с северо-востока на них стремительно катился высокий черно-серый вал облаков. – Приготовиться к шквалу! – крикнул он, – Убрать паруса! Ветвистая молния расколола тучи на части, раскатисто громыхнуло. Резко стемнело, донимавший людей своими порывами ветер неожиданно стих, чтобы через несколько мгновений обрушиться на них со всех сторон. Море словно закипело, его поверхность покрылась пеной, и «Санто-Доминго» закрутило, как щепку в бурном потоке. Де Эспиноса вцепился обеим руками в ограждение юта, оказавшийся рядом теньент да Кастро крикнул что-то, но он не расслышал. Мелькнула и сгинула темная тень кого-то из матросов, не удержавшегося на вантах. Казалось, что небо и море поменялись местами. В какой-то момент сквозь свист ветра до испанцев донесся ужасающий треск и грохот: одному из французских кораблей явно не повезло. Затем небо посветлело, но не успели люди возрадоваться и перевести дух, как «Санто-Доминго» задрожал и послышался зловещий скрежет по левому борту: галеон задел подводную скалу. К счастью, касание было совсем поверхностным, и следующая волна увлекла корабль на безопасную глубину. Шквал прекратился через несколько минут и сквозь рассеивающиеся облака блеснуло заходящее солнце. Де Эспиноса огляделся и обнаружил, что бриг исчез, на месте его крушения покачивались лишь несколько бочонков. Но второй противник, успевший как и «Санто-Доминго» убрать паруса, был не более чем в полукабельтове от галеона. Горниста нигде не было видно, тогда дон Мигель крикнул, перегнувшись через перила: – Открыть огонь! Изрыгающие проклятья канониры спешно перезаряжали пушки. Они были рады молиться хоть самому Дьяволу, только бы порох оказался сухим. Однако, команда фрегата быстрее приходила в себя, и с пороховыми зарядами у них не возникло никаких сложностей. Что и было продемонстрировано бортовым залпом почти в упор. «Санто-Доминго» содрогнулся, раздались вопли раненых, затем с протяжным скрипом крюйс-стеньга надломилась и рухнула вниз, на ют. Адмирал де Эспиноса успел краем глаза заметить летящее на него перекрестье, затем вспышка ослепляющей боли погрузила его во тьму. Прозвучавший через миг ответный залп галеона снес все с палубы фрегата, но этого адмирал уже не увидел. Теньент Хорхе Норьега сидел, потирая гудящую голову. Дым разъедал глаза, рядом кто-то завывал от боли, но все звуки были приглушенными, как если бы он заткнул себе уши паклей. Хорхе бросил взгляд на ют и обмер: на том месте, где незадолго до залпа французов он видел их адмирала и Васко да Кастро, была теперь мешанина из обломков рангоута, парусины и клубков оборванного такелажа. Притихшие волны мерно вздымали «Санто-Доминго», у штурвала никого не было. Хорхе побрел на ют, перешагивая через убитых и раненых и оскальзываясь на густо заляпанной темно-красным палубе. Пробираясь через обломки рей, он едва не споткнулся о тело теньента да Кастро, полуприкрытое парусом. Глаза да Кастро неподвижно смотрели в прояснившееся небо, и кровь уже не текла у него изо рта. Норьега, сокрушенно вздохнув, отвернулся от него и тут только заметил адмирала де Эспиносу, лежавшего у самого борта. С усилием приподняв, теньент сдвинул в сторону часть расколовшейся стеньги, придавившей правое плечо адмирала, и в ужасе уставился на смятую кирасу дона Мигеля. Он наклонился ниже и, уловив слабое дыхание, хрипло закричал: – Позовите врача! Где сеньор Рамиро? Неожиданно де Эспиноса открыл глаза, и Хорхе, поразившись его спокойному взгляду, решил, что адмирал не осознает окружающего. Однако, тот спросил: – Что там французы? – Мы победили, сеньор адмирал, – Норьега взглянул на быстро тонущий фрегат. Выжившие пираты ухитрились таки спустить шлюпку, которая мелькала среди волн, удаляясь к северу. – Что же, свой долг я выполнил, – прошептал де Эспиноса. – Пустите-ка меня, молодой человек, – доктор Рамиро отстранил Хорхе и склонился над раненым. Теньент кивнул, и пошатнувшись, встал, затем вернулся к да Кастро, с которым успел сдружиться, – оба они были каталонцами. – Прощай, брат, – пробормотал Хорхе, опускаясь возле Васко на колени и закрывая ему глаза. Это был первый бой теньента Норьеги, и поначалу он переживал, что держится недостаточно храбро. А сейчас странное отупение охватило его. Норьега встряхнул головой и огляделся. Последние лучи солнца окрашивали все вокруг в багровый цвет, и на миг юному теньенту сам корабль показался окровавленным мертвецом. Но у штурвала встал другой рулевой, на уцелевших реях медленно, будто нехотя распускались паруса – а значит, «Санто-Доминго» продолжал жить.
Арабелла: Ирен де Сен-Лоран пишет: Nunziata , а почему "донья Беатрис де Эспиноса-и-Сантана", а не "донья Беатрис де Эспиноса-и-Вальдес"? Nunziata пишет: Ирен де Сен-Лоран у испанцев сложно с именами) Очень сложно )) Ребенок после рождения получает двойную фамилию - первую от отца, вторую - от матери. Приоритет отдается первой. Жена сохраняет девичью фамилию (по отцу), и прибавляет к ней фамилию мужа. Т.е, Скажем, Мерседес Алмонте выходит замуж за Педро де Саламанка, И становится Мерседес Алмонте де Саламанка. Их дети будут носит обе фамилии, "**имя*** де Саламанка и Алмонте. Овдовев, сеньора будет носить то же имя, но с приставкой вьюда (вдова). Мерседес Алмонте вьюда де Саламанка. Значит, официально, Беатрис Сантана в замужестве прибавит к своей фамилии (по отцу) - де Эспиноса и Вальдес. Беатрис Сантана де Эспиноса и Вальдес. Кратко - донья/сеньора де Эспиноса. ------------------------------------------------- Я уже читала на фикбуке, но с удовольствием прочла еще раз ))
Nunziata: Арабелла спасибо! за внимание и уточнение) поправлю и рада, что вам нравится, тем более, что я еще раз довычитываю, да плюс дописались вставки
Nunziata: 20. Беатрис «Мне давно пора бы свыкнуться с ожиданием, – иронично заметила себе Беатрис, – а не бегать без конца на террасу». Пора бы, но за пять прошедших лет она так и не смогла это сделать. Особенно, когда муж отсутствовал так долго, как в этот раз. Разумеется, Мигель не называл ей каких-либо сроков своего возвращения, и она понимала, что любой выход в море полон неожиданностей, но это не мешало ей, улучив минутку, подниматься на террасу и напряженно всматриваться в морской простор. После свирепого, редкого для декабря шторма погода наладилась, и уже три дня светило солнце. Беатрис поставила на широкую балюстраду обтянутый кожей продолговатый футляр. В море кое-где виднелись лишь белые запятые парусов рыбацких суденышек, тем не менее она раскрыла футляр и бережно достала подзорную трубу из черного дерева с окуляром из слоновой кости и лучшими неаполитанскими линзами. Муж сделал этот ценный подарок еще в первый год их брака. Беатрис хорошо запомнила мартовский день, когда де Эспиноса повез ее в гавань, и она впервые ступила на палубу его флагмана. Рука дона Мигеля ласкающим движением касалась полированного дерева, когда он показывал ей корабль, а его глаза светились гордостью и восхищением. «Неужели ревность?» – подумала тогда Беатрис. — «Какая глупость, разве можно ревновать к кораблю... к морю!» Однако нечто подобное она и ощущала, прекрасно понимая при этом всю бессмысленность такого чувства. «Санто-Доминго» и вправду был очень красив. Всего годом ранее он сошел со стапелей Кадиса и отличался от остальных галеонов эскадры более плавными обводами, так что она быстро научилась узнавать его. На горизонте показался парус, но с такого расстояния было затруднительно определить, что это за корабль и куда он движется, к тому же он был один, а насколько знала Беатрис, флагман адмирала де Эспиносы выходил в море, сопровождаемый еще по крайней мере одним или двумя галеонами. И как всегда, когда она думала о человеке, ставшем ее мужем, у нее в груди сладко замерло. Она мечтательно прикрыла глаза, облокотившись на нагретый солнцем мрамор перил. А если бы она так и не набралась смелости сама прийти к мужу? Закованный в панцирь своих упрямых принципов и намереваясь следовать данному Беатрис обещанию, он, скорее всего, лишь отдалялся бы от нее, и она бы так и не догадалась об его терзаниях, спрятанных под маской иронии. Эти годы были для Беатрис наполненными открытиями и необычайно насыщенными, она обнаруживала в доне Мигеле и то, что он позволял ей увидеть в себе, и то, что прорывалось ненароком – и в том числе, ей предстояло многое узнать о самой себе. В феврале 1691 у них родилась дочь, которую назвали Изабеллой — так звали мать де Эспиносы, и помимо этого – в честь Изабеллы Кастильской. После рождения дочери Мигель стал как будто мягче, и хотя он никогда не говорил ей о своей любви, но Беатрис ощущала ее в его взглядах, в ненавязчивых знаках внимания, и во всегда неожиданных для нее. Они продолжали выезжать верхом — когда дон Мигель находил для этого время. Постепенно Беатрис вошла во вкус, и хотя муж проявил себя суровым и требовательным наставником, полюбила эти прогулки. Она с нетерпением ожидала очередного урока, тем более что когда они возвращались домой, дон Мигель рассказывал ей о тех местах, где ему довелось побывать. И в ее воображении блеск великих городов Европы и тайны древних цивилизаций Северной Африки сплетались в разноцветное сказочное полотно. Де Эспиносе приходилось сталкиваться с индейцами в дебрях лесов Нового Света, где на каждом шагу подстерегала смерть от когтей дикого зверя или отравленной стрелы, и иногда он говорил о жизни забытых богом племен, свершавших жуткие обряды человеческих жертвоприношений. И эта сказка была пугающей, но оттого не менее захватывающей... Беатрис страстно желала подарить ему и сына, но Небу не было угодно благословить их брак еще одним ребенком. Она винила себя. «Я стал богаче, теперь у меня есть еще и Изабелита» – говорил Мигель ей в утешение, затем привлекал жену к себе и шептал: «Мы плохо старались, надо удвоить усилия» – и смеялся, видя ее пламенеющие щеки. И все же, несмотря на пылкую страсть, ее супруг временами — чаще, чем того хотелось бы Беатрис – был отстраненным, даже неприступным, и она не понимала, почему, а он не спешил приоткрывать завесу своей души, во многом до сих пор оставаясь загадкой для молодой женщины... Одинокий корабль тем временем приближался, и стало ясно, что он держит путь в порт. Беатрис поднесла подзорную трубу к глазам, и сердце ее заколотилось как безумное. «Нет, это не «Санто-Доминго»! Еще очень далеко, я обозналась!» Трясущимися руками она положила трубу на перила и рванула тесный кружевной ворот платья. Нитка жемчуга на ее шее лопнула, перламутровые горошины раскатились по плиткам террасы — и подобно им, мысли Беатрис утратили связность. «Это не он! Это не может быть он!» Ее сознание не желало вмещать в себя правду, не желало признавать в едва державшемся на воде галеоне с прорванными парусами, разбитым фальшбортом и жалким огрызком вместо бизань-мачты красавца «Санто-Доминго». Беатрис снова взяла подзорную трубу. Сомнений у нее не осталось, это действительно был флагман адмирала де Эспиносы. Сердце глухо заныло. «Спокойно. Спокойно! Кто сказал, что с ним случилась беда?! Надо взять себя в руки. Надо подождать... Корабль уже входит в гавань». Она спустилась во двор. – Мама! – дочка, игравшая с Лусией, подбежала к Беатрис и ткнулась темнокудрой головкой в ее опущенную руку. Молодая женщина рассеянно провела по мягким волосам Изабеллы. Лусия смотрела вопросительно и с беспокойством. Кажется, она задала вопрос, и Беатрис невпопад ответила: – Да, Лусия. – Донья Беатрис, что с вами? – повторила свой вопрос служанка. – Со мной? Ничего... – Беатрис не сводила глаз с ворот. – Мама? – девочка требовательно дернула ее за подол платья, и она присела рядом с Изабеллой, обнимая ее и шепча: – Все хорошо, надо только подождать... – Донья Беатрис? – Лусия, возьми что-нибудь на кухне и уведи Изабеллу в сад, – Беатрис улыбнулась и поцеловала дочь в лоб: – Сердечко мое, иди с Лусией. Мама скоро придет. – Пойдем, птичка, тебе же нравится смотреть на цветы, мы подождем там, когда мама придет за нами, – недоумевающая служанка не стала дальше расспрашивать Беатрис. У малышки были веские причины не доверять матери, ведущей себя столь необычно, и она заупрямилась, однако Лусии удалось увести девочку, посулив той сладости. Беатрис расхаживала по двору, стиснув руки и не находя себе места от тревоги. Она уже собиралась послать кого-то из слуг в порт, когда послышалось бряцание железа и тяжелая поступь. Беатрис обернулась, и вскрик замер у нее на губах. Ворота медленно открывались, и в проеме она увидела солдат с крытыми носилками в виде ложа, укрепленного на длинных шестах. За ними на черном ослике трусил сеньор Рамиро. Время повернулось вспять,она очутилась в Ла Романе, а ее отец вновь принимал знатного сеньора, находящегося при смерти... Солдаты осторожно опустили носилки. Не помня себя, Беатрис бросилась к ним и отдернула занавески. Она прижала руку к губам, увидев мужа, полулежащего на ложе и со всех сторон обложенного подушками. Плотная повязка, подобно корсету, стягивала его ребра, правая рука была взята в лубки, а пальцы безжизненно скрючены. Дон Мигель повернул голову, и усталый взгляд его запавших глаз упал на молодую женщину. – Здравствуй, Беатрис, – он криво улыбнулся белыми, подергивающимися губами, – я собираюсь опять доставить тебе массу хлопот. Беатрис упала на колени возле носилок и коснулась губами уголка его рта. – Ты жив... ты здесь, – прошептала она, не обращая внимания на глазеющих на них солдат. – Все остальное неважно...
полная версия страницы