Форум » Творчество читателей » "Анжелика маркиза ангелов" от лица графа де Пейрака. » Ответить
"Анжелика маркиза ангелов" от лица графа де Пейрака.
Violeta: Всегда не хватало взгляда Жоффрея на их с Анжеликой отношения времен Тулузы... Я увидел ее в первый раз на пыльной дороге, растерянную и испуганную, почти девочку, в окружении множества детей, одетых в забавные костюмы, сшитые из больших красных и зеленых ромбов, которые прыгали, проделывали ошеломляющие сальто-мортале, чуть ли не кидались под ноги лошадям.. Но ее не радовало окружающее веселье, с ужасом ждала она того, кому была отдана в придачу к серебряному руднику. Она ждала меня... Я подошел к ней. Никогда еще я так остро не чувствовал свое уродство. В сиянии своей юности и красоты она казалась мне воплощением богини Весны, ее же взгляд выражал только страх, как будто она увидела самого дьявола, внезапно появившегося из Преисподней. Я попытался заговорить с ней, но она лишь слегка кивнула мне и присела в реверансе. Руки ее дрожали. И в тот самый миг я почувствовал, что в сердце мое входит неизвестное мне доселе чувство, которое я пронесу через всю жизнь- любовь... Я помог ей сесть в карету. Прикосновение к ее нежной руке наполнило мою душу невыразимым счастьем, как будто я был неразумным юнцом, а не взрослым мужчиной, пересыщенным и даже циничным в отношениях с женщинами. Что со мной? Я бессчетное количество раз задавал себе этот вопрос и не находил ответа. Ничего подобного я раньше не испытывал. Внезапно на колени к ней упал огромный букет роз и несколько маленьких букетиков фиалок. — Цветы или, как их называют у нас, «услада жизни», владычествуют в Тулузе, — сказал я ей. Анжелика повернула голову, взглянула на меня своими чудными глазами, в которых недоумение тут же сменилось неприязнью. Она поспешно склонилась к цветам, чтобы не видеть моего ужасного лица. Я стиснул зубы и откинулся на подушки. Сердце мое сжалось от боли. Мне безумно хотелось снова коснуться ее руки, но я не смел- между нами была стена, построенная из ее отвращения к мне, из ненависти к навязанному ей браку, из страхов, порожденных жуткими рассказами обо мне, как о колдуне. Тогда я поклялся себе, что она никогда не пожалеет, что стала моей женой, что моя любовь и забота пробудят рано или поздно в ее сердце ответное чувство ко мне. --- В дворцовом саду, в тени деревьев, были расставлены длинные белые столы. У входа били фонтаны вина, и любой прохожий мог пить его вволю. Все знатные сеньоры и именитые горожане были приглашены на нашу свадьбу. Я весь вечер не мог отвести глаз от своей очаровательной юной жены, но так ни разу и не смог поймать ответный взгляд, обращенный ко мне. Все свое внимание она уделяла архиепископу, сидевшему рядом с ней. Я едва слышал, о чем они говорят, я наслаждался звуком ее голоса, любовался ее совершенным профилем, отсветами свечей, играющих на ее светлых волосах... Чтобы привлечь внимание Анжелики, я слегка коснулся ее руки. Она тут же отшатнулась. Внезапная ярость охватила меня, и всю ее я направил на архиепископа. Я насмехался над ним, язвил и острил, я знал, что шокирую ее, знал, что довожу до бешенства его, но уже не мог остановиться. Черт возьми, эта женщина принадлежала мне по праву, я жаждал ее любви, но она была холодна и непреступна, как мраморные статуи, украшавшие мой сад. В момент наивысшей точки моего гнева она вдруг посмотрела на меня- в ее глазах я прочел тревогу. Ну конечно же, малышка только что из монастыря, наверняка она считает немыслимым так разговаривать с духовным лицом. Вся моя ярость куда-то улетучилась. Я улыбнулся ей. — Простите нас, сударыня, что мы затеяли этот спор в вашем присутствии. Его преосвященство и я — заклятые враги! --- Анжелика распустила свои роскошные волосы по плечам и тряхнула ими непокорным движением, движением маленькой дикарки, выросшей на просторах своего родного Пуату. Желание столь острое пронзило меня, что я схватился рукой за косяк балконной двери. Она испуганно обернулась. Я подошел к ней и поклонился. — Вы разрешите мне сесть рядом с вами, сударыня? Она молча кивнула. Я сел, положил локоть на каменную балюстраду и начал разглядывать Гаронну,серебрившуюся под светом луны. Я не знал, о чем говорить с ней, все темы, подходящие случаю, казались банальными и пошлыми, недостойными ее чистоты и невинности. Наконец я произнес: — Несколько веков назад, под этими же самыми звездами дамы и трубадуры поднимались на галереи крепостных стен, окружавших замки, и там беседовали о любви. Сударыня, вы слышали о трубадурах Лангедока? Она была настолько растеряна, что это развеселило меня. В шутливом тоне я продолжал: -Так некогда называли поэтов.Поэтов любви. Провансальский язык! Сладостный язык! Как он отличается от грубого говора северян! В Аквитании учили искусству любви, потому что, как сказал Овидий задолго до трубадуров: «Любовь — искусство, которому можно научиться и в котором можно совершенствоваться, познав его законы». А вы, сударыня, уже проявляли интерес к этому искусству? Судя по тому, что она отвернулась от меня и устремила свой взгляд вдаль, на спящую долину, я понял, что она смущена подобным поворотом нашего разговора. Я придвинулся ближе и ощутил пьянящий аромат ее тела, волос, ветра, юности. Голова моя закружилась, и хотя я что-то продолжал говорить, мысли мои были только об одном- коснуться ее, привлечь к себе, увидеть звезды, отражающиеся в ее зеленых колдовских глазах и ощутить сладость ее губ на своих губах... Я не мог более противиться искушению. С силой я притянул ее к себе, и с яростью, которой никак не ожидал от себя, прижался губами к ее плотно сжатым устам. Она закричала и начала отбиваться. Нехотя я отпустил ее, сердце мое стучало, как сумасшедшее. В ее глазах, устремленных на меня, я прочел непоколебимую решительность скорее броситься с балкона, чем принадлежать мне. Я встал и с усмешкой посмотрел на нее. — Я не буду вас принуждать, бедная маленькая девственница. Это не в моих правилах. Так, значит, вас, саму невинность, отдали на растерзание этому хромому верзиле из Лангедока? Чудовищно! Она смотрела на меня с ненавистью. Я продолжал. — Поверьте, я знал в своей жизни немало женщин, белых и черных, желтых и краснокожих, но ни одну из них я не брал силой и не соблазнял деньгами. Они приходили ко мне сами, и вы тоже придете в один прекрасный день или вечер… — Никогда! — в невольном порыве выкрикнула она. — Вы юная дикарка, но мне это по душе. Легкая победа обесценивает любовь, трудная победа заставляет ею дорожить. Так сказал Андре Ле Шаплен, магистр искусства любви. Прощайте, моя красавица, спите спокойно в своей широкой постели, оставайтесь одна со всеми вашими прелестями, которым так не хватает ласки. Прощайте! Я вышел из комнаты, но помимо горечи неудовлетворенного желания, в сердце моем расцвела надежда однажды завоевать эту гордую, непокорную и невероятно красивую женщину, мою жену... --- Я решил оставить ее в покое. Что толку было напоминать ей, что я ее муж, если она испытывала ко мне неприязнь. Я ни в чем не ограничивал ни ее свободу, ни ее желания, я был предупредительным и любезным, я ждал, что она начнет искать моего общества, как другие дамы, но этого не происходило. Она исполняла все обязанности хозяйки замка безупречно, я любовался ею, когда она отдавала распоряжения слугам или любезно общалась с нашими гостями. Несмотря на молодость, она обладала живым и острым умом, что в сочетании с ее красотой, очаровывало и привлекало к ней всех, кого она оделяла своим вниманием. Я наблюдал за ней со стороны, не предпринимая никаких шагов к сближению, и не только потому, что боялся испугать ее, но и потому, что боялся поддаться порыву страсти, находясь в непосредственной близости от ее нежных губ и прочих волнующих прелестей, о которых старался даже не думать. Я дарил ей подарки, но казалось, что она равнодушна к ним, по крайней мере она ни разу не поблагодарила меня. И вот однажды, когда я шел по галерее мимо ее комнаты, она с сияющими глазами бросилась мне навстречу. — Какая роскошь! Как мне благодарить вас, сударь? В своем порыве она подбежала ко мне так стремительно, что ее щека уже коснулась моего бархатного камзола. Испытывая невыразимое счастье от ее радости, от близости ее тела, пьянея от запаха ее волос, я привлек ее к себе. Она обратила взгляд на мое лицо и улыбка ее тут же погасла, и она, не в силах сдержать дрожь, в ужасе отшатнулась. Я тотчас же отпустил ее и с раздражением, за которым постарался скрыть волнение и досаду, сказал : — Благодарить? За что? Не забывайте, дорогая, что вы супруга графа де Пейрака, единственного потомка прославленных графов Тулузских. Раз вы носите этот титул, вы должны быть самой красивой и самой нарядной. И не считайте себя отныне обязанной благодарить меня. --- Я был раздасадован встречей с Карменситой, я и думать забыл о ней, коль скоро в моей жизни появилась моя несравненная и неприступная жена, моя зеленоглазая фея, которая занимала мои мысли и днем и ночью. С недоумением я слушал о ее любви ко мне, о страсти, которую я ей внушаю, ее горячность скорее отталкивала, чем возбуждала меня, роскошная красота нисколько не трогала. В то время, как она дерзко демонстрировала мне свои прелести, я грезил об Анжелике. В конце концов ее причитания настолько вывели меня из себя, что я окатил ее водой из ведерка для льда. Я не ожидал от себя подобной жестокости, но испытал какое-то злорадное удовольствие, глядя на эту женщину, стоящую передо мной на коленях в луже воды. Длинные черные локоны ее прилипли к вискам, а сама она с испугом смотрела на свои обвисшие кружевные манжеты. — Это вы так обращаетесь со мной? — крикнула она сдавленным голосом. — Я был вынужден, красавица моя. Я не мог допустить, чтобы вы и дальше унижались передо мной. Вы бы мне этого никогда не простили. Встаньте же, Карменсита, встаньте. В такую жару ваше платье быстро высохнет. Сядьте в то кресло напротив меня. Она села в кресло, указанное мной. Блуждающий взгляд ее черных, широко расставленных глаз был устремлен в пространство. Она продолжала что-то говорить, в чем- то убеждать меня, но я уже не слушал. Дьявол, заставивший меня так грубо обойтись с ней, продолжал бушевать. Но чем больше я унижал и насмехался над ней, тем ярче горели ее глаза, тем призывнее приоткрывались губы. Внезапно она снова упала передо мной на колени и вцепилась руками в мой камзол. — Еще не поздно! Люби меня! Возьми меня! Возьми, я твоя! Но я был безучастен. Любовь, которую пробудила во мне Анжелика, надежно защищала меня от искушения. Я ничего не испытывал к этой женщине, униженно распростертой у моих ног, я с удивлением спрашивал себя, что связывало нас в прошлом, я не помнил ни вкуса ее губ, ни жара объятий. Чужая, не нужная мне женщина была передо мной, и внезапно я почувствовал острую жалость к ней, такой же несчастной, как и я, ибо я тоже не мог разделить любовь с той, которую любил. Я поднял ее с пола, привлек к себе, начал шептать слова утешения, но жестко пресек все попытки обнять или поцеловать меня. - Вы моя гостья, Карменсита, но не рассчитывайте на большее, иначе вам придется уехать. --- Анжелика уехала в домик на Гаронне. Я был так поражен тем, настолько привык видеть ее каждый день, слышать ее смех, наблюдать за ее общением с гостями, что внезапная пустота, образовавшаяся после ее отъезда, буквально оглушила меня. Я был рассеян и невнимателен, я не принимал участия в разговорах и спорах, и постепенно веселье моих гостей сошло на нет. Мрачным взглядом я обводил пиршественную залу, люди, наполнявшие ее, раздражали меня. Я резко встал и, сославшись на неотложные дела, удалился. Внезапно мне в голову пришла мысль, заставившая меня повеселеть. Я вызвал Альфонсо и приказал принести мне костюм слуги. Я посмотрел на свое отражение в зеркале и остался доволен- я сам не узнал бы себя в этом поношенном странном костюме, в грубых опойковых башмаках, которые подошли бы бродячему торговцу. Я повязал волосы шелковым темным платком, надел маску, взял гитару и приказал подать портшез. Я с удобством расположился в беседке, увитой зеленью, где находилась статуя богини Помоны, и запел. Я вложил в песню всю свою любовь, всю страсть, мне казалось, что никогда мой голос не был столь силен и волнующ, как в эту ночь. Я не сомневался, что Анжелика придет ко мне, что любопытство заставит ее покинуть дом. И она не заставила себя ждать. Я перестал петь, с бьющимся от волнения сердцем я наблюдал, как медленно она идет через сад, тщетно пытаясь разглядеть меня в темноте беседки. — Вы чудесно поете, — сказала Анжелика, видя, что я не двигаюсь, — но я хотела бы знать, кто вас прислал? — Никто, сударыня. Я пришел сюда потому, что знаю: в этом доме находится самая прекрасная женщина Тулузы. Анжелика села на мраморную скамью, которая тянулась полукругом вдоль стен беседки. От вьющейся жимолости исходил одурманивающий аромат. — Спойте еще, — попросила она. Я запел. Мне доставляло несказанное удовольствие петь для нее, видеть, как затуманиваются ее глаза, как трепещут губы, как вздымается грудь под корсажем. Не знаю, сколько времени я пел, а она слушала, как долго продолжалось это волшебство единения наших душ, но внезапно со вздохом она откинулась на спинку скамейки и прикрыла глаза. Я отложил гитару и присел рядом с ней. Теряя голову от сжигавшей меня любви, я привлек ее к себе. Меня и огорчало, и радовало, сколь она податлива моим ласкам, моим объятиям. Я приподнял ее подбородок и приник губами к ее полуоткрытым губам. Боже, ни одни губы никогда не даровали мне подобного блаженства, мне казалось, что я умер и попал в Рай, ибо не дано смертному испытать подобное безграничное счастье на Земле. По тому, с какой страстью она отвечала на мои поцелуи, я понял, что и она испытывает нечто подобное. Я ласкал ее нежное тело, не переставая целовать ее, я чувствовал, что еще немного, и уже не смогу сдерживать себя и овладею ею тут же, на этой мраморной скамье. Внезапно она резко отстранилась от меня и начала приводить в порядок свое платье. — Простите меня, — пробормотала она. — Вы, наверно, считаете, что я чересчур нервна, но я не знала… не знала… — Сердце мое, чего же вы не знали? И так как она молчала, я прошептал: — Не знали, что поцелуй так сладок? Анжелика поднялась и прислонилась к балясине беседки. Я смотрел на нее со смешанным чувством разочарования и облегчения, я даже был рад, что она остановила это безумие, которое неизбежно заставило бы меня впоследствии сомневаться в ней и ее нравственности, а ее ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь за этот недостойный спектакль. --- Я не знал, как вести себя с Анжеликой после того поцелуя в беседке. Я чувствовал, что несмотря на ее гнев и обиду, какое-то новое чувство ко мне зародилось в ее сердце. Это была не любовь, нет, я не заходил так далеко в своих мечтаниях, но бесспорно, она взглянула на меня другими глазами. Она так страстно отвечала на мои ласки, на мои поцелуи, ее восторг от нашей близости был так очевиден, что я окончательно уверился в том, что она создана для любви, для моей любви. Странная маленькая женщина... Её нисколько не ослепило мое богатство, не привлекли роскошные подарки, и только мои занятия наукой вызвали в ней искренний интерес. Визит архиепископа сыграл мне на руку. Встретиться с ней наедине было бы мучением, а в присутствии третьего лица я мог вести себя свободно и непринужденно, не обращаясь к ней напрямую. Сердце мое наполнилось невыразимой радостью, когда я увидел, как вспыхнули ее глаза, когда она обернулась и увидела меня. — Как, вы здесь? — Я только что вошел, — ответил я и обратился к архиепископу. — С моей стороны было непростительно, сударь, заставить вас ждать так долго. Не скрою, мне доложили о вашем прибытии около часу назад, но я не мог остановить очень тонкий процесс в одной из реторт. Я так и пришел в своем длинном, до пят, балахоне алхимика, похожем на широкую рубаху, на которой вышитые знаки Зодиака смешивались с разноцветными пятнами от кислот. Я нарочно не снял халат и нарочно, обращаясь к архиепископу Тулузскому, назвал его «сударь», подчеркнув тем самым, что говорю с ним как с бароном Бенуа де Фонтенаком, то есть как равный с равным. Я приказал придвинуть высокий табурет и сел около Анжелики, чуть позади нее. Я любовался ею, такой юной, такой красивой, такой волнующей, я знал, что ее смущает мой страстный ласкающий взгляд, но я не мог оторвать от нее глаз. Вчерашняя сцена в беседке стояла у меня перед глазами, и я знал, что она думает о том же. Я коснулся ее руки, лежащей на подлокотнике кресла, пальцы ее затрепетали... Я наслаждался этим молчаливым проявлением чувств, и знал, что наше единение уже не за горами. --- Ночь, когда Анжелика наконец-то стала моей, навсегда изменила мою жизнь. Я не мог даже и помыслить, что это юное неопытное создание настолько захватит все моё существо, что весь мой опыт в любовных делах покажется мне незначительным и совсем не стоящим внимания. Я как будто заново открыл для себя женщину- каждый поцелуй, каждое движение тела дарили мне ощущения, близкие к экстазу. Я не мог насладиться ею до конца, как только мы разжимали объятия, я вновь испытывал почти болезненную жажду любви к ней. Поначалу ее слегка пугала моя страсть, но со временем она становилась все более жадной до ласк, ее глаза лихорадочно блестели, а слегка приоткрытые губы красноречиво говорили мне о том, что мои объятия столь же желанны ей, как и мне ее. Как ни удивительно, но она оказалась ужасно ревнивой- меня забавляла та тревога, с которой она следила за мной во время приёмов, ее обиды по поводу моих вынужденных отлучек, страх перед моим прошлым и тревога за наше будущее. Мне нравилось поддразнивать ее отчасти в отместку за то, что она так долго пренебрегала мной, отчасти из- за той страсти, которую она мне внушала, но главным было то, что после этих сладостных ссор наша близость была поистине головокружительной. А когда в начале зимы она с гордостью объявила мне о своей беременности, я понял, что значит абсолютное счастье... --- Я запомнил каждое мгновение ночи, предшествующей моему аресту. Вернувшись в отель, Анжелика сорвала с себя одежду, не дожидаясь помощи служанки, и с облегчением вздохнув, бросилась на кровать. — Я совершенно разбита, Жоффрей. Если я не посплю хоть немного, я упаду во время церемонии, — проговорила она, зевая. Она потянулась, потом прижалась ко мне. Я с нежностью посмотрел на нее и прошептал: — Спи, любовь моя. Пегилен предупредил меня о грозящей опасности, но я не в силах был покинуть ее, мне казалось, что наша разлука будет равносильна смерти. Я слушал ее легкое дыхание, любовался разметавшимися по подушке волосами, осторожно, чтобы не потревожить ее сон, проводил кончиками пальцев по ее белеющему в темноте плечу, талии, я наслаждался бархатистостью ее кожи, прикосновениями к волнующим изгибам ее восхитительного тела... Я любовался картинами нашего невероятно счастливого супружества, которые одна за другой всплывали в моей памяти. Я снова видел ее на пыльной, залитой солнцем дороге, напуганную и растерянную, ожидающую встречи со мной, ослепительно красивую в Тулузском соборе, когда я надел ей на палец обручальное кольцо, сгорающую от запретной страсти к бродячему музыканту в темной беседке на берегу Гаронны... Я улыбнулся этому воспоминанию, такому далекому, и такому волнующему, ведь тогда я впервые познал головокружительную прелесть ее губ, которые навеки покорили меня. Я вспоминал ее запрокинутую голову и звезды, сверкающие в ее глазах в минуту наивысшего блаженства. Каждое мгновение, проведенное с ней, представлялось мне драгоценной жемчужиной, нанизанной на нить моей жизни. Как часто потом я буду вспоминать их, перебирая одно за другим в памяти, испытывая почти физическую боль от невозможности хоть на миг вернуться в те дни, наполненные светом, счастьем, любовью и озаренные ее присутствием... Выкладывала здесь: http://angelique.borda.ru/?1-5-0-00000048-000-0-0-1404250793
Violeta: ЭКСПЕДИЦИЯ. Капитан смотрел на меня с откровенной иронией. -Виллем окончательно сошел с ума, раз рекомендует вас для такого ответственного и сложного дела. Вы же совсем мальчишка! Я еле сдержался, чтобы не нагрубить этому круглолицему упитанному голландцу, который, как я слышал, сделал головокружительную карьеру, пройдя путь от простого матроса до руководителя экспедиции. -Минейр Тасман, я признаю, что мне недостает практики... -Да у вас ее вообще нет!- он хлопнул ладонью по столу,- Ни опыта, ни умений, только непомерное самомнение и влиятельный покровитель. -Испытайте меня!- с горячностью воскликнул я, - Я справлюсь с любой задачей! Он расхохотался. -Черт возьми, а вы мне нравитесь! Юноша, я и не сомневаюсь, что вы сведущи в работе картографа, раз о вашем назначении хлопотал сам Виллем Блау, я сомневаюсь в ваших навыках штурмана. Конечно же, вы в состоянии следовать избранным путем по навигационным ориентирам и определять местоположение судна, это все ерунда. Главным умением штурмана я считаю способность осуществлять выбор оптимального курса в различных условиях плавания. Вы справитесь с такой задачей? Я уверенно посмотрел ему в глаза. -Да, капитан. Вы можете смело на меня положиться.
Жаклин де ла Круа: Эх, молодец Жофа! Так их всех!
Violeta: Самым главным моим учителем в морском деле стал угрюмый немногословный кормчий Клаас в красном шерстяном колпаке и с неизменной трубкой в зубах. Именно он открыл мне глаза на то, что все мои книжные знания и умения ничего не стоят без полного единения с капризной и непредсказуемой дамой- водной стихией. -Слушай море,- флегматично говорил он мне, когда я с ворохом карт в руках пытался убедить его в своей правоте. Но все мои рассуждения и расчеты разбивались о его невозмутимую уверенность в своих действиях. И каждый раз я поражался тому, что в итоге прав оказывался он. Я диву давался, как этот безграмотный, не разбирающийся в тонкостях астрономических вычислений и премудростях лоцманских карт простой моряк мог безошибочно угадывать верное направление в кромешной тьме, в непогоду, в тумане. Я в полной мере познал горечь истины, что обладать знаниями- не значит уметь правильно их применять. Я дни и ночи напролет корпел над расчетами, а ему достаточно было услышать плеск волн за бортом или почувствовать дуновение ветра, чтобы безошибочно определить, куда и с какой скоростью нам следует двигаться. Капитан посмеивался надо мной и моей растерянностью, но я видел, что ему нравится мое упорство в стремлении овладеть этой непростой наукой. Через несколько недель плавания я уже достаточно поднаторел в морских приметах, которыми руководствовался Клаас при принятии решений, и даже несколько раз у меня получилось заставить его прислушаться ко мне и моим требованиям. Кормчий был негласным лидером у команды, и когда он стал проявлять ко мне чуть больше уважения, чем поначалу, в лучшую сторону изменилось и мнение обо мне экипажа. Снисходительное недоумение по отношению к дерзкому юнцу, приказы которого они не хотели, но все же обязаны были исполнять, постепенно сменилось покровительственным желанием помочь настойчивому юноше, желающему познать премудрости морского ремесла, а затем превратилось в почтительное восхищение к минейру штурману, когда с помощью моих знаний в области физики нам удалось избежать последствий серьезного шторма. -Вы удивили меня, не скрою,- сказал мне капитан, когда по его приказанию я явился к нему,- Как вам в голову пришло развернуть корабль именно таким образом, да еще и убедить Клааса исполнить ваше невероятное распоряжение? Я улыбнулся. -Ответ мне подсказало море. Я лишь прислушался к нему.
Lutiksvetik: Violeta пишет: но только Анж говорила это относительно его рассуждений о науке, а не о пении или стихосложении, как другие, что не могло не изумить графа!
Lutiksvetik: Эх,Violeta, МОЛОДЕЦ!!!
Violeta: Lutiksvetik пишет: Эх,Violeta, МОЛОДЕЦ!
Violeta: Минейр Пейрак, если я не ошибаюсь, во Франции ваш род считается очень знатным?- неожиданно спросил меня Тасман во время одного из совещаний. Я удивленно посмотрел на него. -Да, это так. Я принадлежу к одному из древнейших родов Лангедока, состоящим в близком родстве со старинным родом графов Тулузских. А графы Тулузские были в Аквитании столь же могущественны, сколь в свое время короли в Иль-де-Франсе. -Это просто замечательно!- он даже потер руки от удовольствия. -Увы, ветви генеалогического древа ни дают богатства,- заметил я и склонился над расчетами. -Бросьте ваши вычисления!-воскликнул он,- Мне нужно серьезно поговорить с вами! Вы знаете цель нашей экспедиции? -Да, исследование южных и восточных вод Тихого Океана,- я отложил перо. -Не только это. Ост-индская кампания заинтересована прежде всего в расширении круга торговых партнеров и в получении прибыли. Стала бы она тратиться на экспедицию по нахождению новых земель, если бы эти чертовы англичане не захватили монополию на торговлю с Индией, а несколько лет назад- еще и с Китаем,- он немного помолчал,- Так вот, у меня есть предложение для вас. Вы готовы поспособствовать укреплению голландских позиций в Поднебесной? Он в упор посмотрел на меня. -Я? Каким образом? -У меня есть письмо от руководства нашей кампании к нынешнему правителю Китая,- он понизил голос,- но об этом никто не знает. Я посвятил вас в эти секретные планы по одной причине- благодаря вашему знатному происхождению и знанию этикета перед вами откроются те двери, куда мне вход заказан. Само провидение послало мне вас, минейр Пейрак. Я задумался. -Мне просто надо передать письмо и все?- уточнил я. -В принципе да. Вряд ли вас удостоит аудиенции сам император,- слегка улыбнулся Тасман,- Но передать письмо необходимо нужному человеку и сделать это тайно. Если англичане пронюхают про этот договор, разразится война! Меня вдруг охватил азарт. Секретная миссия, тайное поручение, загадочный Китай, в котором я мечтал побывать еще мальчишкой... -Я согласен, капитан! Куда держим курс? -На Пекин!
Жаклин де ла Круа: Violeta пишет: Я в полной мере познал горечь истины, что обладать знаниями- не значит уметь правильно их применять. Прекрасно! Очень интересно следить как от главы к главе раскрывается образ. Маленькая ремарка: курс, по-моему, все-таки на Пекин, а не в Пекин.
Violeta: Жаклин де ла Круа пишет: все-таки на Пекин, а не в Пекин. Исправила!
Violeta: В Пекине улицы находились в ужасном состоянии, практически не было вымощенных булыжником или кирпичом. Не знаю уж, по какой причине, но явно не из-за недостатка камня. Стояла удушающая жара, и воздухе летала мелкая пыль, забивающая глаза, рот, нос, складки одежды, и пачкающая все, на что попадала. Богатые китайцы легко справлялись с этой проблемой, накидывая себе на голову покрывало из флера или газа, закрывающее лицо и спадающее на грудь, через которое все прекрасно было видно, но для пыли оно было непроницаемо. Я же задыхался и кашлял, на чем свет кляня свою непредусмотрительность, и стараясь дышать через рукав рубашки. Уже битый час я кружил по улицам города, ища дом императорского сановника, которому должен был вручить письмо от Ост-индской кампании, переданное мне Тасманом. Осознав, что окончательно заблудился, я обратился с несколькими китайскими словами к восседающему в паланкине вельможе, заметив его заинтересованный взгляд, обращенный ко мне. На голове у него была красная квадратная шапочка, облачен он был в белое, вышитое драконами одеяние. На его необычайно длинных ногтях были надеты золотые футляры. К моему удивлению, он рассмеялся и ответил мне по-французски. -Как вас зовут, юноша, и каким ветром вас занесло в Китай? -Я младший сын графа де Пейрака де Морана д"Ирристрю из Тулузы. Мой отец скончался несколько лет назад, и я отправился путешествовать, чтобы удовлетворить свою жажду познания мира. В Китай я прибыл в составе экспедиции Ост-индской кампании, организованной с целью поиска новых земель. -Насколько я знаю, в Пекине вам искать нечего- все земли здесь давным-давно исследованы,- тонко улыбнулся он. -Я прибыл сюда по делам личного характера,- уклончиво ответил я. -Приятно встретить соотечественника так далеко от родного дома. Позвольте представиться- отец Мобеж. Увидев мои полные изумления глаза, он добавил: -Не хотите ли выпить настоящего китайского чая и немного побеседовать о нашей дорогой Франции? -С огромным удовольствием,- ответил я, отвесив ему изящный поклон.
Violeta: Пока я наслаждался крепким душистым чаем, поданным в тонких фарфоровых чашках, отец Мобеж рассказал мне, что он приехал в Китай как помощник достопочтенных отцов иезуитов, которых император Поднебесной призвал для устройства в Пекине астрономической обсерватории. Несмотря на молодость, благодаря его учености и знанию языков — он знал китайский —обсерваторию предоставили в его полное распоряжение. -Астрономическая обсерватория? - я отставил чашку и подался вперед,- Но это же просто невероятная удача, что я встретил вас, отец мой! Я испытываю непреодолимую страсть к этой науке. Из-за вынужденной неподвижности в детстве,- я кивнул на больную ногу,- я много времени посвящал наблюдениям за движением небесных светил. Я прочел все книги по астрономии, какие только смог найти, и составил свое собственное мнение относительно многих вопросов, волнующих такие великие умы, как Галилей, Коперник, Кеплер, Тихо Браге. Минейр Бекман из Роттердама, у которого я обучался, считал, что я очень хорошо разбираюсь в данной теме. -Вы не перестаете удивлять меня, месье де Пейрак! Я достаточно близко знаком с Исааком Бекманом, мы часто переписываемся, обмениваясь мнениями относительно результатов наших научных исследований. Он упоминал в одном из своих недавних писем, что у него появился невероятно талантливый студент с настолько поразительной способностью к обучению и умением находить блестящие решения для казалось бы неразрешимых задач, что Исаак шутливо сетовал мне на то, что через некоторое время он сам попросится в ученики к этому прыткому французу. Я рассмеялся. -Вот уж не ожидал услышать такой лестный отзыв о своих скромных способностях от одного из величайших ученых Европы! Отец Мобеж задумчиво покачал головой. -Велик Господь и не скупится на милости к нам! Я уверен, что наша встреча не случайна, шевалье...
Анна: Очень интересно, спасибо! , отец Мобеж рассказал мне, что он приехал в Китай как помощник достопочтенных отцов иезуитов, которых Великий Могол призвал для устройства в Пекине астрономической обсерватории. У автора действительно стоит "Великий Могол", но у меня большие сомнения. Откуда Великие Моголы на востоке Китая? Их империя располагалась гораздо западнее - на территории Индии, Пакистана и частично Афганистана. А в Китае в это время начинала править манчжурская династия, а, точнее, шли войны и восстания при ее установлении. И почему отец де Мобеж (наверно, лучше поставить частицу "де"?) называет себя помощником иезуитов, когда он сам -иезуит и принадлежит к этому ордену. Violeta пишет: Я уверен, что наша встреча не случайна, шевалье... Но если отец Жоффрея уже умер, и графом стал его брат, то Жоффрей уже не шевалье, а виконт?
Анна: Еще один вопрос: Пекин не является морским портом, так как находится в 150 км от моря. Что подразумевается под словами "держим курс на Пекин". Корабли подошли к Пекину по рекам или эти слова просто метафора в некотором смысле?
фиалка: Анна пишет: то Жоффрей уже не шевалье, а виконт? Однозначно нет. Виконтом может быть только сын его брата (пока тот жив), т.е. племянник Жофы. Во Франции титулы передавались только по прямой мужской линии (особые условия возможны были лишь для принцев крови, т.к. король "даровал" своим отпрыскам титулы. Собственно как и сейчас титул принца Уэльского "дарован" королевой Елизаветой II)
Violeta: -И все же, с какой целью вы прибыли в Пекин?- неожиданно спросил меня отец Мобеж. Я некоторое время раздумывал, не зная, что сказать. Увидев мое замешательство, он продолжал. -На улице вы обратились ко мне с вопросом, не подскажу ли я, где живет хошо циньван Чжэн Цзиргалан, если я правильно понял ваш китайский. Зачем он вам понадобился? Я наконец решился. -У меня послание для него. Иезуит иронично посмотрел на меня, приподняв одну бровь. -От вас лично? -Нет. -От кого же? Я скрестил руки на груди и ничего не ответил. -Осмелюсь предположить, что от руководства Ост-индской кампании, желающей монополизировать торговлю с Китаем, оттеснив в сторону англичан и португальцев, не так ли? Я ответил ему прямым взглядом. -Вы знаете, что разразится война, если письмо попадет не в те руки? Я кивнул. Отец Мобеж наклонился ко мне и тихо сказал: -Князь Чжэн не поможет вам, а скорее всего, навредит. Не знаю, кто направил вас к нему, но этот человек не в курсе реальной расстановки политических сил в нынешнем Китае. Сейчас здесь всем заправляет его двоюродный брат бэйлэ Доргонь. Уверен, не пройдет и года, как Цзиргалан попадет в опалу. -Как я могу увидеться с ним?- так же тихо спросил я. -А нет ничего проще!- улыбнулся Мобеж,- Доргонь заинтересован в закупках оружия, и прежде всего у европейцев, поэтому он не только не препятствовал, но даже и поощрял приезд христианских миссионеров в Поднебесную. И я был назначен руководителем пекинской обсерватории именно по его распоряжению.
полная версия страницы