Форум » Творчество читателей » Demande Au Soleil » Ответить
Demande Au Soleil
Жаклин де ла Круа: Примечания автора: Что если Рескатору удалось бы догнать Анжелику? Мое размышление о том, как могла бы развиваться линия их отношений Честно говоря, меня на сие графоманство вдохновил чудесный фик Florimon, незаконченный, к сожалению, потому, вот, и решила я придумать свою версию событий. Не думала, что окажется так сложно. Не судите строго Звезды – непостоянные спутницы ночного неба – в этот час лукаво обозревали свои незримые границы. Морской дух плескался совсем рядом, и, казалось, был тих и податлив как котенок, но бывалые морские волки знали цену его ласке и, верно, были бы настороже. Закатный бронзовый отлив, скопление белых облаков днем, странный ореол вокруг ночного светила не обещали мирной ночи, однако старый ученый Савари был далек от морского дела так, как утлый челн сейчас был далек от берега. Куда же несла эту лодку судьба? От каких проблем пыталась скрыть среди изумрудных вод Эгейского моря? Где-то там, в совсем уже чужом мире, красовались минаретами мечети, попирал небо крест и дурманяще пахли розы. - Есть ли в вашем доме…кошки? – вспомнилось Анжелике, и она горько усмехнулась. Где был сейчас призрачный дом с розами и его хозяин, за которым несколько часов назад она готова была бежать хоть на край света? Что же такого в нем взволновало ее в те минуты в батистане? На море опускалась ночь и приносила с собой холод, страх и отчаяние. Да, побег удался, да, верный Савари вырвал ее из рук гнусных торговцев живым товаром, но почему так странно было на душе, а перед мысленным взором все еще стояли горящие корабли? Холод окутывал всё вокруг, своими цепкими лапами пробирался сквозь ткань, проникал под одежду, небосвод кривился безобразной ухмылкой д'Эскренвиля и его свиты: молодую женщину, кутающуюся в черный плащ, в эту ночь мучили кошмары. Ветер трепал паруса, баркас швыряло из стороны в сторону, а по небу уверенно мчались вперед серые лохматые облака. Ночка будет веселой, если вообще удастся дотянуть до рассвета. Смысл произошедшего дошел до маркизы дю Плесси-Бельер лишь сейчас, однако на страх уже не осталось сил, в душе плескалась лишь какая-то странная покорность судьбе, свойственная скорее женщинам Востока, нежели вспыльчивым француженкам. Что же будет дальше? Савари, скрючившись, сидел на куче какого-то тряпья, по-видимому, призванного заменять беглецам одеяло, и время от времени горестно вздыхал. Его сутуленная фигура выделялась на фоне темнеющего неба, делая старика похожим на героев детских сказок – барбегази, белобородых гномов, живущих в горах, частенько подсказывающих дорогу незадачливому путнику или вовремя спасающих последних от лавин. - Ах, мадам, если бы я только знал, что вас купил Рескатор, - сокрушался ученый, - Если бы я только знал….. [more]- То, что тогда, Савари? Я стала бы еще одной жемчужиной в коллекции этих варваров! - Нет, мадам, о нет, - вздыхал Савари и молчал. Поднимался ветер, и уже было не до разговоров о том, что не сбылось. Гречанка вполголоса бормотала какую-то православную молитву, Савари качал головой и что-то бубнил себе под нос, а Анжелике хотелось одного: исчезнуть отсюда. В море плескалось темно-синее небо, белые барашки волн любопытно перепрыгивали через ветхие борта баркаса, желудок сводило от голода, а тело бил озноб, и уже не понять от страха ли или от холода. Средиземное море меняло людей, в этом человек, отдавший за нее целое состояние, был прав. Анжелика поджала колени к подбородку и закрыла глаза. Когда она, влекомая вновь разгоревшимся чувством чудом воскресшей любви, сломя голову ринулась на поиски Жоффрея, то уж точно не могла себе представить, что будет плыть в отданной всем ветрам лодке без цели и смысла. Да и был ли он действительно жив, могло ли такое произойти? Что если это все – лишь плод ее раненного воображения, чудо, которому так хотелось верить? Женщина запретила себе плакать, однако именно сейчас ей хотелось этого как никогда. Ни гнусные уловки д'Эскренвиля, ни унижение на торгах, даже Кандинские кошки не заставили ее плакать, и вот сейчас она вдруг впервые ощутила свою беспомощность. Возможно, стоило покориться судьбе? И почему так сжалось сердце при виде горящего корабля Рескатора? Уж не напомнил ли он ей точно такой же огонь, перечеркнувший всю ее жизнь – огонь костра на Гревской площади? Каким далеким и одновременно близким казалось все это сейчас…. - Не надо плакать, мадам, всё образуется, - прошептал Савари, наклоняясь к ней, - Выпейте воды, вы совсем ослабли. - Я не хочу, друг мой. - Вы должны, мадам, - как всегда непреклонно ответил аптекарь и вновь покачал головой. Анжелика кивнула, будто бы соглашаясь, а на деле, чтобы не обижать Савари, который столько всего для нее сделал. Небо вновь заволокло тучами, гнилые паруса бог весть где найденного баркаса жалобно стонали на ветру. В глубине моря словно бы очнулось от долгого сна какое-то древнее животное, сейчас изо всех сил стремящееся вырваться наружу, луна совсем скрылась из виду, уступая главенствующую роль беснующейся ночи. - Мадам, шторм начинается! – прокричал старик-аптекарь, но Анжелика его уже не слышала, ее мысли блуждали где-то в тумане – сказывался шок от всего пережитого. И лишь звезды равнодушно наблюдали за бьющимся за жизнь баркасом и его несчастными путниками. - Раненая малышка – прозвучал где-то в подсознании насмешливый голос графа, и Анжелика почувствовала, что ее с головой накрыло волной. **** Волны, словно сорвавшиеся с цепи гончие, перемахивали через борта баркаса, грозя увлечь за собой всех находящихся внутри. Белые пенистые гребни, словно короны морских демонов, вырвавшихся на свободу, создавали впечатление сюрреализма, происходящего на фоне луны, окруженной свитой перепуганных лохматых туч. Вдали уже слышались глухие ворчливые раскаты, небо то и дело прорезали вспышки молний, оставляя по себе красные полосы и предчувствие жути. Не зря утром в Кандийском порту моряки нарекали на багровый рассвет, они, вероятно, остались переживать прихоти погоды в сухом и теплом местечке, а еще – тратить деньги Рескатора, которые тот щедро раздавал всего несколько часов назад. Анжелика путешествовала на грани яви и сна, то и дело оглядываясь по сторонам и стараясь остаться в сознании, мысли ускользали, и даже холодная вода не способствовала пробуждению. Женщина уже знала, что их утлый баркас попросту перевернулся, будучи не в силах справиться с морским неистовством, и повезло тем, кто успел за что-то схватиться. Связка веревок сразу же пошла ко дну, увлекая бедного Савари, аптекарь не умел плавать, и Анжелика хорошо об этом знала, однако сама она была слишком далеко, чтобы хоть как-то помочь несчастному. Плащ, обвившись вокруг тела, лишь усугублял положение, однако чтобы его снять женщине пришлось бы выпустить из рук обломок фок-мачты. Острова остались где-то в другой жизни, а ведь надежда на спасение была столь реальной еще сегодня утром, а может его и не было вовсе, этого утра? Сколько времени их баркас блуждал по морю? На что, ну на что надеялся авантюрист-аптекарь и маркиза, чудом не утратившая рассудок? Куда же подевалась гречанка, неужели она тоже не умела плавать? Анжелика огляделась, но не обнаружила вокруг ничего, что хоть отдаленно бы смахивало на человеческую фигуру. Волны бушевали, тяжелая туча стремительно пронеслась над головой, подгоняемая суровым пастухом-ветром, еще минута-другая, и с неба обрушится настоящий ливень, тогда никому не выжить. На горизонте замаячило что-то огромное, похожее на скалу, восставшую из морских глубин. На скале суетились люди, слышались их громкие голоса, уж они-то точно не боялись какого-то шторма. Анжелика собрала последние силы, чтобы позвать на помощь, однако когда она уже собиралась закричать, случайная волна накрыла ее с головой. Последнее, что поняла женщина, было то, что скала, появившаяся неизвестно откуда, оказалась кораблем, возможно, спешившим на помощь или вдогонку беглецам. **** Море плескалось где-то вдали и в то же время, совсем близко, казалось, можно дотронуться до него рукой и погладить, как присмиревшего котенка. Солнце не могло пробиться сквозь тяжелые шторы, которыми были занавешены иллюминаторы каюты, а небольшая масляная лампа, стоявшая на столике неподалеку, рассеивала мягкий свет, создающий ощущение уюта и покоя. В каюте пахло пряностями и табаком, обоняние улавливало аромат жареной рыбы, видимо принесенной сюда совсем недавно, а еще – запах кофе, враз напомнивший Анжелике батистан и следующий за ним шторм. Маркиза резко выпрямилась и огляделась. Она, без сомнения, находилась в капитанской каюте, судя по ее богатому убранству, но кто же был капитаном? Кто спас ее от гибели? Рескатор? Анжелика покачала головой: пока это неважно. У нее все еще кружилась голова, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы вновь не упасть на подушки. Соблазнительный аромат кушанья и кофе не оставил равнодушной умирающую от голода маркизу, Анжелика здраво рассудила, что тот, под чьим покровительством она сейчас находилась, наверняка не желал ей голодной смерти, и все проблемы, в общем-то, вполне решаемы. Переставив тарелку себе на колени, женщина мимоходом отметила наличие вилки и неизвестный ей хлеб, пахнущий травами, возможно, какое-то лекарство? Также, Анжелика не могла не заметить, что вся ее одежда куда-то исчезла, и саму ее завернули в простынь, набросив наверх теплое верблюжье одеяло, единственным, что осталось от ее несчастного гардероба, был хорошо известный ей плащ, висевший на спинке стула. Сколько же времени она здесь провела, если он успел высохнуть? Кто раздевал ее, склонялся над ней, пока она была в забытьи? И что случилось с ее спутниками? Удалось ли спасти Савари…. Маркиза не заметила, что слезы сами катятся по щекам, ей так и не удалось запретить себе плакать, а ужас произошедшего продолжал напоминать о себе противным холодком, как едва закончившийся шторм – потряхиванием корабля. Доев и промокнув губы салфеткой, Анжелика поняла, что если сейчас же не вернется обратно на тахту, то попросту потеряет сознание. Вновь ее мысли блуждали на границе сна и яви, вновь ей казалось, что со всех сторон к ней подступают волны, готовые увлечь за собой, слышались какие-то голоса, кричащие что-то на арабском, испанском и, почему-то, французском. Во сне Анжелика карабкалась по каким-то утесам, то и дело оскальзываясь и царапая руки, один неосторожный шаг – и она упадет, разобьется о скалы, но почему камни выскальзывают из пальцев, что же течет по серой коже утеса, кровь? И плащ всё так же обвивает тело, увлекая вниз, не давая ступить ни шагу. Сбросить, ей нужно сбросить его с себя! Вверху Анжелика видела крепкую мужскую фигуру, стоящую спиной к солнцу, женщина знала, что ей, во что бы то ни стало, надо туда, наверх, там она будет в безопасности, рядом с ним. И вновь внизу бушевало море, волны долетали до самого неба, небо, светлое и чистое миг назад, подернулось тучами, скрывая солнце, погружая мир в обрушившуюся внезапно ночь. Женщина изо всех сил старалась удержаться на склоне, но силы покидали ее. Тень прошлого стояла перед глазами, тень того, кого она так любила, не переставала любить все эти годы, наполненные страхом, одиночеством, кровью и потерями. Как бы муж принял ее, если бы встретил вновь? Что она могла бы сказать в свое оправдание, да и имеет ли он право требовать от нее, дважды вдовы, видевшей Двор Чудес и блеск Версаля, потерявшей сына, оправданий? Во сне Анжелика что-то кричала, но ветер тут же разносил над морем ее слова, а человек все стоял на скале, не оборачиваясь. - Жоффрей! Помоги мне, Жоффрей! Напрасно…. Вокруг витал удручающий аромат розмарина, каким-то чутьем женщина вспомнила, что его добавляли в мазь от порезов и ожогов, нещадно палило солнце, и истерически кричали чайки. Еще шаг, всего один шаг…. Но вверху уже грохочет гром, белые гребни с плачем обрушиваются на утес, а по ладоням течет кровь…. Камни ускользают из-под ног и исчезают в беснующемся море, откуда не будет спасения. Ветер, кажется, сейчас подхватит обессилевшую и напуганную женщину и швырнет вниз, она кричит, пытаясь удержаться на утесе, но опора исчезает, как тень тает под солнечными лучами. В тот миг, когда Анжелика уже готова сорваться, мужчина хватает ее за руку. - Держись, ты должна жить! И помни, что мы не умеем умирать. А вокруг все так же пахнет розмарином и табаком. **** Рабыня! Игрушка! Тряпичная кукла, которую можно выкинуть, разрезать на клочки, порвать, швырнуть на растерзание собакам, отдать на поругание другим. Рабыня. Вещь! Анжелика в гневе вскочила с тахты и принялась кругами ходить по каюте. Масляная лампа, стоявшая на небольшом столике, опасно качнулась в сторону, женщина поспешила ее подхватить, сделала неосторожный жест и больно обожгла руку. Инстинктивно прижав ладонь к себе, Анжелика не смогла сдержать слез: унижение, угроза жизни, странный корабль с не менее странным капитаном, которого она, кстати, еще не видела, саднящее горло, переполох в мыслях, теперь еще и это. Почему же все так? Женщина прошлась по каюте, попутно рассматривая ее убранство. Без сомнения она находилась где-то на юте или полуюте, либо рядом с капитанской каютой, либо недалеко от оной. Возможно, когда-то здесь жил помощник хозяина судна, а могло статься, что она тоже предназначалась для главного кормчего, когда он, утомленный бурей, был не в силах делать еще один переход до своего временного, а быть может, и постоянного дома. Когда мужчины говорили, что в их жизни есть только одна страсть: война, власть, наука, теперь, наверняка, корабль, то вряд ли они лукавили. За многие годы научившись жить вдали от женщин, отдавая себя во власть стихиям или тайнам земных недр, мужчины переставали верить женщинам и видеть в них таковых, в чем-то они были правы. Вот и нынешний хозяин каюты, вероятно, придерживался той же жизненной философии, о чем и свидетельствовало внутреннее убранство. Темно-зеленый ковер с густым длинным ворсом, секстант и стопка всевозможных карт на рабочем столе красного дерева, письменный прибор с оригинальным пером в форме изогнутого крыла альбатроса, несколько листов желтоватой бумаги, шкатулка, украшенная изумрудами, замок с секретом, сундук с ворохом рубашек и камзолов на все случаи жизни, пистолет с серебряной рукояткой, украшенной волчьей головой. Анжелика почти восторженно оглядела его со всех сторон, затем прошла дальше. У северной стены висела книжная полка, закрытая бархатной занавеской с бахромой по краям. Маркиза пробежалась пальцами по корешкам, узнавая трактаты по астрономии и математике, несколько книг по медицине, Дантовскую «Божественную комедию» и толстые фолианты на арабском, греческом и неизвестных ей языках. Заслышав звук приближающихся шагов, женщина поспешила вернуть книги на место и самой вернуться на тахту, простынь все время грозилась упасть, а Анжелике в последнюю очередь хотелось предстать перед хозяином каюты в костюме Евы. Неизвестный потоптался у двери, будто бы размышляя входить или нет, что-то крикнул по-арабски и прошел мимо. Анжелика словно бы мимоходом отметила приглушенный тембр со знакомыми нотками, однако опознать его владельца не смогла. В душе нарастало смутное предчувствие, в приоткрытое окно дул холодный ветер, принося дыхание моря, а огонек внутри лампы болезненно дрожал. Какой же недуг истязал несчастный корабль с его неизвестными обитателями? Куда же они сейчас держали свой путь, эти проклятые изгнанники света? Анжелика была уверена, что госпожа-Фортуна редко благоволила к команде, а последняя казалась узницей корабля-призрака, дрейфующего меж скал в окутанном туманом море. Она ясно видела, как несчастные протягивают руки к горизонту, вопя от отчаяния: O, Madre Nostra! За что ты предала нас? Анжелика поежилась и, завернувшись в одеяло, решила, что ее не выбросят за борт, если она позаимствует у хозяина каюты рубашку. С этими мыслями она встала и, пошатываясь, вновь побрела к сундуку. Странно было вновь оказаться в окружении роскошных вещей, попасть в новый мир, в котором словно бы гранями брильянтового колье переливались отголоски прошлого. Женщина прикоснулась к резной окованной железом крышке и замерла в нерешительности. Нет, жизнь учила ее рыться и не только в таких вещах, но все здесь: и рубашки, и восточный диван, и пахнущая сандалом каюта и даже приглушенный свет лампы казался ей миром неизвестного человека, а ее вынужденное любопытство – неуместным в него вторжением. Слабость не давала ей выйти из каюты, а неизвестность жгла сердце адовым пламенем. Маркиза откинула крышку сундука и тут же вскрикнула от неожиданности: на нее смотрела женщина с бледной обветренной кожей, спутавшимися волосами и темными зелеными глазами. Анжелика не сразу поняла, что перед ней всего-навсего зеркало, а несчастная незнакомка – она сама. Да уж…. Могла ли блистательная хозяйка дю Ботрейи представить, что вновь опустится на дно жизни, едва из него выйдя? Бархатные камзолы по последней моде, какие-то безделушки, Батистовые и шелковые рубашки, - почти такие, как носил когда-то Жоффрей – пронеслось у Анжелики, и она вздохнула, непроизвольно прижав к себе рубашку. Где же был он сейчас? В какие дали забросила его судьба? Мог ли он вот также бороздить морские просторы, как капитан неизвестного судна? В какую сторону увлекали его звезды, и главное, как бы он встретил ее, свою жену, о которой, возможно, уже давно не думал? «Я слишком мало знала его», - вновь призналась себе Анжелика и поспешила утереть набежавшие слезы. Что могла бы сказать ему сейчас эта женщина с истерзанным телом и покрытой язвами душой, о чем спросить, в чем повиниться? «У меня даже нет нормального платья.… По правде, у меня больше нет никакого. Что же сталось с тем, изумрудным? Неужели его выкинули, порвали? Что стало с подарком Рескатора…. Так размышляя, маркиза продолжала рассматривать содержимое сундука, предварительно натянув на себя рубашку, дошедшую ей почти до колен, что однозначно свидетельствовало о высоком росте владельца, и закутавшись в одеяло. Ее руки сами нашли небольшую шкатулку с вензелями, решившись, женщина заглянула внутрь. На обитой бархатом подушечке лежал перстень с изображением гербового щита. Герб,… но чей? Ей вдруг показалось, что она уже где-то его видела, притом совсем недавно, однако закончить мысль не удалось. В комнате вдруг потемнело, раздались глухие раскаты, которые воспаленное воображение Анжелики сначала приняло за пушечные выстрелы, в воздухе вновь висело предчувствие шторма. Быстро захлопнув крышку сундука и побросав внутрь все инспектируемое содержимое, маркиза рванулась к двери и попутно с удивлением отметила, что та не заперта. На палубе пахло дождем, спутанными мыслями, четкими приказами, ветром, полощущим паруса, на палубе пахло жизнью, а начинающее штормить море лишь доказывало, что в последующие часы всем предстоит проверить ее на прочность. Капитан стоял у штурвала. Анжелика огляделась и уже хотела сделать шаг навстречу судьбе, как уже слышанный однажды хриплый голос окликнул ее: - Мадам, сейчас начнется буря, вам лучше вернуться к себе. Женщина обернулась – чуть свесившись с балюстрады верхней палубы, на нее смотрел Рескатор. **** С видимым усилием захлопнув никак не желающий поддаваться деревянный ставень, Анжелика набросила на окно прозрачную занавеску и прислонилась к стене. По затянутому серым покрывалом небу бежали рваные облака, спешащие как можно скорее избавиться от бремени, корабль уже начало ощутимо потряхивать, даже здесь, сквозь плотные деревянные стены, можно было услышать, как стонет море, не желающее уступать первенство людям. Итак, она на его корабле. На судне пирата-ренегата, окруженного кружевом мрачных легенд. Ворохом преданий, одни из которых походили на поверья о Жиле де Рэ, слышанные в детстве в родном Пуату, другие смахивали на деяния святых, которые любили без умолку повторять монахини-урсулинки, наставляя в морали своих непутевых учениц, только и мечтающих о том, как бы улизнуть за яблоками или розами. Злые языки говаривали, что Рескатор выкупает рабов, чтобы потом принести их в жертву своему господину из Преисподней, ибо никто иначе не мог объяснить его несметные богатства, верящие в чудо судачили, что он чуть ли не рыцарь Роланд, и доблестен, и могуч, и благороден. Анжелика усмехнулась, спрашивая себя, к какой категории отнесет ее корсар? Темные умы, боящиеся власть имущих, ничем не отличались друг от друга, ни в медленно идущем ко дну Старом Свете, ни на Средиземноморье. Выкупил же он ее с какой-то целью, еще и отдал такую сумасшедшую сумму, неужели все ради того, чтобы она стала одной из многих в его гареме? Маркиза рассерженно фыркнула: все ее планы вновь рушились как карточный домик под рукой неумелого игрока, и вновь за всем этим уверенно проглядывались фантасмагорические силуэты сильных мира сего. Что же дальше…. Может, попросить Рескатора в содействии в поисках де Пейрака? Посулить, что муж отблагодарит? Анжелика вздохнула – картинка будущего все еще маячила где-то в тумане, и главным сейчас было выйти живыми из бури. Если все было действительно так, если счастливый случай не преминул улыбнуться ей, то почему, почему Жоффрей за все эти годы так и не напомнил о себе? Неужели его так мало волновала ее судьба? Ладно, возможно и так, но как же дети, разве они так мало значили для него? Анжелика не могла вообразить этого, невольно вспомнилось, что первым словом Флоримона было «папа», вспомнилось, как она носила Кантора под своим сердцем, и то, что он родился именно в тот день, когда его отца сожгли на Гревской площади…. Где же он сейчас, ее невинная крошка, отобранная жестокой судьбой? Не потому ли господин-случай играл с ней сейчас в жесткую игру, столкнув с Рескатором? И почему вместо того чтобы ненавидеть его, Анжелика продолжает на что-то надеяться? «В конце концов, я в его каюте, что же он скажет, увидев меня в своей рубашке?» - мелькнула нелепая мысль. Маркиза давно уже подметила за собой привычку думать о всяких не несущих смысла мелочах перед лицом чего-то глобального. Корабль в который раз качнуло, женщине пришлось схватиться за спинку дивана, чтобы удержаться на ногах. За дверью послышались голоса, топот босых ног матросов, спешащих управиться с парусами, судно пришло в движение, разворачиваясь безопасным бортом к волне, а снаружи вновь выло и стонало на все голоса, а море разъяренным быком билось в борта корабля. «Надо будет справиться о судьбе Савари» - подумала Анжелика, с трудом пробираясь к дивану. Масляная лампа уже лихо отплясывала сарабанду, тарелка вторила ей энергичной тарантеллой, проклятое окно вновь распахнулось, принося запах непогоды и морские брызги. Маркиза потянулась к лампе, чтобы либо погасить ее, либо придать более устойчивое положение, но не удержалась на ногах, больно ударилась об угол стола. Мозг отмечал нелепые детали: горячее масло вытекает из лампы, медленно занимается ковер, все усеяно осколками, а сама несчастная пытается натянуть на себя рубашку, вместо того чтобы звать на помощь. Пожар! Пожар….. Вновь ее особа принесет Рескатору одни неприятности. Но она попадет в море, да, конечно, ее похоронят в морских волнах, и там она, наконец, воссоединится со своим Кантором. А Жоффрей…. Он вряд ли узнает, что был так нужен ей все эти годы. Пожар. [/more]
Анна: Жаклин де ла Круа Просто чудесно. И песня подобрана очень удачно, и сюжет хорош. Спасибо вам за такую Анжелику и такого Жоффрея. Но вы опять на самом интересном месте прервались
Жаклин де ла Круа: Анна спасибо большое Я исправлюсь, честно-честно.
Мадемуазель Мари: Прекрасно! Волшебно!!!
Жаклин де ла Круа: Мадемуазель Мари спасибо большое :) Маленький кусочек продолжения, и прошу прощения за добрый абзац, процитированный из 6 тома, но того требует муза **** Вновь в расклад, выполненный умелой рукой судьбы, вмешались вездесущие обстоятельства, подарив вынужденную отсрочку, за которую, по правде говоря, очень хотелось поблагодарить. Расправившись с мачтой, Жоффрей взял на себя заботу о корабле, отослав Ясона на столь желанное рандеву с Элидой, Анжелика без слов ушла к себе, и лишь удостоверившись, что Абдулла занял свое место у ее дверей, граф, наконец, смог позволить себе поразмышлять над произошедшим. «Вы одержимы этой женщиной» - звучали слова, сказанные совсем еще недавно помощником, - «Откройтесь же мне!», - вторил голос Анжелики. И он, господин де Пейрак, прозванный Рескатором, вопреки своей воле снова был им пленен. Он попал в ловушку из мучительных, неотвязных вопросов, на которые она одна могла бы дать ответ, и сгорал от желаний, утолить которые было под силу только ей. Его впервые преследовали собственные сомнения, а картина, которую он уверенно нарисовал в своем воображении, больше не казалась столь категоричной. Вновь граф стал жертвой собственной слабости, однако, надо признать, какое очаровательное разоблачение он получил! Де Пейрак покачал головой, усмехаясь про себя, удивляясь, как логично завершилась столь нелепо начатая ситуация, и перевел взгляд на горизонт, вспоминая. В Кандии она еще была такой, какой он ее помнил, и он был взволнован до глубины души. Ах, какой это был удивительный миг, когда в батистане, в аукционном зале, он сквозь дым благовоний увидел ее и узнал. Ему рассказал о ней один купец, когда он бросил якорь у острова Милос. По словам купца, в Кандии было объявлено, что на торгах в батистане будет выставлена бесподобная рабыня. А Рескатор слыл большим любителем такого «отборного товара». Говоря по правде, слава эта была несколько преувеличена, однако положение обязывало его отдавать дань восточной пышности, а значит — не пренебрегать женщинами. Он познал слишком много женщин, чтобы хоть одна из них могла крепко привязать его к себе. Однако купец с Милоса, рассказывая ему о прекрасной зеленоглазой пленнице, так расхваливал «качество товара», что эти неумеренные восточные восторги его даже позабавили. Несравненная! Восхитительная! В торгах примет участие сам Шамиль-бей, поставщик гарема турецкого султана — уже из-за одного этого монсеньор Рескатор должен вступить в борьбу. Он не разочаруется… Да пусть судит сам! Он желает узнать ее национальность? Француженка — этим все сказано! Происхождение? О, оно у нее просто изумительное. Речь идет о настоящей придворной даме его величества Людовика XIV! Тем, кто заявил о своем участии в торгах, по секрету сообщили, что она даже была одной из фавориток короля Франции! Ее походка, манеры, речь неопровержимо все это подтверждают, а вдобавок к тому она еще и средоточие всех мыслимых прелестей: золотые волосы, светло-зеленые, точно море, глаза, тело богини. Ее имя? В конце концов почему бы и не сказать, дабы развеять последние сомнения? Имя ее — маркиза дю Плесси-Белльер. Говорят, Плесси-Белльер — очень знатный род. Роша, консул Франции, который видел красавицу и говорил с нею, твердо за это ручается. Он остолбенел. Убедившись после настойчивых расспросов, что его собеседник не сочиняет, он, бросив все дела, мгновенно снялся с якоря и помчался в Кандию. По дороге он узнал, при каких обстоятельствах эта молодая женщина попала в руки работорговцев. По одним рассказам выходило, что она направлялась в Кандию по делам, по другим — что она спешила туда для встречи с любовником. Французская галера, на которой она плыла, потерпела крушение: «Известно ли вам, что на несчастной «Ла Рояль», утонувшей по вашей милости, могла бы быть я?», о, вряд ли он позволил бы ей ускользнуть, если бы знал! А потом ее захватил на одном маленьком суденышке разбойничавший в тех водах маркиз д'Эскренвиль. Какая же удача привалила этому мелкому пирату! Цена на торгах наверняка поднимется до головокружительных высот. И все же, чтобы вполне поверить, ему надо было увидеть ее самому. Несмотря на все его хваленое хладнокровие, у него сохранилось лишь смутное воспоминание о том миге, когда он увидел, что это и впрямь она, и одновременно узнал, что ее вот-вот продадут. Сейчас же, немедля, остановить торги, назвать такую сумму, чтобы покончить все разом! Тридцать пять тысяч пиастров! Чистое безумие… И затем, тут же — прикрыть ее, отгородить от чужих взглядов. Анжелика смотрела куда-то сквозь него, ничего не видя, не замечая вокруг себя, казалось, еще миг – и она просто упадет без чувств. Он проявил всю учтивость и осмотрительность, на какую только был способен. Она смотрела на него безумным блуждающим взглядом и не узнавала… а потом все его планы вновь ринулись в пропасть, сметая все на своем пути! Мог ли граф вообразить, что едва живая от пережитого стыда и ужасов пути на корабле д'Эскренвиля, она ускользнет, едва выйдя из батистана? У нее были сообщники, устроившие пожар в порту, поджегшие корабли пиратов, и «Мосркой орел» среди них. И вот, стремясь во что бы то ни стало потушить судно и броситься вдогонку, грозный и непоколебимый Рескатор наблюдал за рыдающим д'Эскренвилем, испытывая к нему что-то вроде сочувствия. Удача отвернулась от маркиза на этот раз, но она же обошла стороной и Рескатора! На что она надеялась, плывя в ночь на убогой лодке, отданной всем ветрам? Куда так спешила? Кого столь рьяно стремилась разыскать? Увы, на эти вопросы де Пейрак не мог дать ответов ни тогда, ни сейчас. Вне себя от гнева и отчаяния, стараясь не думать о том, как его ловко обвели вокруг пальца, и о том, какую славу распустят по Средиземноморью злые языки, Рескатор снялся с якоря. На капитанском столе стояла початая бутылка рому, Абдулла понимающе сидел у ног своего господина, остальная команда благоразумно не вмешивалась. - Почему же ты не сказал ей, хозяин? – простодушно спрашивал мавр. - Потому что…. потому, - отмахивался Рескатор, понимая, что наказан за страх узнать…. слишком много? Так почему же? Разве недостаточно их ранила сама жизнь, чтобы еще наносить раны друг к другу? Раз уж судьба в лице Анжелики сама вмешалась в его романтические планы, он решил выжидать. Впервые в жизни положиться на волю случая. Граф боялся…. Ее первого взгляда, первых слов, жестов, всего, что когда-то так его волновало. Да и… нужен ли ей чудом воскресший муж, да еще и после стольких лет? «Моя мать – возлюбленная короля Франции», - говорил Кантор, сияя от гордости, и ему в столь нежном возрасте было невдомек, какой яд просачивается в сердце отца от сказанных сыном слов. Так что же, что привело ее на Средиземноморье? Граф отталкивал от себя вопросы и на всех парусах следовал за ней. Он вновь ясно видел беснующееся море, обломки утлого баркаса, и ее, в отчаянии всматривающуюся в линию горизонта. Она изо всех сил цеплялась за жизнь, а он старался подавить безумный порыв – ринуться в воду, он капитан, и должен играть эту роль. Хотя бы сейчас. Лишенная чувств, Анжелика металась в лихорадке, Абдулла и эфенди поминутно дежурили у ее ложа, а вечерами им на смену приходил он сам. Анжелика приходила в себя и тут же вновь впадала в забытье, он не надевал маску, надеясь на чудо, но чуда не происходило. Горечь сменялась отчаянием и злобой на весь мужской род, д'Эскренвиля и себя. На себя – за то что не уберег. А шрамы на ее спине лишь красноречиво подтверждали его догадки…. Граф сжимал кулаки, пытаясь взять себя в руки, и возвращался к своим делам, желая и так опасаясь мига ее пробуждения. «Из-за ваших проклятых целей погиб мой ребенок!», - бросила она тогда, явившись на палубе в его рубашке, и он понял, что напрасно тешил себя надеждами. Вряд ли Анжелика обвинила бы его, Жоффрея де Пейрака, в гибели их сына, смогла ли бы? Но то, что она не бросила бы в лицо мужу, пусть и удивительным образом обретенному спустя столько лет, она позволила себе с Рескатором – человеком без совести, морали и страха. Он злился на нее и вновь возвращался мыслями к моментам, проведенным рядом с нею. Пожар в каюте! Рескатор находился в трюмах, проверяя сохранность грузов, когда к нему прибежал напуганный Абдулла. В последнюю очередь его тогда волновала сохранность юта, потому, он удивился, когда впоследствии услышал извинения, что неловко бормотала Анжелика, избегая его взгляда. Удивительная! Невероятная женщина! Ей практически был обязан гибелью Кандийский порт, не прояви Рескатор морской солидарности к пострадавшим, а она сейчас извиняется перед ним за случайно опрокинутую масляную лампу! Немыслимо! Он внимал ее речам, в душе приходя то в восторг, то в отчаяние. Она была так близко и так далеко…. Всем Анжелика была от него далека: мыслями, чаяниями, телом, которое стало иным в чужих руках, даже в своих страхах она принадлежала одной лишь себе, теряясь от его мимолетных прикосновений. И граф знал причину ее отчуждения, и виноваты в этом были не только годы, проведенные в разлуке. Вопреки всякой логике то насилие, которому ее подвергли, представлялось ему наихудшим из предательств, ибо громче всего в нем говорили сейчас ревность и первобытный инстинкт собственника. Его возмущенное сердце кричало: «Неужели ты не могла жить так, чтобы сохранить себя для меня?!» Он понимал их, своих вольных или невольных соперников, ведь и сам вновь терял из-за нее голову, вот потому-то, едва утих бунт на корабле, он пообещал сохранить жизнь всем забиякам, что, впрочем, не помешало ему сгорать от ярости в тот памятный вечер, когда его разбудили крики Анжелики.
toulouse: А нельзя как-то устроить, чтобы фанфик шел сам по себе, отдельно от вопросов и вполне заслуженных похвал автору?
Жаклин де ла Круа: toulouse пишет: А нельзя как-то устроить, чтобы фанфик шел сам по себе, отдельно от вопросов и вполне заслуженных похвал автору? ну, хотите, я не буду выкладывать поглавно, а допишу работу и выложу ее уже полностью? Она почти подходит к концу Я просто не знаю как перенести, наверное, придется всю тему удалять... Так комментариев жалко
toulouse: Жаклин де ла Круа Не хочется лишать себя удовольствия от продолжений. Просто у меня из-за прерывистости текста возникло ощущение, что я какой-то отрывок пропустила. Мне кажется, стоит выложить фанфик отдельно, целиком для тех, кто захочет прочитать с начала до конца. А тему удалять - жестоко.
Анна: Отдельно можно выложить потом, может быть, и на сайте, а сейчас продолжайте, пожалуйста, здесь. И тему удалять ни в коем случае не надо.
Жаклин де ла Круа: Всё поняла, будет сделано :)
Жаклин де ла Круа: Совсем маленький кусочек **** Граф злился на жизнь, на Анжелику, на судьбу, а более всего – на себя и понимал, что когда-то, поддавшись вспышке гнева, жестоко ошибся в оценке действительности, за которую, пусть неосознанно, но расплачивается в этот миг она…, его Анжелика! Женщина, которую он любил, его жена, его творение, его сокровище, отдала себя другим!.. Перед глазами проносились события из прошлого, адовым огнем продолжавшие жечь его даже сейчас. Де Пейрак вспоминал, как узнал, что бывшая графиня де Пейрак, вдова дворянина, который, как все считают, был сожжен на Гревской площади, вышла замуж за маркиза дю Плесси-Белльер, родила от него сына и живет в Версале, при королевском дворе, где занимает почетную должность. Что может быть естественнее для молодой красивой женщины, привыкшей быть окруженной толпой поклонников, домогающихся ее любви, вступить в новый брак, красоваться при дворе? Маркиз дю Плесси-Белльер, любимец герцога Орлеанского, брата короля, кузен Анжелики, быть может, ее давняя первая любовь? Жоффрей де Пейрак обхватил голову руками – как наивно с его стороны было на что-то надеяться! Мог ли он, отверженный и лишенный всего, требовать от нее чего-либо? Женщины не способны на верность, тем более, женщины такой породы! Она создана, чтобы пленять, очаровывать, заманивать в свои сети! Верности кому, чему? Призраку, растворившемуся в зимнем небе? Граф сознавал логичность собственных выводов, на деле ощущая лишь горечь. Мог ли он требовать от нее ткать покрывало в своем родовом поместье? В поместье, что, верно, доживало свои последние дни, если вообще за эти годы не развалилось от того, что за ним было некому ухаживать, вести дела и хозяйство, Монтелу погряз в нищете…. Но разве не она, Анжелика, поспешила в Париж, узнав о его аресте? Граф знал кое-что о том отрезке ее жизни из рассказов Куасси-Ба, и ведь это ее зятя назначили прокурором в его деле, и она так отчаянно сражалась за помилование для него, своего колченогого мужа? Нет, он не мог поверить, что выдумал себе их любовь, просто в дело как всегда вмешались обстоятельства, и госпожа де Пейрак приняла решение жить дальше. Разве сам Жоффрей мучился угрызениями совести, пребывая на Востоке, находя мимолетное утешение в ласках утонченных красавиц? Нет, это не одно и то же! – кричал разум, приводя последние доводы. О, напротив, понятия тождественны, - грустно отвечало сердце. Жизнь сама разорвала наложенные на супругов обязательства, и Анжелика была вправе поступать, как ей заблагорассудится. Пережив первую вспышку отчаяния, де Пейрак, наконец, призвал все свое благоразумие и утешился мыслью, что Анжелика, во всяком случае, не умерла от голода, холода и бедности, и, конечно, вольна делать все, что хочет, находясь под защитой благородного мужа. Однако всего несколько часов, проведенных в доме Тонелли, перевернули с ног на голову все былые доводы разума. Словоохотливый итальянец забросал своего влиятельного друга просьбами и восхищениями по тому или иному поводу, а после и вовсе утащил к себе в кабинет пить вино и делиться планами на будущее. Они познакомились несколько лет назад, когда Рескатор уже оказывал влияние на Средиземноморье, по долгу ему часто приходилось заходить на Родос, ему нужны были свои шпионы, а пронырливому, но искренне любящему свой остров губернатору, - влиятельные покровители. Ведь кто из пиратов решиться сунуться во владения самого Рескатора? Мужчин объединила деловая хватка и как ни странно любовь к музыке. В венах итальянца текла та же южная кровь, где любовь к Родине смешалась с голосом предков, вечно живущим в дивных песнях. А потом рядом с Рескатором появился Кантор, и Тонелли, чутко уловив любовь мальчика к музыке, посоветовал отцу отдать его учиться в Палермо, где проходили обучение и дети самого губернатора. Всю свою жизнь привыкший полагаться лишь на себя, граф с удивлением обнаружил, что ему нравится бывать в обществе Тонелли и его улыбчивой жены, потому, бывало, брал Кантора с собой и наведывался к ним в гости: отдохнуть от плавания, поболтать, обсудить какие-то события из прошлого, которые могли понять одни лишь жители Юга.
Анна: Жаклин де ла Круа Спасибо! Жду с нетерпением продолжения, у вас как всегда отлично получается.
Мадемуазель Мари: Мне очень нравится)) Продолжайте, пожаалуйста)))))))
Жаклин де ла Круа: Анна ,Мадемуазель Мари дамы, спасибо большое за вашу оценку! Прошу прощения за вынужденную отсрочку в продолжении, я исправляюсь **** Всю свою жизнь привыкший полагаться лишь на себя, граф с удивлением обнаружил, что ему нравится бывать в обществе Тонелли и его улыбчивой жены, потому, бывало, брал Кантора с собой и наведывался к ним в гости: отдохнуть от плавания, поболтать, обсудить какие-то события из прошлого, которые могли понять одни лишь жители Юга. Погрязший в ворохе проблем, которые копились как снежный ком, де Пейрак порой чувствовал странную потребность исчезнуть куда-то на пару дней, отринуть все мирские заботы и просто забыться, таким местом духовного отдохновения и стал для него Родос. Жизнь настойчиво требовала перемен, слава Рескатора позволяла это сделать, но всего лишь одно слово милосского купца, и он уже снимался с якоря, бросаясь на выручку той, на которую имел полное и безоговорочное право гневаться, но где-то в Палермо возвращения отца так ждал Кантор, чьи зеленые глаза мучительно напоминали о том, что так и не удалось забыть…. Граф бросил взгляд на горизонт и вновь вернулся мыслями к недавним событиям. Абдулла понес вниз поднос с кофе и сладостями, Абд-эль-Мешрат снисходительно покачал головой и скрылся в капитанской каюте, где, вероятно, и проведет несколько ближайших часов за трактатами по медицине и курением кальяна. Ясон и Элида неспешно прогуливались по нижней палубе, навлекая на себя проклятья истосковавшихся по женщинам матросов. Небосвод вновь пророчил бурю, которую будет не сложно побороть, в душе же уже несколько дней бушевало ненастье, лишь утвердившееся в правах, вопросы настойчиво требовали ответов, а она…. Она пила кофе и точно так же отодвигала от себя миг, когда судьба столкнет их лицом к лицу. Граф был рад внезапному вторжению Ясона, и ему не жаль было несчастной бизани. Нет, он не боялся собственной жены, просто не хотел вмешательства в ее прошлое, ведь после прошлой ночи, кто знает, какие еще откровения оно ему принесет. Признаться, поборов вспышки гнева, перемежаемого с необузданной ревностью, он мало-помалу успокоился за ее жизнь, вверив заботу о ней новому мужу, сиянию Его Величества и блеску Двора, и стал жить дальше. Но вот сегодня, когда устав от обильных словесных возлияний Тонелли и напряженного утра в порту, Пейрак уже шел в отведенную ему спальню, как крики жены заставили его враз утратить хваленое хладнокровие. «Пощади, Филипп! Пощади!». Так ли уж благороден любимый маршал Его Величества? На расспросы о былой жизни маленький Кантор не мог дать вразумительного ответа, описывая лишь материнские наряды, частые отлучки и шалости Шарля-Анри, которого воспитывала нянька, так ли уж ветрена мать, как хотелось думать отцу? Прижимая к себе дрожащую Анжелику и стараясь развеять марево ее страшного сна, де Пейрак то и дело видел сцены из ее прошлого, услужливо нарисованные воображением и осознанием. Как же ошибался он в своих суждениях на ее счет! И вот теперь своими расспросами, что настойчиво рвались из сердца, он не хотел разбередить ее раны. И в то же время…. «Это просто необходимо», - повторяла Анжелика, то садясь на кровать, то вскакивая с нее и принимаясь ходить кругами по каюте. Подобно клокочущим вокруг корабля косматым пенистым валам, в ее душе бушевали самые противоречивые чувства. Она не смогла бы ясно их описать: гнев, тревога, радость, надежда то и дело уступали место страху, и тот вдруг начинал давить ей на плечи, словно свинцовый плащ. Сейчас что-то произойдет! Что-то ужасное, сокрушительное, от чего ей уже вовек не оправиться…. Тот миг, о котором она мечтала столько одиноких лет, перемежаемых редкими счастливыми событиями, та радость, что привела ее на Средиземноморье, сбываясь, поселила в душе невообразимый сумбур. Не отваживаясь поверить в произошедшее, Анжелика, тем не менее, не могла не вопрошать пустоту о том, каким человеком стал некогда блистательный Тулузский сеньор, превратившийся в грозного и несокрушимого морского волка. Жизнь нанесла им обоим незаживающие раны, так стоит ли бередить их ненужными уже вопросами? Так что же, хранить молчание до Самоса, а что потом? Анжелика перебирала в памяти их краткие диалоги, где редкие из них не заканчивались перепалкой, и вспомнила вдруг свои слова в его адрес: «Это вы убили моего сына!». Горько проклиная себя сейчас за ту вспышку гнева, маркиза спрашивала себя, а знал ли Жоффрей, что на корабле де Вивонна находился их сын? Знал ли он вообще что-либо о ее жизни «после»? имеет ли она право спрашивать? Но она обязана знать! С другой стороны, ее безумные мечты осуществились – Жоффрей действительно выжил – и как подсказывали опыт и наблюдательность, смог и здесь сколотить приличное состояние, но что дальше? Нужна ли ему чудом и безумной суммой денег возвращенная жена? «Я – человек, спасший вас от гарема, мадам», - да, это действительно так. Привела ли его в Кандию случайность или тщательно спланированная операция? И он знал, кто скрывается под именем госпожи дю Плесси-Белльер, но эти разгадки лишь вносили еще большую неясность. «Что я ему скажу? Имею ли право…. знать? сможем ли мы после всего понять, принять друг друга? Да и нужно ли…..». Анжелика обхватила голову руками, не замечая вокруг ничего, кроме смятения, в котором пребывала ее душа, так уставшая от нелепых и нескончаемых скитаний. «Если б я только знала, что Рескатор – это он…. Он! За его словами, жестами, манерой вести беседу, теми недолгими прикосновениями скрывался тот, кого я всегда любила, он был рядом, совсем рядом, а я его не узнала! Как глупо! Он гневается на меня сейчас, верно, и, быть может, тоже не знает, как быть дальше…. Ведь он же покинул меня сегодня утром, а может, и не было никакого бунта?», - Анжелика тешила себя безумными мыслями, в душе сама не веря, что ее муж мог из опасений уклониться от разговора с ней, уж скорее она поверила бы в его ревность, злость, язвительные насмешки…. «О, мне просто необходимо увидеть его вновь, - шептала Анжелика, прислонившись к дверному косяку и смотря вдаль. Корабль окутывала ночь, так и не внеся ясности в спутавший все карты уходящий день, вокруг неистовствовали сорвавшиеся с цепи псы-волны, а капитан по-прежнему стоял у штурвала. На нем не было маски, но в сгустившихся сумерках Анжелика уже не могла рассмотреть лица, она шептала что-то темноте, надеясь и так страшась услышать, наконец, необходимый им обоим ответ.
toulouse: Ну, допустим, вместо "гневается" я бы предпочла "злится", "вопрошать" тоже не люблю, но это все стиль, интересно, как будет развиваться действие)) Давайте продолжение, смелее!
Жаклин де ла Круа: toulouse Спасибо :)
полная версия страницы