Форум » Творчество читателей » Demande Au Soleil » Ответить
Demande Au Soleil
Жаклин де ла Круа: Примечания автора: Что если Рескатору удалось бы догнать Анжелику? Мое размышление о том, как могла бы развиваться линия их отношений Честно говоря, меня на сие графоманство вдохновил чудесный фик Florimon, незаконченный, к сожалению, потому, вот, и решила я придумать свою версию событий. Не думала, что окажется так сложно. Не судите строго Звезды – непостоянные спутницы ночного неба – в этот час лукаво обозревали свои незримые границы. Морской дух плескался совсем рядом, и, казалось, был тих и податлив как котенок, но бывалые морские волки знали цену его ласке и, верно, были бы настороже. Закатный бронзовый отлив, скопление белых облаков днем, странный ореол вокруг ночного светила не обещали мирной ночи, однако старый ученый Савари был далек от морского дела так, как утлый челн сейчас был далек от берега. Куда же несла эту лодку судьба? От каких проблем пыталась скрыть среди изумрудных вод Эгейского моря? Где-то там, в совсем уже чужом мире, красовались минаретами мечети, попирал небо крест и дурманяще пахли розы. - Есть ли в вашем доме…кошки? – вспомнилось Анжелике, и она горько усмехнулась. Где был сейчас призрачный дом с розами и его хозяин, за которым несколько часов назад она готова была бежать хоть на край света? Что же такого в нем взволновало ее в те минуты в батистане? На море опускалась ночь и приносила с собой холод, страх и отчаяние. Да, побег удался, да, верный Савари вырвал ее из рук гнусных торговцев живым товаром, но почему так странно было на душе, а перед мысленным взором все еще стояли горящие корабли? Холод окутывал всё вокруг, своими цепкими лапами пробирался сквозь ткань, проникал под одежду, небосвод кривился безобразной ухмылкой д'Эскренвиля и его свиты: молодую женщину, кутающуюся в черный плащ, в эту ночь мучили кошмары. Ветер трепал паруса, баркас швыряло из стороны в сторону, а по небу уверенно мчались вперед серые лохматые облака. Ночка будет веселой, если вообще удастся дотянуть до рассвета. Смысл произошедшего дошел до маркизы дю Плесси-Бельер лишь сейчас, однако на страх уже не осталось сил, в душе плескалась лишь какая-то странная покорность судьбе, свойственная скорее женщинам Востока, нежели вспыльчивым француженкам. Что же будет дальше? Савари, скрючившись, сидел на куче какого-то тряпья, по-видимому, призванного заменять беглецам одеяло, и время от времени горестно вздыхал. Его сутуленная фигура выделялась на фоне темнеющего неба, делая старика похожим на героев детских сказок – барбегази, белобородых гномов, живущих в горах, частенько подсказывающих дорогу незадачливому путнику или вовремя спасающих последних от лавин. - Ах, мадам, если бы я только знал, что вас купил Рескатор, - сокрушался ученый, - Если бы я только знал….. [more]- То, что тогда, Савари? Я стала бы еще одной жемчужиной в коллекции этих варваров! - Нет, мадам, о нет, - вздыхал Савари и молчал. Поднимался ветер, и уже было не до разговоров о том, что не сбылось. Гречанка вполголоса бормотала какую-то православную молитву, Савари качал головой и что-то бубнил себе под нос, а Анжелике хотелось одного: исчезнуть отсюда. В море плескалось темно-синее небо, белые барашки волн любопытно перепрыгивали через ветхие борта баркаса, желудок сводило от голода, а тело бил озноб, и уже не понять от страха ли или от холода. Средиземное море меняло людей, в этом человек, отдавший за нее целое состояние, был прав. Анжелика поджала колени к подбородку и закрыла глаза. Когда она, влекомая вновь разгоревшимся чувством чудом воскресшей любви, сломя голову ринулась на поиски Жоффрея, то уж точно не могла себе представить, что будет плыть в отданной всем ветрам лодке без цели и смысла. Да и был ли он действительно жив, могло ли такое произойти? Что если это все – лишь плод ее раненного воображения, чудо, которому так хотелось верить? Женщина запретила себе плакать, однако именно сейчас ей хотелось этого как никогда. Ни гнусные уловки д'Эскренвиля, ни унижение на торгах, даже Кандинские кошки не заставили ее плакать, и вот сейчас она вдруг впервые ощутила свою беспомощность. Возможно, стоило покориться судьбе? И почему так сжалось сердце при виде горящего корабля Рескатора? Уж не напомнил ли он ей точно такой же огонь, перечеркнувший всю ее жизнь – огонь костра на Гревской площади? Каким далеким и одновременно близким казалось все это сейчас…. - Не надо плакать, мадам, всё образуется, - прошептал Савари, наклоняясь к ней, - Выпейте воды, вы совсем ослабли. - Я не хочу, друг мой. - Вы должны, мадам, - как всегда непреклонно ответил аптекарь и вновь покачал головой. Анжелика кивнула, будто бы соглашаясь, а на деле, чтобы не обижать Савари, который столько всего для нее сделал. Небо вновь заволокло тучами, гнилые паруса бог весть где найденного баркаса жалобно стонали на ветру. В глубине моря словно бы очнулось от долгого сна какое-то древнее животное, сейчас изо всех сил стремящееся вырваться наружу, луна совсем скрылась из виду, уступая главенствующую роль беснующейся ночи. - Мадам, шторм начинается! – прокричал старик-аптекарь, но Анжелика его уже не слышала, ее мысли блуждали где-то в тумане – сказывался шок от всего пережитого. И лишь звезды равнодушно наблюдали за бьющимся за жизнь баркасом и его несчастными путниками. - Раненая малышка – прозвучал где-то в подсознании насмешливый голос графа, и Анжелика почувствовала, что ее с головой накрыло волной. **** Волны, словно сорвавшиеся с цепи гончие, перемахивали через борта баркаса, грозя увлечь за собой всех находящихся внутри. Белые пенистые гребни, словно короны морских демонов, вырвавшихся на свободу, создавали впечатление сюрреализма, происходящего на фоне луны, окруженной свитой перепуганных лохматых туч. Вдали уже слышались глухие ворчливые раскаты, небо то и дело прорезали вспышки молний, оставляя по себе красные полосы и предчувствие жути. Не зря утром в Кандийском порту моряки нарекали на багровый рассвет, они, вероятно, остались переживать прихоти погоды в сухом и теплом местечке, а еще – тратить деньги Рескатора, которые тот щедро раздавал всего несколько часов назад. Анжелика путешествовала на грани яви и сна, то и дело оглядываясь по сторонам и стараясь остаться в сознании, мысли ускользали, и даже холодная вода не способствовала пробуждению. Женщина уже знала, что их утлый баркас попросту перевернулся, будучи не в силах справиться с морским неистовством, и повезло тем, кто успел за что-то схватиться. Связка веревок сразу же пошла ко дну, увлекая бедного Савари, аптекарь не умел плавать, и Анжелика хорошо об этом знала, однако сама она была слишком далеко, чтобы хоть как-то помочь несчастному. Плащ, обвившись вокруг тела, лишь усугублял положение, однако чтобы его снять женщине пришлось бы выпустить из рук обломок фок-мачты. Острова остались где-то в другой жизни, а ведь надежда на спасение была столь реальной еще сегодня утром, а может его и не было вовсе, этого утра? Сколько времени их баркас блуждал по морю? На что, ну на что надеялся авантюрист-аптекарь и маркиза, чудом не утратившая рассудок? Куда же подевалась гречанка, неужели она тоже не умела плавать? Анжелика огляделась, но не обнаружила вокруг ничего, что хоть отдаленно бы смахивало на человеческую фигуру. Волны бушевали, тяжелая туча стремительно пронеслась над головой, подгоняемая суровым пастухом-ветром, еще минута-другая, и с неба обрушится настоящий ливень, тогда никому не выжить. На горизонте замаячило что-то огромное, похожее на скалу, восставшую из морских глубин. На скале суетились люди, слышались их громкие голоса, уж они-то точно не боялись какого-то шторма. Анжелика собрала последние силы, чтобы позвать на помощь, однако когда она уже собиралась закричать, случайная волна накрыла ее с головой. Последнее, что поняла женщина, было то, что скала, появившаяся неизвестно откуда, оказалась кораблем, возможно, спешившим на помощь или вдогонку беглецам. **** Море плескалось где-то вдали и в то же время, совсем близко, казалось, можно дотронуться до него рукой и погладить, как присмиревшего котенка. Солнце не могло пробиться сквозь тяжелые шторы, которыми были занавешены иллюминаторы каюты, а небольшая масляная лампа, стоявшая на столике неподалеку, рассеивала мягкий свет, создающий ощущение уюта и покоя. В каюте пахло пряностями и табаком, обоняние улавливало аромат жареной рыбы, видимо принесенной сюда совсем недавно, а еще – запах кофе, враз напомнивший Анжелике батистан и следующий за ним шторм. Маркиза резко выпрямилась и огляделась. Она, без сомнения, находилась в капитанской каюте, судя по ее богатому убранству, но кто же был капитаном? Кто спас ее от гибели? Рескатор? Анжелика покачала головой: пока это неважно. У нее все еще кружилась голова, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы вновь не упасть на подушки. Соблазнительный аромат кушанья и кофе не оставил равнодушной умирающую от голода маркизу, Анжелика здраво рассудила, что тот, под чьим покровительством она сейчас находилась, наверняка не желал ей голодной смерти, и все проблемы, в общем-то, вполне решаемы. Переставив тарелку себе на колени, женщина мимоходом отметила наличие вилки и неизвестный ей хлеб, пахнущий травами, возможно, какое-то лекарство? Также, Анжелика не могла не заметить, что вся ее одежда куда-то исчезла, и саму ее завернули в простынь, набросив наверх теплое верблюжье одеяло, единственным, что осталось от ее несчастного гардероба, был хорошо известный ей плащ, висевший на спинке стула. Сколько же времени она здесь провела, если он успел высохнуть? Кто раздевал ее, склонялся над ней, пока она была в забытьи? И что случилось с ее спутниками? Удалось ли спасти Савари…. Маркиза не заметила, что слезы сами катятся по щекам, ей так и не удалось запретить себе плакать, а ужас произошедшего продолжал напоминать о себе противным холодком, как едва закончившийся шторм – потряхиванием корабля. Доев и промокнув губы салфеткой, Анжелика поняла, что если сейчас же не вернется обратно на тахту, то попросту потеряет сознание. Вновь ее мысли блуждали на границе сна и яви, вновь ей казалось, что со всех сторон к ней подступают волны, готовые увлечь за собой, слышались какие-то голоса, кричащие что-то на арабском, испанском и, почему-то, французском. Во сне Анжелика карабкалась по каким-то утесам, то и дело оскальзываясь и царапая руки, один неосторожный шаг – и она упадет, разобьется о скалы, но почему камни выскальзывают из пальцев, что же течет по серой коже утеса, кровь? И плащ всё так же обвивает тело, увлекая вниз, не давая ступить ни шагу. Сбросить, ей нужно сбросить его с себя! Вверху Анжелика видела крепкую мужскую фигуру, стоящую спиной к солнцу, женщина знала, что ей, во что бы то ни стало, надо туда, наверх, там она будет в безопасности, рядом с ним. И вновь внизу бушевало море, волны долетали до самого неба, небо, светлое и чистое миг назад, подернулось тучами, скрывая солнце, погружая мир в обрушившуюся внезапно ночь. Женщина изо всех сил старалась удержаться на склоне, но силы покидали ее. Тень прошлого стояла перед глазами, тень того, кого она так любила, не переставала любить все эти годы, наполненные страхом, одиночеством, кровью и потерями. Как бы муж принял ее, если бы встретил вновь? Что она могла бы сказать в свое оправдание, да и имеет ли он право требовать от нее, дважды вдовы, видевшей Двор Чудес и блеск Версаля, потерявшей сына, оправданий? Во сне Анжелика что-то кричала, но ветер тут же разносил над морем ее слова, а человек все стоял на скале, не оборачиваясь. - Жоффрей! Помоги мне, Жоффрей! Напрасно…. Вокруг витал удручающий аромат розмарина, каким-то чутьем женщина вспомнила, что его добавляли в мазь от порезов и ожогов, нещадно палило солнце, и истерически кричали чайки. Еще шаг, всего один шаг…. Но вверху уже грохочет гром, белые гребни с плачем обрушиваются на утес, а по ладоням течет кровь…. Камни ускользают из-под ног и исчезают в беснующемся море, откуда не будет спасения. Ветер, кажется, сейчас подхватит обессилевшую и напуганную женщину и швырнет вниз, она кричит, пытаясь удержаться на утесе, но опора исчезает, как тень тает под солнечными лучами. В тот миг, когда Анжелика уже готова сорваться, мужчина хватает ее за руку. - Держись, ты должна жить! И помни, что мы не умеем умирать. А вокруг все так же пахнет розмарином и табаком. **** Рабыня! Игрушка! Тряпичная кукла, которую можно выкинуть, разрезать на клочки, порвать, швырнуть на растерзание собакам, отдать на поругание другим. Рабыня. Вещь! Анжелика в гневе вскочила с тахты и принялась кругами ходить по каюте. Масляная лампа, стоявшая на небольшом столике, опасно качнулась в сторону, женщина поспешила ее подхватить, сделала неосторожный жест и больно обожгла руку. Инстинктивно прижав ладонь к себе, Анжелика не смогла сдержать слез: унижение, угроза жизни, странный корабль с не менее странным капитаном, которого она, кстати, еще не видела, саднящее горло, переполох в мыслях, теперь еще и это. Почему же все так? Женщина прошлась по каюте, попутно рассматривая ее убранство. Без сомнения она находилась где-то на юте или полуюте, либо рядом с капитанской каютой, либо недалеко от оной. Возможно, когда-то здесь жил помощник хозяина судна, а могло статься, что она тоже предназначалась для главного кормчего, когда он, утомленный бурей, был не в силах делать еще один переход до своего временного, а быть может, и постоянного дома. Когда мужчины говорили, что в их жизни есть только одна страсть: война, власть, наука, теперь, наверняка, корабль, то вряд ли они лукавили. За многие годы научившись жить вдали от женщин, отдавая себя во власть стихиям или тайнам земных недр, мужчины переставали верить женщинам и видеть в них таковых, в чем-то они были правы. Вот и нынешний хозяин каюты, вероятно, придерживался той же жизненной философии, о чем и свидетельствовало внутреннее убранство. Темно-зеленый ковер с густым длинным ворсом, секстант и стопка всевозможных карт на рабочем столе красного дерева, письменный прибор с оригинальным пером в форме изогнутого крыла альбатроса, несколько листов желтоватой бумаги, шкатулка, украшенная изумрудами, замок с секретом, сундук с ворохом рубашек и камзолов на все случаи жизни, пистолет с серебряной рукояткой, украшенной волчьей головой. Анжелика почти восторженно оглядела его со всех сторон, затем прошла дальше. У северной стены висела книжная полка, закрытая бархатной занавеской с бахромой по краям. Маркиза пробежалась пальцами по корешкам, узнавая трактаты по астрономии и математике, несколько книг по медицине, Дантовскую «Божественную комедию» и толстые фолианты на арабском, греческом и неизвестных ей языках. Заслышав звук приближающихся шагов, женщина поспешила вернуть книги на место и самой вернуться на тахту, простынь все время грозилась упасть, а Анжелике в последнюю очередь хотелось предстать перед хозяином каюты в костюме Евы. Неизвестный потоптался у двери, будто бы размышляя входить или нет, что-то крикнул по-арабски и прошел мимо. Анжелика словно бы мимоходом отметила приглушенный тембр со знакомыми нотками, однако опознать его владельца не смогла. В душе нарастало смутное предчувствие, в приоткрытое окно дул холодный ветер, принося дыхание моря, а огонек внутри лампы болезненно дрожал. Какой же недуг истязал несчастный корабль с его неизвестными обитателями? Куда же они сейчас держали свой путь, эти проклятые изгнанники света? Анжелика была уверена, что госпожа-Фортуна редко благоволила к команде, а последняя казалась узницей корабля-призрака, дрейфующего меж скал в окутанном туманом море. Она ясно видела, как несчастные протягивают руки к горизонту, вопя от отчаяния: O, Madre Nostra! За что ты предала нас? Анжелика поежилась и, завернувшись в одеяло, решила, что ее не выбросят за борт, если она позаимствует у хозяина каюты рубашку. С этими мыслями она встала и, пошатываясь, вновь побрела к сундуку. Странно было вновь оказаться в окружении роскошных вещей, попасть в новый мир, в котором словно бы гранями брильянтового колье переливались отголоски прошлого. Женщина прикоснулась к резной окованной железом крышке и замерла в нерешительности. Нет, жизнь учила ее рыться и не только в таких вещах, но все здесь: и рубашки, и восточный диван, и пахнущая сандалом каюта и даже приглушенный свет лампы казался ей миром неизвестного человека, а ее вынужденное любопытство – неуместным в него вторжением. Слабость не давала ей выйти из каюты, а неизвестность жгла сердце адовым пламенем. Маркиза откинула крышку сундука и тут же вскрикнула от неожиданности: на нее смотрела женщина с бледной обветренной кожей, спутавшимися волосами и темными зелеными глазами. Анжелика не сразу поняла, что перед ней всего-навсего зеркало, а несчастная незнакомка – она сама. Да уж…. Могла ли блистательная хозяйка дю Ботрейи представить, что вновь опустится на дно жизни, едва из него выйдя? Бархатные камзолы по последней моде, какие-то безделушки, Батистовые и шелковые рубашки, - почти такие, как носил когда-то Жоффрей – пронеслось у Анжелики, и она вздохнула, непроизвольно прижав к себе рубашку. Где же был он сейчас? В какие дали забросила его судьба? Мог ли он вот также бороздить морские просторы, как капитан неизвестного судна? В какую сторону увлекали его звезды, и главное, как бы он встретил ее, свою жену, о которой, возможно, уже давно не думал? «Я слишком мало знала его», - вновь призналась себе Анжелика и поспешила утереть набежавшие слезы. Что могла бы сказать ему сейчас эта женщина с истерзанным телом и покрытой язвами душой, о чем спросить, в чем повиниться? «У меня даже нет нормального платья.… По правде, у меня больше нет никакого. Что же сталось с тем, изумрудным? Неужели его выкинули, порвали? Что стало с подарком Рескатора…. Так размышляя, маркиза продолжала рассматривать содержимое сундука, предварительно натянув на себя рубашку, дошедшую ей почти до колен, что однозначно свидетельствовало о высоком росте владельца, и закутавшись в одеяло. Ее руки сами нашли небольшую шкатулку с вензелями, решившись, женщина заглянула внутрь. На обитой бархатом подушечке лежал перстень с изображением гербового щита. Герб,… но чей? Ей вдруг показалось, что она уже где-то его видела, притом совсем недавно, однако закончить мысль не удалось. В комнате вдруг потемнело, раздались глухие раскаты, которые воспаленное воображение Анжелики сначала приняло за пушечные выстрелы, в воздухе вновь висело предчувствие шторма. Быстро захлопнув крышку сундука и побросав внутрь все инспектируемое содержимое, маркиза рванулась к двери и попутно с удивлением отметила, что та не заперта. На палубе пахло дождем, спутанными мыслями, четкими приказами, ветром, полощущим паруса, на палубе пахло жизнью, а начинающее штормить море лишь доказывало, что в последующие часы всем предстоит проверить ее на прочность. Капитан стоял у штурвала. Анжелика огляделась и уже хотела сделать шаг навстречу судьбе, как уже слышанный однажды хриплый голос окликнул ее: - Мадам, сейчас начнется буря, вам лучше вернуться к себе. Женщина обернулась – чуть свесившись с балюстрады верхней палубы, на нее смотрел Рескатор. **** С видимым усилием захлопнув никак не желающий поддаваться деревянный ставень, Анжелика набросила на окно прозрачную занавеску и прислонилась к стене. По затянутому серым покрывалом небу бежали рваные облака, спешащие как можно скорее избавиться от бремени, корабль уже начало ощутимо потряхивать, даже здесь, сквозь плотные деревянные стены, можно было услышать, как стонет море, не желающее уступать первенство людям. Итак, она на его корабле. На судне пирата-ренегата, окруженного кружевом мрачных легенд. Ворохом преданий, одни из которых походили на поверья о Жиле де Рэ, слышанные в детстве в родном Пуату, другие смахивали на деяния святых, которые любили без умолку повторять монахини-урсулинки, наставляя в морали своих непутевых учениц, только и мечтающих о том, как бы улизнуть за яблоками или розами. Злые языки говаривали, что Рескатор выкупает рабов, чтобы потом принести их в жертву своему господину из Преисподней, ибо никто иначе не мог объяснить его несметные богатства, верящие в чудо судачили, что он чуть ли не рыцарь Роланд, и доблестен, и могуч, и благороден. Анжелика усмехнулась, спрашивая себя, к какой категории отнесет ее корсар? Темные умы, боящиеся власть имущих, ничем не отличались друг от друга, ни в медленно идущем ко дну Старом Свете, ни на Средиземноморье. Выкупил же он ее с какой-то целью, еще и отдал такую сумасшедшую сумму, неужели все ради того, чтобы она стала одной из многих в его гареме? Маркиза рассерженно фыркнула: все ее планы вновь рушились как карточный домик под рукой неумелого игрока, и вновь за всем этим уверенно проглядывались фантасмагорические силуэты сильных мира сего. Что же дальше…. Может, попросить Рескатора в содействии в поисках де Пейрака? Посулить, что муж отблагодарит? Анжелика вздохнула – картинка будущего все еще маячила где-то в тумане, и главным сейчас было выйти живыми из бури. Если все было действительно так, если счастливый случай не преминул улыбнуться ей, то почему, почему Жоффрей за все эти годы так и не напомнил о себе? Неужели его так мало волновала ее судьба? Ладно, возможно и так, но как же дети, разве они так мало значили для него? Анжелика не могла вообразить этого, невольно вспомнилось, что первым словом Флоримона было «папа», вспомнилось, как она носила Кантора под своим сердцем, и то, что он родился именно в тот день, когда его отца сожгли на Гревской площади…. Где же он сейчас, ее невинная крошка, отобранная жестокой судьбой? Не потому ли господин-случай играл с ней сейчас в жесткую игру, столкнув с Рескатором? И почему вместо того чтобы ненавидеть его, Анжелика продолжает на что-то надеяться? «В конце концов, я в его каюте, что же он скажет, увидев меня в своей рубашке?» - мелькнула нелепая мысль. Маркиза давно уже подметила за собой привычку думать о всяких не несущих смысла мелочах перед лицом чего-то глобального. Корабль в который раз качнуло, женщине пришлось схватиться за спинку дивана, чтобы удержаться на ногах. За дверью послышались голоса, топот босых ног матросов, спешащих управиться с парусами, судно пришло в движение, разворачиваясь безопасным бортом к волне, а снаружи вновь выло и стонало на все голоса, а море разъяренным быком билось в борта корабля. «Надо будет справиться о судьбе Савари» - подумала Анжелика, с трудом пробираясь к дивану. Масляная лампа уже лихо отплясывала сарабанду, тарелка вторила ей энергичной тарантеллой, проклятое окно вновь распахнулось, принося запах непогоды и морские брызги. Маркиза потянулась к лампе, чтобы либо погасить ее, либо придать более устойчивое положение, но не удержалась на ногах, больно ударилась об угол стола. Мозг отмечал нелепые детали: горячее масло вытекает из лампы, медленно занимается ковер, все усеяно осколками, а сама несчастная пытается натянуть на себя рубашку, вместо того чтобы звать на помощь. Пожар! Пожар….. Вновь ее особа принесет Рескатору одни неприятности. Но она попадет в море, да, конечно, ее похоронят в морских волнах, и там она, наконец, воссоединится со своим Кантором. А Жоффрей…. Он вряд ли узнает, что был так нужен ей все эти годы. Пожар. [/more]
Жаклин де ла Круа: NB: В этой главе предпринята попытка изобразить неидеального Жоффрея, не судите строго. **** Анжелика стояла у фальшборта и всматривалась вдаль, уже не надеясь рассмотреть что-либо на горизонте. Сколько дней «Морской орел» уверенно разрезает морские волны? Когда же, наконец, появится суша? Когда измученная плаванием команда получит столь желанное жалованье и тут же пойдет проматывать его на ром и всяческие увеселения? Когда она сама ступит, наконец, на твердую землю, и этот шаткий пол, так похожий на хрупкое равновесие ее нынешней жизни, прекратит уходить из-под ног? Анжелика вздохнула и покачала головой, словно давая ответ собственным мыслям. Скоро…. Совсем скоро. Но что же будет потом? Что ждет их на Мессине? «Я схожу с ума», - в который раз за прошедшие недели прошептала она и вновь перевела взгляд на горизонт. Ей стоило грандиозных усилий взять себя в руки и остаться на месте, сердце настойчиво требовало обрести рядом с собой Жоффрея. Конечно, он внес бы ясность в терзавшие ее сомнения, и помог обрести уверенность. Однако Анжелику не покидало предчувствие чего-то дурного, словно и море, и корабль, и все, кто на нем находился, блуждали в тумане, а тропинка, до этого зримая, таяла со стремительной быстротой. Анжелика упорно твердила себе, что все ее опасения – результат пережитых испытаний, что пройдет еще пару дней, и всё плохое исчезнет, растворится в ночном воздухе, напоенном ароматом роз. Она не смогла сдержать улыбки: с одной стороны ей очень хотелось увидеть чудесный дом, сад, украшенный статуями богов и героев, как любили в здешних местах, обнаружить на столе в гостиной вазу со свежей розой, познакомиться с вышколенными строгим хозяином слугами, пройти по этажам, в каждом жесте, завитке, части орнамента узнавая уже позабытые привычки…. С другой – она боялась того, что может ее ожидать там. Как когда-то, впервые войдя в обретенный отель дю Ботрейи, Анжелике повсюду чудился призрак мужа, так теперь ей везде слышались звуки гитары маленького пажа. Сын незримо стоял между родителями, и она, мать, так и не смогла простить себе, что собственным желанием счастья обрекла его на гибель. Анжелика судорожно всхлипнула и закрыла лицо руками. Небо, ясное и светлое еще несколько часов назад, постепенно затягивали рваные серые облака, море заволновалось, но молодая женщина ничего не замечала в этот миг, мысли ее рвались то в прошлое, то в будущее, сводя с ума своей неопределенностью. «Неужели Кантор всегда будет стоять между нами?», - Анжелика горестно спросила у неба, словно оно могло дать ей ответ. Сколько раз за минувшие годы она вот так же отчаянно металась в поисках истины, но все вокруг оставалось равнодушным к ее горю. Когда будучи всеми гонимой изгнанницей она брела по Парижу, толкая перед собой тележку, откуда выглядывали две чумазые мордочки, она знала, что дети – ее свет в этой нескончаемой ночи. Флоримон – ее слабость, и Кантор – ее сила. Он еще в утробе так отчаянно стремился выжить и жить, словно воплощая в себе силу духа своего отца, и когда он родился, Анжелика поняла, что ее любовь к Жоффрею возродилась сегодня в его сыне. Когда она терпела издевательства и холодность Филиппа, то знала, что делает это лишь ради одного – ради своих сыновей, ради их будущего, ради того положения, которое было ими утрачено. С появлением на свет Шарля-Анри, Анжелика словно поселилась в двух разных мирах, в одном из которых, как ей казалось, она обретет счастье с Филиппом и сыном, а в другом она по-прежнему видела то себя бредущей по засыпанному снегом Парижу, то бросающейся на Великого Керза, то предающей последнее, что так отчаянно хранило сердце – ее первую и единственную любовь. Но потом в дом вбегали сыновья, и она видела, чувствовала, что любовь не умерла, что она всегда будет рядом. Разве не ради этого, не ради желания угодить зримой близости любви, она, Анжелика, согласилась, чтобы Кантор попал в свиту герцога де Вивонна? «Если бы мы могли знать….». Она смотрела на море и чувствовала, что стала предательницей собственного сына, чьи мечты так нечаянно сбылись у матери. Однако в Плесси остались Флоримон и Шарль-Анри, за чью судьбу Анжелика с каждым днем тревожилась всё больше и больше. За будущее королевского крестника можно было не опасаться, но старший сын, словно проклятый неповиновением родителей, был в опасности. Как им забрать его из Франции, как отнесется Жоффрей к ребенку Филиппа, как ей сказать ему об этом? Анжелика почувствовала, как виски пронзила острая боль, будто раскаленный штырь вонзался в кожу – с переменой ли погоды, или с душевным смятением, но у нее разыгралась мигрень, на предчувствие которой, не дававшее покоя еще с утра, она просто не обратила внимания. «Он жив. Жив! Но почему чудо его возвращения принесло мне столько волнений?». Вряд ли удобно сейчас начинать этот непростой разговор, но Флоримон – их сын! «Я схожу с ума», - вновь прошептала Анжелика и прикрыла глаза. Некоторое время Анжелика просто стояла, наслаждаясь налетевшим вдруг свежим ветром, она мысленно представляла, как пересыпаются песчинки в часах, приближая время окончания плавания, как стягиваются нити будущего, как в их небе, наконец, восходит солнце. Отвлекшись постепенно от невеселых мыслей, Анжелика уже собралась возвращаться в каюту, но услышала шаги мужа и обернулась. Когда-нибудь она решится узнать, как же ему удалось избавиться от хромоты, но не сейчас, еще не время. - Вы чем-то взволнованы? – словно почувствовав ее смятение, спросил Жоффрей. Некоторое время Анжелика молчала, не решаясь поведать о своих терзаниях. Ей хотелось прижаться к мужу, посмотреть в его глаза, как раньше, но она не двигалась с места, наблюдая за пенной струей кильватера, стлавшейся за кораблем, как тропинка, уводившая в прошлое. - Я думаю о том, что ждет меня… дома, - наконец, со вздохом проговорила Анжелика. - Не решаетесь назвать нашу будущую обитель домом? А меж тем вас там ожидает нечто, что даст мне ответ на давно мучащий меня вопрос. Анжелика обернулась, недоверчиво взглянула на мужа. - Что же это? Неужели я недостаточно вам рассказала, мой требовательный господин? - Нет, не будьте столь нетерпеливы, моя дорогая, есть еще кое-что. - Почему же вы не спросите об этом сейчас? - Потому что сейчас вы принадлежите только мне, - с улыбкой ответил де Пейрак, властно привлекая к себе Анжелику. Она вновь закрыла глаза, борясь с навязчивым приступом мигрени, в небе требовательно заворчало, а в следующую секунду глухой раскат грома заставил Анжелику вздрогнуть. В мыслях пронеслась ненужная ассоциация. - В чем же еще я должна перед вами покаяться? - О нет, я далеко не священнослужитель, и уж явно не в нашей власти отпускать совершенные грехи, просто, скажем, мое вечное стремление к истине не дает мне покоя. - Грехи…. Да, я достаточно грешила, но я не стремлюсь получить у вас отпущение, я лишь хочу, чтобы вы меня поняли. - Не смотрите на меня с таким вызовом, дорогая, это совсем не то, что вы себе вообразили. Быть может вам стоит вернуться в каюту? Скоро начнется дождь. - Нет! – Анжелика вдруг высвободилась из его объятий. Что-то подсказывало ей, что она должна узнать всё здесь и сейчас, - Говорите, что вас тревожит? Жоффрей в задумчивости посмотрел на жену, словно хотел в этот миг прочесть ее мысли, после чего произнес - Вы можете объяснить мне, что такое «шоколадное время»?
Леди Искренность: Спасибо за продолжение. Ничего плохого не увидела в Жоффрее, все логично. Испытание встречи с сыном таки будет? Я не против. Только как быть с тем, что ваша Анж в курсе того, что у Пейрака есть сын? Я же ничего не путаю?
Жаклин де ла Круа: Леди Искренность Спасибо за отзыв :) Будет, и ссора будет в этой же главе. Нет-нет, не путаете, я сама, по правде, уже и забыла, спасибо, что напомнили :) Что-то придумаю на этот счет.
Жаклин де ла Круа: Девочки, скажите честно: стало неинтересно? Может, какие-то замечания есть по сюжету? Может, не стоит и продолжать? /с вами была минутка самокопания/
Леди Искренность: Очень даже интересно, и безусловно стоит продолжать. Просто на форуме бывают такие периоды затишья, особенно летом. Люди вернуться и прочтут. С периодичностью все пропадают, но почти все возвращаются, к счастью. А вы прекрасно пишите. И сюжет, и слог, все отлично.
Мадемуазель Мари: Самая последняя фраза про "шоколадное время" - просто класс! шикарно)) интересно, как ответит Анжелика, очень даже интересно)) Продолжайте, пожалуйста Леди Искренность пишет: все восходит к истокам изначального неравноправия полов. Что позволено Юпитеру... А, я это упустила из виду, действительно, это немного сглаживает впечатление. Просто Анж трудно для меня воспринимается в таком вот неравноправии, ведь долгое время она была сама себе голова, своей жизнью, кажется, заслужила право быть наравне с мужчиной.
Жаклин де ла Круа: Спасибо, девочки :) Буду продолжать.
Жаклин де ла Круа: *************** Жоффрей в задумчивости посмотрел на жену, словно хотел в этот миг прочесть ее мысли, после чего произнес - Вы можете объяснить мне, что такое «шоколадное время»? - «Шоколадное время»…. – эхом отозвалась Анжелика, не обратив внимания на эту фразу, - Это период из моего прошлого, достаточно спокойный и относительно счастливый. Вы ведь не думаете, что я умею лишь вышивать да варить варенье, однажды мне довелось применить чудеса изворотливости и вспомнить всё, что я когда-либо слышала о коммерческих делах. - Говаривали, что вас даже назначили консулом Франции? - Верно, ваши шпионы хорошо поработали, монсеньор. Так вот, в то время, когда мне с таким трудом удалось вернуться к более-менее нормальной жизни, и я наладила кое-какие дела, - Анжелика решила не вдаваться в подробности своего тернистого пути к званию мадам Шоколад, и продолжила, - Вернула себе отель дю Ботрейи, как вам уже известно. И постепенно стала, как образцовая мать, ежедневно ходить на работу, печь пирожки и блинчики и верить в лучшее. Я занялась производством шоколада, без ложной скромности скажу, что мне даже удалось преуспеть в этом деле. Не знаю, мне кажется, тогда я была счастлива, знала, что мне есть куда возвращаться, что дома меня ждут дети, за чье ближайшее будущее я была относительно спокойна, и что в воскресенье мы все вместе пойдем гулять. Видимо, так думала не только я, потому что, связав тот отрезок нашей жизни и производство шоколада, Кантор нарек нашу жизнь «шоколадным временем». Вот, теперь вы все знаете, - произнесла Анжелика и хотела уже триумфально улыбнуться, как вдруг неожиданная догадка заставила ее побледнеть и схватиться за перила. - Что с вами? – встревожено спросил граф. Анжелика взволнованно провела рукой по лбу, словно пыталась этим жестом унять разбушевавшуюся мигрень. Вихрь самых противоречивых мыслей, словно картинки в разлетевшемся калейдоскопе, грозил увлечь ее за собой, и она еще сильнее вцепилась в фальшборт, пытаясь удержаться на ногах. - Откуда вы знаете? – еле слышно прошептала она. - Знаю что? - О «шоколадном времени»? Нет, даже не так, о том, почему и кто его так называл? Говорите, же! – сумев устоять на ногах, Анжелика сумела вернуть и ускользающее самообладание. И этот же момент, не дожидаясь объяснений застигнутого врасплох мужа, она скрестила руки на груди и отчаянно бросилась в атаку, пытаясь не задохнуться от волнения и праведного гнева, вскипавшего внутри, - Конечно, мне сразу стоило догадаться, но я была слишком озабочена обретением вас! Вы никогда не умели сказать правду прямо в лицо! Вас нравится играть чувствами других людей, Жоффрей де Пейрак! Ваш ум ученого повсюду ищет возможность новых экспериментов, и вам всё равно, что это опыт над сердцем матери! - Постойте же, дорогая, в чем вы меня обвиняете? – притворно нахмурившись, спросил де Пейрак, предприняв попытку взять жену за плечи. - Не прикасайтесь ко мне! Не смейте! Вы прекрасно всё знаете и сами, но, тем не менее, предпочли наблюдать, изводя меня молчаливыми упреками и попытками пробудить во мне благородство, которого вы не заслужили! Вы знали, все эти годы знали, что Кантор жив, а я ночи напролет сидела у окна и оплакивала своего ребенка! Почему вы молчали?! Почему, когда я корила себя, вы молчали?! Небо прорезал кровавый блик, прозвучал приказ сворачивать паруса. Игнорируя дикую головную боль, Анжелика в гневе смотрела на де Пейрака и ждала объяснений. - Хотите показаться образцовой матерью? Но образцовые матери, насколько мне известно, не отправляют детей бог знает куда на военном корабле! Они предпочитают не отпускать детей от себя. - Можете думать, что вам угодно! Вам никогда не понять моих чувств, более того, вы даже не стремитесь! Господи, что я такого натворила, что ты связал меня с таким бессердечным человеком…. Неужели ради вас я преступила через всё, что было мне дорого? Неужели ради вас я, сломя голову, ринулась в это проклятое Средиземное море? - Да, и вновь бросили наших детей на произвол судьбы, не так ли? Анжелика резко развернулась, лишь бы не видеть его взгляда. - Уж в этом вам меня не упрекнуть! Мои дети остались в Пуату, под надежным присмотром, я вполне о них позаботилась, и об их будущем – тоже! Только ради них я жила все эти годы! Ради своих детей, вы слышите? – усилием воли сдержав рвущуюся фразу: «А где все это время были вы?», Анжелика закончила – Конечно же! Настойчивые расспросы Тонелли о сыне, Палермо, подаренная гитара, в конце концов! Рескатор, под маской которого скрывались вы, потопил флот де Вивонна ради маленького пажа. О как удивились бы дворе, если бы узнали, чем вызвана эта операция! - И маркиза дю Плесси-Белльер, несомненно, не преминула бы утешить Их Удрученное Величество! - Это было бы гораздо разумнее, чем бросить все ради любви к человеку, который оказался ее недостоин! Все эти недели я только и делала, что сдерживалась, стараясь не заплакать, избегая ваших расспросов о детях, чтобы не ранить чувств отца, а вы…. Вы вновь играли роль естествоиспытателя! - Как же высоко вы цените себя! - Не выше чем вы себя, мессир граф, я, во всяком случае, всегда была честна с дорогими мне людьми. Вы же умеете слышать только себя. Зачем вы купили меня в Кандии, если никогда не любили…. Зачем потом спасли от бури? Лучше б я умерла где-то в пустыне, лучше бы утонула, чем быть на этом корабле, – тихо произнесла Анжелика и вдруг стремительно ринулась прочь. Уже захлопывая за собой дверь каюты, она услышала, как муж зовет ее по имени, но ключ уже поворачивался в замке, а снаружи разразилось ненастье.
Леди Искренность: Класс!!! Накал страстей получился на ура. Вот теперь Пейрак больше похож на себя и перестал быть идеальным душкой. У меня по тексту еще один упрек родился. На его слова про то, что образцовые мамы не отпускают детей в море, я бы ответила нечто наподобие: "Когда-то и Вас мать отпустила в море. Она тоже не была образцовой? Или же просто желала Вам счастья, давала возможность обрести себя, обливалась слезами, но отпустила? - Мне было пятнадцать, а Кантору лишь - семь! - Не важно! Для матери сын в любом возрасте остается ребенком! Вот как-то так. Почему то вспомнился этот факт. С нетерпением жду продолжения!!!!
Zirael: Жаклин де ла Круа пишет: Рескатор, под маской которого скрывались вы, потопил флот де Вивонна ради маленького пажа. спасибо за эту фразу)) Ради Кантора пошла ко дну вся команда и все хористы...
Жаклин де ла Круа: Zirael это был мой очередной авторский ляп, да? Я просто честно не помню, кто именно утонул из свиты герцога.... Леди Искренность спасибо вам :)
Жаклин де ла Круа: И пока что поэтическое продолжение :) (описание мыслей после ссоры) Может быть, это вновь воля случая, Может быть, открывается истина, И попытки все не были к лучшему, И судьба позабавилась с кистями. И судьба позабавилась с кистями, Разукрасив сердца жарким пламенем, И звучит хоть жестоко, но искренно: Может быть, так единственно правильно? Может быть, так единственно правильно, Что плутаем мы в сетях неверия, Никогда мне не быть с вами равною, Если нет между нами доверия. Нынче нет между нами доверия, И есть ревность на сердце израненном, Но мы искренны без лицемерия: Ведь любовь горит в нас ярким пламенем. Ведь любовь горит в нас ярким пламенем, Хотя ядом сочатся слова, Может быть, так единственно правильно – Согласимся мы с этим едва. 1.08.2014 23:11
Анна: Жаклин де ла Круа Как гармонично Ваши стихи встраиваются в Ваш же прозаический текст. Спасибо! Отрывок тоже прекрасный, логический. Но у меня вопрос к реакции Анжелики: поняв, что Кантор жив, она, совершенно справедливо, разозлилась на Жоффрея, но не спросила при этом, где ее ребенок, как он и так далее... Наверно, это от шока?
Жаклин де ла Круа: Анна спасибо! Ну, она помнит из рассказов у Тонелли, что Кантор учится в Палермо. А остальное да, от шока и радости мы с Анж пока не придумали :))))
Zirael: Жаклин де ла Круа пишет: это был мой очередной авторский ляп, да? Я просто честно не помню, кто именно утонул из свиты герцога.... никакого ляпа, пошел ко дну весь корабль, на котором был Кантор. Только его-то спасли, а остальных - нет...
полная версия страницы