Форум » Творчество читателей » Demande Au Soleil » Ответить
Demande Au Soleil
Жаклин де ла Круа: Примечания автора: Что если Рескатору удалось бы догнать Анжелику? Мое размышление о том, как могла бы развиваться линия их отношений Честно говоря, меня на сие графоманство вдохновил чудесный фик Florimon, незаконченный, к сожалению, потому, вот, и решила я придумать свою версию событий. Не думала, что окажется так сложно. Не судите строго Звезды – непостоянные спутницы ночного неба – в этот час лукаво обозревали свои незримые границы. Морской дух плескался совсем рядом, и, казалось, был тих и податлив как котенок, но бывалые морские волки знали цену его ласке и, верно, были бы настороже. Закатный бронзовый отлив, скопление белых облаков днем, странный ореол вокруг ночного светила не обещали мирной ночи, однако старый ученый Савари был далек от морского дела так, как утлый челн сейчас был далек от берега. Куда же несла эту лодку судьба? От каких проблем пыталась скрыть среди изумрудных вод Эгейского моря? Где-то там, в совсем уже чужом мире, красовались минаретами мечети, попирал небо крест и дурманяще пахли розы. - Есть ли в вашем доме…кошки? – вспомнилось Анжелике, и она горько усмехнулась. Где был сейчас призрачный дом с розами и его хозяин, за которым несколько часов назад она готова была бежать хоть на край света? Что же такого в нем взволновало ее в те минуты в батистане? На море опускалась ночь и приносила с собой холод, страх и отчаяние. Да, побег удался, да, верный Савари вырвал ее из рук гнусных торговцев живым товаром, но почему так странно было на душе, а перед мысленным взором все еще стояли горящие корабли? Холод окутывал всё вокруг, своими цепкими лапами пробирался сквозь ткань, проникал под одежду, небосвод кривился безобразной ухмылкой д'Эскренвиля и его свиты: молодую женщину, кутающуюся в черный плащ, в эту ночь мучили кошмары. Ветер трепал паруса, баркас швыряло из стороны в сторону, а по небу уверенно мчались вперед серые лохматые облака. Ночка будет веселой, если вообще удастся дотянуть до рассвета. Смысл произошедшего дошел до маркизы дю Плесси-Бельер лишь сейчас, однако на страх уже не осталось сил, в душе плескалась лишь какая-то странная покорность судьбе, свойственная скорее женщинам Востока, нежели вспыльчивым француженкам. Что же будет дальше? Савари, скрючившись, сидел на куче какого-то тряпья, по-видимому, призванного заменять беглецам одеяло, и время от времени горестно вздыхал. Его сутуленная фигура выделялась на фоне темнеющего неба, делая старика похожим на героев детских сказок – барбегази, белобородых гномов, живущих в горах, частенько подсказывающих дорогу незадачливому путнику или вовремя спасающих последних от лавин. - Ах, мадам, если бы я только знал, что вас купил Рескатор, - сокрушался ученый, - Если бы я только знал….. [more]- То, что тогда, Савари? Я стала бы еще одной жемчужиной в коллекции этих варваров! - Нет, мадам, о нет, - вздыхал Савари и молчал. Поднимался ветер, и уже было не до разговоров о том, что не сбылось. Гречанка вполголоса бормотала какую-то православную молитву, Савари качал головой и что-то бубнил себе под нос, а Анжелике хотелось одного: исчезнуть отсюда. В море плескалось темно-синее небо, белые барашки волн любопытно перепрыгивали через ветхие борта баркаса, желудок сводило от голода, а тело бил озноб, и уже не понять от страха ли или от холода. Средиземное море меняло людей, в этом человек, отдавший за нее целое состояние, был прав. Анжелика поджала колени к подбородку и закрыла глаза. Когда она, влекомая вновь разгоревшимся чувством чудом воскресшей любви, сломя голову ринулась на поиски Жоффрея, то уж точно не могла себе представить, что будет плыть в отданной всем ветрам лодке без цели и смысла. Да и был ли он действительно жив, могло ли такое произойти? Что если это все – лишь плод ее раненного воображения, чудо, которому так хотелось верить? Женщина запретила себе плакать, однако именно сейчас ей хотелось этого как никогда. Ни гнусные уловки д'Эскренвиля, ни унижение на торгах, даже Кандинские кошки не заставили ее плакать, и вот сейчас она вдруг впервые ощутила свою беспомощность. Возможно, стоило покориться судьбе? И почему так сжалось сердце при виде горящего корабля Рескатора? Уж не напомнил ли он ей точно такой же огонь, перечеркнувший всю ее жизнь – огонь костра на Гревской площади? Каким далеким и одновременно близким казалось все это сейчас…. - Не надо плакать, мадам, всё образуется, - прошептал Савари, наклоняясь к ней, - Выпейте воды, вы совсем ослабли. - Я не хочу, друг мой. - Вы должны, мадам, - как всегда непреклонно ответил аптекарь и вновь покачал головой. Анжелика кивнула, будто бы соглашаясь, а на деле, чтобы не обижать Савари, который столько всего для нее сделал. Небо вновь заволокло тучами, гнилые паруса бог весть где найденного баркаса жалобно стонали на ветру. В глубине моря словно бы очнулось от долгого сна какое-то древнее животное, сейчас изо всех сил стремящееся вырваться наружу, луна совсем скрылась из виду, уступая главенствующую роль беснующейся ночи. - Мадам, шторм начинается! – прокричал старик-аптекарь, но Анжелика его уже не слышала, ее мысли блуждали где-то в тумане – сказывался шок от всего пережитого. И лишь звезды равнодушно наблюдали за бьющимся за жизнь баркасом и его несчастными путниками. - Раненая малышка – прозвучал где-то в подсознании насмешливый голос графа, и Анжелика почувствовала, что ее с головой накрыло волной. **** Волны, словно сорвавшиеся с цепи гончие, перемахивали через борта баркаса, грозя увлечь за собой всех находящихся внутри. Белые пенистые гребни, словно короны морских демонов, вырвавшихся на свободу, создавали впечатление сюрреализма, происходящего на фоне луны, окруженной свитой перепуганных лохматых туч. Вдали уже слышались глухие ворчливые раскаты, небо то и дело прорезали вспышки молний, оставляя по себе красные полосы и предчувствие жути. Не зря утром в Кандийском порту моряки нарекали на багровый рассвет, они, вероятно, остались переживать прихоти погоды в сухом и теплом местечке, а еще – тратить деньги Рескатора, которые тот щедро раздавал всего несколько часов назад. Анжелика путешествовала на грани яви и сна, то и дело оглядываясь по сторонам и стараясь остаться в сознании, мысли ускользали, и даже холодная вода не способствовала пробуждению. Женщина уже знала, что их утлый баркас попросту перевернулся, будучи не в силах справиться с морским неистовством, и повезло тем, кто успел за что-то схватиться. Связка веревок сразу же пошла ко дну, увлекая бедного Савари, аптекарь не умел плавать, и Анжелика хорошо об этом знала, однако сама она была слишком далеко, чтобы хоть как-то помочь несчастному. Плащ, обвившись вокруг тела, лишь усугублял положение, однако чтобы его снять женщине пришлось бы выпустить из рук обломок фок-мачты. Острова остались где-то в другой жизни, а ведь надежда на спасение была столь реальной еще сегодня утром, а может его и не было вовсе, этого утра? Сколько времени их баркас блуждал по морю? На что, ну на что надеялся авантюрист-аптекарь и маркиза, чудом не утратившая рассудок? Куда же подевалась гречанка, неужели она тоже не умела плавать? Анжелика огляделась, но не обнаружила вокруг ничего, что хоть отдаленно бы смахивало на человеческую фигуру. Волны бушевали, тяжелая туча стремительно пронеслась над головой, подгоняемая суровым пастухом-ветром, еще минута-другая, и с неба обрушится настоящий ливень, тогда никому не выжить. На горизонте замаячило что-то огромное, похожее на скалу, восставшую из морских глубин. На скале суетились люди, слышались их громкие голоса, уж они-то точно не боялись какого-то шторма. Анжелика собрала последние силы, чтобы позвать на помощь, однако когда она уже собиралась закричать, случайная волна накрыла ее с головой. Последнее, что поняла женщина, было то, что скала, появившаяся неизвестно откуда, оказалась кораблем, возможно, спешившим на помощь или вдогонку беглецам. **** Море плескалось где-то вдали и в то же время, совсем близко, казалось, можно дотронуться до него рукой и погладить, как присмиревшего котенка. Солнце не могло пробиться сквозь тяжелые шторы, которыми были занавешены иллюминаторы каюты, а небольшая масляная лампа, стоявшая на столике неподалеку, рассеивала мягкий свет, создающий ощущение уюта и покоя. В каюте пахло пряностями и табаком, обоняние улавливало аромат жареной рыбы, видимо принесенной сюда совсем недавно, а еще – запах кофе, враз напомнивший Анжелике батистан и следующий за ним шторм. Маркиза резко выпрямилась и огляделась. Она, без сомнения, находилась в капитанской каюте, судя по ее богатому убранству, но кто же был капитаном? Кто спас ее от гибели? Рескатор? Анжелика покачала головой: пока это неважно. У нее все еще кружилась голова, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы вновь не упасть на подушки. Соблазнительный аромат кушанья и кофе не оставил равнодушной умирающую от голода маркизу, Анжелика здраво рассудила, что тот, под чьим покровительством она сейчас находилась, наверняка не желал ей голодной смерти, и все проблемы, в общем-то, вполне решаемы. Переставив тарелку себе на колени, женщина мимоходом отметила наличие вилки и неизвестный ей хлеб, пахнущий травами, возможно, какое-то лекарство? Также, Анжелика не могла не заметить, что вся ее одежда куда-то исчезла, и саму ее завернули в простынь, набросив наверх теплое верблюжье одеяло, единственным, что осталось от ее несчастного гардероба, был хорошо известный ей плащ, висевший на спинке стула. Сколько же времени она здесь провела, если он успел высохнуть? Кто раздевал ее, склонялся над ней, пока она была в забытьи? И что случилось с ее спутниками? Удалось ли спасти Савари…. Маркиза не заметила, что слезы сами катятся по щекам, ей так и не удалось запретить себе плакать, а ужас произошедшего продолжал напоминать о себе противным холодком, как едва закончившийся шторм – потряхиванием корабля. Доев и промокнув губы салфеткой, Анжелика поняла, что если сейчас же не вернется обратно на тахту, то попросту потеряет сознание. Вновь ее мысли блуждали на границе сна и яви, вновь ей казалось, что со всех сторон к ней подступают волны, готовые увлечь за собой, слышались какие-то голоса, кричащие что-то на арабском, испанском и, почему-то, французском. Во сне Анжелика карабкалась по каким-то утесам, то и дело оскальзываясь и царапая руки, один неосторожный шаг – и она упадет, разобьется о скалы, но почему камни выскальзывают из пальцев, что же течет по серой коже утеса, кровь? И плащ всё так же обвивает тело, увлекая вниз, не давая ступить ни шагу. Сбросить, ей нужно сбросить его с себя! Вверху Анжелика видела крепкую мужскую фигуру, стоящую спиной к солнцу, женщина знала, что ей, во что бы то ни стало, надо туда, наверх, там она будет в безопасности, рядом с ним. И вновь внизу бушевало море, волны долетали до самого неба, небо, светлое и чистое миг назад, подернулось тучами, скрывая солнце, погружая мир в обрушившуюся внезапно ночь. Женщина изо всех сил старалась удержаться на склоне, но силы покидали ее. Тень прошлого стояла перед глазами, тень того, кого она так любила, не переставала любить все эти годы, наполненные страхом, одиночеством, кровью и потерями. Как бы муж принял ее, если бы встретил вновь? Что она могла бы сказать в свое оправдание, да и имеет ли он право требовать от нее, дважды вдовы, видевшей Двор Чудес и блеск Версаля, потерявшей сына, оправданий? Во сне Анжелика что-то кричала, но ветер тут же разносил над морем ее слова, а человек все стоял на скале, не оборачиваясь. - Жоффрей! Помоги мне, Жоффрей! Напрасно…. Вокруг витал удручающий аромат розмарина, каким-то чутьем женщина вспомнила, что его добавляли в мазь от порезов и ожогов, нещадно палило солнце, и истерически кричали чайки. Еще шаг, всего один шаг…. Но вверху уже грохочет гром, белые гребни с плачем обрушиваются на утес, а по ладоням течет кровь…. Камни ускользают из-под ног и исчезают в беснующемся море, откуда не будет спасения. Ветер, кажется, сейчас подхватит обессилевшую и напуганную женщину и швырнет вниз, она кричит, пытаясь удержаться на утесе, но опора исчезает, как тень тает под солнечными лучами. В тот миг, когда Анжелика уже готова сорваться, мужчина хватает ее за руку. - Держись, ты должна жить! И помни, что мы не умеем умирать. А вокруг все так же пахнет розмарином и табаком. **** Рабыня! Игрушка! Тряпичная кукла, которую можно выкинуть, разрезать на клочки, порвать, швырнуть на растерзание собакам, отдать на поругание другим. Рабыня. Вещь! Анжелика в гневе вскочила с тахты и принялась кругами ходить по каюте. Масляная лампа, стоявшая на небольшом столике, опасно качнулась в сторону, женщина поспешила ее подхватить, сделала неосторожный жест и больно обожгла руку. Инстинктивно прижав ладонь к себе, Анжелика не смогла сдержать слез: унижение, угроза жизни, странный корабль с не менее странным капитаном, которого она, кстати, еще не видела, саднящее горло, переполох в мыслях, теперь еще и это. Почему же все так? Женщина прошлась по каюте, попутно рассматривая ее убранство. Без сомнения она находилась где-то на юте или полуюте, либо рядом с капитанской каютой, либо недалеко от оной. Возможно, когда-то здесь жил помощник хозяина судна, а могло статься, что она тоже предназначалась для главного кормчего, когда он, утомленный бурей, был не в силах делать еще один переход до своего временного, а быть может, и постоянного дома. Когда мужчины говорили, что в их жизни есть только одна страсть: война, власть, наука, теперь, наверняка, корабль, то вряд ли они лукавили. За многие годы научившись жить вдали от женщин, отдавая себя во власть стихиям или тайнам земных недр, мужчины переставали верить женщинам и видеть в них таковых, в чем-то они были правы. Вот и нынешний хозяин каюты, вероятно, придерживался той же жизненной философии, о чем и свидетельствовало внутреннее убранство. Темно-зеленый ковер с густым длинным ворсом, секстант и стопка всевозможных карт на рабочем столе красного дерева, письменный прибор с оригинальным пером в форме изогнутого крыла альбатроса, несколько листов желтоватой бумаги, шкатулка, украшенная изумрудами, замок с секретом, сундук с ворохом рубашек и камзолов на все случаи жизни, пистолет с серебряной рукояткой, украшенной волчьей головой. Анжелика почти восторженно оглядела его со всех сторон, затем прошла дальше. У северной стены висела книжная полка, закрытая бархатной занавеской с бахромой по краям. Маркиза пробежалась пальцами по корешкам, узнавая трактаты по астрономии и математике, несколько книг по медицине, Дантовскую «Божественную комедию» и толстые фолианты на арабском, греческом и неизвестных ей языках. Заслышав звук приближающихся шагов, женщина поспешила вернуть книги на место и самой вернуться на тахту, простынь все время грозилась упасть, а Анжелике в последнюю очередь хотелось предстать перед хозяином каюты в костюме Евы. Неизвестный потоптался у двери, будто бы размышляя входить или нет, что-то крикнул по-арабски и прошел мимо. Анжелика словно бы мимоходом отметила приглушенный тембр со знакомыми нотками, однако опознать его владельца не смогла. В душе нарастало смутное предчувствие, в приоткрытое окно дул холодный ветер, принося дыхание моря, а огонек внутри лампы болезненно дрожал. Какой же недуг истязал несчастный корабль с его неизвестными обитателями? Куда же они сейчас держали свой путь, эти проклятые изгнанники света? Анжелика была уверена, что госпожа-Фортуна редко благоволила к команде, а последняя казалась узницей корабля-призрака, дрейфующего меж скал в окутанном туманом море. Она ясно видела, как несчастные протягивают руки к горизонту, вопя от отчаяния: O, Madre Nostra! За что ты предала нас? Анжелика поежилась и, завернувшись в одеяло, решила, что ее не выбросят за борт, если она позаимствует у хозяина каюты рубашку. С этими мыслями она встала и, пошатываясь, вновь побрела к сундуку. Странно было вновь оказаться в окружении роскошных вещей, попасть в новый мир, в котором словно бы гранями брильянтового колье переливались отголоски прошлого. Женщина прикоснулась к резной окованной железом крышке и замерла в нерешительности. Нет, жизнь учила ее рыться и не только в таких вещах, но все здесь: и рубашки, и восточный диван, и пахнущая сандалом каюта и даже приглушенный свет лампы казался ей миром неизвестного человека, а ее вынужденное любопытство – неуместным в него вторжением. Слабость не давала ей выйти из каюты, а неизвестность жгла сердце адовым пламенем. Маркиза откинула крышку сундука и тут же вскрикнула от неожиданности: на нее смотрела женщина с бледной обветренной кожей, спутавшимися волосами и темными зелеными глазами. Анжелика не сразу поняла, что перед ней всего-навсего зеркало, а несчастная незнакомка – она сама. Да уж…. Могла ли блистательная хозяйка дю Ботрейи представить, что вновь опустится на дно жизни, едва из него выйдя? Бархатные камзолы по последней моде, какие-то безделушки, Батистовые и шелковые рубашки, - почти такие, как носил когда-то Жоффрей – пронеслось у Анжелики, и она вздохнула, непроизвольно прижав к себе рубашку. Где же был он сейчас? В какие дали забросила его судьба? Мог ли он вот также бороздить морские просторы, как капитан неизвестного судна? В какую сторону увлекали его звезды, и главное, как бы он встретил ее, свою жену, о которой, возможно, уже давно не думал? «Я слишком мало знала его», - вновь призналась себе Анжелика и поспешила утереть набежавшие слезы. Что могла бы сказать ему сейчас эта женщина с истерзанным телом и покрытой язвами душой, о чем спросить, в чем повиниться? «У меня даже нет нормального платья.… По правде, у меня больше нет никакого. Что же сталось с тем, изумрудным? Неужели его выкинули, порвали? Что стало с подарком Рескатора…. Так размышляя, маркиза продолжала рассматривать содержимое сундука, предварительно натянув на себя рубашку, дошедшую ей почти до колен, что однозначно свидетельствовало о высоком росте владельца, и закутавшись в одеяло. Ее руки сами нашли небольшую шкатулку с вензелями, решившись, женщина заглянула внутрь. На обитой бархатом подушечке лежал перстень с изображением гербового щита. Герб,… но чей? Ей вдруг показалось, что она уже где-то его видела, притом совсем недавно, однако закончить мысль не удалось. В комнате вдруг потемнело, раздались глухие раскаты, которые воспаленное воображение Анжелики сначала приняло за пушечные выстрелы, в воздухе вновь висело предчувствие шторма. Быстро захлопнув крышку сундука и побросав внутрь все инспектируемое содержимое, маркиза рванулась к двери и попутно с удивлением отметила, что та не заперта. На палубе пахло дождем, спутанными мыслями, четкими приказами, ветром, полощущим паруса, на палубе пахло жизнью, а начинающее штормить море лишь доказывало, что в последующие часы всем предстоит проверить ее на прочность. Капитан стоял у штурвала. Анжелика огляделась и уже хотела сделать шаг навстречу судьбе, как уже слышанный однажды хриплый голос окликнул ее: - Мадам, сейчас начнется буря, вам лучше вернуться к себе. Женщина обернулась – чуть свесившись с балюстрады верхней палубы, на нее смотрел Рескатор. **** С видимым усилием захлопнув никак не желающий поддаваться деревянный ставень, Анжелика набросила на окно прозрачную занавеску и прислонилась к стене. По затянутому серым покрывалом небу бежали рваные облака, спешащие как можно скорее избавиться от бремени, корабль уже начало ощутимо потряхивать, даже здесь, сквозь плотные деревянные стены, можно было услышать, как стонет море, не желающее уступать первенство людям. Итак, она на его корабле. На судне пирата-ренегата, окруженного кружевом мрачных легенд. Ворохом преданий, одни из которых походили на поверья о Жиле де Рэ, слышанные в детстве в родном Пуату, другие смахивали на деяния святых, которые любили без умолку повторять монахини-урсулинки, наставляя в морали своих непутевых учениц, только и мечтающих о том, как бы улизнуть за яблоками или розами. Злые языки говаривали, что Рескатор выкупает рабов, чтобы потом принести их в жертву своему господину из Преисподней, ибо никто иначе не мог объяснить его несметные богатства, верящие в чудо судачили, что он чуть ли не рыцарь Роланд, и доблестен, и могуч, и благороден. Анжелика усмехнулась, спрашивая себя, к какой категории отнесет ее корсар? Темные умы, боящиеся власть имущих, ничем не отличались друг от друга, ни в медленно идущем ко дну Старом Свете, ни на Средиземноморье. Выкупил же он ее с какой-то целью, еще и отдал такую сумасшедшую сумму, неужели все ради того, чтобы она стала одной из многих в его гареме? Маркиза рассерженно фыркнула: все ее планы вновь рушились как карточный домик под рукой неумелого игрока, и вновь за всем этим уверенно проглядывались фантасмагорические силуэты сильных мира сего. Что же дальше…. Может, попросить Рескатора в содействии в поисках де Пейрака? Посулить, что муж отблагодарит? Анжелика вздохнула – картинка будущего все еще маячила где-то в тумане, и главным сейчас было выйти живыми из бури. Если все было действительно так, если счастливый случай не преминул улыбнуться ей, то почему, почему Жоффрей за все эти годы так и не напомнил о себе? Неужели его так мало волновала ее судьба? Ладно, возможно и так, но как же дети, разве они так мало значили для него? Анжелика не могла вообразить этого, невольно вспомнилось, что первым словом Флоримона было «папа», вспомнилось, как она носила Кантора под своим сердцем, и то, что он родился именно в тот день, когда его отца сожгли на Гревской площади…. Где же он сейчас, ее невинная крошка, отобранная жестокой судьбой? Не потому ли господин-случай играл с ней сейчас в жесткую игру, столкнув с Рескатором? И почему вместо того чтобы ненавидеть его, Анжелика продолжает на что-то надеяться? «В конце концов, я в его каюте, что же он скажет, увидев меня в своей рубашке?» - мелькнула нелепая мысль. Маркиза давно уже подметила за собой привычку думать о всяких не несущих смысла мелочах перед лицом чего-то глобального. Корабль в который раз качнуло, женщине пришлось схватиться за спинку дивана, чтобы удержаться на ногах. За дверью послышались голоса, топот босых ног матросов, спешащих управиться с парусами, судно пришло в движение, разворачиваясь безопасным бортом к волне, а снаружи вновь выло и стонало на все голоса, а море разъяренным быком билось в борта корабля. «Надо будет справиться о судьбе Савари» - подумала Анжелика, с трудом пробираясь к дивану. Масляная лампа уже лихо отплясывала сарабанду, тарелка вторила ей энергичной тарантеллой, проклятое окно вновь распахнулось, принося запах непогоды и морские брызги. Маркиза потянулась к лампе, чтобы либо погасить ее, либо придать более устойчивое положение, но не удержалась на ногах, больно ударилась об угол стола. Мозг отмечал нелепые детали: горячее масло вытекает из лампы, медленно занимается ковер, все усеяно осколками, а сама несчастная пытается натянуть на себя рубашку, вместо того чтобы звать на помощь. Пожар! Пожар….. Вновь ее особа принесет Рескатору одни неприятности. Но она попадет в море, да, конечно, ее похоронят в морских волнах, и там она, наконец, воссоединится со своим Кантором. А Жоффрей…. Он вряд ли узнает, что был так нужен ей все эти годы. Пожар. [/more]
Анна: Жаклин де ла Круа Очень интересно, очень психологично, спасибо вам, пишите еще
Жаклин де ла Круа: Анна спасибо большое
Жаклин де ла Круа: **** Море тяжело вздыхало, еще не смирившись, но уже проиграв схватку с кораблем. Буря, в течение часов сотрясавшая «Морской орел», отступала. Подобно тяжелой болезни, изрядно измучившей человека, она будет еще какое-то время напоминать о себе неистовым желанием пустить все на самотек и просто забыться, но отступить за шаг до победы было бы непросительным малодушием. «Морской орел» вновь вышел из схватки победителем, и еще немного – его сменит идущий из Бостона молодой преемник, которому жизнь сулит новые дороги, новые приключения и новые лица. Новый путь – новая судьба. Пришла пора расставаться. Граф де Пейрак тоскливо поглаживал штурвал, осознавая причудливую игру случая и впервые не решаясь на первый шаг. Они пережили бурю на море, но смогут ли выжить в хватке, что шла в их собственных сердцах? Увы, а быть может и к лучшему, путь к отступлению был закрыт. Сейчас он отдохнет полчаса, затем пошлет Абдуллу пригласить к нему прекрасную госпожу, и, как знать…. Абд-эль-Мешрат давно уже наблюдал за своим смятенным другом, не выдавая своего присутствия. Не надо обладать большими талантами в области физиогномики, чтобы читать по лицам ту смесь радости и отчаяния, что не давала покоя капитану и его странной гостье. Врач вздохнул и подошел ближе. - Не стоит спрашивать у Аллаха ответа, который ты давно знаешь сам, мой мятежный друг. - Я хотел бы заглянуть в будущее, всего на несколько часов, - вздохнул де Пейрак. - Не стоит обгонять судьбу, всё свершится как должно. Чего ты боишься? - Сделать всё еще хуже. - Я не стремлюсь узнать твое прошлое, в нем было мало светлого, но я точно знаю, что эта женщина способна вернуть тебе свет, который ты утратил, и ты способен. - Нужен ли ей этот свет? Сможет ли она разделить мою нынешнюю и будущую жизнь? - Не сомневайся в ней и верь в себя. Откуда эти сомнения? Ты же пришел ей на выручку, когда в том была потребность, ты на что-то надеялся, так откуда это недоверие сейчас? - Мы зашли слишком далеко, эфенди. - Всегда есть возможность повернуть, либо двигаться к цели. Что-то говорит мне, что однажды ты не отступился, - лукаво улыбнулся врач. - Вдруг мы узнаем слишком много? Она любила знатного дворянина, а не разбойника и безбожника. - Да, а ты спешил укрыть от чужих глаз рабыню, а не ту, что когда-то сжимал в объятьях в красивом замке, верно? Какое-то время де Пейрак молчал, обдумывая слова Абд-эль-Мешрата. Судьба уже достаточно дала понять, что не терпит лжи и фальши, тем более с теми, кто был тебе дорог. Внизу Анжелика зажгла масляную лампу, и этот огонек, осветивший тьму пережившей бурю ночи, придал ему уверенности. Малейшие знаки воспринимались сейчас особенно остро. Де Пейрак, прозванный Рескатором, сделал знак Абдулле и направился к своей каюте. Ясон, воодушевленный свиданием с Элидой и ободренный ее согласием, готов сейчас свернуть любые горы, не то что сменить у штурвала капитана, хоть за что-то можно не опасаться. - Хозяин, тебе пора отдохнуть, - заботливо сказал Абдулла, уходя выполнять поручение, и граф был как никогда сейчас с ним согласен. Скоро, совсем скоро она будет здесь! Рядом, в нескольких шагах, как тогда, в моменты, когда она металась в лихорадке, а он прислушивался к ее затрудненному дыханию и всё ждал чуда узнавания…. На сей раз, она придет к своему грозному господину, зная, кто он на самом деле. Знал ли де Пейрак, какой образ примерить сегодня? Прочь маски, господа! Анжелика смотрела на свое отражение в зеркале и вновь задавалась сотней вопросов без ответа. Абдулла, терпеливо дожидающийся в дверях, настойчиво звал - Пойдем, каспаша, пойдем. - Да-да, сейчас, сейчас…. «Между мною и вами…. Между мной и тобой. Впервые после стольких лет «ты» произносилось куда легче и ближе. Когда-то я робела от одного вашего взгляда, взвешивала каждое свое слово, боясь показаться глупой, и вновь я даю оценку будущим словам, даже не представляя ваших вопросов. Между нами пролегло прошлое, в котором мы тонем до сих пор. Сможешь ли ты понять меня? Осмелюсь ли я спросить? Стоит ли искать отклик в сердце человека, утратившего все: голос, мечты, имя, жизнь…. Жоффрей….». - Каспаша, но мы пережили шторм, - Абдулла о чем-то рассуждал, не подозревая, что отвечает на незаданные вопросы Анжелики. Женщина обернулась и взглянула на этого сына ночи, ставшего столь дорогим ей за время плавания. - Да, ты прав, мой друг! Идем же! Она бросила последний взгляд в зеркало, отразившее женщину с распущенными волосами, переливающимися золотом в свете лампы, привычным уже жестом потеребила топаз и вышла из каюты. Ее арабское платье развевалось на ветру, и Абд-эль-Мешрату, наблюдавшему за приготовлениями пары к встрече, на миг показалось, что он видит вечернюю зарю, спустившуюся с неба, спешащую навстречу ночи. Мудрец улыбнулся: день и свет, ночь и звезды, волна и море – они неразделимы, хоть и сами еще в это не верят. Да поможет им Аллах!
Lutiksvetik: Как хорошо!
Жаклин де ла Круа: Lutiksvetik спасибо :) **** Внешний облик «обгоревшей» каюты, как именовала ее про себя Анжелика, ничем не выдавал царившего в ней внутреннего беспокойства. Жилище походило на своего хозяина: элегантное убранство, сохраненное и поддерживаемое вопреки невзгодам и испытаниям, выпавшим на их долю, восточные благовония и табачный дым, как дань давно ушедшему, секстант, глобус, подзорная труба, словно далекие потомки реторт и изложниц, сундук с секретами, и наконец, загадочный хозяин каюты, корабля и судьбы всех, положившихся на его покровительство. Анжелика прошла по каюте, не отваживаясь взглянуть на мужа, молчаливо ожидавшего на диване. Что-то подсказывало ей, что начать их непростой разговор должна именно она. Ей хотелось броситься к нему, взглянуть в глаза, не опасаясь увидеть там осуждение или неприязнь, ей хотелось о стольком спросить и о еще большем – поведать, но не она все не осмеливалась. О чем он думал сейчас? Каких слов ждал? - Выпейте вина, мадам, вы совсем озябли, - тихо произнес граф, протягивая бокал. Анжелика, избегая его взгляда, молча выпила вино и присела напротив. - Как дела у Ясона? - Кажется, он нашел, наконец, свое счастье…. - Это хорошо. Вы отпустите их с Элидой на Самосе? Граф пожал плечами. - Не вижу причин им препятствовать. Анжелика поставила бокал на небольшой столик, задумчиво оглядела пустые тарелки и дымящееся рагу, но так ни к чему и не притронулась. Де Пейрак курил, выжидая. Где-то там, за дверью каюты, строилось чье-то счастье, завоеванное с таким трудом, в то время как здесь свое собственное не решалось даже узнать имеет ли оно право на жизнь. Имеет ли…. Анжелика передернула плечами, поежилась, сетуя на тонкий арабский костюм. Граф бросил на нее задумчивый взгляд, после чего встал, снял с себя плащ и протянул ей - Наденьте, не хватало еще, чтоб вы вновь заболели. - Я приношу вам одни неприятности, - вздохнула Анжелика. - Сейчас не время для самобичевания, мадам. - Вы правы, и пока вы не вынесли мне окончательный приговор, я все-таки начну с того, зачем пришла сегодня к вам. - Вы ждете от меня проявления каких-то чувств? Но помилуйте, прошло десять лет! - Вот именно поэтому, мсье, - горько ответила Анжелика, впервые за вечер посмотрев мужу в глаза. Его слова горечью отдались в ее сердце, но она не подала виду. Пусть так, сегодняшний вечер рассудит их, докажет, на что они еще имеют право. - Итак? - Что мне оставалось, Жоффрей? Что…. помнится, вы не раз называли меня госпожой дю Плесси-Белльер, стало быть, мой второй брак не стал для вас открытием, однако, я считаю нужным пояснить мотив своего поступка…. Да еще и при живом муже…. Вас арестовали. Помню, как Куасси-Ба прибежал ко мне, весь окровавленный, напуганный и отчаявшийся, он все просил свою саблю и просил прощения. Меня, конечно, не было там в те ужасные часы, но я уверена, он сражался до конца. Сражался за вас…. И за меня. - Да, сударыня, но это не помешало вам продать его в один прекрасный день. Анжелика ответила не сразу. Она предвидела все его упреки, она справилась собой, не подав вида. - Можете меня винить, но сначала выслушайте…. Я не стремлюсь вызвать у вас жалость, это последнее, чего мне бы сейчас хотелось. Вас арестовали, - вновь повторила Анжелика, вызывая в памяти те события, которые ей так и не удалось забыть, - Никто не мог объяснить мне причину вашего отсутствия, я металась по Сен-Жан де Люз, тщетно пытаясь узнать хоть что-то, но…. Все были слишком заняты свершившейся королевской свадьбой, на фоне которой трагедия чужой жизни играла ничтожную роль. Я приняла решение ехать в Париж, рассчитывала попасть на аудиенцию к королю, в общем, у меня было много планов, но все они заранее были обречены на провал. Вы выбрали себя слишком сильного врага, мсье, вы не привыкли довольствоваться малым. Ни в чем…. Итак, первым препятствием на моем пути стал опечатанный отель дю Ботрейи и перепуганный слуга на пороге. Дом, выстроенный вами для меня, больше мне не принадлежал. - Однако же вам каким-то образом удалось стать его хозяйкой? – спросил вдруг граф. Анжелика бросила на него удивленный взгляд. - Откуда вы знаете? - Неважно, итак? - Полагаю, вас это позабавит: я выиграла его в карты у принца Конде. Я хотела этот дом, и я его получила. - Вижу, вы времени даром не теряли…. А если бы вы проиграли? - Я бы отдалась ему! Мне было уже нечего терять, - с вызовом бросила Анжелика, - Однако, я забегаю вперед.
toulouse: Ого, это уже совсем не похоже на 6 том! А мне нравится)), и даже очень))
Жаклин де ла Круа: toulouse спасибо :)) **** - Полагаю, вас это позабавит: я выиграла его в карты у принца Конде. Я хотела этот дом, и я его получила. - Вижу, вы времени даром не теряли…. А если бы вы проиграли? - Я бы отдалась ему! Мне было уже нечего терять, - с вызовом бросила Анжелика, - Однако, я забегаю вперед. Не буду описывать свои парижские злоключения, встречу с моей склочной сестрой Ортанс и прочие неприятности, в сравнении с тем, что пришлось пережить в Бастилии вам и с тем, что ожидало меня впереди, те месяцы можно было бы назвать сравнительно спокойными. Всё то время прошло для меня как туманная осенняя ночь, я металась по кварталам Парижа, уговаривая себя не сдаваться, Флоримон бродил по дому Ортанс, доводя ее до бешенства своей серебряной погремушкой, которую жена прокурора не могла позволить подарить своим детям, и искал родителей, помню ее завистливые вздохи, касающиеся моих нарядов, в которых больше не было ни пользы, ни утешения…. А еще, помню, как ночами я прижимала ладонь к животу, где зрела новая жизнь, пугающая меня с каждым новым днем, помню, как слушала колокола Нотр-дама, наблюдала за ночными огнями Парижа, проклявшего нас, и всё искала вас рядом с собой…. Но вас не было. Черная тревога, нарастающая в душе, твердила мне, что мы никогда больше не увидимся, но я продолжала верить. - Почему вы так стремились добиться процесса надо мной? – резко спросил де Пейрак, прервав ход ее мыслей. Анжелика подняла на него удивленный взгляд. - Потому что я хваталась за любую возможность, пытаясь избежать того, чтобы вы навсегда остались в стенах Бастилии. - Стало ли нам легче, когда я покинул сие нелюбезное заведение…. – пробормотал граф, словно ведя внутренний диалог, - Продолжайте, мадам. - Мне оказалось не под силу вести борьбу с королем, - заговорила Анжелика после некоторого молчания, - Несколько раз меня пытались отравить, Марго, нашу дорогую Марго, убили, а меня…. хоть это теперь и неважно. С рассветом я бежала на исповедь признаваться в предательстве, с каждым днем чувствуя, как капля за каплей уходит всё, что было нам дорого. Мне предлагали отступиться, обещали сохранить титулы, даже вернуть имя, но не доводить дело до светского суда….. - Почему же вы отвергли блага судьбы? Почему не уехали к себе в поместье? – граф встал, прошелся по каюте и встал у окна. Анжелика вспыхнула, вскакивая на ноги. - Можете думать, что вам угодно, Жоффрей, я не оправдываться пришла, но отрицать мою любовь вы не вправе! Порой сама вера в то, что в моей жизни были вы, и Тулуза…. Давали мне силы идти дальше. Ее ясные глаза вновь с вызовом взглянули на мужа. Граф выжидающе молчал, но взгляд его смягчился. Что ей сделать, чтоб вернуть его доверие? Анжелика прошлась по каюте, подошла к письменному столу, задумчиво покрутила глобус. - В какие только дали не забрасывала нас судьба, не так ли? – чуть слышно произнес Жоффрей. - Главное, что вы остались живы, - ответила Анжелика, не оборачиваясь. - И вы – тоже….. - Вы не знаете, а я ведь была тогда в том адовом месте, названном Дворцом Правосудия, и счастье, и мука видеть вас, слышать ваш голос, сквозь слезы восхищаться силой вашего духа, ловкостью, с которой вы отрицали их нелепые и несправедливые упреки и обвинения, вам не нужен был адвокат, вы прекрасно справлялись сами…. Быть там, чувствуя, как сердце рвется на части, видя, во что эти гнусные отродья превратили вас, гордого и независимого, поставили на колени перед этим скопищем продажных душонок, прикрывающихся правосудием! Им удалось сломить ваше тело, но не ваш дух…. Я сдерживалась изо всех сил, чтобы не заплакать, не выдать своего присутствия, и ваше дитя страдало тогда вместе со мной, - Анжелика судорожно вздохнула, вновь переживая те страшные часы, разом перечеркнувшие всю их жизнь. - Вместе с нами, дорогая. Я знал, что вы были на процессе, мне шепнул об этом тот молодой адвокат, стремясь призвать меня к порядку. Лучшего довода и придумать было нельзя, - усмехнулся Жоффрей, рассуждая в привычной для него манере, которую Анжелика начала узнавать, но взгляд его потемнел. - Я плохо помню, что было дальше, - как утопающий из последних сил стремится достичь берега, так и Анжелика в этот час шаг за шагом продвигалась вперед в своей исповеди, с каждым словом теряя душевное равновесие, - Я брела по ночному городу, отказываясь поверить, что это конец, что кто-то мог столь хладнокровно поверить этим безумным обвинениям, что всё, чем мы дорожили, разрушено, что сама я стала отверженной всеми, даже собственными родными, что я ношу под сердцем вашего ребенка, и что…. – усилием воли женщина сдержала рвущиеся наружу рыдания, - И что вас отнимают у меня навсегда! Движимая безумным приступом, я рванулась к палачу, протягивая последние оставшиеся у меня деньги, и умоляя оказать вам последнюю милость…. - Сомнительное удовольствие выбирать меж тем, чтобы быть задушенным или сожженным, - произнес Жоффрей, но Анжелика его не слышала. - Не помню, что мне тогда ответил палач, в памяти осталось только, как он вывернул наружу содержимое своих карманов, неся «игрушки» своим дочерям, и как я увидела, что среди всей той блестящей шелухи затерялась ваша коробочка для сигар…. О, как я умоляла отдать ее мне! Но…. Меня вытолкали вон, в ночную тьму. У меня отняли последнее…. Последнюю память о вас, - Анжелика несколько раз вздохнула и вдруг, словно найдя в себе силы, посмотрела прямо на мужа, - А на утро я сказала себе, что жена всюду должна следовать за мужем и…. отправилась на площадь. Я рыдала, стоя в той беснующейся толпе, что уже делила меж собой лоскуты от вашей рубашки, меня толкали в разные стороны, и не знаю, как меня там не растоптали, подарив смерть, на которую я бы в тот час радостно согласилась…. А вы…. Вы пели…. А потом для меня настала спасительная темнота. Среди смрада и крови, среди отчаяния и нищеты, в ночь, когда умер его отец, на свет появился зеленоглазый малыш. Не стало вас, а в аду очутилась я, - будучи не в силах больше сдерживаться, Анжелика закрыла лицо ладонями и разрыдалась. И вдруг, словно чудом из несбывшейся жизни, ей на помощь пришел Жоффрей, прижав к себе и жестом велев больше ни о чем не рассказывать, но она не послушалась, шепча срывающимся голосом. - Я шла по ночному Парижу, в котором пахло оладьями с лимоном, и все праздновали Сретенье, а навстречу мне бежал Флоримон, за которым гналась толпа разъяренных мальчишек. «Маленький колдун! Покажи свои рожки!», - кричали они, загоняя его, как свора собак загоняет олененка…. Как гнали меня всю последующую жизнь. В тот же день меня попросили оставить Тампль. Ортанс, к которой я пошла за помощью, выставила меня за порог, как прокаженную, сказав, что не желает знаться с женой колдуна, а дальше…. Дальше я шла по улице, не отдавая себе отчета в том, куда направляюсь, знала лишь, что оставляю позади последнее, что осталось от вас - Флоримона и Кантора. Жоффрей, не выпуская жену из объятий, осторожно подвел ее к дивану, помог сесть, а сам вновь наполнил бокалы вином и протянул один ей. - Вот, выпейте, моя невозможная защитница, вам надо успокоиться. - Но я должна закончить, - возразила Анжелика, вновь спеша укрыться у него на груди. - Позже…. Нам есть еще о чем поведать друг другу, а пока же – помните, что мы все-таки здесь, на корабле, где есть вино и кофе, где горит свет, а прошлое осталось за дверью каюты. И нам решать, когда впустить его внутрь.
Жаклин де ла Круа: **** Вопросы, вопросы…. Сколько их еще осталось без ответов? И теперь они изгнаны в тихую звездную ночь до положенного часа, изгнаны вечным, как мир и мимолетным, как жизнь порывом любви, неподвластном времени. Граф и Анжелика молчали, не решаясь прервать хрупкость объятий, а радостный миг уже сменялся неясной подавленностью. Нужны ли все эти расспросы, обоюдные упреки и взаимные оправдания? Анжелика внимательно рассматривала убранство каюты, с каждой новой деталью узнавая привычки Тулузского сеньора, коим продолжал оставаться Жоффрей. Она представляла его отважно одолевающим неистовые бури на море и в жизни, чтобы после войти в свой вновь созданный оазис из роскошных вещей, наполненный ароматами кофе и табака. И это не было фанфаронством, как многие полагали, это было свойством его натуры, оказавшимся неподвластным проискам фатума. Познавший бедность своей семьи, лишения и пытки, он не ожесточился, а сумев возродиться, сумел вновь привнести в свою жизнь то, что было ему дорого. «Человек утонченной души», - подумалось Анжелика, и она вновь мысленно увидела весь тот путь, что ему довелось пройти, и о чем она не решалась спросить. - И все же, дорогая, вам удалось, преодолев все препятствия, засиять при дворе, чтобы затем покинуть его вновь, почему? – внезапно начал Жоффрей, завлекая ее в сети воспоминаний. - ..Да, конечно, мне не следовало уезжать. Все было бы проще, останься я при дворе, как и раньше, с повязкой на глазах. Может, я старею, но меня уже не радуют блестящие погремушки и золотые нити, на которых подвешены тамошние марионетки.
Анна: Жаклин де ла Круа Здорово! Продолжайте, пожалуйста
Жаклин де ла Круа: Анна спасибо ***** - И все же, дорогая, вам удалось, преодолев все препятствия, засиять при дворе, чтобы затем покинуть его вновь, почему? – внезапно начал Жоффрей, завлекая ее в сети воспоминаний. - ..Да, конечно, мне не следовало уезжать. Все было бы проще, останься я при дворе, как и раньше, с повязкой на глазах. Может, я старею, но меня уже не радуют блестящие погремушки и золотые нити, на которых подвешены тамошние марионетки. Анжелика вновь отважно пустилась в плавание по тягостным воспоминаниям, зная, чувствуя, что спасительный оазис уже не за горами, и она сможет, наконец, забыться, суметь выплыть из океана тьмы, в котором отчаянно тонула столько мучительных лет. Спаси меня, только ты один это можешь! – взывал ее взгляд, но она вновь мыслями металась меж прошлым и настоящим, отказываясь поверить в реальность происходящего. Рука Жоффрея сжимала бокал с рубиновым вином, он молчал, не решаясь прервать этот тягостный поток с трудом рождающихся образов, он словно слышал ее иступленный шепот: «Что же вы поверили всем этим сплетням…. Что же вы отвергли меня, когда я так в вас нуждалась….». Он знал, что Анжелика никогда не скажет ему об этом вслух, никогда не посмеет обвинить в том, чему она верила, о чем продолжала плакать ночами – в том, что именно он, отец, виноват в смерти их младшего сына, она безмолвствовала, но он слышал этот невысказанный упрек в срывающемся шепоте, в тщательно сдерживаемых слезах. Еще не время…. Нет, не сейчас. Сейчас де Пейрак вновь видел ее бредущей по разрываемому человеческими страстями Парижу, видел, как она дрожит от холода и отвращения, как отбивается от рук Каламбредена и как решается на самый отчаянный шаг…. Не ради себя, но ради детей. Ради всего того, что осталось от их любви, и первый снег неистово рыдал над пеплом от костра, а он, всю жизнь считавший, что превосходно разбирается в людях, осознавал, сколь жестоко ошибся в женщине, которую продолжал любить сквозь время и взаимную боль, что они невольно нанесли друг другу. - Вы ведь обещали…. Обещали всегда быть рядом! – голос Анжелики вновь взывал к нему из прошлого, а ей в этот час, верно, было неведомо, что за терзания одолевали ее таинственного и мятежного мужа. Они поменялись ролями среди южной ночи, среди тепла каюты, где вдруг пошел снег, и пролегла пропасть, где танец метели и пламени заметал прошлое, где блики отражались в изумрудных глазах, и хотелось движением руки прервать весь этот поток боли и невысказанных упреков. А их и не было, этих упреков, было лишь непреодолимое желание преодолеть рубежи. Анжелика не винила его в тех испытаниях, что выпали на ее долю по его вине, она сражалась с открытым забралом. «Она великодушна. Она добра. Я расставлял ей западни, чтобы увидеть, какая она скверная, но она ни разу в них не попалась…», - думалось Жоффрею. И не потому, что лукавила, пытаясь предвидеть следующий шаг, нет, она повествовала обо всем, через что ей довелось пройти, умалчивая о самых гнусных своих испытаниях, не стремясь обелиться в его глазах, не стремясь вызвать жалость, но отдавая себя во власть его правосудия. В его власть. Человека, которого любила, к которому стремилась, чей зов слышала все эти годы. Всего одно слово…. Но она же безмолвно просила его молчать. Сейчас не время для слов. «Кто же она теперь? Женщина, не имеющая другого выбора, как отдаться королю Франции или стать изгнанницей.… Продаться, чтобы не быть преданной.… Ударить, чтобы не раздавили.… Неужели нет выхода? Жить!.. Господи, жить! Не задыхаться вечно между унижением и смертью!..» Каковы же бездны этого сердца, метавшегося меж крайностями страстей? Анжелика вспоминала годы в Плесси и Шарля-Анри, не могла не вспоминать своего второго мужа. Как она тогда металась, словно одержимая бесом, чтобы женить на себе каменносердого Филиппа! И собственными руками вырыла ров, отделивший ее от ее первой любви…. Вспоминала и не решалась рассказать обо всем. Жоффрей был с ней в ту ночь в доме Тонелли, он достаточно слышал, чтобы понять, а если нет, то она вольна оставить эту тайну при себе. Да и чем она может оправдаться на этот раз? Она не вырвет этой страницы, не отречется от своего прошлого! И вот, предчувствуя очередной вопрос, очередную вспышку боли, Анжелика почувствовала, как он вновь привлек ее к себе, как одно его присутствие словно по волшебству утишило ее боль, прогнало все ее страхи. - Моя отчаянная Жанна д'Арк…. Моя сумасбродка. Пусть обвиняет ее! Пусть считает легкомысленной и непостоянной! Но только бы не оттолкнул, только б оставался рядом…..
Мадемуазель Мари: Потрясающе! очень грамотные диалоги, лаконично, красочно, примерно так я для себя и рисовала их объяснение. Не надо выкладывать мужчине абсолютно всё, совершенно нормально, что женщина не рассказывает всё о своей прошлой жизни, достаточно основных штрихов, ключевых моментов, чтобы не переборщить))
Жаклин де ла Круа: Мадемуазель Мари спасибо!
Леди Искренность: Жаклин де ла Круа пишет: вдохновил чудесный фик Florimon, незаконченный, к сожалению, Раскрою секрет, думаю Ира(Флоримон) простит. Она уже месяц как прислала мне продолжение, чтобы я прочла, а я, нехороший человек, все тяну....
Жаклин де ла Круа: Леди Искренность пишет: Она уже месяц как прислала мне продолжение, тогда это, наоборот, хорошие новости, будем ждать :)
Леди Искренность: Жаклин де ла Круа , нуууу, это все? Я требую продолжения банкета... Вы - талант.... Я счастлива, что вы среди нас, и, что судьба привела Вас в наш скромный коллектив.
полная версия страницы