Форум » Творчество читателей » Demande Au Soleil » Ответить
Demande Au Soleil
Жаклин де ла Круа: Примечания автора: Что если Рескатору удалось бы догнать Анжелику? Мое размышление о том, как могла бы развиваться линия их отношений Честно говоря, меня на сие графоманство вдохновил чудесный фик Florimon, незаконченный, к сожалению, потому, вот, и решила я придумать свою версию событий. Не думала, что окажется так сложно. Не судите строго Звезды – непостоянные спутницы ночного неба – в этот час лукаво обозревали свои незримые границы. Морской дух плескался совсем рядом, и, казалось, был тих и податлив как котенок, но бывалые морские волки знали цену его ласке и, верно, были бы настороже. Закатный бронзовый отлив, скопление белых облаков днем, странный ореол вокруг ночного светила не обещали мирной ночи, однако старый ученый Савари был далек от морского дела так, как утлый челн сейчас был далек от берега. Куда же несла эту лодку судьба? От каких проблем пыталась скрыть среди изумрудных вод Эгейского моря? Где-то там, в совсем уже чужом мире, красовались минаретами мечети, попирал небо крест и дурманяще пахли розы. - Есть ли в вашем доме…кошки? – вспомнилось Анжелике, и она горько усмехнулась. Где был сейчас призрачный дом с розами и его хозяин, за которым несколько часов назад она готова была бежать хоть на край света? Что же такого в нем взволновало ее в те минуты в батистане? На море опускалась ночь и приносила с собой холод, страх и отчаяние. Да, побег удался, да, верный Савари вырвал ее из рук гнусных торговцев живым товаром, но почему так странно было на душе, а перед мысленным взором все еще стояли горящие корабли? Холод окутывал всё вокруг, своими цепкими лапами пробирался сквозь ткань, проникал под одежду, небосвод кривился безобразной ухмылкой д'Эскренвиля и его свиты: молодую женщину, кутающуюся в черный плащ, в эту ночь мучили кошмары. Ветер трепал паруса, баркас швыряло из стороны в сторону, а по небу уверенно мчались вперед серые лохматые облака. Ночка будет веселой, если вообще удастся дотянуть до рассвета. Смысл произошедшего дошел до маркизы дю Плесси-Бельер лишь сейчас, однако на страх уже не осталось сил, в душе плескалась лишь какая-то странная покорность судьбе, свойственная скорее женщинам Востока, нежели вспыльчивым француженкам. Что же будет дальше? Савари, скрючившись, сидел на куче какого-то тряпья, по-видимому, призванного заменять беглецам одеяло, и время от времени горестно вздыхал. Его сутуленная фигура выделялась на фоне темнеющего неба, делая старика похожим на героев детских сказок – барбегази, белобородых гномов, живущих в горах, частенько подсказывающих дорогу незадачливому путнику или вовремя спасающих последних от лавин. - Ах, мадам, если бы я только знал, что вас купил Рескатор, - сокрушался ученый, - Если бы я только знал….. [more]- То, что тогда, Савари? Я стала бы еще одной жемчужиной в коллекции этих варваров! - Нет, мадам, о нет, - вздыхал Савари и молчал. Поднимался ветер, и уже было не до разговоров о том, что не сбылось. Гречанка вполголоса бормотала какую-то православную молитву, Савари качал головой и что-то бубнил себе под нос, а Анжелике хотелось одного: исчезнуть отсюда. В море плескалось темно-синее небо, белые барашки волн любопытно перепрыгивали через ветхие борта баркаса, желудок сводило от голода, а тело бил озноб, и уже не понять от страха ли или от холода. Средиземное море меняло людей, в этом человек, отдавший за нее целое состояние, был прав. Анжелика поджала колени к подбородку и закрыла глаза. Когда она, влекомая вновь разгоревшимся чувством чудом воскресшей любви, сломя голову ринулась на поиски Жоффрея, то уж точно не могла себе представить, что будет плыть в отданной всем ветрам лодке без цели и смысла. Да и был ли он действительно жив, могло ли такое произойти? Что если это все – лишь плод ее раненного воображения, чудо, которому так хотелось верить? Женщина запретила себе плакать, однако именно сейчас ей хотелось этого как никогда. Ни гнусные уловки д'Эскренвиля, ни унижение на торгах, даже Кандинские кошки не заставили ее плакать, и вот сейчас она вдруг впервые ощутила свою беспомощность. Возможно, стоило покориться судьбе? И почему так сжалось сердце при виде горящего корабля Рескатора? Уж не напомнил ли он ей точно такой же огонь, перечеркнувший всю ее жизнь – огонь костра на Гревской площади? Каким далеким и одновременно близким казалось все это сейчас…. - Не надо плакать, мадам, всё образуется, - прошептал Савари, наклоняясь к ней, - Выпейте воды, вы совсем ослабли. - Я не хочу, друг мой. - Вы должны, мадам, - как всегда непреклонно ответил аптекарь и вновь покачал головой. Анжелика кивнула, будто бы соглашаясь, а на деле, чтобы не обижать Савари, который столько всего для нее сделал. Небо вновь заволокло тучами, гнилые паруса бог весть где найденного баркаса жалобно стонали на ветру. В глубине моря словно бы очнулось от долгого сна какое-то древнее животное, сейчас изо всех сил стремящееся вырваться наружу, луна совсем скрылась из виду, уступая главенствующую роль беснующейся ночи. - Мадам, шторм начинается! – прокричал старик-аптекарь, но Анжелика его уже не слышала, ее мысли блуждали где-то в тумане – сказывался шок от всего пережитого. И лишь звезды равнодушно наблюдали за бьющимся за жизнь баркасом и его несчастными путниками. - Раненая малышка – прозвучал где-то в подсознании насмешливый голос графа, и Анжелика почувствовала, что ее с головой накрыло волной. **** Волны, словно сорвавшиеся с цепи гончие, перемахивали через борта баркаса, грозя увлечь за собой всех находящихся внутри. Белые пенистые гребни, словно короны морских демонов, вырвавшихся на свободу, создавали впечатление сюрреализма, происходящего на фоне луны, окруженной свитой перепуганных лохматых туч. Вдали уже слышались глухие ворчливые раскаты, небо то и дело прорезали вспышки молний, оставляя по себе красные полосы и предчувствие жути. Не зря утром в Кандийском порту моряки нарекали на багровый рассвет, они, вероятно, остались переживать прихоти погоды в сухом и теплом местечке, а еще – тратить деньги Рескатора, которые тот щедро раздавал всего несколько часов назад. Анжелика путешествовала на грани яви и сна, то и дело оглядываясь по сторонам и стараясь остаться в сознании, мысли ускользали, и даже холодная вода не способствовала пробуждению. Женщина уже знала, что их утлый баркас попросту перевернулся, будучи не в силах справиться с морским неистовством, и повезло тем, кто успел за что-то схватиться. Связка веревок сразу же пошла ко дну, увлекая бедного Савари, аптекарь не умел плавать, и Анжелика хорошо об этом знала, однако сама она была слишком далеко, чтобы хоть как-то помочь несчастному. Плащ, обвившись вокруг тела, лишь усугублял положение, однако чтобы его снять женщине пришлось бы выпустить из рук обломок фок-мачты. Острова остались где-то в другой жизни, а ведь надежда на спасение была столь реальной еще сегодня утром, а может его и не было вовсе, этого утра? Сколько времени их баркас блуждал по морю? На что, ну на что надеялся авантюрист-аптекарь и маркиза, чудом не утратившая рассудок? Куда же подевалась гречанка, неужели она тоже не умела плавать? Анжелика огляделась, но не обнаружила вокруг ничего, что хоть отдаленно бы смахивало на человеческую фигуру. Волны бушевали, тяжелая туча стремительно пронеслась над головой, подгоняемая суровым пастухом-ветром, еще минута-другая, и с неба обрушится настоящий ливень, тогда никому не выжить. На горизонте замаячило что-то огромное, похожее на скалу, восставшую из морских глубин. На скале суетились люди, слышались их громкие голоса, уж они-то точно не боялись какого-то шторма. Анжелика собрала последние силы, чтобы позвать на помощь, однако когда она уже собиралась закричать, случайная волна накрыла ее с головой. Последнее, что поняла женщина, было то, что скала, появившаяся неизвестно откуда, оказалась кораблем, возможно, спешившим на помощь или вдогонку беглецам. **** Море плескалось где-то вдали и в то же время, совсем близко, казалось, можно дотронуться до него рукой и погладить, как присмиревшего котенка. Солнце не могло пробиться сквозь тяжелые шторы, которыми были занавешены иллюминаторы каюты, а небольшая масляная лампа, стоявшая на столике неподалеку, рассеивала мягкий свет, создающий ощущение уюта и покоя. В каюте пахло пряностями и табаком, обоняние улавливало аромат жареной рыбы, видимо принесенной сюда совсем недавно, а еще – запах кофе, враз напомнивший Анжелике батистан и следующий за ним шторм. Маркиза резко выпрямилась и огляделась. Она, без сомнения, находилась в капитанской каюте, судя по ее богатому убранству, но кто же был капитаном? Кто спас ее от гибели? Рескатор? Анжелика покачала головой: пока это неважно. У нее все еще кружилась голова, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы вновь не упасть на подушки. Соблазнительный аромат кушанья и кофе не оставил равнодушной умирающую от голода маркизу, Анжелика здраво рассудила, что тот, под чьим покровительством она сейчас находилась, наверняка не желал ей голодной смерти, и все проблемы, в общем-то, вполне решаемы. Переставив тарелку себе на колени, женщина мимоходом отметила наличие вилки и неизвестный ей хлеб, пахнущий травами, возможно, какое-то лекарство? Также, Анжелика не могла не заметить, что вся ее одежда куда-то исчезла, и саму ее завернули в простынь, набросив наверх теплое верблюжье одеяло, единственным, что осталось от ее несчастного гардероба, был хорошо известный ей плащ, висевший на спинке стула. Сколько же времени она здесь провела, если он успел высохнуть? Кто раздевал ее, склонялся над ней, пока она была в забытьи? И что случилось с ее спутниками? Удалось ли спасти Савари…. Маркиза не заметила, что слезы сами катятся по щекам, ей так и не удалось запретить себе плакать, а ужас произошедшего продолжал напоминать о себе противным холодком, как едва закончившийся шторм – потряхиванием корабля. Доев и промокнув губы салфеткой, Анжелика поняла, что если сейчас же не вернется обратно на тахту, то попросту потеряет сознание. Вновь ее мысли блуждали на границе сна и яви, вновь ей казалось, что со всех сторон к ней подступают волны, готовые увлечь за собой, слышались какие-то голоса, кричащие что-то на арабском, испанском и, почему-то, французском. Во сне Анжелика карабкалась по каким-то утесам, то и дело оскальзываясь и царапая руки, один неосторожный шаг – и она упадет, разобьется о скалы, но почему камни выскальзывают из пальцев, что же течет по серой коже утеса, кровь? И плащ всё так же обвивает тело, увлекая вниз, не давая ступить ни шагу. Сбросить, ей нужно сбросить его с себя! Вверху Анжелика видела крепкую мужскую фигуру, стоящую спиной к солнцу, женщина знала, что ей, во что бы то ни стало, надо туда, наверх, там она будет в безопасности, рядом с ним. И вновь внизу бушевало море, волны долетали до самого неба, небо, светлое и чистое миг назад, подернулось тучами, скрывая солнце, погружая мир в обрушившуюся внезапно ночь. Женщина изо всех сил старалась удержаться на склоне, но силы покидали ее. Тень прошлого стояла перед глазами, тень того, кого она так любила, не переставала любить все эти годы, наполненные страхом, одиночеством, кровью и потерями. Как бы муж принял ее, если бы встретил вновь? Что она могла бы сказать в свое оправдание, да и имеет ли он право требовать от нее, дважды вдовы, видевшей Двор Чудес и блеск Версаля, потерявшей сына, оправданий? Во сне Анжелика что-то кричала, но ветер тут же разносил над морем ее слова, а человек все стоял на скале, не оборачиваясь. - Жоффрей! Помоги мне, Жоффрей! Напрасно…. Вокруг витал удручающий аромат розмарина, каким-то чутьем женщина вспомнила, что его добавляли в мазь от порезов и ожогов, нещадно палило солнце, и истерически кричали чайки. Еще шаг, всего один шаг…. Но вверху уже грохочет гром, белые гребни с плачем обрушиваются на утес, а по ладоням течет кровь…. Камни ускользают из-под ног и исчезают в беснующемся море, откуда не будет спасения. Ветер, кажется, сейчас подхватит обессилевшую и напуганную женщину и швырнет вниз, она кричит, пытаясь удержаться на утесе, но опора исчезает, как тень тает под солнечными лучами. В тот миг, когда Анжелика уже готова сорваться, мужчина хватает ее за руку. - Держись, ты должна жить! И помни, что мы не умеем умирать. А вокруг все так же пахнет розмарином и табаком. **** Рабыня! Игрушка! Тряпичная кукла, которую можно выкинуть, разрезать на клочки, порвать, швырнуть на растерзание собакам, отдать на поругание другим. Рабыня. Вещь! Анжелика в гневе вскочила с тахты и принялась кругами ходить по каюте. Масляная лампа, стоявшая на небольшом столике, опасно качнулась в сторону, женщина поспешила ее подхватить, сделала неосторожный жест и больно обожгла руку. Инстинктивно прижав ладонь к себе, Анжелика не смогла сдержать слез: унижение, угроза жизни, странный корабль с не менее странным капитаном, которого она, кстати, еще не видела, саднящее горло, переполох в мыслях, теперь еще и это. Почему же все так? Женщина прошлась по каюте, попутно рассматривая ее убранство. Без сомнения она находилась где-то на юте или полуюте, либо рядом с капитанской каютой, либо недалеко от оной. Возможно, когда-то здесь жил помощник хозяина судна, а могло статься, что она тоже предназначалась для главного кормчего, когда он, утомленный бурей, был не в силах делать еще один переход до своего временного, а быть может, и постоянного дома. Когда мужчины говорили, что в их жизни есть только одна страсть: война, власть, наука, теперь, наверняка, корабль, то вряд ли они лукавили. За многие годы научившись жить вдали от женщин, отдавая себя во власть стихиям или тайнам земных недр, мужчины переставали верить женщинам и видеть в них таковых, в чем-то они были правы. Вот и нынешний хозяин каюты, вероятно, придерживался той же жизненной философии, о чем и свидетельствовало внутреннее убранство. Темно-зеленый ковер с густым длинным ворсом, секстант и стопка всевозможных карт на рабочем столе красного дерева, письменный прибор с оригинальным пером в форме изогнутого крыла альбатроса, несколько листов желтоватой бумаги, шкатулка, украшенная изумрудами, замок с секретом, сундук с ворохом рубашек и камзолов на все случаи жизни, пистолет с серебряной рукояткой, украшенной волчьей головой. Анжелика почти восторженно оглядела его со всех сторон, затем прошла дальше. У северной стены висела книжная полка, закрытая бархатной занавеской с бахромой по краям. Маркиза пробежалась пальцами по корешкам, узнавая трактаты по астрономии и математике, несколько книг по медицине, Дантовскую «Божественную комедию» и толстые фолианты на арабском, греческом и неизвестных ей языках. Заслышав звук приближающихся шагов, женщина поспешила вернуть книги на место и самой вернуться на тахту, простынь все время грозилась упасть, а Анжелике в последнюю очередь хотелось предстать перед хозяином каюты в костюме Евы. Неизвестный потоптался у двери, будто бы размышляя входить или нет, что-то крикнул по-арабски и прошел мимо. Анжелика словно бы мимоходом отметила приглушенный тембр со знакомыми нотками, однако опознать его владельца не смогла. В душе нарастало смутное предчувствие, в приоткрытое окно дул холодный ветер, принося дыхание моря, а огонек внутри лампы болезненно дрожал. Какой же недуг истязал несчастный корабль с его неизвестными обитателями? Куда же они сейчас держали свой путь, эти проклятые изгнанники света? Анжелика была уверена, что госпожа-Фортуна редко благоволила к команде, а последняя казалась узницей корабля-призрака, дрейфующего меж скал в окутанном туманом море. Она ясно видела, как несчастные протягивают руки к горизонту, вопя от отчаяния: O, Madre Nostra! За что ты предала нас? Анжелика поежилась и, завернувшись в одеяло, решила, что ее не выбросят за борт, если она позаимствует у хозяина каюты рубашку. С этими мыслями она встала и, пошатываясь, вновь побрела к сундуку. Странно было вновь оказаться в окружении роскошных вещей, попасть в новый мир, в котором словно бы гранями брильянтового колье переливались отголоски прошлого. Женщина прикоснулась к резной окованной железом крышке и замерла в нерешительности. Нет, жизнь учила ее рыться и не только в таких вещах, но все здесь: и рубашки, и восточный диван, и пахнущая сандалом каюта и даже приглушенный свет лампы казался ей миром неизвестного человека, а ее вынужденное любопытство – неуместным в него вторжением. Слабость не давала ей выйти из каюты, а неизвестность жгла сердце адовым пламенем. Маркиза откинула крышку сундука и тут же вскрикнула от неожиданности: на нее смотрела женщина с бледной обветренной кожей, спутавшимися волосами и темными зелеными глазами. Анжелика не сразу поняла, что перед ней всего-навсего зеркало, а несчастная незнакомка – она сама. Да уж…. Могла ли блистательная хозяйка дю Ботрейи представить, что вновь опустится на дно жизни, едва из него выйдя? Бархатные камзолы по последней моде, какие-то безделушки, Батистовые и шелковые рубашки, - почти такие, как носил когда-то Жоффрей – пронеслось у Анжелики, и она вздохнула, непроизвольно прижав к себе рубашку. Где же был он сейчас? В какие дали забросила его судьба? Мог ли он вот также бороздить морские просторы, как капитан неизвестного судна? В какую сторону увлекали его звезды, и главное, как бы он встретил ее, свою жену, о которой, возможно, уже давно не думал? «Я слишком мало знала его», - вновь призналась себе Анжелика и поспешила утереть набежавшие слезы. Что могла бы сказать ему сейчас эта женщина с истерзанным телом и покрытой язвами душой, о чем спросить, в чем повиниться? «У меня даже нет нормального платья.… По правде, у меня больше нет никакого. Что же сталось с тем, изумрудным? Неужели его выкинули, порвали? Что стало с подарком Рескатора…. Так размышляя, маркиза продолжала рассматривать содержимое сундука, предварительно натянув на себя рубашку, дошедшую ей почти до колен, что однозначно свидетельствовало о высоком росте владельца, и закутавшись в одеяло. Ее руки сами нашли небольшую шкатулку с вензелями, решившись, женщина заглянула внутрь. На обитой бархатом подушечке лежал перстень с изображением гербового щита. Герб,… но чей? Ей вдруг показалось, что она уже где-то его видела, притом совсем недавно, однако закончить мысль не удалось. В комнате вдруг потемнело, раздались глухие раскаты, которые воспаленное воображение Анжелики сначала приняло за пушечные выстрелы, в воздухе вновь висело предчувствие шторма. Быстро захлопнув крышку сундука и побросав внутрь все инспектируемое содержимое, маркиза рванулась к двери и попутно с удивлением отметила, что та не заперта. На палубе пахло дождем, спутанными мыслями, четкими приказами, ветром, полощущим паруса, на палубе пахло жизнью, а начинающее штормить море лишь доказывало, что в последующие часы всем предстоит проверить ее на прочность. Капитан стоял у штурвала. Анжелика огляделась и уже хотела сделать шаг навстречу судьбе, как уже слышанный однажды хриплый голос окликнул ее: - Мадам, сейчас начнется буря, вам лучше вернуться к себе. Женщина обернулась – чуть свесившись с балюстрады верхней палубы, на нее смотрел Рескатор. **** С видимым усилием захлопнув никак не желающий поддаваться деревянный ставень, Анжелика набросила на окно прозрачную занавеску и прислонилась к стене. По затянутому серым покрывалом небу бежали рваные облака, спешащие как можно скорее избавиться от бремени, корабль уже начало ощутимо потряхивать, даже здесь, сквозь плотные деревянные стены, можно было услышать, как стонет море, не желающее уступать первенство людям. Итак, она на его корабле. На судне пирата-ренегата, окруженного кружевом мрачных легенд. Ворохом преданий, одни из которых походили на поверья о Жиле де Рэ, слышанные в детстве в родном Пуату, другие смахивали на деяния святых, которые любили без умолку повторять монахини-урсулинки, наставляя в морали своих непутевых учениц, только и мечтающих о том, как бы улизнуть за яблоками или розами. Злые языки говаривали, что Рескатор выкупает рабов, чтобы потом принести их в жертву своему господину из Преисподней, ибо никто иначе не мог объяснить его несметные богатства, верящие в чудо судачили, что он чуть ли не рыцарь Роланд, и доблестен, и могуч, и благороден. Анжелика усмехнулась, спрашивая себя, к какой категории отнесет ее корсар? Темные умы, боящиеся власть имущих, ничем не отличались друг от друга, ни в медленно идущем ко дну Старом Свете, ни на Средиземноморье. Выкупил же он ее с какой-то целью, еще и отдал такую сумасшедшую сумму, неужели все ради того, чтобы она стала одной из многих в его гареме? Маркиза рассерженно фыркнула: все ее планы вновь рушились как карточный домик под рукой неумелого игрока, и вновь за всем этим уверенно проглядывались фантасмагорические силуэты сильных мира сего. Что же дальше…. Может, попросить Рескатора в содействии в поисках де Пейрака? Посулить, что муж отблагодарит? Анжелика вздохнула – картинка будущего все еще маячила где-то в тумане, и главным сейчас было выйти живыми из бури. Если все было действительно так, если счастливый случай не преминул улыбнуться ей, то почему, почему Жоффрей за все эти годы так и не напомнил о себе? Неужели его так мало волновала ее судьба? Ладно, возможно и так, но как же дети, разве они так мало значили для него? Анжелика не могла вообразить этого, невольно вспомнилось, что первым словом Флоримона было «папа», вспомнилось, как она носила Кантора под своим сердцем, и то, что он родился именно в тот день, когда его отца сожгли на Гревской площади…. Где же он сейчас, ее невинная крошка, отобранная жестокой судьбой? Не потому ли господин-случай играл с ней сейчас в жесткую игру, столкнув с Рескатором? И почему вместо того чтобы ненавидеть его, Анжелика продолжает на что-то надеяться? «В конце концов, я в его каюте, что же он скажет, увидев меня в своей рубашке?» - мелькнула нелепая мысль. Маркиза давно уже подметила за собой привычку думать о всяких не несущих смысла мелочах перед лицом чего-то глобального. Корабль в который раз качнуло, женщине пришлось схватиться за спинку дивана, чтобы удержаться на ногах. За дверью послышались голоса, топот босых ног матросов, спешащих управиться с парусами, судно пришло в движение, разворачиваясь безопасным бортом к волне, а снаружи вновь выло и стонало на все голоса, а море разъяренным быком билось в борта корабля. «Надо будет справиться о судьбе Савари» - подумала Анжелика, с трудом пробираясь к дивану. Масляная лампа уже лихо отплясывала сарабанду, тарелка вторила ей энергичной тарантеллой, проклятое окно вновь распахнулось, принося запах непогоды и морские брызги. Маркиза потянулась к лампе, чтобы либо погасить ее, либо придать более устойчивое положение, но не удержалась на ногах, больно ударилась об угол стола. Мозг отмечал нелепые детали: горячее масло вытекает из лампы, медленно занимается ковер, все усеяно осколками, а сама несчастная пытается натянуть на себя рубашку, вместо того чтобы звать на помощь. Пожар! Пожар….. Вновь ее особа принесет Рескатору одни неприятности. Но она попадет в море, да, конечно, ее похоронят в морских волнах, и там она, наконец, воссоединится со своим Кантором. А Жоффрей…. Он вряд ли узнает, что был так нужен ей все эти годы. Пожар. [/more]
Жаклин де ла Круа: Леди Искренность ой, спасибо огромное! Очень рада слышать, что вам нравится и мне у вас на форуме невероятно нравится, всем за него спасибо, а "банкет" обязательно продолжится, как только я выберусь из сюжетной ямы.
Леди Искренность: Буду ждать...
Жаклин де ла Круа: **** Анжелика наблюдала за причудливым танцем лунных бликов по воде и словно спрашивала море, что же принесет им завтрашний день. Жоффрея отвлек Ясон, несколько миль оставалось до Самоса, и мужчинам пришлось отлучиться на переговоры. Завтра у Ясона с Элидой начнется новая жизнь и новый путь, вот так, едва обретя в ком-то друзей, уже приходится расставаться. Конечно, они будут навещать друг друга иногда, как и приветливого губернатора-итальянца с его любезной женой, но…. Всю свою жизнь Анжелику преследовали перемены, и теперь ей хотелось просто забыться в тихом уголке, окруженном цветами, и вверить себя заботам человека, которого любила. Еще столько всего осталось невысказанным, продолжавшим несмело вздыхать о несбывшемся, и Анжелика едва отваживалась надеяться на то, что муж понял ее в ее исповеди, внезапной и отчаянной как весенняя метель. Почему она сама не потребовала от графа объяснений? Вероятно, потому, что все случившееся с ними вдруг показалось ей чем-то сродни мучительному ночному кошмару, от которого рано или поздно пробуждается каждый. Так и прошлое подобно крику ночной птицы еще будет время от времени напоминать о себе неясными вспышками и странным осадком в душе. Но привилегия минувшего в том, что оно больше не вернется…. Анжелика оперлась на перила и, сложив молитвенно ладони, прикрыла глаза. Ей хотелось вознести благодарение Небесам и залиться слезами от растерянности, до того невероятным казалось ей нынешнее положение вещей. Она всё силилась и никак не могла поверить, что ей не приснилось, что Жоффрей, действительно, жив, более того, что он – капитан этого корабля, что…. что он рядом с нею, всего в нескольких шагах. Да вон же, взгляни, вон они с Ясоном прогуливаются по нижней палубе, Ясон размахивает руками, что случается с ним в минуты крайнего волнения, и бросает время от времени взгляд на небосвод – скоро начнет светать, совсем немного времени остается до начала новой жизни. Спрашивал ли он себя, как примет их будущее Элида, понравится ли ее мечтательной душе на Самосе, впечатлят ли ее величественные Афины, а быть может, она захочет повидать свою деревню? Ясон был уверен, что сможет воплотить все ее желания и прогнать прочь все страхи, лишь бы только она приняла его любовь, вспыхнувшую как греческий огонь здесь, на этом корабле, отважно бросающимся в ночь и в битву. Что за магия властвует над «Морским орлом», какие силы вмешались, чтобы свести вместе прошлое и настоящее?, - Анжелика задавала себе эти вопросы не потому, что желала узнать истину, а оттого, чтоб унять внутреннее волнение. Не сказать, что бы ей не нравилась эта вспышка смятения перед грядущими событиями, просто, все казалось столь невероятным и прекрасным, что она боялась очнуться от чудесного сна. Она так часто мечтала о несбыточном, невозможном — о его возвращении! Даже в те времена, когда она думала, что он мертв, ей случалось — когда на душе бывало особенно тяжко — мысленно представлять себе их чудесное воссоединение. Король Людовик прощает Жоффрея де Пейрака, ему возвращают титул, земли, состояние, и она снова живет рядом с ним — счастливая, влюбленная. Но эти сладкие фантазии всегда быстро рассеивались. Разве можно себе вообразить, чтобы гордый граф Тулузский стал умолять о прощении, когда вся его вина состояла лишь в том, что он вызвал зависть своего государя? Чтобы Жоффрей де Пейрак сделался послушным, подобострастным придворным? Нет, немыслимо, король никогда бы не позволил ему вернуть себе прежнее могущество, а Жоффрей никогда бы не склонился перед королем. Слишком сильна в нем потребность действовать, созидать. В Версале он всегда вызывал бы враждебность и подозрение. Анжелика зябко поежилась и плотнее запахнула полы плаща, любезно предложенного мужем. Мужем…. Так странно было вновь ощущать его незримое присутствие, как в Тулузе, прислушиваться к звуку его шагов, ловить его взгляд и знать, что он принадлежит ей, только ей. И больше не бояться, что его призрак покинет ее навсегда. Анжелика вздохнула, припоминая их свершившийся разговор, свои сбивчивые фразы, когда она пыталась внушить ему, что искренна, в ответ на его насмешливое - И все-таки, моя амазонка, какая же сила толкнула вас в этот безумный Средиземноморский вояж? Анжелика задохнулась от возмущения, бросила на него гневный взгляд, вырываясь из его объятий. - О, когда же, когда же вы, наконец, поверите в то, что я люблю вас и всегда любила?! Откуда эта несправедливость, Жоффрей? Неужели я еще недостаточно рассказала? Король хотел, чтобы я стала его любовницей, и он не принял бы моего отказа, он сделал бы всё, чтобы любой ценой добиться желаемого! - О, в этом я с ним солидарен, - усмехнулся граф, продолжая удерживать Анжелику. - Он бы не отпустил меня так просто, без объяснений, когда между нами больше никто не стоял, когда погиб Филипп…. И меня принудили вернуться ко двору. Да…. Я не могла, не имела права ему уступать, хоть соблазн был велик…. По части галантности король уступал разве что вам, Жоффрей, и…. он умел ждать, знал, что нужно женщине….. - И что же вам нужно, моя строптивая возлюбленная? Анжелика посмотрела в глаза мужу, произнося как заклинание. - Вы. И ваша любовь. В ответ на мои робкие возражения, король поинтересовался, что за мужчина стоит между нами, и я…. назвала ваше имя. Я напомнила королю, как он уничтожил вас, как забрал все, что нам принадлежало, лишил ваших детей имени, и прогнал меня прочь, когда я молила о вашем помиловании, сказав, что не желает иметь ничего общего с семьей де Пейрак. Я говорила, что пусть всё теперь принадлежит ему, но я ему не достанусь! Я - ваша жена! В тот вечер я и узнала правду…. Король говорил, что хотел избавиться от графа Тулузского, но спасти Жоффрея де Пейрака, потому казнь заменили тюрьмой. Он говорил о вашей гибели при попытке бежать, что невозможно любить мертвого человека, что я должна внять его словам, но я его больше не слушала, я знала, что мой муж – не такой человек, который, избежав костра, утонет в какой-то луже! При этих словах Жоффрей улыбнулся и привлек ее к себе. - Моя отважная защитница…. Спасибо вам! - И вам…. - За что же? - За то, что купили меня в Кандии, - скромно ответила Анжелика. Жоффрей от души расхохотался. - Разве ж я мог пройти мимо рабыни, вызвавшей такую суматоху одним своим появлением? Что за безрассудство, дорогая! – воскликнул Жоффрей, словно вдруг осознав, чем могло обернуться всё произошедшее, не успей он вовремя. - Теперь это не имеет значения, - возразила Анжелика, и добавила почти шепотом, - Мне всё казалось, что я гонюсь за миражем, что небеса нас прокляли, и что всё исчезнет в любой момент, а я очнусь в одной из спален Версаля…. - Однако же, мираж оказался вполне осязаем, вы не находите? А потом в каюту постучался Ясон, и Жоффрей де Пейрак вновь исчез, попросив его извинить. Но теперь Анжелика знала, где его искать. Она улыбнулась и проследила взглядом за мужчинами. Ясон почтительно ей поклонился и вернулся к прерванному разговору со своим капитаном.
Жаклин де ла Круа: **** Ясон почтительно ей поклонился и вернулся к прерванному разговору со своим капитаном. - Вот, друг мой, сам я был некогда владетельным сеньором, мои земли в Лангедоке и Аквитании были огромны, богатства — несметны. Зависть короля Франции, которого пугало феодальное могущество провинциальной знати, сделала из меня скитальца, человека без имени, без родины, без прав. Меня ложно обвинили в бесчисленных преступлениях, приговорили к смерти — и я был вынужден бежать из страны. Я потерял все: земли, замки, власть; меня навсегда разлучили с моей семьей. С женщиной, которую я любил, которая была моей женой и подарила мне сыновей…. Не буду вдаваться в подробности о том, как мне удалось сколотить здесь состояние, кое-что вы знаете и сами, скажу лишь, что порой стоит довериться воле случая, один такой и привел меня несколько недель назад в Кандию, - продолжал Жоффрей де Пейрак. Ясон ошарашено на него посмотрел. - Не хотите ли вы сказать, монсеньор, что эта женщина, что стоит сейчас у фок-мачты, и есть…. - Именно это и хочу, - глаза Рескатора весело блеснули, - Эта женщина, с которой пятнадцать лет назад в Тулузском кафедральном соборе, со всеми почестями и пышными церемониями, я сочетался браком, - моя жена. Пусть в это и невозможно поверить сразу. - Немыслимо… - пролепетал Ясон, пораженный прощальным откровением Рескатора. - Вот потому-то я и советую вам, - де Пейрак вернулся к прерванному разговору, - Советую вам довериться судьбе и собственному сердцу, уж неслучайно Элида оказалась на нашем корабле, и неслучайно вышло, что она ваша соотечественница. Вам обоим пришлось через многое пройти, теперь настало время просто жить. В поисках любви нельзя блуждать наугад, иначе можно никогда не найти её. Вы свою отыскали, так смелее же! - Но что будете делать вы, монсеньор? - Для начала, я хочу убедиться, что моей жене и сыну ничего не угрожает, а там – будет видно. Нет, не подумайте, что я хочу от вас избавиться, вы – мой друг, я многим вам обязан, но дело в том, что скоро прибудут мои люди, посланные в Марсель, и если мои прогнозы подтвердятся, то мне придется уходить из этих вод и этих мест. Я ведь сказал вам, у нас есть еще один сын…. - А ему нужны родители. Знаете что, монсеньор, вы ведь не просто так взялись строить корабли на бостонских верфях, поезжайте в Америку! Со своей женщиной! Этот край похож на вас. Такой же неукротимый, эксцентричный, слишком щедро одаренный, чтобы быть оцененным по достоинству. Вы полюбите его, я уверен. Его богатства неисчислимы, хотя на первый взгляд в это трудно поверить. По-моему, это единственное место на земле, к которому не подходят общие законы мироздания. Там совершенно не чувствуешь себя связанным множеством мелочных, но обязательных правил. Однако вскоре начинаешь понимать, что дело тут не в анархическом вызове, а в высшем порядке вещей. Там вы будете царственно одиноки и свободны в течение еще долгого времени, ибо на свете мало правительств, которые хотели бы завладеть этим краем. Он внушает страх. У него слишком дурная слава. Люди покорные и мягкие, робкие, изнеженные, коварные или эгоистичные, слишком простые или слишком цельные натуры там обречены на гибель. Там нужны настоящие мужчины, не лишенные самобытности. Это непременное условие; край сам по себе неповторим, хотя бы из-за его разноцветных туманов. И к тому же, там проклятый Меццо-Морте точно до вас не доберется! - Этот итальянец волнует меня сейчас меньше всего, но вы во многом правы, Ясон. А сейчас – идите же к своей возлюбленной, пока наши дамы совсем не забыли о нашем с вами существовании! – де Пейрак, смеясь, указал на Элиду и Анжелику, о чем-то шушукавшихся уже довольно долгое время. Черноволосая гречанка мечтательно закрыла глаза, обратив лицо к догорающим звездам. - Вот видишь, прекрасная госпожа, я же тебе говорила, что он – волшебник! Что он чарует всех, кто оказывается в его власти. - Уж не попала ли и ты под власть его колдовства? – с улыбкой спросила Анжелика, вдруг ощутив легкий укол давно забытого чувства – ревности. Это внезапное открытие удивило ее и взволновало. Как странно чувствовать, что всё может вернуться на круги своя. - Нет, что ты, у меня есть Ясон, мой бог-Зевс! А Рескатор подарил мне образок Святой Девы, он знает, что моя вера немножко другая, вот, смотри, - Элида показала небольшую серебряную иконку, висевшую на цепочке, и удивительным образом сочетавшуюся с арабским платьем девушки. Воистину, все смешалось под парусами «Морского орла», чтобы утвердить незыблемое – истину. Анжелика рассматривала подарок, возвращаясь мыслями к своему топазу. «Он всегда знал, чем можно удивить женщину, и никогда не умел делать дешевых подарков. Он считает это недостойным». - Так расскажи, расскажи, госпожа, почему ты его полюбила? – допытывалась простодушная Элида. Анжелика вздохнула, обращаясь к собственному сердцу, и уже поняла, что сейчас назовет однажды произносимые слова. - Наверное, потому, что он наделен достоинствами, благодаря которым женщина чувствует себя счастливой, став его рабой. - А ведь вы так похожи, у него огонь во взгляде, а у тебя – в душе. У вас одна дорога, поверь мне, госпожа! - Я тебе верю, дорогая, но сможем ли мы пройти по этой дороге вдвоем? - Не сомневайся, и пусть вас хранит Святая Дева! – Элида пылко обняла Анжелику, после чего побежала к Ясону.
Жаклин де ла Круа: **** За дверью каюты о чем-то мелодично напевало море, а внутри вновь воцарилось тепло и уют. Масляная лампа разбрасывала по стенам причудливые блики, на столике стояли серебряные чашечки со свежим кофе, Анжелика сидела на диване, прижав колени к подбородку, и следила за игрой света и тени. Жоффрей де Пейрак курил. До Самоса оставалось несколько кабельтовых, до рассвета – пара каких-то часов, а окончательного вердикта ее таинственный супруг так и не вынес. Хотелось о чем-то спросить, и в то же время – просто молчать, не думая о будущем и забыв настоящее. За бортом корабля тонуло прошлое, зовущее на помощь криком чайки. Анжелика вздохнула, размышляя, и поняла, что еще не решается, не решится спросить у него что бы то ни было, узнать, что его тревожит, какие планы он готовит, поинтересоваться не голоден ли он, не хочет ли пить, почему так и остался нетронутым кофе, снять с него сапоги, в конце концов! Но… как Жоффрей воспримет ее внезапный порыв? Как скажется на привычном укладе его жизни морского волка ее вторжение, да и само ее нынешнее существование? И как, наконец, рассказать ему, что в Плесси остался Флоримон и…. сын Филиппа? Как же начать этот непростой разговор…. Сцепив руки на коленях, Анжелика неотрывно глядела на пляшущие по стенам тени, но всем своим существом, всей кожей чувствовала — он здесь, с нею, и это чудо, его близость, воскрешало в ее памяти те далекие вечера в Лангедоке, когда они вот так же сидели рядом и разговаривали. Она клала голову ему на колени и завороженная его рассказами (в них ей всегда открывалось что-то новое), смотрела на него мечтательно и пылко. Потом он незаметно переходил от серьезного разговора к шуткам, а от тех — к любви. Но как же они были редки, эти упоительные часы…. - Каков же будет ваш окончательный приговор, господин-муж? – прошептала Анжелика с усталой улыбкой. Жоффрей, не спеша, погасил сигару, потянулся, бросил взгляд на полоску неба, отражавшуюся в окне. Во всех его действиях и жестах ощущалась сила и уверенность человека, точно знавшего, чего он хочет от жизни, и не страшащегося внезапных неожиданностей. - Обвинять вас? Но в чем же? В том, что вы приняли решение жить дальше? Или в том, что выживали всеми, доступными вам способами? Это ведь не ваша вина. Виновата жизнь… Жестокая и нелепая! Обвинять в том, что вы, как вы себе, верно, вообразили, меня недостойны? Но ведь именно вы, пусть и несколько безрассудно, бросились в рискованный средиземноморский вояж и оставили нашего достопочтимого монарха с носом. - Вам это польстило, не так ли, Жоффрей? Знаете, а я ведь собиралась начать с монсеньором Рескатором переговоры касательно ваших поисков…. - Хотел бы я на это посмотреть…. – проговорил с улыбкой де Пейрак, - В любом случае, вы очень вовремя меня разоблачили, дорогая. - Кстати, ответьте мне, мессир граф, почему вы столько времени молчали? - Я…. боялся. Вашего первого взгляда, первых слов, что мы скажем друг другу, да и, согласитесь, невольничий рынок – не совсем подходящее место для пылких признаний. А затем, на корабле, у меня появилась прекрасная возможность понаблюдать за собственной женой со стороны, храня при этом инкогнито. - О, вы невыносимы! - Считайте это моей маленькой местью, - парировал граф, добавив после некоторого молчания, - Вот мы и пережили эту душевную бурю, дорогая…. - Возможно, но она начнется снова, - с волнением произнесла Анжелика. - А мы снова ее поборем, или вы так мало доверяете моему умению в морском деле? - Вы боялись…. Разве хоть что-то способно внушать вам страх? Бури вызывают у вас смех, на паперти собора Парижской Богоматери вы пели! Что же…. Что за важность, что плачу я? - Я боюсь сейчас только одного, - начал де Пейрак, привлекая к себе Анжелику, - Оказаться не способным вновь завоевать вашу любовь. Анжелика с удивлением взглянула на него. - Имеет ли смысл бороться за то, что и так принадлежит вам? Вдали от вас я не жила, а лишь выживала, а вы меня оставили…. - У нас осталось несколько часов до рассвета, и…. мы можем использовать их для более сладостной мести друг другу, как вы на это смотрите? Анжелика не ответила, обвив его шею и первой решившись на сдерживаемый порыв. Как нарождающаяся заря первыми несмелыми лучами изгоняла духов ночи, так и сила любви магией своих объятий, робкий и истинных признаний, жарких и нежных поцелуев стирала прошлое, гнала прочь горькую тоску друг о друге, врачевала души, дарила надежду. Надежду на то, что всё теперь будет иначе. В объятиях того, кого Анжелика так любила и так ждала, она вновь начинала верить, вновь начинала испытывать свою былую чувственность, почти уничтоженную годами одиночества и боли. Анжелика уже знала, что с наступлением утра, наступит и утро их воскрешенной любви, принеся с собой ясность и новое видение жизни. А упоительные часы подлинного счастья станут убежищем для их страсти и приютом для нежности. Раны, кровоточившие в ее душе, не затянутся в одну ночь, но Жоффрей поможет ей исцелиться. Волшебник! Властитель ее сердца! - Если б ты никогда не покидал меня…. – шептала в исступлении Анжелика, и он знал, что это правда, ибо и сам чувствовал то же самое. Останься они в жизни друг друга, и никто другой, никакая другая не смогли бы дать ни ему, ни ей того безграничного счастья, которым они еще на заре любви одаривали друг друга.
Анна: Жаклин де ла Круа Вы так гармонично встраиваете рвзговоры других персонажей, беседы других времен в вашу альтернативную версию, что кажется - так оно и было. И Жоффрей, и Анжелика у вас как-то мягче, я бы сказала, человечнее и ближе, чем в каноне. Наверно, это неудивительно - ведь им пришлось пережить меньше. Спасибо! Продолжайте, пожалуйста!
Жаклин де ла Круа: Анна спасибо большое :)
Жаклин де ла Круа: Прошу прощения за обилие размышлизмов, утомила я вас ими, знаю, динамика будет, но чуть позже. (во всяком случае, я буду стараться), и прошу прощения за обильное цитирование 6 тома, я с ним уже закруглилась **** Это была одна их тех ночей, что еще долго будут являться призраками с волчьим оскалом, ухмылкой палача и зимним холодом сковывать члены. Это была ночь страха и страсти, надежды и отчаяния, слез и жарких объятий. Это была ночь безысходности и стремительного порыва объять необъятное, окунуться в неизведанное, выпить друг друга до последней капли, раствориться в нескольких часах и молить, отчаянно припав к земле и воздевая руки к небу, молить об отсрочке.... Задержи зарю... В эту ночь прогорклые прошлогодние листья шептали о сочувствии, но бездушному ветру не донести слов, как солнечному лучу не проникнуть сквозь стены темницы. Ночь безмолвного крика и мимолетного сна. Явись, явись ко мне хотя бы в предрассвтеном мареве, подари мне свою улыбку, позволь коснуться.... Это была ночь потери, но надежда еще догорала в сердце, и слова возносились молитвами к небу, чтобы незримо осушить ее слезы. «Скажите ей, что я люблю ее…». Это была ночь перед костром. Жоффрей де Пейрак проснулся и долго лежал с открытыми глазами, всматриваясь в темноту. Как давно его не посещали те зимние кошмары! Как же давно он не вспоминал о той роковой ночи, когда за окном хлопьями валил снег, чтобы растаять с первыми лучами солнца как таяла их надежда и любовь. И даже в ту ночь он был мыслями и желаниями только рядом с ней, рядом с ними, со своей семьей, которую уже и надеялся увидеть. Что будет с ними после…. И что было с ними всё это время? Теперь он знал почти обо всем, вопрос, правда, заключался в том, принесли ли ему эти знания успокоение. Судя по пережитому кошмару, прошлое еще не скоро отпустит их души из своих цепких щупалец. Как знать, возможно однажды Анжелика решится задать ему вопрос о его прошлой жизни, сможет ли он ответить? Найдет ли в себе силы признаться ей, женщине, которую любил больше всего на свете, что и его, несокрушимого графа де Пейрака, тоже посещают неприятные сны? Ответ на всё сможет дать только время…. Не далее как сегодня утром Ясон с Элидой отчалили на Самос, долго махали на прощание, желая «Кали эпитихия»*, а в душе поселялась неясная грусть, как когда-то давно, в жизни, освещенной солнцем и любовью, когда Тулузу покидали разряженные гости, увозя с собой фиалки, подарки и воспоминания о Судах любви. С отплытием Ясона на корабле стало как-то особенно тихо и пусто. Не щебетала что-то наивное Элида, не звучали приказы, перемежаясь с ругательствами на английском, который кроме Ясона и де Пейрака никто больше не понимал, никто не распекал незадачливого матроса и не давал наставления самому графу, хмурясь и то и дело бормоча извинения. Да… Жоффрею хотелось отдать помощнику и другу свой «Морской орел», но надо было на чем-то вернуться на Мессину, а после – отправиться встречать новый корабль. Он знал, чувствовал, что они еще встретятся, но небо их будущего до сегодняшнего утра еще безоблачное, уже окутывали серые тучи, пророчащие непогоду. В Самосском порту судачили, что Меццо-Морте вернулся и скрывается где-то недалеко от острова Сардиния, чтобы после планируемых злодеяний шмыгнуть под защиту алжирского флага. Де Пейрак осторожно, чтобы не разбудить жену, сел, в раздумье потер подбородок. Какие же вести прилетят от отца Антуана? Удастся ли ему хоть что-то узнать о Флоримоне и Шарле-Анри, и если да, то, как забрать их к себе, в кратчайшие сроки и с наименьшей опасностью? Граф бросил взгляд на Анжелику. Он решил пока не говорить ей ни о чем, чтобы не тешить преждевременными надеждами. Конечно, он сделает все возможное, но…. Пока что удача им благоволила, как знать…. Скоро, совсем скоро «Морской орел», обогнув Милос и легендарную Китиру, войдет в воды Ионического моря, а там – до Мессинского пролива рукой подать, и будет дом…. У них снова будет дом! Граф покачал головой, решив не предвосхищать судьбу, и вернулся в кровать. Анжелика моментально прильнула к нему, ища защиты как когда-то. Она приоткрыла многие завесы над тайнами своей души, но о многом и умолчала. В какой тайной боли она скрывалась такими ночами, как эта? Какой сильной и слабой, чрезвычайно умной и по-детски наивной была эта женщина! Жоффрей смотрел на жену со смесью нежности и меланхолии, боясь разбудить неосторожным движением и страстно желая ее поцеловать, сказать что-то ласковое, что развеяло бы ее страхи, что сделало бы ее ближе…. --------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- *греч. Удачи! - Καλή επιτυχία! — Кали эпитихия!
Леди Искренность: Дамы, признаюсь, что я самая настоящая балда. Я в предыдущий раз прочла только начало и все. Не знаю, как так вышло, но вышло. А тут оказывается столько уже написано... Спасибо огромное за мой сегодняшний вечер. Не высказать весь тот восторг, что я испытываю, прочитав написанный рассказ полностью. Сцена с песней довела до слез, за нее отдельная признательность. Такое "снятие маски" мне понравилось гораздо больше оригинального. Порадовало, что начать труд вдохновил фанфик Фло, но и отголоски своего я тоже отыскала. А именно, спасибо за их откровенность по отношению друг к другу, которой нет в оригигале. Для меня действительно важен этот разговор о прошлом. Одно малюсенькое замечание. Жоффрей слишком хороший, слишком добрый и благородный. Просто идеальный муж... Чуть-чуть свойственной ему желчности и язвительности со здоровой долей эгоизма не помешало бы добавить.... А то я окончательно растаю...
Леди Искренность: И еще. Не знаю когда, но обещаю, что в конечном счете все законченное творчество (фанфики, стихи и пр.) будет перенесено на сайт. Дайте мне время с диссертацией, сертификатами, категориями и прочей профессиональной лабудой расквитаться. Но раньше зимы точно ничего не выложу, а там посмотрим.
Florimon: Леди Искренность пишет: все законченное творчество (фанфики, стихи и пр.) будет перенесено на сайт Дамы, я пишу здесь поскольку ЛИ начала эту тему... У нас на сайте создан раздел специально для всех кого Анжелика вдохновляет на творчество. Присылайте нам все свои работы и мы обязательно разместим их на сайте!!! http://angelique.mcdir.ru/fan-art/
Жаклин де ла Круа: Леди Искренность Спасибо за чудесный отзыв и за замечания, постараюсь исправиться, хоть и не выходит у меня в достаточной мере передать язвительность Жоффрея (он и правда идеальный ), и удачи вам с диссертацией!
Мадемуазель Мари: Очень хорошо! Трогательно, нежно, красиво, наконец! Один только маленький вопрос-недоумение...Я вот уже не первый раз сталкиваюсь (в каких-то других фанфиках тоже что-то подобное мелькало, да и в каноне вроде..) с тем, что для Анж эта вот беседа с Жоффреем о ее прошлом - это некое ожидание "приговора". Причем в достаточно унизительном смысле, или мне так кажется.. Ну в общем когда она считает, что муж должен вынести ей какой-то приговор (там прощает он её или нет, будут они вместе или нет) Вот не могу я понять, почему? Почему она считает себя в чём-то виновной? То, что она вышла повторно замуж? Ну тогда всех женщин, потерявших мужей и через несколько лет снова вышедших замуж, нужно тоже считать предательницами? Глупо же..Жоффрей вон вообще о жене вспомнил, когда с другой был, а оправдывается Анж, прекрасно понимает, что её муж вряд ли уступал ей в изменах(с его-то славой), понимает и всё равно ждёт этого самого "приговора"
Жаклин де ла Круа: Мадемуазель Мари Спасибо Знаете, как мне кажется, тут много факторов, но основных два: замужество, предательство, (как считает Анж, да и потом картинка усугубляется, когда она узнает, что согрешила своим замужеством при живом-то муже), все-таки, и то, что она забыла о детях (в чем он ее неоднократно обвиняет).... Захочет ли он быть с ней, после стольких лет, как он воспримет ее любовь, нужна ли она ему в конце-концов, а тут еще и груз в виде Онорины нарисовался и всё прочее. И потом, Анж ведь понимает, что совсем его не знает, как и он ее. Сказка закончилась, а в жестокой реальности еще стоит разобраться, вот она и боится, что он ее не поймет, не захочет понять, потому оправдывается. Да и она ждала знатного сеньора, а встретила пирата... Не понимают они друг друга, просто. Во всяком случае, я понимаю так.
Леди Искренность: Во-первых она в себе сама чувствует себя виновной. Отсюда потребность оправдания. В оригинале она молчит, но опять же больше из стыда, чем из гордости. А во-вторых, все восходит к истокам изначального неравноправия полов. Что позволено Юпитеру... Для мужчины измена без любви вообще не измена, а так -физиология. При этом они свято убеждены, что женщина не способна на секс без чувств, а значит в ее случае - это измена. Нууу, как-то так.
полная версия страницы