Форум » Творчество читателей » Demande Au Soleil » Ответить
Demande Au Soleil
Жаклин де ла Круа: Примечания автора: Что если Рескатору удалось бы догнать Анжелику? Мое размышление о том, как могла бы развиваться линия их отношений Честно говоря, меня на сие графоманство вдохновил чудесный фик Florimon, незаконченный, к сожалению, потому, вот, и решила я придумать свою версию событий. Не думала, что окажется так сложно. Не судите строго Звезды – непостоянные спутницы ночного неба – в этот час лукаво обозревали свои незримые границы. Морской дух плескался совсем рядом, и, казалось, был тих и податлив как котенок, но бывалые морские волки знали цену его ласке и, верно, были бы настороже. Закатный бронзовый отлив, скопление белых облаков днем, странный ореол вокруг ночного светила не обещали мирной ночи, однако старый ученый Савари был далек от морского дела так, как утлый челн сейчас был далек от берега. Куда же несла эту лодку судьба? От каких проблем пыталась скрыть среди изумрудных вод Эгейского моря? Где-то там, в совсем уже чужом мире, красовались минаретами мечети, попирал небо крест и дурманяще пахли розы. - Есть ли в вашем доме…кошки? – вспомнилось Анжелике, и она горько усмехнулась. Где был сейчас призрачный дом с розами и его хозяин, за которым несколько часов назад она готова была бежать хоть на край света? Что же такого в нем взволновало ее в те минуты в батистане? На море опускалась ночь и приносила с собой холод, страх и отчаяние. Да, побег удался, да, верный Савари вырвал ее из рук гнусных торговцев живым товаром, но почему так странно было на душе, а перед мысленным взором все еще стояли горящие корабли? Холод окутывал всё вокруг, своими цепкими лапами пробирался сквозь ткань, проникал под одежду, небосвод кривился безобразной ухмылкой д'Эскренвиля и его свиты: молодую женщину, кутающуюся в черный плащ, в эту ночь мучили кошмары. Ветер трепал паруса, баркас швыряло из стороны в сторону, а по небу уверенно мчались вперед серые лохматые облака. Ночка будет веселой, если вообще удастся дотянуть до рассвета. Смысл произошедшего дошел до маркизы дю Плесси-Бельер лишь сейчас, однако на страх уже не осталось сил, в душе плескалась лишь какая-то странная покорность судьбе, свойственная скорее женщинам Востока, нежели вспыльчивым француженкам. Что же будет дальше? Савари, скрючившись, сидел на куче какого-то тряпья, по-видимому, призванного заменять беглецам одеяло, и время от времени горестно вздыхал. Его сутуленная фигура выделялась на фоне темнеющего неба, делая старика похожим на героев детских сказок – барбегази, белобородых гномов, живущих в горах, частенько подсказывающих дорогу незадачливому путнику или вовремя спасающих последних от лавин. - Ах, мадам, если бы я только знал, что вас купил Рескатор, - сокрушался ученый, - Если бы я только знал….. [more]- То, что тогда, Савари? Я стала бы еще одной жемчужиной в коллекции этих варваров! - Нет, мадам, о нет, - вздыхал Савари и молчал. Поднимался ветер, и уже было не до разговоров о том, что не сбылось. Гречанка вполголоса бормотала какую-то православную молитву, Савари качал головой и что-то бубнил себе под нос, а Анжелике хотелось одного: исчезнуть отсюда. В море плескалось темно-синее небо, белые барашки волн любопытно перепрыгивали через ветхие борта баркаса, желудок сводило от голода, а тело бил озноб, и уже не понять от страха ли или от холода. Средиземное море меняло людей, в этом человек, отдавший за нее целое состояние, был прав. Анжелика поджала колени к подбородку и закрыла глаза. Когда она, влекомая вновь разгоревшимся чувством чудом воскресшей любви, сломя голову ринулась на поиски Жоффрея, то уж точно не могла себе представить, что будет плыть в отданной всем ветрам лодке без цели и смысла. Да и был ли он действительно жив, могло ли такое произойти? Что если это все – лишь плод ее раненного воображения, чудо, которому так хотелось верить? Женщина запретила себе плакать, однако именно сейчас ей хотелось этого как никогда. Ни гнусные уловки д'Эскренвиля, ни унижение на торгах, даже Кандинские кошки не заставили ее плакать, и вот сейчас она вдруг впервые ощутила свою беспомощность. Возможно, стоило покориться судьбе? И почему так сжалось сердце при виде горящего корабля Рескатора? Уж не напомнил ли он ей точно такой же огонь, перечеркнувший всю ее жизнь – огонь костра на Гревской площади? Каким далеким и одновременно близким казалось все это сейчас…. - Не надо плакать, мадам, всё образуется, - прошептал Савари, наклоняясь к ней, - Выпейте воды, вы совсем ослабли. - Я не хочу, друг мой. - Вы должны, мадам, - как всегда непреклонно ответил аптекарь и вновь покачал головой. Анжелика кивнула, будто бы соглашаясь, а на деле, чтобы не обижать Савари, который столько всего для нее сделал. Небо вновь заволокло тучами, гнилые паруса бог весть где найденного баркаса жалобно стонали на ветру. В глубине моря словно бы очнулось от долгого сна какое-то древнее животное, сейчас изо всех сил стремящееся вырваться наружу, луна совсем скрылась из виду, уступая главенствующую роль беснующейся ночи. - Мадам, шторм начинается! – прокричал старик-аптекарь, но Анжелика его уже не слышала, ее мысли блуждали где-то в тумане – сказывался шок от всего пережитого. И лишь звезды равнодушно наблюдали за бьющимся за жизнь баркасом и его несчастными путниками. - Раненая малышка – прозвучал где-то в подсознании насмешливый голос графа, и Анжелика почувствовала, что ее с головой накрыло волной. **** Волны, словно сорвавшиеся с цепи гончие, перемахивали через борта баркаса, грозя увлечь за собой всех находящихся внутри. Белые пенистые гребни, словно короны морских демонов, вырвавшихся на свободу, создавали впечатление сюрреализма, происходящего на фоне луны, окруженной свитой перепуганных лохматых туч. Вдали уже слышались глухие ворчливые раскаты, небо то и дело прорезали вспышки молний, оставляя по себе красные полосы и предчувствие жути. Не зря утром в Кандийском порту моряки нарекали на багровый рассвет, они, вероятно, остались переживать прихоти погоды в сухом и теплом местечке, а еще – тратить деньги Рескатора, которые тот щедро раздавал всего несколько часов назад. Анжелика путешествовала на грани яви и сна, то и дело оглядываясь по сторонам и стараясь остаться в сознании, мысли ускользали, и даже холодная вода не способствовала пробуждению. Женщина уже знала, что их утлый баркас попросту перевернулся, будучи не в силах справиться с морским неистовством, и повезло тем, кто успел за что-то схватиться. Связка веревок сразу же пошла ко дну, увлекая бедного Савари, аптекарь не умел плавать, и Анжелика хорошо об этом знала, однако сама она была слишком далеко, чтобы хоть как-то помочь несчастному. Плащ, обвившись вокруг тела, лишь усугублял положение, однако чтобы его снять женщине пришлось бы выпустить из рук обломок фок-мачты. Острова остались где-то в другой жизни, а ведь надежда на спасение была столь реальной еще сегодня утром, а может его и не было вовсе, этого утра? Сколько времени их баркас блуждал по морю? На что, ну на что надеялся авантюрист-аптекарь и маркиза, чудом не утратившая рассудок? Куда же подевалась гречанка, неужели она тоже не умела плавать? Анжелика огляделась, но не обнаружила вокруг ничего, что хоть отдаленно бы смахивало на человеческую фигуру. Волны бушевали, тяжелая туча стремительно пронеслась над головой, подгоняемая суровым пастухом-ветром, еще минута-другая, и с неба обрушится настоящий ливень, тогда никому не выжить. На горизонте замаячило что-то огромное, похожее на скалу, восставшую из морских глубин. На скале суетились люди, слышались их громкие голоса, уж они-то точно не боялись какого-то шторма. Анжелика собрала последние силы, чтобы позвать на помощь, однако когда она уже собиралась закричать, случайная волна накрыла ее с головой. Последнее, что поняла женщина, было то, что скала, появившаяся неизвестно откуда, оказалась кораблем, возможно, спешившим на помощь или вдогонку беглецам. **** Море плескалось где-то вдали и в то же время, совсем близко, казалось, можно дотронуться до него рукой и погладить, как присмиревшего котенка. Солнце не могло пробиться сквозь тяжелые шторы, которыми были занавешены иллюминаторы каюты, а небольшая масляная лампа, стоявшая на столике неподалеку, рассеивала мягкий свет, создающий ощущение уюта и покоя. В каюте пахло пряностями и табаком, обоняние улавливало аромат жареной рыбы, видимо принесенной сюда совсем недавно, а еще – запах кофе, враз напомнивший Анжелике батистан и следующий за ним шторм. Маркиза резко выпрямилась и огляделась. Она, без сомнения, находилась в капитанской каюте, судя по ее богатому убранству, но кто же был капитаном? Кто спас ее от гибели? Рескатор? Анжелика покачала головой: пока это неважно. У нее все еще кружилась голова, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы вновь не упасть на подушки. Соблазнительный аромат кушанья и кофе не оставил равнодушной умирающую от голода маркизу, Анжелика здраво рассудила, что тот, под чьим покровительством она сейчас находилась, наверняка не желал ей голодной смерти, и все проблемы, в общем-то, вполне решаемы. Переставив тарелку себе на колени, женщина мимоходом отметила наличие вилки и неизвестный ей хлеб, пахнущий травами, возможно, какое-то лекарство? Также, Анжелика не могла не заметить, что вся ее одежда куда-то исчезла, и саму ее завернули в простынь, набросив наверх теплое верблюжье одеяло, единственным, что осталось от ее несчастного гардероба, был хорошо известный ей плащ, висевший на спинке стула. Сколько же времени она здесь провела, если он успел высохнуть? Кто раздевал ее, склонялся над ней, пока она была в забытьи? И что случилось с ее спутниками? Удалось ли спасти Савари…. Маркиза не заметила, что слезы сами катятся по щекам, ей так и не удалось запретить себе плакать, а ужас произошедшего продолжал напоминать о себе противным холодком, как едва закончившийся шторм – потряхиванием корабля. Доев и промокнув губы салфеткой, Анжелика поняла, что если сейчас же не вернется обратно на тахту, то попросту потеряет сознание. Вновь ее мысли блуждали на границе сна и яви, вновь ей казалось, что со всех сторон к ней подступают волны, готовые увлечь за собой, слышались какие-то голоса, кричащие что-то на арабском, испанском и, почему-то, французском. Во сне Анжелика карабкалась по каким-то утесам, то и дело оскальзываясь и царапая руки, один неосторожный шаг – и она упадет, разобьется о скалы, но почему камни выскальзывают из пальцев, что же течет по серой коже утеса, кровь? И плащ всё так же обвивает тело, увлекая вниз, не давая ступить ни шагу. Сбросить, ей нужно сбросить его с себя! Вверху Анжелика видела крепкую мужскую фигуру, стоящую спиной к солнцу, женщина знала, что ей, во что бы то ни стало, надо туда, наверх, там она будет в безопасности, рядом с ним. И вновь внизу бушевало море, волны долетали до самого неба, небо, светлое и чистое миг назад, подернулось тучами, скрывая солнце, погружая мир в обрушившуюся внезапно ночь. Женщина изо всех сил старалась удержаться на склоне, но силы покидали ее. Тень прошлого стояла перед глазами, тень того, кого она так любила, не переставала любить все эти годы, наполненные страхом, одиночеством, кровью и потерями. Как бы муж принял ее, если бы встретил вновь? Что она могла бы сказать в свое оправдание, да и имеет ли он право требовать от нее, дважды вдовы, видевшей Двор Чудес и блеск Версаля, потерявшей сына, оправданий? Во сне Анжелика что-то кричала, но ветер тут же разносил над морем ее слова, а человек все стоял на скале, не оборачиваясь. - Жоффрей! Помоги мне, Жоффрей! Напрасно…. Вокруг витал удручающий аромат розмарина, каким-то чутьем женщина вспомнила, что его добавляли в мазь от порезов и ожогов, нещадно палило солнце, и истерически кричали чайки. Еще шаг, всего один шаг…. Но вверху уже грохочет гром, белые гребни с плачем обрушиваются на утес, а по ладоням течет кровь…. Камни ускользают из-под ног и исчезают в беснующемся море, откуда не будет спасения. Ветер, кажется, сейчас подхватит обессилевшую и напуганную женщину и швырнет вниз, она кричит, пытаясь удержаться на утесе, но опора исчезает, как тень тает под солнечными лучами. В тот миг, когда Анжелика уже готова сорваться, мужчина хватает ее за руку. - Держись, ты должна жить! И помни, что мы не умеем умирать. А вокруг все так же пахнет розмарином и табаком. **** Рабыня! Игрушка! Тряпичная кукла, которую можно выкинуть, разрезать на клочки, порвать, швырнуть на растерзание собакам, отдать на поругание другим. Рабыня. Вещь! Анжелика в гневе вскочила с тахты и принялась кругами ходить по каюте. Масляная лампа, стоявшая на небольшом столике, опасно качнулась в сторону, женщина поспешила ее подхватить, сделала неосторожный жест и больно обожгла руку. Инстинктивно прижав ладонь к себе, Анжелика не смогла сдержать слез: унижение, угроза жизни, странный корабль с не менее странным капитаном, которого она, кстати, еще не видела, саднящее горло, переполох в мыслях, теперь еще и это. Почему же все так? Женщина прошлась по каюте, попутно рассматривая ее убранство. Без сомнения она находилась где-то на юте или полуюте, либо рядом с капитанской каютой, либо недалеко от оной. Возможно, когда-то здесь жил помощник хозяина судна, а могло статься, что она тоже предназначалась для главного кормчего, когда он, утомленный бурей, был не в силах делать еще один переход до своего временного, а быть может, и постоянного дома. Когда мужчины говорили, что в их жизни есть только одна страсть: война, власть, наука, теперь, наверняка, корабль, то вряд ли они лукавили. За многие годы научившись жить вдали от женщин, отдавая себя во власть стихиям или тайнам земных недр, мужчины переставали верить женщинам и видеть в них таковых, в чем-то они были правы. Вот и нынешний хозяин каюты, вероятно, придерживался той же жизненной философии, о чем и свидетельствовало внутреннее убранство. Темно-зеленый ковер с густым длинным ворсом, секстант и стопка всевозможных карт на рабочем столе красного дерева, письменный прибор с оригинальным пером в форме изогнутого крыла альбатроса, несколько листов желтоватой бумаги, шкатулка, украшенная изумрудами, замок с секретом, сундук с ворохом рубашек и камзолов на все случаи жизни, пистолет с серебряной рукояткой, украшенной волчьей головой. Анжелика почти восторженно оглядела его со всех сторон, затем прошла дальше. У северной стены висела книжная полка, закрытая бархатной занавеской с бахромой по краям. Маркиза пробежалась пальцами по корешкам, узнавая трактаты по астрономии и математике, несколько книг по медицине, Дантовскую «Божественную комедию» и толстые фолианты на арабском, греческом и неизвестных ей языках. Заслышав звук приближающихся шагов, женщина поспешила вернуть книги на место и самой вернуться на тахту, простынь все время грозилась упасть, а Анжелике в последнюю очередь хотелось предстать перед хозяином каюты в костюме Евы. Неизвестный потоптался у двери, будто бы размышляя входить или нет, что-то крикнул по-арабски и прошел мимо. Анжелика словно бы мимоходом отметила приглушенный тембр со знакомыми нотками, однако опознать его владельца не смогла. В душе нарастало смутное предчувствие, в приоткрытое окно дул холодный ветер, принося дыхание моря, а огонек внутри лампы болезненно дрожал. Какой же недуг истязал несчастный корабль с его неизвестными обитателями? Куда же они сейчас держали свой путь, эти проклятые изгнанники света? Анжелика была уверена, что госпожа-Фортуна редко благоволила к команде, а последняя казалась узницей корабля-призрака, дрейфующего меж скал в окутанном туманом море. Она ясно видела, как несчастные протягивают руки к горизонту, вопя от отчаяния: O, Madre Nostra! За что ты предала нас? Анжелика поежилась и, завернувшись в одеяло, решила, что ее не выбросят за борт, если она позаимствует у хозяина каюты рубашку. С этими мыслями она встала и, пошатываясь, вновь побрела к сундуку. Странно было вновь оказаться в окружении роскошных вещей, попасть в новый мир, в котором словно бы гранями брильянтового колье переливались отголоски прошлого. Женщина прикоснулась к резной окованной железом крышке и замерла в нерешительности. Нет, жизнь учила ее рыться и не только в таких вещах, но все здесь: и рубашки, и восточный диван, и пахнущая сандалом каюта и даже приглушенный свет лампы казался ей миром неизвестного человека, а ее вынужденное любопытство – неуместным в него вторжением. Слабость не давала ей выйти из каюты, а неизвестность жгла сердце адовым пламенем. Маркиза откинула крышку сундука и тут же вскрикнула от неожиданности: на нее смотрела женщина с бледной обветренной кожей, спутавшимися волосами и темными зелеными глазами. Анжелика не сразу поняла, что перед ней всего-навсего зеркало, а несчастная незнакомка – она сама. Да уж…. Могла ли блистательная хозяйка дю Ботрейи представить, что вновь опустится на дно жизни, едва из него выйдя? Бархатные камзолы по последней моде, какие-то безделушки, Батистовые и шелковые рубашки, - почти такие, как носил когда-то Жоффрей – пронеслось у Анжелики, и она вздохнула, непроизвольно прижав к себе рубашку. Где же был он сейчас? В какие дали забросила его судьба? Мог ли он вот также бороздить морские просторы, как капитан неизвестного судна? В какую сторону увлекали его звезды, и главное, как бы он встретил ее, свою жену, о которой, возможно, уже давно не думал? «Я слишком мало знала его», - вновь призналась себе Анжелика и поспешила утереть набежавшие слезы. Что могла бы сказать ему сейчас эта женщина с истерзанным телом и покрытой язвами душой, о чем спросить, в чем повиниться? «У меня даже нет нормального платья.… По правде, у меня больше нет никакого. Что же сталось с тем, изумрудным? Неужели его выкинули, порвали? Что стало с подарком Рескатора…. Так размышляя, маркиза продолжала рассматривать содержимое сундука, предварительно натянув на себя рубашку, дошедшую ей почти до колен, что однозначно свидетельствовало о высоком росте владельца, и закутавшись в одеяло. Ее руки сами нашли небольшую шкатулку с вензелями, решившись, женщина заглянула внутрь. На обитой бархатом подушечке лежал перстень с изображением гербового щита. Герб,… но чей? Ей вдруг показалось, что она уже где-то его видела, притом совсем недавно, однако закончить мысль не удалось. В комнате вдруг потемнело, раздались глухие раскаты, которые воспаленное воображение Анжелики сначала приняло за пушечные выстрелы, в воздухе вновь висело предчувствие шторма. Быстро захлопнув крышку сундука и побросав внутрь все инспектируемое содержимое, маркиза рванулась к двери и попутно с удивлением отметила, что та не заперта. На палубе пахло дождем, спутанными мыслями, четкими приказами, ветром, полощущим паруса, на палубе пахло жизнью, а начинающее штормить море лишь доказывало, что в последующие часы всем предстоит проверить ее на прочность. Капитан стоял у штурвала. Анжелика огляделась и уже хотела сделать шаг навстречу судьбе, как уже слышанный однажды хриплый голос окликнул ее: - Мадам, сейчас начнется буря, вам лучше вернуться к себе. Женщина обернулась – чуть свесившись с балюстрады верхней палубы, на нее смотрел Рескатор. **** С видимым усилием захлопнув никак не желающий поддаваться деревянный ставень, Анжелика набросила на окно прозрачную занавеску и прислонилась к стене. По затянутому серым покрывалом небу бежали рваные облака, спешащие как можно скорее избавиться от бремени, корабль уже начало ощутимо потряхивать, даже здесь, сквозь плотные деревянные стены, можно было услышать, как стонет море, не желающее уступать первенство людям. Итак, она на его корабле. На судне пирата-ренегата, окруженного кружевом мрачных легенд. Ворохом преданий, одни из которых походили на поверья о Жиле де Рэ, слышанные в детстве в родном Пуату, другие смахивали на деяния святых, которые любили без умолку повторять монахини-урсулинки, наставляя в морали своих непутевых учениц, только и мечтающих о том, как бы улизнуть за яблоками или розами. Злые языки говаривали, что Рескатор выкупает рабов, чтобы потом принести их в жертву своему господину из Преисподней, ибо никто иначе не мог объяснить его несметные богатства, верящие в чудо судачили, что он чуть ли не рыцарь Роланд, и доблестен, и могуч, и благороден. Анжелика усмехнулась, спрашивая себя, к какой категории отнесет ее корсар? Темные умы, боящиеся власть имущих, ничем не отличались друг от друга, ни в медленно идущем ко дну Старом Свете, ни на Средиземноморье. Выкупил же он ее с какой-то целью, еще и отдал такую сумасшедшую сумму, неужели все ради того, чтобы она стала одной из многих в его гареме? Маркиза рассерженно фыркнула: все ее планы вновь рушились как карточный домик под рукой неумелого игрока, и вновь за всем этим уверенно проглядывались фантасмагорические силуэты сильных мира сего. Что же дальше…. Может, попросить Рескатора в содействии в поисках де Пейрака? Посулить, что муж отблагодарит? Анжелика вздохнула – картинка будущего все еще маячила где-то в тумане, и главным сейчас было выйти живыми из бури. Если все было действительно так, если счастливый случай не преминул улыбнуться ей, то почему, почему Жоффрей за все эти годы так и не напомнил о себе? Неужели его так мало волновала ее судьба? Ладно, возможно и так, но как же дети, разве они так мало значили для него? Анжелика не могла вообразить этого, невольно вспомнилось, что первым словом Флоримона было «папа», вспомнилось, как она носила Кантора под своим сердцем, и то, что он родился именно в тот день, когда его отца сожгли на Гревской площади…. Где же он сейчас, ее невинная крошка, отобранная жестокой судьбой? Не потому ли господин-случай играл с ней сейчас в жесткую игру, столкнув с Рескатором? И почему вместо того чтобы ненавидеть его, Анжелика продолжает на что-то надеяться? «В конце концов, я в его каюте, что же он скажет, увидев меня в своей рубашке?» - мелькнула нелепая мысль. Маркиза давно уже подметила за собой привычку думать о всяких не несущих смысла мелочах перед лицом чего-то глобального. Корабль в который раз качнуло, женщине пришлось схватиться за спинку дивана, чтобы удержаться на ногах. За дверью послышались голоса, топот босых ног матросов, спешащих управиться с парусами, судно пришло в движение, разворачиваясь безопасным бортом к волне, а снаружи вновь выло и стонало на все голоса, а море разъяренным быком билось в борта корабля. «Надо будет справиться о судьбе Савари» - подумала Анжелика, с трудом пробираясь к дивану. Масляная лампа уже лихо отплясывала сарабанду, тарелка вторила ей энергичной тарантеллой, проклятое окно вновь распахнулось, принося запах непогоды и морские брызги. Маркиза потянулась к лампе, чтобы либо погасить ее, либо придать более устойчивое положение, но не удержалась на ногах, больно ударилась об угол стола. Мозг отмечал нелепые детали: горячее масло вытекает из лампы, медленно занимается ковер, все усеяно осколками, а сама несчастная пытается натянуть на себя рубашку, вместо того чтобы звать на помощь. Пожар! Пожар….. Вновь ее особа принесет Рескатору одни неприятности. Но она попадет в море, да, конечно, ее похоронят в морских волнах, и там она, наконец, воссоединится со своим Кантором. А Жоффрей…. Он вряд ли узнает, что был так нужен ей все эти годы. Пожар. [/more]
Жаклин де ла Круа: **** «Морской орел» уверенно шел на юго-запад, подгоняемый попутным ветром, окутанный милостью Нептуна, и почти поверивший в то, что ему удастся обогнуть восточное побережье Сардинии без помех. О том, что будет дальше, капитан фрегата старался не думать. Сейчас Рескатор всеми силами старался выиграть время и встретиться с Монбаром прежде, чем к тому присоединится Меццо-Морте. Что-то подсказывало ему, что жадный до наживы итальянец не сразу поспешит к своему сообщнику, а сначала попытается продумать как можно более коварный план шантажа с целью получения наибольшей выгоды, а это значило…. «Это значит, что за жизнь детей и отца Антуана можно не опасаться. Пока», - вполголоса сказал себе Рескатор и вновь склонился над картами и приборами. Кто-то мог бы упрекнуть его в столь холодном отношении ситуации, но именно это и помогало ему сейчас сохранять способность здраво мыслить и планировать хотя бы какую-то стратегию, идя, тем не менее, с почти критической для корабля скоростью – пятнадцать узлов в час. Экипаж готовился к бою, приводились в порядок пушки, заряжались мушкеты, проверялись запасы пуль и пороха, чистились клинки сабель. Пробили отбой, уставшая за день команда разбрелась по гамакам и койкам, а капитан остался решать задачи с множеством неизвестных. Рескатор взглянул на лежавшую на диване шпагу, размышляя, какому оружию в случае надобности отдать предпочтение, и перевел взгляд на стоявшую тут же шкатулку с ожидавшими своего часа пистолетами. Хладнокровие привычно вытеснило в нем все остальные чувства, как всегда бывало в преддверии какого-нибудь авантюрного и опасного события. Воображение уже рисовало ужасающие картины того, как Флоримона и Шарля-Анри ведут по восточному базару, расхваливая «ходовой товар» направо и налево, как отца Антуана заставляют принять ислам и угрожают пытками…. Нет, «Морской орел» просто обязан успеть к сроку! Кошмар ситуации смягчало лишь одно обстоятельство: шевалье Монбар родился в провинции Лангедок. Безрассудство пытаться вести переговоры с корсаром, но разве сам де Пейрак был сейчас в ином «титуле»? Монбар слыл необычным пиратом — его не интересовали спиртное, карты и женщины. Это, однако, не делало его более гуманным: захватывая испанский корабль, он выкидывал все и вся за борт — ни пленников, ни добычи не оставалось после его битв и потому испанцы прозвали его Монбар Губитель. Однако Рескатор знал одну вещь, которая заставит шевалье обратить свой гнев и на итальянцев: Меццо-Морте однажды не смог поделить добычу с дядей Монбара, единственным, оставшимся у того родственником, и попросту выбросил его за борт, а весь экипаж взятого на абордаж судна сделал своими рабами. Де Пейрак согласно кивнул собственным мыслям и прислушался – вахтенный матрос отбил восемь склянок: начиналась «собачья вахта» - самое ненадежное время с полуночи и до четырех утра, часы, которые сегодня стоял капитан. А в этом самое время в теплую Мессинскую ночь Анжелика сидела в саду и слушала стрекотание цикад, странным образом успокаивающее в эти бессонные часы. Вечерний разговор с Куасси-Ба внес некую ясность в наполненное кровью болью и разочарованиями прошлое мужа, но успокоиться Анжелика пока не могла. Слишком много всего произошло за столь короткий срок, чтобы просто взять и разложить события по местам. Она вновь видела внутренним взором те унизительные сцены батистана, когда перед глазами плыл серый туман, ноги отказывались слушаться, и все мысли путались и бежали вперед, обгоняя друг друга. Такими же были и они – несчастные отвергнутые женщины, которых отдавали на расправу похотливым рукам ханов, падишахов, вельмож. Они были ни лучше и ни хуже высокопоставленных особ важного Запада, они были мужчинами, тонущими в своей страсти. Времена трубадуров и дам сердца канули в вечность, любовь, попранная и обесчещенная, тонула в морских водах, обагренных кровью, а рабыни все ждали чуда, героя из несбыточного романа, и такой герой существовал. Анжелика задумчиво рассматривала неясный ночной пейзаж и вспоминала, вспоминала и сравнивала. Сравнивала себя и других. Она ведь еще совсем недавно тоже была для Жоффрея одной из спасенных рабынь, и только потом уже – женой. Верной или неверной, разочаровавшей или по-прежнему притягательной, тогда это так мало значило. Он пришел, чтобы спасти: француженку, до последнего не верившую, что стала рабой, армянку, у которой отняли детей и убили мужа, гречанку, которую обратят в ислам либо сбросят с белой гаремной стены за неповиновение, сколько их было в его жизни? - Господин сначала всегда помогал, успокаивал, кормил, утешал и никогда ничего не требовал первым, - наивно вещал Куасси-Ба, словно не замечал той гаммы чувств, что отражалась на лице его госпожи. А госпожа молчала и вспоминала то дорогое, что все эти годы хранила ее память: он умел ждать и умел показать, что такое любовь, тот из немногих, кто действительно умел. - И что же потом, Куасси-Ба? - А ты и сама знаешь, я с вами очень давно, и тоже многое знаю, каспаша: рано или поздно они приходили сами. В благодарность за спасение, за чудо, а потом хозяин уходил в море. - Ой, что-то мне не верится…. - Какая же ты упрямая! Сколько раз еще несчастному рабу повторить, кого он любил и любит? Красавицы отправлялись домой, где их ждали родители или дети, всегда отправлялись, и никто, каспаша, никто не распоряжался в доме до тебя! Анжелика вздохнула и накинула на плечи кружевную накидку, отыскавшуюся в одном из сундуков. Всё было так хрупко в эту странную ночь, пахшую цветами и наполненную песнями цикад. В доме хлопнула входная дверь, собачьи лапы прошлепали по разноцветной плитке, а за ней прибежал Кантор, закутанный в одеяло и невероятно обиженный. - И почему вы все меня бросаете? – спросил он, встав перед Анжеликой. - Кто, сынок? - Да вы же: отец только пришвартовался и сразу ушел в море, ты целыми днями то с губернатором, то с Куасси-Ба, то еще с кем-то, а как же я? Анжелика встала, потрепала Кантора по макушке и весело спросила, пряча за улыбкой угрызения совести - Неужели бравому моряку по-прежнему нужна мама, а, сынок? - Ты всегда была мне нужна, кто-то ведь должен ждать меня на берегу, - ответил Кантор, пылко обняв мать. - Такая, видно, моя участь: всегда высматривать на горизонте корабли, - прошептала в ответ Анжелика.
фиалка: Жаклин де ла Круа Жаклин де ла Круа пишет: он умел ждать и умел показать, что такое любовь, тот из немногих, кто действительно умел. Жаклин де ла Круа пишет: Сколько раз еще несчастному рабу повторить, кого он любил и любит? О, я просто млею. Я и в Новом свете обожала разговоры Куасси-Ба с Анж. Каждое его слово о чувствах Пейрака к Анж на вес золота.
Жаклин де ла Круа: фиалка пишет: О, я просто млею А я вообще люблю Куасси-Ба, он такой простой и порой такой мудрый.
Жаклин де ла Круа: Капитан «Морского орла» смотрел на волны, разбегавшиеся перед кораблем, словно духи-дельфины из древних легенд, слышанных когда-то в детстве. Где-то там уже, верно, бороздил воды Гибралтарского пролива новый надежный корабль, сошедший с бостонских верфей, и спешащий на помощь своему хозяину. Как жаль, что нельзя замедлить бег времени, как жаль, что песчинки нельзя заставить пересыпаться быстрее! Эх, а арьергард не помешал бы сейчас даже неустрашимому Рескатору! - Капитан, у нас неприятности? – в лоб спросил вечно угрюмый боцман Эрикссон, умудрявшийся раздавать оплеухи незадачливым матросам и одновременно напутствовать их же. - Я сам хотел бы это знать, мой друг…. – вполголоса ответил де Пейрак. - Я слышал ваш разговор с Бернаром, и я знаю, что как всегда вмешиваюсь не в свое дело, но эта женщина, которую мне было велено доставить в особняк, она ведь мать вашего сына, так? - Так, мсье Эрикссон, так, у нас есть еще двое детей, за которыми я и отправился в эту авантюру и втянул за собой всю команду. - А, ну если так, тогда можете быть уверены, что мы будем с вами до конца. Канониры уже проверили и перепроверили пушки, я начистил свой клинок, будем сражаться, монсеньор. У меня тоже где-то в Антверпене остался сын и фрау, и вообще. С вами я стал совсем слабым и чувствительным. - Не оправдывайтесь, старина, вы ведь тоже не ожидали, что ваш капитан -женатый человек, - Жоффрей де Пейрак похлопал ворчливого боцмана по плечу и улыбнулся, после чего сказал совершенно серьезным тоном, - Эрикссон, у меня нет ни малейшего прогноза касательно грядущего, потому…. - Я уже двадцать лет мотаюсь по морям, я многое видел и кое-что понимаю во всем, капитан, у вас в каюте остался сундук с лекарствами от эфенди, раны взятых в плен мы обязательно обработаем, будьте спокойны. - А что если в плен попадем мы? - Монсеньор, я всегда говорил, что женщины плохо влияют на жестких морских волков! – хмыкнул в бороду Эрикссон и, как ни в чем ни бывало, отправился на нижнюю палубу. Жоффрей де Пейрак проводил его задумчивым взглядом и погладил подбородок. Это ведь не простая женщина, думал он, прислушиваясь к скрипу шомполов, свисту войлочных лоскутов о сабли, шелесту парусов, самая странная и прекрасная из всех. Анжелика. Его Анжелика. И не будь ее в белом мессинском доме с розами, всё рисовалось бы сейчас куда более мрачными красками. Жоффрей де Пейрак не мог не вспоминать ее, глядя на мерцание лазури в глубине Тирренского моря. Ее глаза, жесты, какие-то слова, что она шептала ему, прощаясь на пристани, ее слезы, которые она так хотела от него спрятать и не могла. Как же это тяжело: расставаться, едва обретя друг друга! Анжелика оставалась под надежной защитой дона Фернандеса и испанской стражи, ее осеняла эгида губернатора, человека столь сентиментального по отношению к свое семье и горожанам, но в то же время жесткого и неуступчивого, если дело касалось безопасности Мессины и ее жителей. Пусть…. Первое время все будут заняты подготовкой к празднику урожая, Анжелика познакомится с жизнью итальянского края, встретится со знатной боргезе, будет по вечерам расспрашивать Кантора о его жизни и вечно бегать в кухню, чтобы проверить, выполняют ли поручения служанки, а там…. Жоффрей де Пейрак провел ладонью по лицу и почувствовал, как сжалось сердце, да, груз ответственности Дамокловым мечом навис над головой, и он решился вдруг себе признаться в том, что устал. Устал от всего и всех: от бесконечных проблем, требующих безотлагательного решения, от сотни нереализованных планов, от будущей поездки в Америку, где ему, возможно, удастся продолжить свое уже почти забытое дело. Бесконечная гонка по морям, в конце концов, изматывает сердце и нервы, а встреча с Анжеликой, сколь чудесной и волнительной она оказалась, показала, что у Неба есть некий замысел на их счет. - Абдулла, свари мне кофе, пожалуйста, - попросил Рескатор и вновь вернулся к раздумьям, чем меньше времени оставалось до встречи с Монбаром, тем больше хотелось подвести внутренний итог. Старый свет с его напыщенностью и ложью, стерегущей за каждым углом, Восток, с его отрешенным отношением к жизни, с его садами, где кровь смешалась с запахом олеандров, где хороший конь ценился гораздо дороже человеческой жизни – всё это отжило себя, всё с неутомимой настойчивостью продолжало доказывать, что он, де Пейрак, чужой в этих мирах. Вот потому Новый свет казался пламенем свечи в кромешной тьме, хрупким, но упрямым огоньком, что боролся за жизнь со всеми силами сразу, огоньком, похожим на него самого. В Америке будет новая жизнь, новые земли, хранящие в своих недрах множество волнительных тайн, будут леса, надевающие наряды, буйству красок которых позавидовали бы парижские жеманницы, будет…. Неопределенное будущее время давало надежду на благополучный исход. И где бы отыскать в себе силы в очередной раз рассмеяться в лицо смерти?
адриатика: Слежу за вашим творчеством,очень интересно.Все же не спешите героев отправлять в Америку,очень жаль будет если они так быстро покинут средиземноморье.Мне кажется что эти места,хранящие остатки эллинской культуры и мудрости,лучше всего соответствуют характерам героев книги. Шарля-Анри надеюсь в живых оставите?)
Жаклин де ла Круа: адриатика Спасибо большое за отзыв! Шарля-Анри, конечно, оставлю в живых, а Америка - это перспектива на будущее
Жаклин де ла Круа: Девочки, у меня опять вечер самокопания, получила я тут отзыв от человека, незнакомого с каноном и глубоко задумалась: стоит ли мне заканчивать этот фик или свернуть, удалить и не лезть в писательство вообще? Мне кажется, вам в какой-то момент стало скучно, вот, пытаюсь понять, где я стратила? Не сочтите за жалобы.
фиалка: Жаклин де ла Круа странно слышать подобные мысли, похожие на хандру от Вас! Вы наш " паровоз" если хотите, увлекаете и ведете за собой по страницам форума и поддерживаете в нас интерес. Не знаю кто там, что Вам сказал, но я (и не только я) ждем продолжение с нетерпением. А самое главное, что бы Вам самой, Ваша работа доставляла настоящее удовольствие. Желаю Вам дальнейших творческих успехов и множество новых идей!
Жаклин де ла Круа: фиалка да вот, Мумми-тролли тоже умеют грустить, как оказалось Спасибо за поддержку, и за то, что читаете мои опусы. Мне работа, конечно, в удовольствие, это факт, но, боюсь, как бы где не накосячить, вот и выходит...
Анна: Жаклин де ла Круа Не сомневайтесь в себе, пишите еще, мы ждем продолжения. У вас получается чудесное, лирическое повествование, герои даже привлекательнее, чем в каноне.
Tata: Жаклин де ла Круа не сомневайтесь, пишите. У вас очень хорошо получается и по содержанию, и по манере письма. фиалка пишет: я (и не только я) ждем продолжение с нетерпением подписываюсь под каждым словом, и нисколько нам не скучно, а очень интересно.
Мадемуазель Мари: Жаклин де ла Круа пишет: стоит ли мне заканчивать этот фик или свернуть, удалить и не лезть в писательство вообще? Выбираю первое))) Жаклин де ла Круа пишет: Мне кажется, вам в какой-то момент стало скучно, а нам так не кажется так что не надо больше самокопаний, лучше продолжение
Жаклин де ла Круа: Спасибо, девочки. Исправляюсь *** **** Клонившийся к вечеру день отнюдь не радовал напускным спокойствием. Вступать в битву в ночь не хотелось никому, но и откладывать бой, грозовой тучей нависший над кораблем, уже не было сил. И не было времени размышлять над тем, в какую сторону качнутся чашечки весов, и кому улыбнется удача, и примет ли море ушедших навсегда, и что сказать женам при встрече в порту. Не хотелось думать ни о чем, хотелось просто войти в открытую дверь, забыв на время о том, что надо будет выйти обратно. Война – плохой помощник в оттачивании боевого мастерства, и когда приходится уворачиваться от сыплющихся со всех сторон ударов, горестным размышлениям просто не остается места. Де Пейрак прицепил к поясу пистолет с волчьей головой на рукояти, поправил саблю и вышел из каюты – ближайшие несколько часов всем придется прислушиваться и присматриваться, и готовиться к худшему. На палубе было тихо, никто не играл в кости, проигрывая несуществующие капиталы, никто не храпел в гамаке, прижимая к себе сохраненную с последней остановки в порту бутылку. Все ждали появления корабля де Монбара и все знали, что в одном из его сырых трюмов дрожат от холода и страха двое детей, и каждый вспоминал свою семью и старался не спрашивать о том, как чувствовал себя сейчас их бесстрашный капитан. - Справа по носу корабль! – крикнул марсовый. - Готовиться к повороту! – скомандовал де Пейрак. К нему тут же подошел дежуривший неподалеку Эрикссон, кивнул, словно уже все понял. Сейчас «Морской орел» пойдет контргалсом, времени на раздумья нет. - Поворот через фордевинд! – раздалась очередная команда, и Рескатор резко переложил руль в сторону поворота. При этом маневре линию ветра пересекает корма парусного судна. Таким образом, ветер всегда попутный и для судов с прямым парусным вооружением представляет меньше трудностей. Зато для шхуны Монбара с косым вооружением смена галса сопровождается стремительным перебросом парусов, что прибавит его экипажу проблем, а «Морскому орлу» позволит выиграть время. - Травить кливер, фок к мачте! – не дожидаясь капитана, скомандовал Эрикссон и, поймав удивленный взгляд Рескатора, стремившегося подвести судно так, чтобы корма подошла к линии ветра, сказал - Не удивляйтесь, монсеньор, я ведь воевал с англичанами в первой войне, я кое-что смыслю в битвах и курсах ветра. Двухмачтовая бермудская шхуна уже шла встречным курсом, на палубе возились взволнованные матросы, слышались всевозможные команды, смены галсов кораблем, идущим с обломанной бизанью и так и не дождавшимся арьергарда, они не ожидали. Де Пейрак на миг сжал рукоятку сабли и вновь взялся за штурвал. Если бы это был обычный жадный до наживы пират, то стоило лишь пересечь ему курс, повести «Морского орла» под острым углом, развернуться у кормы и нанести удар из пушек, но это был не простой корабль и не простой разбойник - там были дети, а обитая железом шхуна с дырой в боку очень быстро идет ко дну. Однако де Монбар его чувств не разделял: на «Молнии», так называлось судно, уже открывались пушечные порты, а матросы с саблями наголо ехидно скалились с фальшборта. - Монсеньор, прикажете открыть огонь? – спросил Эрикссон, наблюдавший за происходящим на вражеском корабле, который словно бы ждал, когда фрегат подойдет ближе. - Прикажу… - рассеянно ответил Рескатор, - Подождем, пусть они подойдут ближе. Всем приготовиться к абордажу. - Есть, капитан! Как только от бушприта «Морского орла» до палубы «Молнии» остались считанные метры, де Пейрак приказал открыть огонь по нескольким палубам сразу, это позволит отвлечь де Монбара и достичь расстояния, необходимого для абордажа. - Занять боевые посты! - Канониры, к пушкам правого борта! - Огонь! – наконец, скомандовал капитан, когда нос шхуны оказался совсем рядом. Всё заволокло дымом, со скрипом упала фок-мачта, послышались крики и ругань, а когда дым рассеялся, «Морской орел» ткнулся о бок шхуны, и в воздух полетели абордажные крючья.
Lutiksvetik: Жаклин де ла Круа пишет: цитата: Мне кажется, вам в какой-то момент стало скучно, -Мы просто затаили дыхание в предвкушении... А вообще то,настоящий художник,творец,коим вы,Жаклин де ла Круа, и являетесь, никогда не должен сомневаться,пока не выскажется до конца. Так что - дерзайте! А мы ждем с нетерпением полета вашей фантазии,и нам все интересно!Не побоюсь высказаться от лица всех здешних обитателей...
Жаклин де ла Круа: Lutiksvetik спасибо
полная версия страницы