Форум » Творчество читателей » "Анжелика маркиза ангелов" от лица графа де Пейрака. » Ответить
"Анжелика маркиза ангелов" от лица графа де Пейрака.
Violeta: Всегда не хватало взгляда Жоффрея на их с Анжеликой отношения времен Тулузы... Я увидел ее в первый раз на пыльной дороге, растерянную и испуганную, почти девочку, в окружении множества детей, одетых в забавные костюмы, сшитые из больших красных и зеленых ромбов, которые прыгали, проделывали ошеломляющие сальто-мортале, чуть ли не кидались под ноги лошадям.. Но ее не радовало окружающее веселье, с ужасом ждала она того, кому была отдана в придачу к серебряному руднику. Она ждала меня... Я подошел к ней. Никогда еще я так остро не чувствовал свое уродство. В сиянии своей юности и красоты она казалась мне воплощением богини Весны, ее же взгляд выражал только страх, как будто она увидела самого дьявола, внезапно появившегося из Преисподней. Я попытался заговорить с ней, но она лишь слегка кивнула мне и присела в реверансе. Руки ее дрожали. И в тот самый миг я почувствовал, что в сердце мое входит неизвестное мне доселе чувство, которое я пронесу через всю жизнь- любовь... Я помог ей сесть в карету. Прикосновение к ее нежной руке наполнило мою душу невыразимым счастьем, как будто я был неразумным юнцом, а не взрослым мужчиной, пересыщенным и даже циничным в отношениях с женщинами. Что со мной? Я бессчетное количество раз задавал себе этот вопрос и не находил ответа. Ничего подобного я раньше не испытывал. Внезапно на колени к ней упал огромный букет роз и несколько маленьких букетиков фиалок. — Цветы или, как их называют у нас, «услада жизни», владычествуют в Тулузе, — сказал я ей. Анжелика повернула голову, взглянула на меня своими чудными глазами, в которых недоумение тут же сменилось неприязнью. Она поспешно склонилась к цветам, чтобы не видеть моего ужасного лица. Я стиснул зубы и откинулся на подушки. Сердце мое сжалось от боли. Мне безумно хотелось снова коснуться ее руки, но я не смел- между нами была стена, построенная из ее отвращения к мне, из ненависти к навязанному ей браку, из страхов, порожденных жуткими рассказами обо мне, как о колдуне. Тогда я поклялся себе, что она никогда не пожалеет, что стала моей женой, что моя любовь и забота пробудят рано или поздно в ее сердце ответное чувство ко мне. --- В дворцовом саду, в тени деревьев, были расставлены длинные белые столы. У входа били фонтаны вина, и любой прохожий мог пить его вволю. Все знатные сеньоры и именитые горожане были приглашены на нашу свадьбу. Я весь вечер не мог отвести глаз от своей очаровательной юной жены, но так ни разу и не смог поймать ответный взгляд, обращенный ко мне. Все свое внимание она уделяла архиепископу, сидевшему рядом с ней. Я едва слышал, о чем они говорят, я наслаждался звуком ее голоса, любовался ее совершенным профилем, отсветами свечей, играющих на ее светлых волосах... Чтобы привлечь внимание Анжелики, я слегка коснулся ее руки. Она тут же отшатнулась. Внезапная ярость охватила меня, и всю ее я направил на архиепископа. Я насмехался над ним, язвил и острил, я знал, что шокирую ее, знал, что довожу до бешенства его, но уже не мог остановиться. Черт возьми, эта женщина принадлежала мне по праву, я жаждал ее любви, но она была холодна и непреступна, как мраморные статуи, украшавшие мой сад. В момент наивысшей точки моего гнева она вдруг посмотрела на меня- в ее глазах я прочел тревогу. Ну конечно же, малышка только что из монастыря, наверняка она считает немыслимым так разговаривать с духовным лицом. Вся моя ярость куда-то улетучилась. Я улыбнулся ей. — Простите нас, сударыня, что мы затеяли этот спор в вашем присутствии. Его преосвященство и я — заклятые враги! --- Анжелика распустила свои роскошные волосы по плечам и тряхнула ими непокорным движением, движением маленькой дикарки, выросшей на просторах своего родного Пуату. Желание столь острое пронзило меня, что я схватился рукой за косяк балконной двери. Она испуганно обернулась. Я подошел к ней и поклонился. — Вы разрешите мне сесть рядом с вами, сударыня? Она молча кивнула. Я сел, положил локоть на каменную балюстраду и начал разглядывать Гаронну,серебрившуюся под светом луны. Я не знал, о чем говорить с ней, все темы, подходящие случаю, казались банальными и пошлыми, недостойными ее чистоты и невинности. Наконец я произнес: — Несколько веков назад, под этими же самыми звездами дамы и трубадуры поднимались на галереи крепостных стен, окружавших замки, и там беседовали о любви. Сударыня, вы слышали о трубадурах Лангедока? Она была настолько растеряна, что это развеселило меня. В шутливом тоне я продолжал: -Так некогда называли поэтов.Поэтов любви. Провансальский язык! Сладостный язык! Как он отличается от грубого говора северян! В Аквитании учили искусству любви, потому что, как сказал Овидий задолго до трубадуров: «Любовь — искусство, которому можно научиться и в котором можно совершенствоваться, познав его законы». А вы, сударыня, уже проявляли интерес к этому искусству? Судя по тому, что она отвернулась от меня и устремила свой взгляд вдаль, на спящую долину, я понял, что она смущена подобным поворотом нашего разговора. Я придвинулся ближе и ощутил пьянящий аромат ее тела, волос, ветра, юности. Голова моя закружилась, и хотя я что-то продолжал говорить, мысли мои были только об одном- коснуться ее, привлечь к себе, увидеть звезды, отражающиеся в ее зеленых колдовских глазах и ощутить сладость ее губ на своих губах... Я не мог более противиться искушению. С силой я притянул ее к себе, и с яростью, которой никак не ожидал от себя, прижался губами к ее плотно сжатым устам. Она закричала и начала отбиваться. Нехотя я отпустил ее, сердце мое стучало, как сумасшедшее. В ее глазах, устремленных на меня, я прочел непоколебимую решительность скорее броситься с балкона, чем принадлежать мне. Я встал и с усмешкой посмотрел на нее. — Я не буду вас принуждать, бедная маленькая девственница. Это не в моих правилах. Так, значит, вас, саму невинность, отдали на растерзание этому хромому верзиле из Лангедока? Чудовищно! Она смотрела на меня с ненавистью. Я продолжал. — Поверьте, я знал в своей жизни немало женщин, белых и черных, желтых и краснокожих, но ни одну из них я не брал силой и не соблазнял деньгами. Они приходили ко мне сами, и вы тоже придете в один прекрасный день или вечер… — Никогда! — в невольном порыве выкрикнула она. — Вы юная дикарка, но мне это по душе. Легкая победа обесценивает любовь, трудная победа заставляет ею дорожить. Так сказал Андре Ле Шаплен, магистр искусства любви. Прощайте, моя красавица, спите спокойно в своей широкой постели, оставайтесь одна со всеми вашими прелестями, которым так не хватает ласки. Прощайте! Я вышел из комнаты, но помимо горечи неудовлетворенного желания, в сердце моем расцвела надежда однажды завоевать эту гордую, непокорную и невероятно красивую женщину, мою жену... --- Я решил оставить ее в покое. Что толку было напоминать ей, что я ее муж, если она испытывала ко мне неприязнь. Я ни в чем не ограничивал ни ее свободу, ни ее желания, я был предупредительным и любезным, я ждал, что она начнет искать моего общества, как другие дамы, но этого не происходило. Она исполняла все обязанности хозяйки замка безупречно, я любовался ею, когда она отдавала распоряжения слугам или любезно общалась с нашими гостями. Несмотря на молодость, она обладала живым и острым умом, что в сочетании с ее красотой, очаровывало и привлекало к ней всех, кого она оделяла своим вниманием. Я наблюдал за ней со стороны, не предпринимая никаких шагов к сближению, и не только потому, что боялся испугать ее, но и потому, что боялся поддаться порыву страсти, находясь в непосредственной близости от ее нежных губ и прочих волнующих прелестей, о которых старался даже не думать. Я дарил ей подарки, но казалось, что она равнодушна к ним, по крайней мере она ни разу не поблагодарила меня. И вот однажды, когда я шел по галерее мимо ее комнаты, она с сияющими глазами бросилась мне навстречу. — Какая роскошь! Как мне благодарить вас, сударь? В своем порыве она подбежала ко мне так стремительно, что ее щека уже коснулась моего бархатного камзола. Испытывая невыразимое счастье от ее радости, от близости ее тела, пьянея от запаха ее волос, я привлек ее к себе. Она обратила взгляд на мое лицо и улыбка ее тут же погасла, и она, не в силах сдержать дрожь, в ужасе отшатнулась. Я тотчас же отпустил ее и с раздражением, за которым постарался скрыть волнение и досаду, сказал : — Благодарить? За что? Не забывайте, дорогая, что вы супруга графа де Пейрака, единственного потомка прославленных графов Тулузских. Раз вы носите этот титул, вы должны быть самой красивой и самой нарядной. И не считайте себя отныне обязанной благодарить меня. --- Я был раздасадован встречей с Карменситой, я и думать забыл о ней, коль скоро в моей жизни появилась моя несравненная и неприступная жена, моя зеленоглазая фея, которая занимала мои мысли и днем и ночью. С недоумением я слушал о ее любви ко мне, о страсти, которую я ей внушаю, ее горячность скорее отталкивала, чем возбуждала меня, роскошная красота нисколько не трогала. В то время, как она дерзко демонстрировала мне свои прелести, я грезил об Анжелике. В конце концов ее причитания настолько вывели меня из себя, что я окатил ее водой из ведерка для льда. Я не ожидал от себя подобной жестокости, но испытал какое-то злорадное удовольствие, глядя на эту женщину, стоящую передо мной на коленях в луже воды. Длинные черные локоны ее прилипли к вискам, а сама она с испугом смотрела на свои обвисшие кружевные манжеты. — Это вы так обращаетесь со мной? — крикнула она сдавленным голосом. — Я был вынужден, красавица моя. Я не мог допустить, чтобы вы и дальше унижались передо мной. Вы бы мне этого никогда не простили. Встаньте же, Карменсита, встаньте. В такую жару ваше платье быстро высохнет. Сядьте в то кресло напротив меня. Она села в кресло, указанное мной. Блуждающий взгляд ее черных, широко расставленных глаз был устремлен в пространство. Она продолжала что-то говорить, в чем- то убеждать меня, но я уже не слушал. Дьявол, заставивший меня так грубо обойтись с ней, продолжал бушевать. Но чем больше я унижал и насмехался над ней, тем ярче горели ее глаза, тем призывнее приоткрывались губы. Внезапно она снова упала передо мной на колени и вцепилась руками в мой камзол. — Еще не поздно! Люби меня! Возьми меня! Возьми, я твоя! Но я был безучастен. Любовь, которую пробудила во мне Анжелика, надежно защищала меня от искушения. Я ничего не испытывал к этой женщине, униженно распростертой у моих ног, я с удивлением спрашивал себя, что связывало нас в прошлом, я не помнил ни вкуса ее губ, ни жара объятий. Чужая, не нужная мне женщина была передо мной, и внезапно я почувствовал острую жалость к ней, такой же несчастной, как и я, ибо я тоже не мог разделить любовь с той, которую любил. Я поднял ее с пола, привлек к себе, начал шептать слова утешения, но жестко пресек все попытки обнять или поцеловать меня. - Вы моя гостья, Карменсита, но не рассчитывайте на большее, иначе вам придется уехать. --- Анжелика уехала в домик на Гаронне. Я был так поражен тем, настолько привык видеть ее каждый день, слышать ее смех, наблюдать за ее общением с гостями, что внезапная пустота, образовавшаяся после ее отъезда, буквально оглушила меня. Я был рассеян и невнимателен, я не принимал участия в разговорах и спорах, и постепенно веселье моих гостей сошло на нет. Мрачным взглядом я обводил пиршественную залу, люди, наполнявшие ее, раздражали меня. Я резко встал и, сославшись на неотложные дела, удалился. Внезапно мне в голову пришла мысль, заставившая меня повеселеть. Я вызвал Альфонсо и приказал принести мне костюм слуги. Я посмотрел на свое отражение в зеркале и остался доволен- я сам не узнал бы себя в этом поношенном странном костюме, в грубых опойковых башмаках, которые подошли бы бродячему торговцу. Я повязал волосы шелковым темным платком, надел маску, взял гитару и приказал подать портшез. Я с удобством расположился в беседке, увитой зеленью, где находилась статуя богини Помоны, и запел. Я вложил в песню всю свою любовь, всю страсть, мне казалось, что никогда мой голос не был столь силен и волнующ, как в эту ночь. Я не сомневался, что Анжелика придет ко мне, что любопытство заставит ее покинуть дом. И она не заставила себя ждать. Я перестал петь, с бьющимся от волнения сердцем я наблюдал, как медленно она идет через сад, тщетно пытаясь разглядеть меня в темноте беседки. — Вы чудесно поете, — сказала Анжелика, видя, что я не двигаюсь, — но я хотела бы знать, кто вас прислал? — Никто, сударыня. Я пришел сюда потому, что знаю: в этом доме находится самая прекрасная женщина Тулузы. Анжелика села на мраморную скамью, которая тянулась полукругом вдоль стен беседки. От вьющейся жимолости исходил одурманивающий аромат. — Спойте еще, — попросила она. Я запел. Мне доставляло несказанное удовольствие петь для нее, видеть, как затуманиваются ее глаза, как трепещут губы, как вздымается грудь под корсажем. Не знаю, сколько времени я пел, а она слушала, как долго продолжалось это волшебство единения наших душ, но внезапно со вздохом она откинулась на спинку скамейки и прикрыла глаза. Я отложил гитару и присел рядом с ней. Теряя голову от сжигавшей меня любви, я привлек ее к себе. Меня и огорчало, и радовало, сколь она податлива моим ласкам, моим объятиям. Я приподнял ее подбородок и приник губами к ее полуоткрытым губам. Боже, ни одни губы никогда не даровали мне подобного блаженства, мне казалось, что я умер и попал в Рай, ибо не дано смертному испытать подобное безграничное счастье на Земле. По тому, с какой страстью она отвечала на мои поцелуи, я понял, что и она испытывает нечто подобное. Я ласкал ее нежное тело, не переставая целовать ее, я чувствовал, что еще немного, и уже не смогу сдерживать себя и овладею ею тут же, на этой мраморной скамье. Внезапно она резко отстранилась от меня и начала приводить в порядок свое платье. — Простите меня, — пробормотала она. — Вы, наверно, считаете, что я чересчур нервна, но я не знала… не знала… — Сердце мое, чего же вы не знали? И так как она молчала, я прошептал: — Не знали, что поцелуй так сладок? Анжелика поднялась и прислонилась к балясине беседки. Я смотрел на нее со смешанным чувством разочарования и облегчения, я даже был рад, что она остановила это безумие, которое неизбежно заставило бы меня впоследствии сомневаться в ней и ее нравственности, а ее ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь за этот недостойный спектакль. --- Я не знал, как вести себя с Анжеликой после того поцелуя в беседке. Я чувствовал, что несмотря на ее гнев и обиду, какое-то новое чувство ко мне зародилось в ее сердце. Это была не любовь, нет, я не заходил так далеко в своих мечтаниях, но бесспорно, она взглянула на меня другими глазами. Она так страстно отвечала на мои ласки, на мои поцелуи, ее восторг от нашей близости был так очевиден, что я окончательно уверился в том, что она создана для любви, для моей любви. Странная маленькая женщина... Её нисколько не ослепило мое богатство, не привлекли роскошные подарки, и только мои занятия наукой вызвали в ней искренний интерес. Визит архиепископа сыграл мне на руку. Встретиться с ней наедине было бы мучением, а в присутствии третьего лица я мог вести себя свободно и непринужденно, не обращаясь к ней напрямую. Сердце мое наполнилось невыразимой радостью, когда я увидел, как вспыхнули ее глаза, когда она обернулась и увидела меня. — Как, вы здесь? — Я только что вошел, — ответил я и обратился к архиепископу. — С моей стороны было непростительно, сударь, заставить вас ждать так долго. Не скрою, мне доложили о вашем прибытии около часу назад, но я не мог остановить очень тонкий процесс в одной из реторт. Я так и пришел в своем длинном, до пят, балахоне алхимика, похожем на широкую рубаху, на которой вышитые знаки Зодиака смешивались с разноцветными пятнами от кислот. Я нарочно не снял халат и нарочно, обращаясь к архиепископу Тулузскому, назвал его «сударь», подчеркнув тем самым, что говорю с ним как с бароном Бенуа де Фонтенаком, то есть как равный с равным. Я приказал придвинуть высокий табурет и сел около Анжелики, чуть позади нее. Я любовался ею, такой юной, такой красивой, такой волнующей, я знал, что ее смущает мой страстный ласкающий взгляд, но я не мог оторвать от нее глаз. Вчерашняя сцена в беседке стояла у меня перед глазами, и я знал, что она думает о том же. Я коснулся ее руки, лежащей на подлокотнике кресла, пальцы ее затрепетали... Я наслаждался этим молчаливым проявлением чувств, и знал, что наше единение уже не за горами. --- Ночь, когда Анжелика наконец-то стала моей, навсегда изменила мою жизнь. Я не мог даже и помыслить, что это юное неопытное создание настолько захватит все моё существо, что весь мой опыт в любовных делах покажется мне незначительным и совсем не стоящим внимания. Я как будто заново открыл для себя женщину- каждый поцелуй, каждое движение тела дарили мне ощущения, близкие к экстазу. Я не мог насладиться ею до конца, как только мы разжимали объятия, я вновь испытывал почти болезненную жажду любви к ней. Поначалу ее слегка пугала моя страсть, но со временем она становилась все более жадной до ласк, ее глаза лихорадочно блестели, а слегка приоткрытые губы красноречиво говорили мне о том, что мои объятия столь же желанны ей, как и мне ее. Как ни удивительно, но она оказалась ужасно ревнивой- меня забавляла та тревога, с которой она следила за мной во время приёмов, ее обиды по поводу моих вынужденных отлучек, страх перед моим прошлым и тревога за наше будущее. Мне нравилось поддразнивать ее отчасти в отместку за то, что она так долго пренебрегала мной, отчасти из- за той страсти, которую она мне внушала, но главным было то, что после этих сладостных ссор наша близость была поистине головокружительной. А когда в начале зимы она с гордостью объявила мне о своей беременности, я понял, что значит абсолютное счастье... --- Я запомнил каждое мгновение ночи, предшествующей моему аресту. Вернувшись в отель, Анжелика сорвала с себя одежду, не дожидаясь помощи служанки, и с облегчением вздохнув, бросилась на кровать. — Я совершенно разбита, Жоффрей. Если я не посплю хоть немного, я упаду во время церемонии, — проговорила она, зевая. Она потянулась, потом прижалась ко мне. Я с нежностью посмотрел на нее и прошептал: — Спи, любовь моя. Пегилен предупредил меня о грозящей опасности, но я не в силах был покинуть ее, мне казалось, что наша разлука будет равносильна смерти. Я слушал ее легкое дыхание, любовался разметавшимися по подушке волосами, осторожно, чтобы не потревожить ее сон, проводил кончиками пальцев по ее белеющему в темноте плечу, талии, я наслаждался бархатистостью ее кожи, прикосновениями к волнующим изгибам ее восхитительного тела... Я любовался картинами нашего невероятно счастливого супружества, которые одна за другой всплывали в моей памяти. Я снова видел ее на пыльной, залитой солнцем дороге, напуганную и растерянную, ожидающую встречи со мной, ослепительно красивую в Тулузском соборе, когда я надел ей на палец обручальное кольцо, сгорающую от запретной страсти к бродячему музыканту в темной беседке на берегу Гаронны... Я улыбнулся этому воспоминанию, такому далекому, и такому волнующему, ведь тогда я впервые познал головокружительную прелесть ее губ, которые навеки покорили меня. Я вспоминал ее запрокинутую голову и звезды, сверкающие в ее глазах в минуту наивысшего блаженства. Каждое мгновение, проведенное с ней, представлялось мне драгоценной жемчужиной, нанизанной на нить моей жизни. Как часто потом я буду вспоминать их, перебирая одно за другим в памяти, испытывая почти физическую боль от невозможности хоть на миг вернуться в те дни, наполненные светом, счастьем, любовью и озаренные ее присутствием... Выкладывала здесь: http://angelique.borda.ru/?1-5-0-00000048-000-0-0-1404250793
Violeta: -Граф де Пейрак де Моран д"Ирристрю?- недоверчиво переспросил меня капитан. Я попытался принять горделивую позу, что было весьма сложно сделать со связанными за спиной руками. Я не питал иллюзий по поводу своего внешнего вида- всколоченные, перемазанные запекшейся кровью волосы, грязная рваная рубашка... Вся надежда была лишь на то, что узнав, кто я, меня если не отпустят, то хотя бы не убьют. -Что вы делали на корабле Голландской Ост-Индской кампании? -У меня было тайное поручение к хошо бэйлэ Доргоню от кардинала Ришелье,- я прямо взглянул в округлившиеся от удивления глаза капитана. -Но почему для своего путешествия вы избрали голландское судно? -В целях конспирации. Минейр Тасман руководил экспедицией по поиску новых земель, и я присоединился к ней в качестве штурмана. -Он был в курсе вашей миссии? -Нет. Для него я был обычным членом экипажа. -Так-так...- капитан задумчиво потер подбородок. Он не мог определить, лгу я ему или нет, и если нет, то что делать со мной дальше. Внезапно мне в голову пришла отличная идея. -Куда вы держите курс?- небрежно спросил я. -На Велья Гоа, к Антониу де Менесесу, губернатору Португальской Индии,- машинально ответил он. -О, ну это же просто великолепно!- с жаром воскликнул я.- Я как раз намеревался покинуть минейра Тасмана, коль скоро моя миссия в Китае завершена, а тут счастливый случай позволяет мне попасть на борт корабля, следующего на Велья Гоа! Поистине велик Господь и деяния его! -Отец Мобеж,- поспешно продолжал я, пока капитан не успел прийти в себя от предыдущей тирады,- вице-провинциал всех иезуитских миссий в Китае, который служил посредником между мной и Доргонем при переговорах, неоднократно говорил мне, что я найду самый теплый прием в Галле на Цейлоне и в вообще в любом месте, где несут свет веры несчастным язычникам наши отважные отцы-иезуиты! Я глубоко скорблю вместе с вами,- сказал я чуть тише и с нотками сострадания в голосе.- Я никак не ожидал, что голландцы так вероломно нападут на ваш порт и подвергнут его разграблению. -Да, это очень прискорбно... Но если я не ошибаюсь, вы тоже участвовали в битве?- он в упор посмотрел на меня. -А как же я мог поступить иначе? Я член команды, это моя обязанность- выполнять распоряжения капитана, хоть они мне и не по душе. Но я рад, что все сложилась таким образом, что я наконец-то смог попасть в окружение единоверцев, пусть даже и в качестве пленника. -Допустим, я верю вам. Но как вы собирались вернуться в Европу, чтобы отчитаться о проделанной работе? -Мне просто нужно было передать хошо бэйлэ письмо, дальнейшее меня не касалось. Выполнив свою миссию, я решил продолжить плаванье, чтобы посмотреть мир. -Развяжите его,- приказал капитан после непродолжительных раздумий страже, стоящей за моей спиной.
Violeta: Жаклин де ла Круа пишет: вопрос: а где он учился фехтовать, кроме сражений с братом? Может пояснить этот момент? Ой, давайте просто примем как данность, что Жоффрей отличный фехтовальщик!
фиалка: Violeta пишет: Поедет на попутном португальском паруснике! Ну, в добрый путь! А Минейр Тасман его искать не будет? Или объявит его погибшим? Violeta пишет: -У меня было тайное поручение к хошо бэйлэ Доргоню от кардинала Ришелье,- А не слишком он молод, что бы поверили что у него поручение от самого Ришелье, да еще на другом конце света. Да и какое поручение у него могло бы быть в принципе?
Violeta: фиалка пишет: А не слишком он молод, что бы поверили что у него поручение от самого Ришелье, да еще на другом конце света. Да и какое поручение у него могло бы быть в принципе? Это был блеф. У него вариантов не было, кроме как представить себя, как знатное и имеющее тайную миссию лицо. Кроме того, тогда взрослыми становились рано, вспомните, в 15 лет Пресси-Бельер командовал полком! И д"Артаньяну было 18, когда он за подвесками скатался фиалка пишет: А Минейр Тасман его искать не будет? Или объявит его погибшим? Объявит погибшим, наверно... А в принципе, это уже не важно- нас ждет Индия, слоны и храмы!
Жаклин де ла Круа: фиалка пишет: Ну, в добрый путь! скатертью дорога Violeta пишет: нас ждет Индия, слоны и храмы! таки-ура! Молодец Жоффа, и вы молодец!
Violeta: Капитан представился как дон Жоао да Силва Менесес. Я предположил, что он приходится родственником губернатору Португальской Индии. Если мне повезет завоевать его расположение, думалось мне, то мое пребывание в Велья Гоа может стать весьма приятным. Зная, что испанцы и португальцы отличаются редкостным рвением в вопросах католической веры, я рассказал, что избрал своей стезей теологию, что долгие годы обучался на богословском факультете Тулузы, что мой отец был весьма дружен с кардиналом Ришелье и поспособствовал тому, чтобы мне было доверено столь важное поручение в Поднебесной. Капитан недоверчиво смотрел на меня. Я изо всех сил старался быть убедительным, то и дело цитировал Священное писание, вспоминал рассказы отца о Париже, о королевском дворе. Я так красочно расписывал церемонии, наряды, разные забавные случаи, что постепенно дон да Сильва увлекся моим рассказом и даже позволил себе несколько раз слегка усмехнуться. -Но поверьте мне, дон да Сильва,- продолжал я,- меня никогда не привлекал блеск двора, мое призвание- миссионерская деятельность. Я восхищен последователями Игнатия Лойолы, и подобно им, хочу посвятить свою жизнь великой цели- обращению в католичество индусов! -А почему не китайцев? Вы же могли остаться в Пекине под началом отца Мобежа! -Индия- это мечта моего детства. Я так много слышал о ней, что загорелся желанием увидеть эту удивительную страну, загадочную и сказочно богатую. Единственное, что удручает меня- это приверженность местного населения своим варварским культам. -В Велья Гоа введен запрет на совершение языческих обрядов. В колонии находится около восьмидесяти храмов и христианский колледж,- гордо сказал капитан и набожно перекрестился.- А скоро должно быть закончено строительство Кафедрального собора Святой Екатерины. -Мое сердце наполняется радостью, когда я слышу столь радостные вести!- пылко воскликнул я, чем вызвал одобрительный взгляд дона да Сильвы. -Что ж, сеньор де Пейрак, вас проводят в каюту, в которой вы сможете привести себя в порядок и переодеться. Когда мы прибудем в Велья Гоа, вы сможете найти приют в общине иезуитов, коль скоро вы хотите посвятить жизнь служению Церкви. Я согласно кивнул и мысленно поблагодарил мать за то, что она в свое время настояла, чтобы я начал обучаться богословию. Вот уж никогда бы не подумал, что это поможет мне спасти жизнь и обрести свободу!
Жаклин де ла Круа: Ура, продолжение!!! Violeta пишет: Я согласно кивнул и мысленно поблагодарил мать за то, что она в свое время настояла, чтобы я начал обучаться богословию. Вот уж никогда бы не подумал, что это поможет мне спасти жизнь и обрести свободу! вах, молодец Жоффа!
Violeta: Жаклин де ла Круа пишет: вах, молодец Жоффа! Хромой миссионер! Клево должно получиться!
Жаклин де ла Круа: Violeta пишет: Клево должно получиться! еще бы!
Violeta: Мне не спалось. Некоторое время я просто лежал на кровати, думая о том, как круто изменилась моя судьба всего за несколько часов- еще вчера я вместе с Тасманом обсуждал кратчайший курс на Батавию, а сегодня уже плыву в Индию на португальском паруснике. Воистину, неисповедимы пути Господни! Впервые я задумался о том, что далеко не все в этом мире подвластно моей воле и соответствует моим желаниям. Фатум, рок, предопределение ворвались в мое привычное существование и перевернули там все вверх дном. Влекомый неожиданным порывом, я встал, оделся и вышел из каюты. Опершись на фальшборт, я устремил взгляд к звездам. Вот созвездие Льва, вот Локон Вероники... Мне вспомнилась легенда, в которой жена египетского царя отрезала свои прекрасные белокурые волосы и поместила их в храме Афродиты в благодарность богине за победу над сирийцами, дарованную её мужу. На следующий день жрец-астроном сообщил царской чете, что жертва была принята, и он наблюдал ночью на небе новые звёзды в виде женских кос. Какая красивая легенда, какая любовь... С губ сами собой стали срываться слова только что сочиненной песни, я пожалел, что у меня нет под рукой гитары, настолько мелодия захватила меня. Я тихонько напевал, а перед глазами стоял образ изящной смеющаяся девы, кружащейся в танце. Ее дивные светлые волосы развевались, алые губы обнажали в улыбке жемчужные зубки, а глаза озорно блестели и были зелеными, словно волны, плещущиеся за бортом корабля, когда полуденное солнце пронзает их до самого песчаного дна. Уже второй раз ко мне в мечтах явилась моя Мелюзина, моя прекрасная фея... Встретимся ли мы с ней когда-нибудь или же я обречен прожить жизнь в тоске по недостижимому идеалу? Сзади раздался голос капитана: -Почему вы не спите, сеньор де Пейрак? Я повернул к нему голову, и улыбнувшись, сказал: -Такая чудесная ночь... Луна и звезды, легкий плеск волн... Я заворожен этой божественной симфонией! Он оперся рукой на перила рядом со мной и задумчиво произнес: -Ваша душа наполнена поэзией... Я думаю, вы поторопились, избрав для себя путь духовного лица. -Вы считаете? А разве духовному лицу нельзя быть поэтом? Бог создал этот мир столь прекрасным и гармоничным, что мне хочется ежеминутно воздавать ему хвалу. -Мне кажется, вас одолевают страсти другого толка, ведь вы еще так молоды... Что ж, я не буду мучить вас расспросами, вы кажетесь мне искренним в своем порыве посвятить жизнь Богу, но не пожалеете ли вы об том, когда вашего чувствительного сердца коснется любовь к женщине? Я ничего не ответил.
Жаклин де ла Круа: Я знала, что дождусь продолжения, не зря засиделась! И оно очень красиво Вот нравится мне ваш Жоффрей, очень! И его далекий идеал - тоже.
Violeta: Жаклин де ла Круа пишет: Я знала, что дождусь продолжения, не зря засиделась! И оно очень красиво Вот нравится мне ваш Жоффрей, очень! И его далекий идеал - тоже. Он у меня романтичный... И умеет приспосабливаться к любым обстоятельствам! Я при создании его образа отталкивалась от следующих слов Анн Голон: " — Чем больше я вас узнаю, тем больше вы меня пугаете. Иногда вы кажетесь немного сумасбродным, но по трезвости ума превосходите всех других. Вы всегда знаете, как поступать. Вы умеете с точным расчетом цитировать священное Писание. Вы постоянно разыгрываете какую-то партию с определенной целью. Когда же вы искренни? — Только когда вы в моих объятиях, красавица вы моя. Только тогда я сам не знаю, что делаю."
Жаклин де ла Круа: Violeta пишет: Он у меня романтичный... И умеет приспосабливаться к любым обстоятельствам! конечно, романтичный, как можно обучать Веселой Науке и быть при этом циником?
фиалка: Violeta пишет: перед глазами стоял образ изящной смеющаяся девы, кружащейся в танце. Ее дивные светлые волосы развевались, алые губы обнажали в улыбке жемчужные зубки, а глаза озорно блестели и были зелеными, словно волны, плещущиеся за бортом корабля, когда полуденное солнце пронзает их до самого песчаного дна. Уже второй раз ко мне в мечтах явилась моя Мелюзина, моя прекрасная фея... Встретимся ли мы с ней когда-нибудь или же я обречен прожить жизнь в тоске по недостижимому идеалу? Мммм... Я таю и растекаюсь как крем - брюле на солнце. Какая прелесть
Violeta: ВЕЛЬЯ ГОА. Отец Брито, подобно отцу Мобежу, был одет в местный национальный костюм, который был принят у касты индийских кшатриев- длинную белую рубаху с красной каймой, тюрбан и простые сандалии. Я знал, что иезуиты стараются максимально проникнуться традициями и образом жизни народов, среди которых проповедуют, и поэтому меня нисколько не удивил его внешний вид. Дон да Сильва низко поклонился ему. -Отец мой! Позвольте мне представить вам этого юношу. Он попал ко мне в плен, когда на порт Галле напали эти еретики-голландцы, на корабле которых он путешествовал, исполняя тайную миссию кардинала Ришелье. Отец Брито внимательно посмотрел на меня. Потом улыбнулся и опустил руку мне на плечо. -Что привело вас, сын мой, в нашу обитель? -Он мечтает стать миссионером, подобно преподобному Франциску Ксаверию, сподвижнику Игнатия Лойолы, и самому великому проповеднику после апостола Павла, -ответил за меня дон да Сильва. -Вы обучались богословию? -Да, в Тулузском университете. Я был лучшим среди студентов моего факультета,- ответил я. -Как вы попали на голландский корабль? -Я плыл на нем в качестве штурмана экспедиции минейра Тасмана. Это было неплохим прикрытием для исполнения моего поручения. В Пекине мне оказывал содействие отец Мобеж, который во многом поспособствовал укреплению моей мечты стать миссионером, но только не в Китае, а в Индии. Дон да Сильва, выслушав мою историю, любезно согласился отвезти меня в Велья Гоа, за что я ему безмерно благодарен. -Это длинный и сложный путь, сын мой. Вы уверены в своем выборе? Я немного поколебался. Мне не хотелось лгать этому человеку, взгляд которого был столь же светел и чист, как и его помыслы. Он расценил мое молчание по-своему. -Это хорошо, что вы отвечаете не сразу. Умение думать, рассуждать, быть сдержанным в высказываниях- отличные качества для последователя нашего ордена. Дон да Сильва,- обратился он к моему спутнику.- Я беру этого юношу на свое попечение. Вы можете больше не волноваться о его судьбе.
полная версия страницы