Форум » Творчество читателей » Demande Au Soleil » Ответить
Demande Au Soleil
Жаклин де ла Круа: Примечания автора: Что если Рескатору удалось бы догнать Анжелику? Мое размышление о том, как могла бы развиваться линия их отношений Честно говоря, меня на сие графоманство вдохновил чудесный фик Florimon, незаконченный, к сожалению, потому, вот, и решила я придумать свою версию событий. Не думала, что окажется так сложно. Не судите строго Звезды – непостоянные спутницы ночного неба – в этот час лукаво обозревали свои незримые границы. Морской дух плескался совсем рядом, и, казалось, был тих и податлив как котенок, но бывалые морские волки знали цену его ласке и, верно, были бы настороже. Закатный бронзовый отлив, скопление белых облаков днем, странный ореол вокруг ночного светила не обещали мирной ночи, однако старый ученый Савари был далек от морского дела так, как утлый челн сейчас был далек от берега. Куда же несла эту лодку судьба? От каких проблем пыталась скрыть среди изумрудных вод Эгейского моря? Где-то там, в совсем уже чужом мире, красовались минаретами мечети, попирал небо крест и дурманяще пахли розы. - Есть ли в вашем доме…кошки? – вспомнилось Анжелике, и она горько усмехнулась. Где был сейчас призрачный дом с розами и его хозяин, за которым несколько часов назад она готова была бежать хоть на край света? Что же такого в нем взволновало ее в те минуты в батистане? На море опускалась ночь и приносила с собой холод, страх и отчаяние. Да, побег удался, да, верный Савари вырвал ее из рук гнусных торговцев живым товаром, но почему так странно было на душе, а перед мысленным взором все еще стояли горящие корабли? Холод окутывал всё вокруг, своими цепкими лапами пробирался сквозь ткань, проникал под одежду, небосвод кривился безобразной ухмылкой д'Эскренвиля и его свиты: молодую женщину, кутающуюся в черный плащ, в эту ночь мучили кошмары. Ветер трепал паруса, баркас швыряло из стороны в сторону, а по небу уверенно мчались вперед серые лохматые облака. Ночка будет веселой, если вообще удастся дотянуть до рассвета. Смысл произошедшего дошел до маркизы дю Плесси-Бельер лишь сейчас, однако на страх уже не осталось сил, в душе плескалась лишь какая-то странная покорность судьбе, свойственная скорее женщинам Востока, нежели вспыльчивым француженкам. Что же будет дальше? Савари, скрючившись, сидел на куче какого-то тряпья, по-видимому, призванного заменять беглецам одеяло, и время от времени горестно вздыхал. Его сутуленная фигура выделялась на фоне темнеющего неба, делая старика похожим на героев детских сказок – барбегази, белобородых гномов, живущих в горах, частенько подсказывающих дорогу незадачливому путнику или вовремя спасающих последних от лавин. - Ах, мадам, если бы я только знал, что вас купил Рескатор, - сокрушался ученый, - Если бы я только знал….. [more]- То, что тогда, Савари? Я стала бы еще одной жемчужиной в коллекции этих варваров! - Нет, мадам, о нет, - вздыхал Савари и молчал. Поднимался ветер, и уже было не до разговоров о том, что не сбылось. Гречанка вполголоса бормотала какую-то православную молитву, Савари качал головой и что-то бубнил себе под нос, а Анжелике хотелось одного: исчезнуть отсюда. В море плескалось темно-синее небо, белые барашки волн любопытно перепрыгивали через ветхие борта баркаса, желудок сводило от голода, а тело бил озноб, и уже не понять от страха ли или от холода. Средиземное море меняло людей, в этом человек, отдавший за нее целое состояние, был прав. Анжелика поджала колени к подбородку и закрыла глаза. Когда она, влекомая вновь разгоревшимся чувством чудом воскресшей любви, сломя голову ринулась на поиски Жоффрея, то уж точно не могла себе представить, что будет плыть в отданной всем ветрам лодке без цели и смысла. Да и был ли он действительно жив, могло ли такое произойти? Что если это все – лишь плод ее раненного воображения, чудо, которому так хотелось верить? Женщина запретила себе плакать, однако именно сейчас ей хотелось этого как никогда. Ни гнусные уловки д'Эскренвиля, ни унижение на торгах, даже Кандинские кошки не заставили ее плакать, и вот сейчас она вдруг впервые ощутила свою беспомощность. Возможно, стоило покориться судьбе? И почему так сжалось сердце при виде горящего корабля Рескатора? Уж не напомнил ли он ей точно такой же огонь, перечеркнувший всю ее жизнь – огонь костра на Гревской площади? Каким далеким и одновременно близким казалось все это сейчас…. - Не надо плакать, мадам, всё образуется, - прошептал Савари, наклоняясь к ней, - Выпейте воды, вы совсем ослабли. - Я не хочу, друг мой. - Вы должны, мадам, - как всегда непреклонно ответил аптекарь и вновь покачал головой. Анжелика кивнула, будто бы соглашаясь, а на деле, чтобы не обижать Савари, который столько всего для нее сделал. Небо вновь заволокло тучами, гнилые паруса бог весть где найденного баркаса жалобно стонали на ветру. В глубине моря словно бы очнулось от долгого сна какое-то древнее животное, сейчас изо всех сил стремящееся вырваться наружу, луна совсем скрылась из виду, уступая главенствующую роль беснующейся ночи. - Мадам, шторм начинается! – прокричал старик-аптекарь, но Анжелика его уже не слышала, ее мысли блуждали где-то в тумане – сказывался шок от всего пережитого. И лишь звезды равнодушно наблюдали за бьющимся за жизнь баркасом и его несчастными путниками. - Раненая малышка – прозвучал где-то в подсознании насмешливый голос графа, и Анжелика почувствовала, что ее с головой накрыло волной. **** Волны, словно сорвавшиеся с цепи гончие, перемахивали через борта баркаса, грозя увлечь за собой всех находящихся внутри. Белые пенистые гребни, словно короны морских демонов, вырвавшихся на свободу, создавали впечатление сюрреализма, происходящего на фоне луны, окруженной свитой перепуганных лохматых туч. Вдали уже слышались глухие ворчливые раскаты, небо то и дело прорезали вспышки молний, оставляя по себе красные полосы и предчувствие жути. Не зря утром в Кандийском порту моряки нарекали на багровый рассвет, они, вероятно, остались переживать прихоти погоды в сухом и теплом местечке, а еще – тратить деньги Рескатора, которые тот щедро раздавал всего несколько часов назад. Анжелика путешествовала на грани яви и сна, то и дело оглядываясь по сторонам и стараясь остаться в сознании, мысли ускользали, и даже холодная вода не способствовала пробуждению. Женщина уже знала, что их утлый баркас попросту перевернулся, будучи не в силах справиться с морским неистовством, и повезло тем, кто успел за что-то схватиться. Связка веревок сразу же пошла ко дну, увлекая бедного Савари, аптекарь не умел плавать, и Анжелика хорошо об этом знала, однако сама она была слишком далеко, чтобы хоть как-то помочь несчастному. Плащ, обвившись вокруг тела, лишь усугублял положение, однако чтобы его снять женщине пришлось бы выпустить из рук обломок фок-мачты. Острова остались где-то в другой жизни, а ведь надежда на спасение была столь реальной еще сегодня утром, а может его и не было вовсе, этого утра? Сколько времени их баркас блуждал по морю? На что, ну на что надеялся авантюрист-аптекарь и маркиза, чудом не утратившая рассудок? Куда же подевалась гречанка, неужели она тоже не умела плавать? Анжелика огляделась, но не обнаружила вокруг ничего, что хоть отдаленно бы смахивало на человеческую фигуру. Волны бушевали, тяжелая туча стремительно пронеслась над головой, подгоняемая суровым пастухом-ветром, еще минута-другая, и с неба обрушится настоящий ливень, тогда никому не выжить. На горизонте замаячило что-то огромное, похожее на скалу, восставшую из морских глубин. На скале суетились люди, слышались их громкие голоса, уж они-то точно не боялись какого-то шторма. Анжелика собрала последние силы, чтобы позвать на помощь, однако когда она уже собиралась закричать, случайная волна накрыла ее с головой. Последнее, что поняла женщина, было то, что скала, появившаяся неизвестно откуда, оказалась кораблем, возможно, спешившим на помощь или вдогонку беглецам. **** Море плескалось где-то вдали и в то же время, совсем близко, казалось, можно дотронуться до него рукой и погладить, как присмиревшего котенка. Солнце не могло пробиться сквозь тяжелые шторы, которыми были занавешены иллюминаторы каюты, а небольшая масляная лампа, стоявшая на столике неподалеку, рассеивала мягкий свет, создающий ощущение уюта и покоя. В каюте пахло пряностями и табаком, обоняние улавливало аромат жареной рыбы, видимо принесенной сюда совсем недавно, а еще – запах кофе, враз напомнивший Анжелике батистан и следующий за ним шторм. Маркиза резко выпрямилась и огляделась. Она, без сомнения, находилась в капитанской каюте, судя по ее богатому убранству, но кто же был капитаном? Кто спас ее от гибели? Рескатор? Анжелика покачала головой: пока это неважно. У нее все еще кружилась голова, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы вновь не упасть на подушки. Соблазнительный аромат кушанья и кофе не оставил равнодушной умирающую от голода маркизу, Анжелика здраво рассудила, что тот, под чьим покровительством она сейчас находилась, наверняка не желал ей голодной смерти, и все проблемы, в общем-то, вполне решаемы. Переставив тарелку себе на колени, женщина мимоходом отметила наличие вилки и неизвестный ей хлеб, пахнущий травами, возможно, какое-то лекарство? Также, Анжелика не могла не заметить, что вся ее одежда куда-то исчезла, и саму ее завернули в простынь, набросив наверх теплое верблюжье одеяло, единственным, что осталось от ее несчастного гардероба, был хорошо известный ей плащ, висевший на спинке стула. Сколько же времени она здесь провела, если он успел высохнуть? Кто раздевал ее, склонялся над ней, пока она была в забытьи? И что случилось с ее спутниками? Удалось ли спасти Савари…. Маркиза не заметила, что слезы сами катятся по щекам, ей так и не удалось запретить себе плакать, а ужас произошедшего продолжал напоминать о себе противным холодком, как едва закончившийся шторм – потряхиванием корабля. Доев и промокнув губы салфеткой, Анжелика поняла, что если сейчас же не вернется обратно на тахту, то попросту потеряет сознание. Вновь ее мысли блуждали на границе сна и яви, вновь ей казалось, что со всех сторон к ней подступают волны, готовые увлечь за собой, слышались какие-то голоса, кричащие что-то на арабском, испанском и, почему-то, французском. Во сне Анжелика карабкалась по каким-то утесам, то и дело оскальзываясь и царапая руки, один неосторожный шаг – и она упадет, разобьется о скалы, но почему камни выскальзывают из пальцев, что же течет по серой коже утеса, кровь? И плащ всё так же обвивает тело, увлекая вниз, не давая ступить ни шагу. Сбросить, ей нужно сбросить его с себя! Вверху Анжелика видела крепкую мужскую фигуру, стоящую спиной к солнцу, женщина знала, что ей, во что бы то ни стало, надо туда, наверх, там она будет в безопасности, рядом с ним. И вновь внизу бушевало море, волны долетали до самого неба, небо, светлое и чистое миг назад, подернулось тучами, скрывая солнце, погружая мир в обрушившуюся внезапно ночь. Женщина изо всех сил старалась удержаться на склоне, но силы покидали ее. Тень прошлого стояла перед глазами, тень того, кого она так любила, не переставала любить все эти годы, наполненные страхом, одиночеством, кровью и потерями. Как бы муж принял ее, если бы встретил вновь? Что она могла бы сказать в свое оправдание, да и имеет ли он право требовать от нее, дважды вдовы, видевшей Двор Чудес и блеск Версаля, потерявшей сына, оправданий? Во сне Анжелика что-то кричала, но ветер тут же разносил над морем ее слова, а человек все стоял на скале, не оборачиваясь. - Жоффрей! Помоги мне, Жоффрей! Напрасно…. Вокруг витал удручающий аромат розмарина, каким-то чутьем женщина вспомнила, что его добавляли в мазь от порезов и ожогов, нещадно палило солнце, и истерически кричали чайки. Еще шаг, всего один шаг…. Но вверху уже грохочет гром, белые гребни с плачем обрушиваются на утес, а по ладоням течет кровь…. Камни ускользают из-под ног и исчезают в беснующемся море, откуда не будет спасения. Ветер, кажется, сейчас подхватит обессилевшую и напуганную женщину и швырнет вниз, она кричит, пытаясь удержаться на утесе, но опора исчезает, как тень тает под солнечными лучами. В тот миг, когда Анжелика уже готова сорваться, мужчина хватает ее за руку. - Держись, ты должна жить! И помни, что мы не умеем умирать. А вокруг все так же пахнет розмарином и табаком. **** Рабыня! Игрушка! Тряпичная кукла, которую можно выкинуть, разрезать на клочки, порвать, швырнуть на растерзание собакам, отдать на поругание другим. Рабыня. Вещь! Анжелика в гневе вскочила с тахты и принялась кругами ходить по каюте. Масляная лампа, стоявшая на небольшом столике, опасно качнулась в сторону, женщина поспешила ее подхватить, сделала неосторожный жест и больно обожгла руку. Инстинктивно прижав ладонь к себе, Анжелика не смогла сдержать слез: унижение, угроза жизни, странный корабль с не менее странным капитаном, которого она, кстати, еще не видела, саднящее горло, переполох в мыслях, теперь еще и это. Почему же все так? Женщина прошлась по каюте, попутно рассматривая ее убранство. Без сомнения она находилась где-то на юте или полуюте, либо рядом с капитанской каютой, либо недалеко от оной. Возможно, когда-то здесь жил помощник хозяина судна, а могло статься, что она тоже предназначалась для главного кормчего, когда он, утомленный бурей, был не в силах делать еще один переход до своего временного, а быть может, и постоянного дома. Когда мужчины говорили, что в их жизни есть только одна страсть: война, власть, наука, теперь, наверняка, корабль, то вряд ли они лукавили. За многие годы научившись жить вдали от женщин, отдавая себя во власть стихиям или тайнам земных недр, мужчины переставали верить женщинам и видеть в них таковых, в чем-то они были правы. Вот и нынешний хозяин каюты, вероятно, придерживался той же жизненной философии, о чем и свидетельствовало внутреннее убранство. Темно-зеленый ковер с густым длинным ворсом, секстант и стопка всевозможных карт на рабочем столе красного дерева, письменный прибор с оригинальным пером в форме изогнутого крыла альбатроса, несколько листов желтоватой бумаги, шкатулка, украшенная изумрудами, замок с секретом, сундук с ворохом рубашек и камзолов на все случаи жизни, пистолет с серебряной рукояткой, украшенной волчьей головой. Анжелика почти восторженно оглядела его со всех сторон, затем прошла дальше. У северной стены висела книжная полка, закрытая бархатной занавеской с бахромой по краям. Маркиза пробежалась пальцами по корешкам, узнавая трактаты по астрономии и математике, несколько книг по медицине, Дантовскую «Божественную комедию» и толстые фолианты на арабском, греческом и неизвестных ей языках. Заслышав звук приближающихся шагов, женщина поспешила вернуть книги на место и самой вернуться на тахту, простынь все время грозилась упасть, а Анжелике в последнюю очередь хотелось предстать перед хозяином каюты в костюме Евы. Неизвестный потоптался у двери, будто бы размышляя входить или нет, что-то крикнул по-арабски и прошел мимо. Анжелика словно бы мимоходом отметила приглушенный тембр со знакомыми нотками, однако опознать его владельца не смогла. В душе нарастало смутное предчувствие, в приоткрытое окно дул холодный ветер, принося дыхание моря, а огонек внутри лампы болезненно дрожал. Какой же недуг истязал несчастный корабль с его неизвестными обитателями? Куда же они сейчас держали свой путь, эти проклятые изгнанники света? Анжелика была уверена, что госпожа-Фортуна редко благоволила к команде, а последняя казалась узницей корабля-призрака, дрейфующего меж скал в окутанном туманом море. Она ясно видела, как несчастные протягивают руки к горизонту, вопя от отчаяния: O, Madre Nostra! За что ты предала нас? Анжелика поежилась и, завернувшись в одеяло, решила, что ее не выбросят за борт, если она позаимствует у хозяина каюты рубашку. С этими мыслями она встала и, пошатываясь, вновь побрела к сундуку. Странно было вновь оказаться в окружении роскошных вещей, попасть в новый мир, в котором словно бы гранями брильянтового колье переливались отголоски прошлого. Женщина прикоснулась к резной окованной железом крышке и замерла в нерешительности. Нет, жизнь учила ее рыться и не только в таких вещах, но все здесь: и рубашки, и восточный диван, и пахнущая сандалом каюта и даже приглушенный свет лампы казался ей миром неизвестного человека, а ее вынужденное любопытство – неуместным в него вторжением. Слабость не давала ей выйти из каюты, а неизвестность жгла сердце адовым пламенем. Маркиза откинула крышку сундука и тут же вскрикнула от неожиданности: на нее смотрела женщина с бледной обветренной кожей, спутавшимися волосами и темными зелеными глазами. Анжелика не сразу поняла, что перед ней всего-навсего зеркало, а несчастная незнакомка – она сама. Да уж…. Могла ли блистательная хозяйка дю Ботрейи представить, что вновь опустится на дно жизни, едва из него выйдя? Бархатные камзолы по последней моде, какие-то безделушки, Батистовые и шелковые рубашки, - почти такие, как носил когда-то Жоффрей – пронеслось у Анжелики, и она вздохнула, непроизвольно прижав к себе рубашку. Где же был он сейчас? В какие дали забросила его судьба? Мог ли он вот также бороздить морские просторы, как капитан неизвестного судна? В какую сторону увлекали его звезды, и главное, как бы он встретил ее, свою жену, о которой, возможно, уже давно не думал? «Я слишком мало знала его», - вновь призналась себе Анжелика и поспешила утереть набежавшие слезы. Что могла бы сказать ему сейчас эта женщина с истерзанным телом и покрытой язвами душой, о чем спросить, в чем повиниться? «У меня даже нет нормального платья.… По правде, у меня больше нет никакого. Что же сталось с тем, изумрудным? Неужели его выкинули, порвали? Что стало с подарком Рескатора…. Так размышляя, маркиза продолжала рассматривать содержимое сундука, предварительно натянув на себя рубашку, дошедшую ей почти до колен, что однозначно свидетельствовало о высоком росте владельца, и закутавшись в одеяло. Ее руки сами нашли небольшую шкатулку с вензелями, решившись, женщина заглянула внутрь. На обитой бархатом подушечке лежал перстень с изображением гербового щита. Герб,… но чей? Ей вдруг показалось, что она уже где-то его видела, притом совсем недавно, однако закончить мысль не удалось. В комнате вдруг потемнело, раздались глухие раскаты, которые воспаленное воображение Анжелики сначала приняло за пушечные выстрелы, в воздухе вновь висело предчувствие шторма. Быстро захлопнув крышку сундука и побросав внутрь все инспектируемое содержимое, маркиза рванулась к двери и попутно с удивлением отметила, что та не заперта. На палубе пахло дождем, спутанными мыслями, четкими приказами, ветром, полощущим паруса, на палубе пахло жизнью, а начинающее штормить море лишь доказывало, что в последующие часы всем предстоит проверить ее на прочность. Капитан стоял у штурвала. Анжелика огляделась и уже хотела сделать шаг навстречу судьбе, как уже слышанный однажды хриплый голос окликнул ее: - Мадам, сейчас начнется буря, вам лучше вернуться к себе. Женщина обернулась – чуть свесившись с балюстрады верхней палубы, на нее смотрел Рескатор. **** С видимым усилием захлопнув никак не желающий поддаваться деревянный ставень, Анжелика набросила на окно прозрачную занавеску и прислонилась к стене. По затянутому серым покрывалом небу бежали рваные облака, спешащие как можно скорее избавиться от бремени, корабль уже начало ощутимо потряхивать, даже здесь, сквозь плотные деревянные стены, можно было услышать, как стонет море, не желающее уступать первенство людям. Итак, она на его корабле. На судне пирата-ренегата, окруженного кружевом мрачных легенд. Ворохом преданий, одни из которых походили на поверья о Жиле де Рэ, слышанные в детстве в родном Пуату, другие смахивали на деяния святых, которые любили без умолку повторять монахини-урсулинки, наставляя в морали своих непутевых учениц, только и мечтающих о том, как бы улизнуть за яблоками или розами. Злые языки говаривали, что Рескатор выкупает рабов, чтобы потом принести их в жертву своему господину из Преисподней, ибо никто иначе не мог объяснить его несметные богатства, верящие в чудо судачили, что он чуть ли не рыцарь Роланд, и доблестен, и могуч, и благороден. Анжелика усмехнулась, спрашивая себя, к какой категории отнесет ее корсар? Темные умы, боящиеся власть имущих, ничем не отличались друг от друга, ни в медленно идущем ко дну Старом Свете, ни на Средиземноморье. Выкупил же он ее с какой-то целью, еще и отдал такую сумасшедшую сумму, неужели все ради того, чтобы она стала одной из многих в его гареме? Маркиза рассерженно фыркнула: все ее планы вновь рушились как карточный домик под рукой неумелого игрока, и вновь за всем этим уверенно проглядывались фантасмагорические силуэты сильных мира сего. Что же дальше…. Может, попросить Рескатора в содействии в поисках де Пейрака? Посулить, что муж отблагодарит? Анжелика вздохнула – картинка будущего все еще маячила где-то в тумане, и главным сейчас было выйти живыми из бури. Если все было действительно так, если счастливый случай не преминул улыбнуться ей, то почему, почему Жоффрей за все эти годы так и не напомнил о себе? Неужели его так мало волновала ее судьба? Ладно, возможно и так, но как же дети, разве они так мало значили для него? Анжелика не могла вообразить этого, невольно вспомнилось, что первым словом Флоримона было «папа», вспомнилось, как она носила Кантора под своим сердцем, и то, что он родился именно в тот день, когда его отца сожгли на Гревской площади…. Где же он сейчас, ее невинная крошка, отобранная жестокой судьбой? Не потому ли господин-случай играл с ней сейчас в жесткую игру, столкнув с Рескатором? И почему вместо того чтобы ненавидеть его, Анжелика продолжает на что-то надеяться? «В конце концов, я в его каюте, что же он скажет, увидев меня в своей рубашке?» - мелькнула нелепая мысль. Маркиза давно уже подметила за собой привычку думать о всяких не несущих смысла мелочах перед лицом чего-то глобального. Корабль в который раз качнуло, женщине пришлось схватиться за спинку дивана, чтобы удержаться на ногах. За дверью послышались голоса, топот босых ног матросов, спешащих управиться с парусами, судно пришло в движение, разворачиваясь безопасным бортом к волне, а снаружи вновь выло и стонало на все голоса, а море разъяренным быком билось в борта корабля. «Надо будет справиться о судьбе Савари» - подумала Анжелика, с трудом пробираясь к дивану. Масляная лампа уже лихо отплясывала сарабанду, тарелка вторила ей энергичной тарантеллой, проклятое окно вновь распахнулось, принося запах непогоды и морские брызги. Маркиза потянулась к лампе, чтобы либо погасить ее, либо придать более устойчивое положение, но не удержалась на ногах, больно ударилась об угол стола. Мозг отмечал нелепые детали: горячее масло вытекает из лампы, медленно занимается ковер, все усеяно осколками, а сама несчастная пытается натянуть на себя рубашку, вместо того чтобы звать на помощь. Пожар! Пожар….. Вновь ее особа принесет Рескатору одни неприятности. Но она попадет в море, да, конечно, ее похоронят в морских волнах, и там она, наконец, воссоединится со своим Кантором. А Жоффрей…. Он вряд ли узнает, что был так нужен ей все эти годы. Пожар. [/more]
Жаклин де ла Круа: Анна по-моему, голландец... Во всяком случае, он у меня уже давно такой Спасибо!
фиалка: Анна пишет: А Эрикссон точно голландец? Не швед? Я не помню. А не норвежец, нет? Жаклин де ла Круа ну, а что же дальше? Не томите... Анна пишет: Я впервые по диагонали прочитала "Анжелику в Новом Свете" лет в 25. А подсела по-настоящему в где-то лет в 28. Знаю людей, которые тоже впервые взрослыми заинтересовались. Даже мужчин. Конечно, у всех интерес просыпается в разном возрасте. Просто девочек, мне кажется, заинтересовать такой красивой "сказкой" как Тулузская свадьба проще. Честно говоря, сейчас пытаться заинтересовать свое окружение я и не пытаюсь. После нескольких провальный попыток, я вообще помалкиваю, что люблю книги Голон, чтобы не нарываться на косые взгляды, усмешки и т.п. Это стало очень личным. Может и мой отец сыграл в этом свою роль. Когда мне было лет 17, он взял почитать у меня Анж. Как ни странно, он едва ли не единственный кто полностью всю серию осилил. Правда во взглядах мы полностью разошлись. Он объявил, что я читаю всякую чушь, Анж обозвал, вобщем дамой легкого поведения и т.д., а я стала книги убирать.
Жаклин де ла Круа: фиалка пишет: А не норвежец, нет? а кто его знает. Надо смотреть. фиалка пишет: ну, а что же дальше? Не томите... не переживайте, все будет хорошо :) фиалка пишет: Просто девочек, мне кажется, заинтересовать такой красивой "сказкой" как Тулузская свадьба проще. согласна. А у меня папа "Анж и короля" читал и ему понравилось, а мой - это самый нелюбимый том.
Жаклин де ла Круа: **** В суматохе первых минут сразу и не понять, что произошло, корабль вздрогнул всем телом, похожим на испуганного животного, а когда дым с новой силой повалил из трюма, кто-то крикнул: «Мы горим!». И война перестала вдруг казаться делом первой важности, враги сразу потеряли интерес друг к другу, а самые нервные так и посыпались за борт, где их тут же встретили оставшиеся на «Морском орле», матросы спешно расцепляли слившиеся в смертельном объятии корабли. Де Пейраку хватило нескольких секунд, чтобы оценить ситуацию. Воспользовавшись замешательством Монбара, Рескатор совсем не благородно схватил свой пистолет с серебряной рукоятью и от всей души ударил противника по голове. Монбар Губитель такой подлости от благородного пирата не ожидал, но на помощь капитану уже спешил Эрикссон, размахивая веревкой, подбегал Никола Перро, а самые нетерпеливые кричали: «Победа!». Однако где-то в трюмах пожар, а древесина, как известно, горит очень быстро. Или это был не пожар? Рескатор зажал рукой кровоточащую рану и прикрыл глаза. Решившись принять бой, и не имея практически ни одного шанса на успех, кораблю, тем не менее, удалось практически без потерь одержать победу, но команда не спешила ретироваться, побежденные еще стремились взять реванш, победители косились на трюм. А сам Рескатор понимал, что пришла пора отдавать приказания на «Молнии», считать раненных и убитых, бежать в трюмы, искать детей и отца Антуана, и помощь Ясона была бы сейчас как нельзя кстати! Но помощи не было, рана, нанесенная саблей Монбара, пришлась как раз на многострадальную ногу, но сейчас не место и не время для слабостей. - Монсеньор, вы ранены! Это Эрикссон вернулся к своему капитану. Прошла всего минута, а Рескатору казалось, что минула вечность. Никто не мог поверить, что им удалось одержать победу так скоро и практически без потерь. - Пустяки, необходимо потушить пожар, отдайте приказ, пожалуйста! - Монсеньор, мне кажется, никакого пожара нет. Просто дым, разъедающий глаза и сеющий панику, не более. Наши уже связывают экипаж «Молнии» и готовятся спуститься в трюмы, - сообщил боцман и растерянно пожал плечами. Де Пейрак загадочно улыбнулся. - Кажется, я знаю, в чем дело. Помогите мне добраться на нижнюю палубу. Мы должны отыскать детей. Куда вы дели Монбара, кстати? Эрикссон с готовностью подставил капитану крепкое плечо, но с ответом не спешил. - Видите ли, монсеньор, сначала мы с Перро хотели запереть его где-нибудь в кубрике, но он попытался вырваться, и….. - И наш Никола поспешил показать Монбару, чего стоят настоящие канадцы, не так ли? Вы оставили несчастного в живых, я надеюсь? - Будьте спокойны, эта каналья так просто не сдастся, но и мы кое-что понимаем, монсеньор. - Хорошо, с ним разберемся позже, а пока нам необходимо лечь в дрейф и добраться вниз. - И осмотреть вашу рану! - Это меня сейчас меньше всего волнует, Эрикссон. - Но вы еле на ногах держитесь, нужно хотя бы остановить кровотечение…. - Однажды моя нога выворачивалась пяткой вперед, я выломал себе костыли из изгороди, и все шел, терял сознание, приходил в себя и продолжал путь, так что эта царапина – ничто. Эрикссон серьезно взглянул на капитана и промолчал. А меж тем на нижней палубе уже наспех перевязывали как проигравших, так и победителей, связывали тех, кому посчастливилось уцелеть, выставляли часовых, зажигали бортовые огни и потихоньку переправляли всю эту непростую процессию на «Морского орла». Прихрамывая на левую ногу, де Пейрак взялся за крышку трюма, которая вдруг открылась изнутри. Эрикссон схватился за пистолет, но капитан предупредил его движения - Думаю, в этом не будет необходимости. Послышался встревоженный голос - Именем Господа, не убивайте нас! - Выходите, отец Антуан, я вновь нуждаюсь в вашей помощи, и вновь Господь так пожелал! – произнес Жоффрей де Пейрак, при помощи Эрикссона открывая крышку трюма. - Мсье де Пейрак, не может быть! – воскликнул отец Антуан, оборачиваясь назад, - Малыш, иди сюда, не бойся, мы спасены! Через пару минут узники де Монбара выбрались из заточения, ступили на, пусть шаткую, но все надежную палубу и огляделись. Мальчик со светлыми волосами держался за сутану худого монаха-лазариста и сжимал в руке облатку. Казалось, он совсем не боится страшных людей вокруг. - Отец Антуан, где Флоримон? - О, не переживайте! Ему удалось отыскать тайный ход, ведущий на полуют, и как только здесь началась битва, он убежал наверх, отыскал там припрятанный нами же тайник с селитрой и опилками, и зажег всю эту смесь. Каким-то образом он понял, что это изменит ход сражения. А я сделал то же самое здесь, внизу. И действительно, наверху точно так же всё заволокло дымом без огня и изрядно напугало тех, кто был малознаком с принципом действия этой несложной ловушки. - Мы знали, что вы обязательно придете к нам на помощь, но до последнего сомневались, - продолжал отец Антуан, - И вы вновь едва держитесь….. Пойдемте в какую-то из кают, я вас перевяжу. Мой сундучок с лекарствами всегда со мной, - монах похлопал по небольшой кожаной сумке и улыбнулся. Уверившись в том, что пленники целы и невредимы, де Пейрак уже хотел согласиться, как за спиной послышались торопливые шаги, и кто-то недоверчиво спросил - Отец, это, правда, ты? Рескатор обернулся. В нескольких шагах от него стоял высокий мальчик, которого он запомнил совсем еще крошечным карапузом в кружевной рубашке, и удивленно смотрел на грозного ренегата в маске. Да, было и письмо, написанное острым почерком ученого, над которым посмеялась судьба, было и кольцо с гербовой печатью, но до конца не верилось, что взлелеянная с детства легенда может, все-таки, оказаться реальностью. Рескатор оперся о деревянную перегородку и поднес ладонь к затылку. То, чего так и не удалось Монбару, сумел рассмотреть ребенок. И вот уже маска сброшена на пол, и темные, как у отца, глаза, сияют от радости и слез. И бывший секунду назад безжалостным пиратом, раскрывает сыну объятья - Иди сюда, Флоримон, конечно, это я! - Папа!
фиалка: О, какая прелесть! Я всегда жалела, что нам не показали встречу Фло и Жоффы. А что он скажет Шарлю Анри?
Жаклин де ла Круа: фиалка пишет: А что он скажет Шарлю Анри? ой, много интересного, я надеюсь
Анна: Жаклин де ла Круа Ух, ты! Здорово! Спасибо за эту встречу. И как удачно вы поставили сюда эпизод с фальшивым пожаром, похожий на тот, что был в шестой книге. И более того, здесь виден интерес Флоримона к химии.
Жаклин де ла Круа: Анна спасибо :) и сразу вопрос: а сколько лет Шарлю-Анри? Года 4?
Анна: Да, около 4 лет. Хронология немного сбоит. Шарль-Анри родился в начале 1667 года, Анжелика бежала из Парижа вскоре после смерти Генриетты Английской, то есть в 1670 году, хотя по некоторым указаниям в тексте - в 1671. С другой стороны, кажется, говорится, что Шарлю Анри к моменту гибели было пять лет. Если учесть, что действие четвертошго тома длится около года, потом еще и лето с осенью в Плесси прибавляется, то около пяти и выходит. В любом случае, ко времени действия вашего фика - мальчику около 4 лет.
Жаклин де ла Круа: Анна поняла, спасибо :) **** «Морской орел» медленно покачивался на волнах, словно верный пес, ожидающий возвращения своего хозяина. Все понимали, что придет пора расстаться с этим кораблем, с которым было пройдено столько морских дорог, выиграно и проиграно множество битв, и просто прожит отрезок жизни, длиной в годы. Часовые несли вахту, бортовые фонари уверенно освещали путь, соревнуясь с лунной дорожкой и утопая в глубине, а звезды сияли в вышине. И хотелось верить. Не важно, кому или во что, просто верить, знать, что случайностей не бывает, что кривая обязательно сменится ровной, и что неудачи, поджидающие за поворотом, не станут для всех роковыми. Отец Антуан задумчиво наблюдал за переливами лунной дорожки. Каюта Рескатора, освещенная небольшой масляной лампой, создавала ощущение тепла и уюта, и несчастному было этого достаточно после сырых трюмов и пережитого страха. Дети, накормленные и отогретые, уже давно спали на полуюте, где неделями ранее коротала дни и ночи Анжелика, измученная ожиданием битвы и самим сражением команда свалилась от усталости, где попало, а отец Антуан, за неимением на обоих кораблях человека, хоть сколько-нибудь смыслящего в медицине, занялся обработкой и перевязыванием ран. Де Пейрак до последнего отказывался от помощи, предлагая сначала осмотреть более нуждающихся, пришлось почти силой заставить грозного капитана лежать смирно, сейчас же двое мужчин, по странному стечению судьбы встретившихся вновь, отдыхали от пережитого и пили кофе. - Знаете, я ведь всегда мечтал увидеть море…. – тихо произнес отец Антуан. - Только не ожидали, что ваше желание исполнится таким путем, да? Монбар вас не обижал? - Вы, наверное, корите себя за то, что подвергли наши жизни опасности, но вы ни в чем не виноваты. И Монбар хорошо к нам относился, он стремился встретиться с вами, я не знаю почему, и я почему-то уверен, что детям не причинили бы вреда. Хорошо, что Бернар успел к вам вовремя. И я увидел море, - почти с детским восторгом добавил монах. - Мне никогда не хватало слепого доверия к судьбе. - Вы – другой, мсье де Пейрак, будь вы иного склада, вы бы никогда не стали тем, кем стали. И я, признаться, до конца не верил, что вас казнили, и ваша жена, миру нужны такие люди, и нам, чтобы научиться не сдаваться. - Знаете, когда судьба так неожиданно возвратила мне жену, я понял, что иногда просто надо верить и ничего не предпринимать. - Вы правы, самое сложное – это отбросить сомнения, а они бывают даже у монахов, не смотрите на меня так, - улыбнулся отец Антуан, наливая себе еще кофе. - И сейчас вы сидите в каюте пирата, которого дважды спасли от смерти, пьете напиток злых духов и любуетесь морем. - И этому тоже есть свои причины, сын мой, а сейчас – ложитесь отдыхать, это я вам как спаситель говорю, а чайник я, пожалуй, заберу с собой. И он ушел взглянуть на раненных, прочесть молитву, присмотреть за детьми и подышать свежим воздухом. Такие люди тоже нужны Всевышнему, ведь они – это его ангелы, духовные посланники в мире людей. Рескатору в эту ночь не спалось. То ли рана не давала покоя, то ли кофе, то ли просто встреча с детьми всколыхнула его мир закостенелого морского волка. Вновь внутри возникали какие-то вопросы, сознание подсказывало, как счастлива будет Анжелика, о неразрешенных проблемах думать не хотелось, хотелось просто забыться, а проснуться уже дома и понять, наконец, что у тебя снова есть семья, и ты выборол это право на спокойствие. Пройдет еще несколько дней, он поговорит с Монбаром, удостоверится в том, что снова может управлять кораблем, и познакомится, наконец, с собственным сыном, что же до Шарля-Анри…. Где-то там уже пробили полночь, «Морской орел» давно уже парил на крыльях сна, Эрикссон, решивший нести караул у капитанских дверей, храпел так, что сотрясались перегородки, де Пейрак смотрел в потолок и считал часы до утра. Беспомощность, бездействие, некоторое смятение, он не любил эти качества, но в ночные часы они напоминали о себе. Снаружи что-то заскреблось, нерешительно вздохнули.
Lutiksvetik:
Жаклин де ла Круа: Lutiksvetik **** Дверь в капитанскую каюту, конечно, была не заперта, от часового, видевшего счастливые сны, толку было не очень много, да и кому не спится после битвы? Рескатор решил, что ему послышалось, и уже собрался последовать примеру Эрикссона, пробили три склянки, скоро рассвет. Может, отец Антуан перепутал палубы? Дверь скрипнула и замерла. - Кто там? Святой отец, это вы? Я не сплю. - Я тоже, - ответил детский голосок, и всё сразу стало ясно. - Входи, малыш, не бойся, - позвал Жоффрей де Пейрак, с интересом глядя на дверь. Светлый мальчуган, лет четырех, чем-то напоминавший Кантора в детстве, таким он, наверное, когда-то был, заглядывал в каюту. - Мне страшно, кругом море, большие птицы, а Флоримон сказал мне спать, - пожаловался ребенок. - Иди, иди сюда, мне тоже не спится. - Тебя пугает море, да? - Нет, я дружу с морем и тебя научу, если захочешь, просто, такая сегодня ночь. Шарль-Анри, наконец, вошел, огляделся по сторонам, прошел мимо вазы с виноградом, потрогал глобус. - А у меня есть мама! - гордо заявил ребенок, доставая из-за ворота медальон, - Только она потерялась, и я все не могу ее найти. Может, она на меня сердится? Синие глаза печально взглянули на Рескатора. Мальчик ощущал себя ненужным, забытым, он не понимал всех проблем взрослого мира, а в отсутствии родителей винил себя. Жоффрей де Пейрак медленно сел, стараясь не задеть рану, и похлопал по дивану. - Иди сюда, дружок, покажи, что ты там прячешь? Может, я смогу тебе помочь, и мы вместе поищем твою маму? Раз уж мы подружимся с морем, то можно попросить чаек подсказать нам путь? - А тебе очень больно? Я однажды упал с дерева, так Барба смешно закрывала лицо руками и все прижимала меня к себе. Она везде за мной ходила, но иногда нам с Флоримоном удавалось от нее сбежать. Он мне показывал разные фокусы и обещал научить делать дым без огня и лазать по деревьям, а потом он уехал учиться, и Барба так плакала…. Малыш рассказывал о своей жизни в Плесси, о няньке, о сказках, о братьях, которых он знал так мало, и все теребил медальон. Мама была для него чем-то вроде сказочного существа, являющегося, если он вел себя хорошо и слушался Барбу, что же такого могло произойти сейчас, если она всё не показывалась? Маршал, видимо, был слишком занят службой, вряд ли Шарль-Анри вообще его помнил. Вот так за ошибки родителей невольно расплачивались дети. И Кантор, и Флоримон точно так же ждали маму, только у них, хотя бы, было «шоколадное время», как рассказывал Кантор. И было от чего вообразить Анжелику никудышней матерью, и были причины напомнить самому себе об отцовском долге, и только время и судьба знали, кто был прав. - Вот моя мама, смотри, - мальчик гордо протянул де Пейраку медальон с портретом Анжелики. - Мне можно посмотреть поближе? - Конечно, держи. Правда, моя мама самая красивая? В зеленых глазах Анжелики застыла невысказанная печаль. Испытания прожитых лет, вечная борьба за счастье. Жоффрей машинально поглаживал медальон, признавая, что годы сделали ее еще прекраснее, что она как птица Феникс становилась сильнее с каждым новым возрождением, и что пройдет еще немало времени прежде чем он сумеет разгадать ее до конца. А еще, что он уже тосковал по ней, и это было странным и таким удивительным ощущением. - Правда, Шарль-Анри, правда…. - Откуда ты знаешь, как меня зовут? – удивленно спросил ребенок. - Пусть это пока будет моим секретом, - улыбнулся де Пейрак, - Тебе не холодно, может, ты хочешь кушать или пить? Мальчик отрицательно покачал головой. - А еще, Флоримон говорил, что папа обязательно за ним вернется. Однажды его забрали злые люди, но он очень сильный и все знает, потому всех победит. - И как, удалось ему всех победить? – спросил Жоффрей, что-то для себя решив. - Наверное, да, раз злые люди ушли….. - Знаешь, откуда я знаю, как тебя зовут? - Нет? - Я и есть ваш с Флоримоном папа, и я, действительно, вернулся. Лицо ребенка озарилось радостью. - Папа, и ты не уйдешь? Нет, не уйдешь? - Не уйду, обещаю! - Тогда…. Тогда, обними меня. - Хорошо, и будем спать. А утром я еще много всего тебе расскажу. - И Флоримону? - И Флоримону. - Спокойной ночи, папа. **** Отцу Антуану, зашедшему на рассвете проведать раненого, открылась такая картина: Шарль-Анри, измученный плаванием и пережитыми страхами, и Жоффрей де Пейрак, вступивший в схватку с самой судьбой, спали рядышком, и было ясно, что даже сейчас они во многом похожи. И не смотря на то, что у мальчика был другой отец, они сумеют разделить одну дорогу на двоих, как и должно отцу и сыну. - Храни вас Дева Мария, - прошептал монах, улыбнувшись, и осторожно затворил дверь.
фиалка: Жаклин де ла Круа очень интересно! А скажите, Шарль Анри теперь де Пейрак или Жофа ему всё же отчим? А если отец, то как же тогда быть с настоящей фамилией, титулом и замком Плеси?
Жаклин де ла Круа: фиалка не знаю, над этой темой я задумываться не хотела. Потому что по титулу Шарлю-Анри грозит родовое поместье Плесси и всяческие почести, а у Жоффы пока кроме фамилии за спиной ничего и нет, так что, пусть он будет ему папой с моральной точки зрения, а до Америки по хронологии еще далеко. Так что, пусть читатель сам решает :) И спасибо.
Violeta: Как же трогательно, чуть слезу не пустила в конце... Не Жоффрей, а коробка шоколадных конфет!
полная версия страницы