Форум » Творчество читателей » Волею судьбы 7 » Ответить
Волею судьбы 7
Violeta: Эпиграф: Люди и сами отлично умеют творить зло, без какого бы то ни было вмешательства дьявола. Джоанн Харрис "Персики для месье кюре". Глава 1. Франсуаза. [more]Франсуаза расположилась на низеньком пуфике перед туалетным столиком, с нетерпением ожидая, пока Марго закончит колдовать над ее прической. Молодая женщина то барабанила пальцами по мраморной столешнице, то вдруг начинала перебирать украшения в тяжелом резном ларце, нервно надевая на тонкие пальцы изящные кольца и тут же снимая их, прикладывала к мочкам ушей изумительной работы серьги, а к белоснежной груди - роскошные колье. Было видно, что ее совсем не интересует то, что она видит в зеркале, скорее, она желала отвлечься от тягостных мыслей, владеющих ею. Наконец, раздраженно захлопнув крышку ларца, Франсуаза произнесла: - Марго, мессир граф у себя? - Нет, мадам, его милость изволили отбыть еще рано утром, - голос горничной звучал ровно, но графине послышалась в нем легкая издевка. - Он просил что-то передать мне? - женщина изо всех сил сжала подвернувшийся ей под руку черепаховый гребень, борясь с желанием запустить им в гладкую поверхность зеркала, в отражении которого она видела невозмутимое лицо Марго. О, как она ненавидела эту деревенщину, которую муж приставил к ней, словно соглядатая. - Нет, госпожа графиня, - "как и всегда", словно издеваясь, крутилось в голове у Франсуазы окончание этой фразы. - Ты закончила? - она аккуратно отложила гребень в сторону. Только бы суметь сдержаться, только бы не закричать и не отхлестать эту дуреху по щекам... - Да, ваше сиятельство, - Марго отступила на шаг назад и застыла, сложив перед собой руки. На ее лице невозможно было прочесть никаких эмоций, она молча стояла, ожидая дальнейших распоряжений. - Позови девушек, пусть они помогут мне одеться. А ты можешь быть свободна. - Как будет угодно госпоже, - горничная слегка склонила голову и скрылась за дверью. - Дрянь, - прошипела ей вслед Франсуаза. - Вот бы ты грохнулась с лестницы и сломала себе шею, чертова гугенотка. В комнату, словно дуновение легкого ветерка, впорхнули две хорошенькие девушки-камеристки, которых молодая графиня наняла сразу же по приезду в Париж. - Ваше сиятельство, вы сегодня ослепительны! - прощебетала одна, а другая восхищенно прижала руки к груди. Франсуаза милостиво им улыбнулась. Приятное разнообразие после постного лица Марго. На кровати лежало приготовленное горничной платье. Темно-зеленое, из тяжелого узорчатого бархата, с пеной белоснежных кружев на рукавах и вышитым золотом и драгоценными камнями корсажем. По подолу тоже шла вышивка, к которой добавлялись маленькие жемчужинки, создающие изящный рисунок и придающие наряду некую воздушность. Платье было восхитительным, но совсем не нравилось Франсуазе. Муж в который раз проявил свое пренебрежение к ней, заказав гардероб, совершенно не согласуясь с ее желаниями. Вместе с тем, молодая женщина не могла упрекнуть супруга в отсутствии вкуса - она знала, что будет выглядеть в этом наряде обворожительно. Франсуазу захлестнуло раздражение: как же изысканно Жоффрей дал ей понять, сколь мало для него значит ее мнение, и что доставить ей удовольствие не входило в его планы, а скорее наоборот, в его поступке сквозило откровенное неуважение к ней. Когда же это произошло? Отчего так вышло, что теперь они с мужем стали чужими людьми, словно не было того счастливого времени, когда Франсуаза была для него королевой, Прекрасной дамой, когда он предугадывал каждое ее желание, исполнял любой каприз, убеждая ее в своем неизменном восхищении? Пока девушки осторожно надевали на нее роскошное платье, Франсуаза вспоминала тот вечер, когда узнала, что Жоффрей собирается уехать в столицу. Это случилось вскоре после визита его величества Людовика в Тулузу, во время которого молодой король гостил в Отеле весёлой науки и оказывал юной графине весьма красноречивые знаки внимания, восхищаясь ее красотой и выражая настойчивое желание поскорее увидеть их с мужем при дворе. Франсуаза была так счастлива, купаясь в лучах мужского внимания и бесконечного потока комплиментов, что не сразу заметила изменения в поведении супруга, который вдруг стал с ней холодно-вежлив и отстранён. Молодая женщина знала, что ревность не могла быть тому причиной, поскольку внимание к ее персоне со стороны многочисленных кавалеров всегда льстило графу, который с удовольствием отмечал полные неподдельного восхищения взгляды, обращённые на его жену. Поэтому Франсуаза решила, что все дело в увлечении мужем занятиями наукой. Жоффрей стал подолгу уединяться в своей лаборатории, все чаще оставаясь там до самого утра и напрочь забывая о прелестях юной супруги. Но это не сильно волновало ее до того момента, пока по Тулузе пожаром не пронеслась весть о его скором отъезде. Франсуаза тогда вбежала в его кабинет, сверкая глазами, и быстро заговорила: - Почему вы не сказали мне, что уезжаете? Граф холодно посмотрел на нее. По его губам скользнула саркастическая улыбка, которую она так ненавидела, и, лениво цедя слова, проговорил: - С каких пор, госпожа графиня, я должен ставить вас в известность о своих планах? Франсуаза задохнулась от возмущения. - Позвольте, сударь... Но граф, словно сочтя разговор законченным, направился к выходу из комнаты. Она схватила его за руку и заставила взглянуть себе в глаза. - Что происходит? Скажите же, Жоффрей, что между нами происходит? - Франсуаза, гордая до безумия, впервые говорила с просительной интонацией, ища в его темных глазах ответ на терзающий ее уже несколько недель вопрос. Он мучительно долго молчал, потом склонился к лицу жены, словно хотел ее поцеловать, и сказал: - Между нами? Между нами решительно ничего не происходит, мадам, - и, убрав ее руку с рукава своего камзола, ушел. Франсуаза долго стояла посреди комнаты, не в силах двинуться с места. В ее голове колоколом отдавались его последние слова: "между нами... ничего... не происходит... ничего...", и ей вдруг отчаянно захотелось убежать из этого роскошного дворца, от этого ставшего вдруг чужим мужчины, далеко-далеко, навсегда. В кабинет заглянула Марго и сдержанно проговорила: - Госпожа графиня, мессир граф велел передать вам, что завтра он уезжает в Париж, и вы будете сопровождать его. Прикажете собирать вещи? - Да, - Франсуаза обернулась к ней. Ее глаза лихорадочно заблестели. - Да, Марго, и немедленно! - она победно улыбнулась. Еще не все потеряно: Жоффрей берет ее с собой, он хочет, чтобы она была рядом с ним! А его внезапно изменившееся отношение к ней - это только плод ее разгоряченной фантазии. И вот теперь, стоя посреди комнаты в новом отеле, построенном, как еще недавно говорил муж, специально для нее, Франсуаза чувствовала, что потерпела сокрушительное поражение... Она непроизвольным жестом поднесла руку к груди, словно заново переживая то отчаяние, тот гнев, что испытала накануне. Мадам Скаррон, с оттенком легкой жалости поглядывая на подругу, поведала Франсуазе, что ее муж в открытую изменяет ей с женой герцога де Мерекура, и об этом судачит весь Париж, смакуя самые невероятные пикантные подробности. Она полночи прождала Жоффрея, чтобы объясниться с ним, но он так и не появился. Только под утро, когда ее сморил сон, муж буквально на несколько минут заехал в отель, чтобы переодеться, и снова отбыл. Теперь у Франсуазы словно открылись глаза: охлаждение, которое началось еще несколько месяцев назад в Тулузе, перешло в откровенное пренебрежение здесь, в Париже. С головой окунувшись в столичную жизнь, молодая графиня и сама первое время едва вспоминала о муже: приемы, балы, салоны, театры. В отсутствие вечно занятого супруга, все эти месяцы она предавалась радостям светской жизни, не замечая, как с каждым днем они все больше отдаляются друг от друга. В последнее время граф не ставил жену в известность о своих отлучках, не сопровождал ее на приемы, не интересовался, как она проводит свободное время. А разве она была против? Разве требовала его компании, искала его общества? Новость об измене мужа, ставшая достоянием парижского высшего света, прогремела, как гром среди ясного неба, выбив у Франсуазы почву из под ног. Таким возмутительным образом Жоффрей демонстрировал супруге свое равнодушие и презрение, ясно давая понять, что между ними все кончено. Может быть, ей стоило остаться в Тулузе? "И похоронить там себя за вышиванием?" - одернула саму себя Франсуаза. Перед ее глазами вдруг встало худое и бледное лицо Дианы де Грансень, изможденной долгими молитвами и пьяными выходками гуляки-мужа. Мать Франсуазы была благочестивой и верующей женщиной, которой приходилось мириться с разгульным образом жизни супруга, не стремящегося скрывать свои похождения. Благодаря слугам, одна из таких историй стала известна широкому кругу знакомых и со временем обрела ошеломительную популярность в модных салонах*. Неужели и ее ждет такая же участь: слышать о выходках неверного мужа и закрывать на них глаза? Ну нет! Она приехала в Париж блистать, и так оно и будет. Ничто не заставит ее уехать, пусть даже у Жоффрея в любовницах перебывают все потаскухи столицы! Но все же гордость молодой женщины была уязвлена. Франсуаза поклялась себе, что не будет, подобно своей матери, терпеть измены супруга. Она заставит Жоффрея уважать себя. И рано или поздно он поймет, как неосмотрительно с его стороны было так пренебрегать собственной женой и ранить ее чувства. Она из Мортемаров, а они не прощают обид и жестоко мстят своим обидчикам! Закончив утренний туалет, Франсуаза позвала Марго: - Вели заложить карету - я хочу навестить сестру, - не терпящим возражения голосом распорядилась она. - И еще, сегодня я не буду ужинать дома. Можешь так и передать господину графу. _____________ *Однажды ночью Габриель де Рошешуар, маркиз де Мортемар вернулся домой очень поздно, а его жена, как обычно ожидавшая его, в очередной раз не смогла удержаться от нравоучений и спросила: - Откуда вы явились? Вы так и будете проводить свою жизнь в компании с чертями? На что господин де Мортемар ответил: - Я не знаю, откуда я пришел, но я знаю, что мои черти в лучшем настроении, чем ваш ангел-хранитель. [/more]
Леди Искренность: Надо же, как незаметно быстро летит время...
Violeta: List Спасибо, что помните! Дамы, сегодня действительно ровно год с того дня, как я опубликовала первую главу "Волею судьбы". На данный момент написано почти 250 стр. текста, 36 глав, наобсуждали мы 7 тем по 300 комментов каждый Рада, что вы продолжаете читать, комментировать, давать советы - надеюсь, что не разочаровываю ваших ожиданий Всех с наступающим Новым годом!
Florimon: О, я первая Violeta, глава замечательная! Просто блеск! Не знаю кто как, но я сразу как прочитала про особенный голос, поняла что это Пейрак. Да, только он способен на подобную выходку. И как поговорили душевно Но, Ортанс... чума на нее! Не могла чуть позже прийти!
japsik: Ух ты, как неожиданно быстро подоспело продолжение! Очень веселая глава, спасибо! Я даже не знаю, что более дерзко: сцена в беседке или ваш вариант с исповедальней Для меня, как читателя, сцена в беседке была большей неожиданностью, я не догадалась, что это граф, вы же пустили нас в его голову заранее, поэтому я догадалась, ГДЕ и КАК он решил с ней пообщаться, как только увидела фото и поняла намерение героини исповедаться Тем не менее, читать было очень увлекательно, ну и Ортанс, появившаяся так некстати, просто находка! Плюс все эти сноски про иронию в голосе, думаю, даны читателю намеренно, чтобы он раньше Анжелики догадался, в любом случае. Еще раз спасибо! Ждем не дождемся Атенаис!
Violeta: Florimon пишет: Не знаю кто как, но я сразу как прочитала про особенный голос, поняла что это Пейрак. Да, только он способен на подобную выходку. И как поговорили душевно japsik пишет: поэтому я догадалась, ГДЕ и КАК он решил с ней пообщаться, как только увидела фото и поняла намерение героини исповедаться Эх, весь сюрпрайз насмарку Но ничего, главное - что весело получилось! Florimon пишет: Но, Ортанс... чума на нее! Не могла чуть позже прийти! japsik пишет: Тем не менее, читать было очень увлекательно, ну и Ортанс, появившаяся так некстати, просто находка! Реально, я хотела без Ортанс, она сама приперлась! Никакого сладу с этими героями... japsik пишет: Еще раз спасибо! Ждем не дождемся Атенаис! Уже в следующем году
Леди Искренность: А у меня немного противоречивые мысли... Во-первых мне категорически не заходит идея с исповедальней по нескольким причинам. Во-первых это подло заставить человека открыть душу и слушать исповедь не будучи священником. У меня бы он за это по морде схлопотал и прощен не был. Маскарад крайне неудачен, а если цитировать автора, то эти мистификации уж очень дурного толка. Во-вторых Жоффрей не был праведником отнюдь, но и богохульником он не был, и в Бога он верил. В церковь нет, но в Бога - да, взывал к нему до хрипоты. Я не считаю, что он пошел бы на нечто подобное в принципе. Ну и в третьих, когда он хотел уехать от своей любви, это было благородно, теперь же он обрушил на бедную юную девушку всю силу своего таланта обольстителя, да к тому же, после данной сцены, в курсе, что девушка влюблена. Одно дело дамы замужние и вдовушки, другое дело толкнуть на бесчестье девушку из бедной семьи. Нет. Простите меня все радушно, но это не мой Жоффрей совсем. Он у меня просто вызвал чувство гадливости этим поступком.
Violeta: Леди Искренность Попробую разобрать все по полочкам. Леди Искренность пишет: Во-первых это подло заставить человека открыть душу и слушать исповедь не будучи священником. Он у нее ничего не выпытывал - весь разговор шел в иносказательном ключе, он узнал только, что ее сердце желает запретного. Не было названо ни имен, ни явок, ни паролей - только беседа о грехе и велениях сердца. Он не обольщал, не соблазнял ее - говорил только, что она всегда найдет поддержку у любящих ее людей. То, что сразу не признался - да, не по-джентльменски, но согласитесь, по-пейраковски В беседке он тоже черту перешел, и как по мне, то подтолкнуть ее к измене с самим собой более жестоко, чем поддержать ее в ее размышлениях. Леди Искренность пишет: Во-вторых Жоффрей не был праведником отнюдь, но и богохульником он не был, и в Бога он верил. В церковь нет, но в Бога - да, взывал к нему до хрипоты. Он взывал к Богу, когда был на пороге смерти. И да, он верил в Бога, но не в институт церкви, потому купить у продажных священников исповедальню для встречи с Анж для него вполне приемлемо. Уверена, что он считал это приключением, а не богохульством. Все эти шаблонные фразы, схемы, поток исповедующихся без истинной веры и раскаяния - разве мог он это принимать и относиться с уважением? Думаю, начни Анж перечислять ему, как она трижды помянула Госпда всуе или съела скоромное в постный день, он бы открылся ей раньше, потому что понял бы, что она это делает для галочки. А тут, когда он услышал искренний призыв о помощи, он не мог на него не откликнуться, тем более, что чувствовал то же самое. Леди Искренность пишет: Ну и в третьих, когда он хотел уехать от своей любви, это было благородно, теперь же он обрушил на бедную юную девушку всю силу своего таланта обольстителя, да к тому же, после данной сцены, в курсе, что девушка влюблена. Да, хотел, но эта исповедь стала последним камешком на чашу весов, чтобы остаться. Зная, что он сам любит и что его чувства взаимны, он не мог ее отпустить. Леди Искренность пишет: Одно дело дамы замужние и вдовушки, другое дело толкнуть на бесчестье девушку из бедной семьи. И тут не спорю. Потому он и боролся с собой. Но помните, как у Голон? Одна ночь любви стоит жизни. Разве мог он, проповедующий любовь, отказаться от нее? Леди Искренность пишет: Простите меня все радушно, но это не мой Жоффрей совсем. Он у меня просто вызвал чувство гадливости этим поступком. Надеюсь, после моих контраргументов вы смягчите свой вердикт
List: Ого, а тут по моей теме уже ЛИ высказалась ;) Ок, начнем сначала Сижу на паре, никого не трогаю, читаю Violety, лыба как обычно - на 43 зуба. Вдруг слышу: а вот Ирина улыбается, наверняка знает, что делать нужно. Поднимаю глаза и автоматом брякаю: на исповедь сходить в Париже. И главная засада - в аудитории в этот момент гробовая тишина, а я улыбаться продолжаю!!! Во-первых, повторюсь в -надцатый раз, у Violeti редкое качество текстов - они улыбательные. Даже если я не согласная, если меня что-нибудь бесит , мне все равно читать приятно и я все равно улыбаюсь. Во-вторых. Это вопрос тонкий, заранее предупреждаю - никого не хочу задеть! Я ничего не имею против церкви и исповедальни как таковых - это шикарная декорация. Но меня смущает сам факт исповеди именно у Анж. Это момент личный и пардон за пафос, трепетный, ведь, как бы Анж к Богу не относилась на протяжении всех 13 томов, она в него верила. А в каждой вере есть святость. Может, у графа святость не в исповеди, а в Разуме (или что там у него было в 6 томе), но Анж в самой главе показана как девушка благочестивая, хоть и вспоминает о цене за аренду кафедры. Он подчеркивает, что она душа трепетная и чистая. И помимо того, что исповедь может задевать чувства, это, ИМХО, не слишком стыкуется с образом Анж в фике. А вот Пейрак, так как он в у Violeta нарисован, вполне может в исповедальне зависать (кстати, он, ИМХО, и в каноне мог, но только ДО Бастилии). В Бога он верил, а вот в церковь - не особенно. да, ренегатом не стал, а что в Америке, что говорил? — почему вы не воздвигли креста? — Это знак противоречий. — Золото было двигателем многих преступлений. — И крест также, — сказал Пейрак. То есть, ИМХО, графу был важен и нужен Бог, а не крест и не церковь. Но тут у него Анж - душа чистая, пугливая. Принять у нее исповедь в предложенных условиях весьма сурово. Вспоминаю моего любимого Мейсона из Санта-Барбары. Он тоже в исповедальне прятался, но не исповедовал. Только девушка начала что-то говорить - рванул от греха подальше. Зато потом, когда она говорила: "я пришла не на исповедь, а просто посоветоваться с вами", то прекрасно за шторкой ее наставлял. Кстати, таким же ироничным тоном. Violeta, но глава супер! Ответы графа просто выше всяких похвал, универ Тулузы даром не прошел !
Violeta: List пишет: Вспоминаю моего любимого Мейсона из Санта-Барбары. Бож, любовь моего детства! List пишет: Сижу на паре, никого не трогаю, читаю Violety, лыба как обычно - на 43 зуба. Вдруг слышу: а вот Ирина улыбается, наверняка знает, что делать нужно. Поднимаю глаза и автоматом брякаю: на исповедь сходить в Париже. И главная засада - в аудитории в этот момент гробовая тишина, а я улыбаться продолжаю!!! Простите, я не специально List пишет: То есть, ИМХО, графу был важен и нужен Бог, а не крест и не церковь. Но тут у него Анж - душа чистая, пугливая. Принять у нее исповедь в предложенных условиях весьма сурово. Да, все так. Просто если бы она стала называть имена, какие-то факты, уверена, что он бы ее прервал. Он же не совсем негодяй. И в начале исповеди он откровенно веселится, употребляя стандартные фразы священников. Но когда она начинает рассуждать на философские ( это важно!) темы, он высказывает ей то, что чувствует. Тут, можно сказать, двойная исповедь - он тоже говорит ей то, что думает на самом деле. Тут нет ни обольщения, ни игр разума - он честно выкладывает то, что у него на душе. List пишет: Violeta, но глава супер! Ответы графа просто выше всяких похвал, универ Тулузы даром не прошел ! Спасибо. У меня почему-то легко пишутся диспуты на теологические темы, хотя я, кроме Библии, ничего не читала и воцерковленным человеком не являюсь. Но и в фике по "Джен Эйр", и здесь слова словно сами приходят. List пишет: А вот Пейрак, так как он в у Violeta нарисован, вполне может в исповедальне зависать (кстати, он, ИМХО, и в каноне мог, но только ДО Бастилии). В Бога он верил, а вот в церковь - не особенно. да, ренегатом не стал, а что в Америке, что говорил? Я процитирую саму себя: Скрестив руки на груди и чуть склонив голову, Пейрак стоял посреди часовни и, казалось, был полностью погружен в молитву. Небольшая молельная, с двумя подушками из кордовской кожи для преклонения колен и с маленьким алтарем зеленого мрамора, над которым висела великолепная картина испанского художника, вызывала в нем приятное ощущение умиротворения. Тут стояла тишина, пахло свечами и ладаном, и не было священника, который своими проповедями отвлекал бы его от общения с Богом. Странно, но один на один с собой Жоффрей видел величие Создателя яснее, чем в самом роскошном храме с торжественным звучанием органа и высокими, будто неземными голосами певчих, несущимися с хоров. Он был глубоко убежден, что вере нужно молчание, когда внутренний диалог устремляет душу ввысь, очищает и облагораживает ее, в то время как недалекий посредник, который своими неумелыми речами и фанатичными догмами отбивает всякую охоту к искренности - лишь мешает. Т.е. Бог в его душе был, потому он не принял ислам, но вот атрибутика священничества, церковь с ее догматами и ограничениями низводила веру в его глазах до уровня обыденности и средства манипулирования паствой. Более того, он считал преступным любой фанатизм, который не имел никакого отношения к Богу. После Бастилии он укрепился в вере, но полностью разочаровался в институте церкви, близко соприкоснувшись с безумцем Беше и иже с ними. «Это потому, что я заговорила о законах ислама, которые ему, должно быть, дороги», — подумала она. Словно прочитав ее мысли, он яростно бросил: — Законы ислама мне так же безразличны, как и законы христианских стран, откуда вы бежите. — Вы святотатствуете, — испуганно сказала Анжелика. — Вспомните: разве вы только что не признали, что мы спаслись от бури только благодаря Божьей милости? — Бог, которому я возношу благодарность, имеет лишь отдаленное сходство с богом — соучастником несправедливостей и жестокостей вашего мира… Вашего прогнившего Старого Света… — со злостью добавил он. К чему я веду... Для графа исповедь была игрой, одной из рутинных обязанностей верующих того времени, он же не знал, что для Анж эта беседа - способ разобраться в себе, действительно открыть душу, а не просто перечислить по пунктам, что она там нагрешила в течение недели. И когда он услышал ее сомнения, ее искренность, он не смог не ответить ей. А раскрывать в этот момент себя - разрушить то единение, что возникло между ними. Ну как то так...
Violeta: Я тут подумала - возможно, вы предположили, что он пришел с целью что-то выведать у нее, намеренно толкал к откровениям? Нет, он желал только увидеться с ней, поговорить. Сама атмосфера церкви настроила его на шутливый лад, он начал разговор со стандартных фраз, желая не смутить ее, а начать диалог - ну типа: отче, я грешна в том, что вчера чертыхнулась два раза и подумала о неприличном - три, на что он сказал бы ей - а кроме того, ввергли во искушение юного отрока, подарив ему поцелуи, да и где - в церкви! Ай-ай-ай, о времена, о нравы! Ну а потом бы открылся. А все пошло не по плану. И он, по сути, выслушивал не исповедь, а ее сомнения в отношении собственных желаний, помогал ей разобраться в себе, говорил о том, что ей всегда есть, на кого опереться. И в ответ на ее откровения говорил то, что чувствует сам. Тут нет злого умысла или дурных намерений.
List: Violeta пишет: Бож, любовь моего детства! До сих пор храню его цитаты ))) Violeta пишет: Для графа исповедь была игрой, одной из рутинных обязанностей верующих того времени, он же не знал, что для Анж эта беседа - способ разобраться в себе, действительно открыть душу, а не просто перечислить по пунктам, что она там нагрешила в течение недели. Я понимаю, а если к этому прибавить еще и показное благочестие Атенаис, то логически - все ок, согласна. О его отношении к Богу тоже согласна. Но тут меня напрягает момент ЕЕ отношения к Богу и его ... как бы это сказать - уважения к ней? Именно его изначальное стремление ее исповедать (он же фразы священниковые говорит зачем?) воспринимается (во всяком случае у меня), как действия прожженного обольстителя, который не брезгует ничем. Повторюсь, он минут через 5 говорит Анж искренняя сердцем и чистая душой. То есть получается, что на такую чистую и светлую он изначально готовил подлянку? Тогда чучундр он крапчатый. Если не подумал что она такая чистая - то "прочитал" ее плохо раньше, позор знатоку женских сердец. Violeta пишет: Тут, можно сказать, двойная исповедь - он тоже говорит ей то, что думает на самом деле. Тут нет ни обольщения, ни игр разума - он честно выкладывает то, что у него на душе. Да. Молодец. Но уже после того, как Анж ему все рассказала. У меня получается, что он прочитал ее дневник, вскрыл ее письмо, адресованное не ему, а потом, держа их в руках, пришел и сказал: да, я вас тоже люблю. Ежели б за шторкой сказал - исповедник отошел, а я тут пока курю, давайте пообщаемся - тогда, ИМХО, норм. Как-то так
japsik: Violeta пишет: Я тут подумала - возможно, вы предположили, что он пришел с целью что-то выведать у нее, намеренно толкал к откровениям? Признаюсь, так как я догадалась сразу, что Пейрак собрался прятаться в исповедальне, то мне тоже это идея не понравилась и показалась слишком жестокой, так как смеяться над таинством исповеди всё-таки слишком. Но когда я поняла, что он просто хотел поговорить, воспользовавшись самым укромным местом в церкви, то я приняла такой поворот событий. Правда, в таком случае мальчик должен был Анжелику сразу предупредить, что с ней хотят поговорить. К чему тогда маскарад? И почему он был уверен, что для нее исповедь это так, рутина? Я думаю, это девушек смущает.
Violeta: japsik пишет: Но когда я поняла, что он просто хотел поговорить, воспользовавшись самым укромным местом в церкви, то я приняла такой поворот событий. japsik пишет: Правда, в таком случае мальчик должен был Анжелику сразу предупредить, что с ней хотят поговорить. К чему тогда маскарад? Не, так просто Пейрак это дело бы не обставил. Ну в самом деле, как можно так запросто, без спецэффектов?! japsik пишет: И почему он был уверен, что для нее исповедь это так, рутина? Потому что в воскресенье после мессы народ шел толпой на исповедь, кто там будет всерьез каяться и всерьез покаяние выслушивать? Грешен, отче. Иди с миром, сын мой. Две Патер Ностер и три Аве Марии. Все. Именно поэтому его и ошеломила искренность Анж, ее желание не галочку поставить, как Атенаис, например, а действительно разобраться в себе. В этот момент выскакивать из-за шторки было бы хуже, чем выслушать ее. japsik пишет: Я думаю, это девушек смущает Видимо, так и есть. Но еще раз повторюсь - соблазнять ее и обманывать у него намерения не было. Подшутить - да, но что-то выпытывать, пользоваться ее доверчивостью - точно нет. Вы можете мне не верить, но единственным моим желанием в тот момент было развеять ваши сомнения, поддержать вас, сказать, что в этом мире вы не одиноки и можете рассчитывать на участие искренне любящих вас людей... Изначально он был настроен на шутливый лад - отсюда и стандартная форма начала исповеди. А потом он услышал: - А если не тело, а душа требует недозволенного? Если разум отчаянно сопротивляется греху, а сердце жаждет поддаться ему? - голос Анжелики чуть дрогнул. - Что, если помыслы мои ниспосланы мне Богом? А я противлюсь его воле... И как в этот момент можно прервать ее? У человека порыв души, он желает познать свое сердце, тут уже не выскочишь с улыбкой: - Шутка! И он в ответ на ее признания начал говорить то, что думает. - Вы хотите сказать, святой отец, - медленно проговорила Анжелика, - что если мое сердце желает того, что недозволено моралью, я должна уступить его зову? - Только если это действительно веление сердца, - тихо ответил священник. - Создатель дал нам заповеди, чтобы мы знали, что есть зло, и отличали его от добра. Но также Он, в великой милости своей, даровал нам сердце, чтобы в нем звучал Его голос, который наставлял бы и направлял нас на путь истинный. Т.е. он не призывает ее к греху. Он предлагает ей самой решить, истинно ли ее чувство или же это просто зов плоти, томление и т.д. И дальше: - А как узнать, что голос, звучащий в моем сердце, действительно исходит от Бога? Разве Господь желает, чтобы я преступила те законы, которые он установил? Разве хочет, чтобы общество отринуло меня от себя, как заблудшую овцу? - Возможно, Создатель пошлет вам пастыря для защиты, если те, кто обязаны заботиться о вас, пренебрегут своими обязанностями. Вы никогда не будете одна, дочь моя, если с вами пребудет Господь. И если даже весь мир обратится против вас, но вы будете уверены, что поступаете правильно, то это будет обозначать, что Бог стоит за вашей спиной и направляет вас. Он говорит ей, что у нее найдется защита, даже если она решит пойти против общества. И он говорит это искренне, беря на себя ответственность за ее судьбу. Поразмышляйте над следующим изречением, дитя мое, - человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца. Почему так происходит? - Потому что пути Господни неисповедимы? - несмело предположила Анжелика. - Нет, - она почувствовала, что ее собеседник улыбается. - Потому что мы желаем познать замысел Божий несовершенным разумом, а не проницательным сердцем. Вам стоит всего лишь заглянуть в себя, чтобы понять, что истинно, а что нет Тут он скорее иронизирует над собой, чем над ней. Мыслимо - влюбиться в юную девушку, да так, что готов на все ради нее? Какая ирония судьбы... - А как же тогда трактовать слова апостола Иоанна, который писал, что ничему нельзя верить слепо? - упрямо проговорила она. - Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, - живо откликнулся святой отец. - Несомненно, его слова истинны, ибо многие обольстители вошли в мир, - при этих словах Анжелика залилась горячим румянцем, тотчас представив себе, как наяву, графа де Пейрака, который страстно целовал ее в оранжерее Ботрейи. - Дитя мое, слова обольстителя могут искусить разум, плоть, но сердце обмануть они не в силах. Разве мужчина, к которому тянется ваша душа, лгал вам, разве можете вы упрекнуть его в том, что порывы его были неискренни, а чувства - поддельны? А вот тут он фактически признается ей, кто он. Т.е. дальше он не намерен продолжать маскарад. Их разговор настолько взволновал его, что он решил продолжить его уже лицом к лицу. И он прямо говорит, что да, есть искусители, да, соблазнитель в первую очередь взывает к разуму и плоти, но только сердце может подсказать, где правда, а где ложь. Разве это можно назвать обольщением? - А что говорит вам ваше сердце? - тихо спросил он, переплетая ее пальцы со своими. - Ваши признания, которые потрясли меня до глубины души, в то же время открыли мне правду, которую я не осознавал до конца - всю глубину моего чувства к вам... - от его обычной иронии теперь не осталось и следа, а голос был наполнен неподдельной искренностью. Тут смысл в том, что он сам наконец окончательно осознал свою любовь к ней. Возможно, до этого он считал это влечением, колдовством, помрачением, а теперь понял - это действительно любовь. И, что самое главное, он дает ей выбор: - И какое же покаяние вы наложите на меня, святой отец? - наконец выговорила она сквозь смех. - Ничего непосильного для столь искреннего сердца и чистой души, как у вас, - проговорил он, и его тон вдруг стал серьезным. - Обещайте мне подумать над тем, что я сказал вам. Прислушайтесь к себе и честно ответьте - готовы ли вы пренебречь всем ради того, кто ничего не может вам дать, кроме своей любви... Разве это говорит о его непорядочности? Ну вот как то так...
Bella: List пишет: Вспоминаю моего любимого Мейсона из Санта-Барбары Violeta пишет: Бож, любовь моего детства! и я в этой компании а мне посчастливилось видеть его вживую он такой же, как в сериале, и жизнь свою, в отличии от других актеров, не протрынькал Violeta, глава замечательная, веселая, и в целом по-пейраковски. Но соглашусь с девочками насчет чистоты и искренности его "шутки". Во-первых, священнику он заранее написал текст, исповедальню арендовал, мальчика заранее нашел и показал нужную ему персону- т.е. все спланировано заранее. И я была бы целиком "за" и поаплодировала бы Пейраку, если бы как только появилась Анжелика, он сразу бы ей: "душа моя, я должен был Вас увидеть, а это единственный способ..."... Здесь же он проповедью священника уже спровоцировал девушку на сомнения, на откровенность, на необходимость исповедоваться. И он явно понимал, что она чистая душа, неопытная, и наверняка поцелуй вообще с мужчиной до брака да к тому же еще и женатым мучает ее. Во-вторых, для него церковь- всего лишь декорации? Ок. Но для нее? Даже Анжелику, уже жену в каноне, он порционно освобождал от принятых устоев. А тут, аналогично Рочестеру, зная свою ситуацию и невозможность быть с Анжеликой правильным путем, разворошил ее душу, дал надежду на... на что? И если Джейн ничего не знала, и была вправе поверить Рочестеру, влюбиться в него, довериться, то у нас мы имеет женатого человека, и связь с ним заведомо позорное поведение, полностью обесчещивающее девушку. Поэтому не совсем комплиментарно то, что Пейрак все-таки начал слушать исповедь, и не важно, что она начала говорить, то, что она говорила, предназначалось не ему. И тем хуже, что она не чушь несла, а именно из глубины сердца- ну это как прочитать чужой дневник, проверить почту, и то, что вас это волнует, не оправдание. Ах он расчувствовался, что мое сердце желает того, что недозволено моралью, я должна уступить его зову? а если она говорила о Монтеспане, о... Николя или еще о ком... о Филиппе. Вот как быть девушке? Сама того не ведая, раскрыла свои сердечные терзания мужчине, который уже имеет на нее некоторые виды? Подыгрывать ему, что да, о вас моя душа терзается, чтобы не сдать истинного объекта? Или раз уже он услышал, то "сударь, оставьте меня в покое, теперь Вы знаете тайну моего сердца, и Вам ничего не светит?" В беседке было безобидно... ну почти, во всяком случае там не предполагались нелегальные способы заставить человека раскрыться
Violeta: Bella пишет: Во-первых, священнику он заранее написал текст, исповедальню арендовал, мальчика заранее нашел и показал нужную ему персону- т.е. все спланировано заранее. И я была бы целиком "за" и поаплодировала бы Пейраку, если бы как только появилась Анжелика, он сразу бы ей: "душа моя, я должен был Вас увидеть, а это единственный способ..." Кто ж спорит, что все подстроено. Да, почва была подготовлена для встречи. Но кто же знал, что Анж будет настолько отличаться от обычных прихожанок и углубится в философские дебри? Перак был бы не Пейрак, если бы не поиграл в священника. Вот реально, вы представляете, как он прям с порога капеллы машет ей рукой и говорит: - Душа моя, вот и я... Скучали? Bella пишет: Здесь же он проповедью священника уже спровоцировал девушку на сомнения, на откровенность, на необходимость исповедоваться. Он ее не провоцировал. Он произнес стандартное вступление к исповеди. Это скорее она своим порывом спровоцировала его на эту беседу. Bella пишет: а если она говорила о Монтеспане, о... Николя или еще о ком... о Филиппе. Вот как быть девушке? Сама того не ведая, раскрыла свои сердечные терзания мужчине, который уже имеет на нее некоторые виды? Ну так он же целовал ее в Ботрейи, видел ее реакцию, как она переживает за него из-за дуэли. И плюс Монтеспан свободен - с чего вдруг чувство к нему может быть запретным? Bella пишет: В беседке было безобидно... ну почти, во всяком случае там не предполагались нелегальные способы заставить человека раскрыться Да? Целовать взасос и сиськи мацать - это безобидно? По мне так здесь безобиднее. Серьезно, развести неопытную девушку почти на измену самому себе - это на грани фола. Прикинуться исповедником - тоже небезобидно, но изначально-то целью было не развести ее на признания, а просто увидеться наедине. Bella пишет: то у нас мы имеет женатого человека, и связь с ним заведомо позорное поведение, полностью обесчещивающее девушку. А потому он и предлагает ей выбор - быть с ним, если она действительно его любит, и плевать на всех или же выбрать спокойную и честную жизнь с тем же Монтеспаном. Он ее ни к чему не принуждает.
полная версия страницы