Форум » Творчество читателей » Demande Au Soleil » Ответить
Demande Au Soleil
Жаклин де ла Круа: Примечания автора: Что если Рескатору удалось бы догнать Анжелику? Мое размышление о том, как могла бы развиваться линия их отношений Честно говоря, меня на сие графоманство вдохновил чудесный фик Florimon, незаконченный, к сожалению, потому, вот, и решила я придумать свою версию событий. Не думала, что окажется так сложно. Не судите строго Звезды – непостоянные спутницы ночного неба – в этот час лукаво обозревали свои незримые границы. Морской дух плескался совсем рядом, и, казалось, был тих и податлив как котенок, но бывалые морские волки знали цену его ласке и, верно, были бы настороже. Закатный бронзовый отлив, скопление белых облаков днем, странный ореол вокруг ночного светила не обещали мирной ночи, однако старый ученый Савари был далек от морского дела так, как утлый челн сейчас был далек от берега. Куда же несла эту лодку судьба? От каких проблем пыталась скрыть среди изумрудных вод Эгейского моря? Где-то там, в совсем уже чужом мире, красовались минаретами мечети, попирал небо крест и дурманяще пахли розы. - Есть ли в вашем доме…кошки? – вспомнилось Анжелике, и она горько усмехнулась. Где был сейчас призрачный дом с розами и его хозяин, за которым несколько часов назад она готова была бежать хоть на край света? Что же такого в нем взволновало ее в те минуты в батистане? На море опускалась ночь и приносила с собой холод, страх и отчаяние. Да, побег удался, да, верный Савари вырвал ее из рук гнусных торговцев живым товаром, но почему так странно было на душе, а перед мысленным взором все еще стояли горящие корабли? Холод окутывал всё вокруг, своими цепкими лапами пробирался сквозь ткань, проникал под одежду, небосвод кривился безобразной ухмылкой д'Эскренвиля и его свиты: молодую женщину, кутающуюся в черный плащ, в эту ночь мучили кошмары. Ветер трепал паруса, баркас швыряло из стороны в сторону, а по небу уверенно мчались вперед серые лохматые облака. Ночка будет веселой, если вообще удастся дотянуть до рассвета. Смысл произошедшего дошел до маркизы дю Плесси-Бельер лишь сейчас, однако на страх уже не осталось сил, в душе плескалась лишь какая-то странная покорность судьбе, свойственная скорее женщинам Востока, нежели вспыльчивым француженкам. Что же будет дальше? Савари, скрючившись, сидел на куче какого-то тряпья, по-видимому, призванного заменять беглецам одеяло, и время от времени горестно вздыхал. Его сутуленная фигура выделялась на фоне темнеющего неба, делая старика похожим на героев детских сказок – барбегази, белобородых гномов, живущих в горах, частенько подсказывающих дорогу незадачливому путнику или вовремя спасающих последних от лавин. - Ах, мадам, если бы я только знал, что вас купил Рескатор, - сокрушался ученый, - Если бы я только знал….. [more]- То, что тогда, Савари? Я стала бы еще одной жемчужиной в коллекции этих варваров! - Нет, мадам, о нет, - вздыхал Савари и молчал. Поднимался ветер, и уже было не до разговоров о том, что не сбылось. Гречанка вполголоса бормотала какую-то православную молитву, Савари качал головой и что-то бубнил себе под нос, а Анжелике хотелось одного: исчезнуть отсюда. В море плескалось темно-синее небо, белые барашки волн любопытно перепрыгивали через ветхие борта баркаса, желудок сводило от голода, а тело бил озноб, и уже не понять от страха ли или от холода. Средиземное море меняло людей, в этом человек, отдавший за нее целое состояние, был прав. Анжелика поджала колени к подбородку и закрыла глаза. Когда она, влекомая вновь разгоревшимся чувством чудом воскресшей любви, сломя голову ринулась на поиски Жоффрея, то уж точно не могла себе представить, что будет плыть в отданной всем ветрам лодке без цели и смысла. Да и был ли он действительно жив, могло ли такое произойти? Что если это все – лишь плод ее раненного воображения, чудо, которому так хотелось верить? Женщина запретила себе плакать, однако именно сейчас ей хотелось этого как никогда. Ни гнусные уловки д'Эскренвиля, ни унижение на торгах, даже Кандинские кошки не заставили ее плакать, и вот сейчас она вдруг впервые ощутила свою беспомощность. Возможно, стоило покориться судьбе? И почему так сжалось сердце при виде горящего корабля Рескатора? Уж не напомнил ли он ей точно такой же огонь, перечеркнувший всю ее жизнь – огонь костра на Гревской площади? Каким далеким и одновременно близким казалось все это сейчас…. - Не надо плакать, мадам, всё образуется, - прошептал Савари, наклоняясь к ней, - Выпейте воды, вы совсем ослабли. - Я не хочу, друг мой. - Вы должны, мадам, - как всегда непреклонно ответил аптекарь и вновь покачал головой. Анжелика кивнула, будто бы соглашаясь, а на деле, чтобы не обижать Савари, который столько всего для нее сделал. Небо вновь заволокло тучами, гнилые паруса бог весть где найденного баркаса жалобно стонали на ветру. В глубине моря словно бы очнулось от долгого сна какое-то древнее животное, сейчас изо всех сил стремящееся вырваться наружу, луна совсем скрылась из виду, уступая главенствующую роль беснующейся ночи. - Мадам, шторм начинается! – прокричал старик-аптекарь, но Анжелика его уже не слышала, ее мысли блуждали где-то в тумане – сказывался шок от всего пережитого. И лишь звезды равнодушно наблюдали за бьющимся за жизнь баркасом и его несчастными путниками. - Раненая малышка – прозвучал где-то в подсознании насмешливый голос графа, и Анжелика почувствовала, что ее с головой накрыло волной. **** Волны, словно сорвавшиеся с цепи гончие, перемахивали через борта баркаса, грозя увлечь за собой всех находящихся внутри. Белые пенистые гребни, словно короны морских демонов, вырвавшихся на свободу, создавали впечатление сюрреализма, происходящего на фоне луны, окруженной свитой перепуганных лохматых туч. Вдали уже слышались глухие ворчливые раскаты, небо то и дело прорезали вспышки молний, оставляя по себе красные полосы и предчувствие жути. Не зря утром в Кандийском порту моряки нарекали на багровый рассвет, они, вероятно, остались переживать прихоти погоды в сухом и теплом местечке, а еще – тратить деньги Рескатора, которые тот щедро раздавал всего несколько часов назад. Анжелика путешествовала на грани яви и сна, то и дело оглядываясь по сторонам и стараясь остаться в сознании, мысли ускользали, и даже холодная вода не способствовала пробуждению. Женщина уже знала, что их утлый баркас попросту перевернулся, будучи не в силах справиться с морским неистовством, и повезло тем, кто успел за что-то схватиться. Связка веревок сразу же пошла ко дну, увлекая бедного Савари, аптекарь не умел плавать, и Анжелика хорошо об этом знала, однако сама она была слишком далеко, чтобы хоть как-то помочь несчастному. Плащ, обвившись вокруг тела, лишь усугублял положение, однако чтобы его снять женщине пришлось бы выпустить из рук обломок фок-мачты. Острова остались где-то в другой жизни, а ведь надежда на спасение была столь реальной еще сегодня утром, а может его и не было вовсе, этого утра? Сколько времени их баркас блуждал по морю? На что, ну на что надеялся авантюрист-аптекарь и маркиза, чудом не утратившая рассудок? Куда же подевалась гречанка, неужели она тоже не умела плавать? Анжелика огляделась, но не обнаружила вокруг ничего, что хоть отдаленно бы смахивало на человеческую фигуру. Волны бушевали, тяжелая туча стремительно пронеслась над головой, подгоняемая суровым пастухом-ветром, еще минута-другая, и с неба обрушится настоящий ливень, тогда никому не выжить. На горизонте замаячило что-то огромное, похожее на скалу, восставшую из морских глубин. На скале суетились люди, слышались их громкие голоса, уж они-то точно не боялись какого-то шторма. Анжелика собрала последние силы, чтобы позвать на помощь, однако когда она уже собиралась закричать, случайная волна накрыла ее с головой. Последнее, что поняла женщина, было то, что скала, появившаяся неизвестно откуда, оказалась кораблем, возможно, спешившим на помощь или вдогонку беглецам. **** Море плескалось где-то вдали и в то же время, совсем близко, казалось, можно дотронуться до него рукой и погладить, как присмиревшего котенка. Солнце не могло пробиться сквозь тяжелые шторы, которыми были занавешены иллюминаторы каюты, а небольшая масляная лампа, стоявшая на столике неподалеку, рассеивала мягкий свет, создающий ощущение уюта и покоя. В каюте пахло пряностями и табаком, обоняние улавливало аромат жареной рыбы, видимо принесенной сюда совсем недавно, а еще – запах кофе, враз напомнивший Анжелике батистан и следующий за ним шторм. Маркиза резко выпрямилась и огляделась. Она, без сомнения, находилась в капитанской каюте, судя по ее богатому убранству, но кто же был капитаном? Кто спас ее от гибели? Рескатор? Анжелика покачала головой: пока это неважно. У нее все еще кружилась голова, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы вновь не упасть на подушки. Соблазнительный аромат кушанья и кофе не оставил равнодушной умирающую от голода маркизу, Анжелика здраво рассудила, что тот, под чьим покровительством она сейчас находилась, наверняка не желал ей голодной смерти, и все проблемы, в общем-то, вполне решаемы. Переставив тарелку себе на колени, женщина мимоходом отметила наличие вилки и неизвестный ей хлеб, пахнущий травами, возможно, какое-то лекарство? Также, Анжелика не могла не заметить, что вся ее одежда куда-то исчезла, и саму ее завернули в простынь, набросив наверх теплое верблюжье одеяло, единственным, что осталось от ее несчастного гардероба, был хорошо известный ей плащ, висевший на спинке стула. Сколько же времени она здесь провела, если он успел высохнуть? Кто раздевал ее, склонялся над ней, пока она была в забытьи? И что случилось с ее спутниками? Удалось ли спасти Савари…. Маркиза не заметила, что слезы сами катятся по щекам, ей так и не удалось запретить себе плакать, а ужас произошедшего продолжал напоминать о себе противным холодком, как едва закончившийся шторм – потряхиванием корабля. Доев и промокнув губы салфеткой, Анжелика поняла, что если сейчас же не вернется обратно на тахту, то попросту потеряет сознание. Вновь ее мысли блуждали на границе сна и яви, вновь ей казалось, что со всех сторон к ней подступают волны, готовые увлечь за собой, слышались какие-то голоса, кричащие что-то на арабском, испанском и, почему-то, французском. Во сне Анжелика карабкалась по каким-то утесам, то и дело оскальзываясь и царапая руки, один неосторожный шаг – и она упадет, разобьется о скалы, но почему камни выскальзывают из пальцев, что же течет по серой коже утеса, кровь? И плащ всё так же обвивает тело, увлекая вниз, не давая ступить ни шагу. Сбросить, ей нужно сбросить его с себя! Вверху Анжелика видела крепкую мужскую фигуру, стоящую спиной к солнцу, женщина знала, что ей, во что бы то ни стало, надо туда, наверх, там она будет в безопасности, рядом с ним. И вновь внизу бушевало море, волны долетали до самого неба, небо, светлое и чистое миг назад, подернулось тучами, скрывая солнце, погружая мир в обрушившуюся внезапно ночь. Женщина изо всех сил старалась удержаться на склоне, но силы покидали ее. Тень прошлого стояла перед глазами, тень того, кого она так любила, не переставала любить все эти годы, наполненные страхом, одиночеством, кровью и потерями. Как бы муж принял ее, если бы встретил вновь? Что она могла бы сказать в свое оправдание, да и имеет ли он право требовать от нее, дважды вдовы, видевшей Двор Чудес и блеск Версаля, потерявшей сына, оправданий? Во сне Анжелика что-то кричала, но ветер тут же разносил над морем ее слова, а человек все стоял на скале, не оборачиваясь. - Жоффрей! Помоги мне, Жоффрей! Напрасно…. Вокруг витал удручающий аромат розмарина, каким-то чутьем женщина вспомнила, что его добавляли в мазь от порезов и ожогов, нещадно палило солнце, и истерически кричали чайки. Еще шаг, всего один шаг…. Но вверху уже грохочет гром, белые гребни с плачем обрушиваются на утес, а по ладоням течет кровь…. Камни ускользают из-под ног и исчезают в беснующемся море, откуда не будет спасения. Ветер, кажется, сейчас подхватит обессилевшую и напуганную женщину и швырнет вниз, она кричит, пытаясь удержаться на утесе, но опора исчезает, как тень тает под солнечными лучами. В тот миг, когда Анжелика уже готова сорваться, мужчина хватает ее за руку. - Держись, ты должна жить! И помни, что мы не умеем умирать. А вокруг все так же пахнет розмарином и табаком. **** Рабыня! Игрушка! Тряпичная кукла, которую можно выкинуть, разрезать на клочки, порвать, швырнуть на растерзание собакам, отдать на поругание другим. Рабыня. Вещь! Анжелика в гневе вскочила с тахты и принялась кругами ходить по каюте. Масляная лампа, стоявшая на небольшом столике, опасно качнулась в сторону, женщина поспешила ее подхватить, сделала неосторожный жест и больно обожгла руку. Инстинктивно прижав ладонь к себе, Анжелика не смогла сдержать слез: унижение, угроза жизни, странный корабль с не менее странным капитаном, которого она, кстати, еще не видела, саднящее горло, переполох в мыслях, теперь еще и это. Почему же все так? Женщина прошлась по каюте, попутно рассматривая ее убранство. Без сомнения она находилась где-то на юте или полуюте, либо рядом с капитанской каютой, либо недалеко от оной. Возможно, когда-то здесь жил помощник хозяина судна, а могло статься, что она тоже предназначалась для главного кормчего, когда он, утомленный бурей, был не в силах делать еще один переход до своего временного, а быть может, и постоянного дома. Когда мужчины говорили, что в их жизни есть только одна страсть: война, власть, наука, теперь, наверняка, корабль, то вряд ли они лукавили. За многие годы научившись жить вдали от женщин, отдавая себя во власть стихиям или тайнам земных недр, мужчины переставали верить женщинам и видеть в них таковых, в чем-то они были правы. Вот и нынешний хозяин каюты, вероятно, придерживался той же жизненной философии, о чем и свидетельствовало внутреннее убранство. Темно-зеленый ковер с густым длинным ворсом, секстант и стопка всевозможных карт на рабочем столе красного дерева, письменный прибор с оригинальным пером в форме изогнутого крыла альбатроса, несколько листов желтоватой бумаги, шкатулка, украшенная изумрудами, замок с секретом, сундук с ворохом рубашек и камзолов на все случаи жизни, пистолет с серебряной рукояткой, украшенной волчьей головой. Анжелика почти восторженно оглядела его со всех сторон, затем прошла дальше. У северной стены висела книжная полка, закрытая бархатной занавеской с бахромой по краям. Маркиза пробежалась пальцами по корешкам, узнавая трактаты по астрономии и математике, несколько книг по медицине, Дантовскую «Божественную комедию» и толстые фолианты на арабском, греческом и неизвестных ей языках. Заслышав звук приближающихся шагов, женщина поспешила вернуть книги на место и самой вернуться на тахту, простынь все время грозилась упасть, а Анжелике в последнюю очередь хотелось предстать перед хозяином каюты в костюме Евы. Неизвестный потоптался у двери, будто бы размышляя входить или нет, что-то крикнул по-арабски и прошел мимо. Анжелика словно бы мимоходом отметила приглушенный тембр со знакомыми нотками, однако опознать его владельца не смогла. В душе нарастало смутное предчувствие, в приоткрытое окно дул холодный ветер, принося дыхание моря, а огонек внутри лампы болезненно дрожал. Какой же недуг истязал несчастный корабль с его неизвестными обитателями? Куда же они сейчас держали свой путь, эти проклятые изгнанники света? Анжелика была уверена, что госпожа-Фортуна редко благоволила к команде, а последняя казалась узницей корабля-призрака, дрейфующего меж скал в окутанном туманом море. Она ясно видела, как несчастные протягивают руки к горизонту, вопя от отчаяния: O, Madre Nostra! За что ты предала нас? Анжелика поежилась и, завернувшись в одеяло, решила, что ее не выбросят за борт, если она позаимствует у хозяина каюты рубашку. С этими мыслями она встала и, пошатываясь, вновь побрела к сундуку. Странно было вновь оказаться в окружении роскошных вещей, попасть в новый мир, в котором словно бы гранями брильянтового колье переливались отголоски прошлого. Женщина прикоснулась к резной окованной железом крышке и замерла в нерешительности. Нет, жизнь учила ее рыться и не только в таких вещах, но все здесь: и рубашки, и восточный диван, и пахнущая сандалом каюта и даже приглушенный свет лампы казался ей миром неизвестного человека, а ее вынужденное любопытство – неуместным в него вторжением. Слабость не давала ей выйти из каюты, а неизвестность жгла сердце адовым пламенем. Маркиза откинула крышку сундука и тут же вскрикнула от неожиданности: на нее смотрела женщина с бледной обветренной кожей, спутавшимися волосами и темными зелеными глазами. Анжелика не сразу поняла, что перед ней всего-навсего зеркало, а несчастная незнакомка – она сама. Да уж…. Могла ли блистательная хозяйка дю Ботрейи представить, что вновь опустится на дно жизни, едва из него выйдя? Бархатные камзолы по последней моде, какие-то безделушки, Батистовые и шелковые рубашки, - почти такие, как носил когда-то Жоффрей – пронеслось у Анжелики, и она вздохнула, непроизвольно прижав к себе рубашку. Где же был он сейчас? В какие дали забросила его судьба? Мог ли он вот также бороздить морские просторы, как капитан неизвестного судна? В какую сторону увлекали его звезды, и главное, как бы он встретил ее, свою жену, о которой, возможно, уже давно не думал? «Я слишком мало знала его», - вновь призналась себе Анжелика и поспешила утереть набежавшие слезы. Что могла бы сказать ему сейчас эта женщина с истерзанным телом и покрытой язвами душой, о чем спросить, в чем повиниться? «У меня даже нет нормального платья.… По правде, у меня больше нет никакого. Что же сталось с тем, изумрудным? Неужели его выкинули, порвали? Что стало с подарком Рескатора…. Так размышляя, маркиза продолжала рассматривать содержимое сундука, предварительно натянув на себя рубашку, дошедшую ей почти до колен, что однозначно свидетельствовало о высоком росте владельца, и закутавшись в одеяло. Ее руки сами нашли небольшую шкатулку с вензелями, решившись, женщина заглянула внутрь. На обитой бархатом подушечке лежал перстень с изображением гербового щита. Герб,… но чей? Ей вдруг показалось, что она уже где-то его видела, притом совсем недавно, однако закончить мысль не удалось. В комнате вдруг потемнело, раздались глухие раскаты, которые воспаленное воображение Анжелики сначала приняло за пушечные выстрелы, в воздухе вновь висело предчувствие шторма. Быстро захлопнув крышку сундука и побросав внутрь все инспектируемое содержимое, маркиза рванулась к двери и попутно с удивлением отметила, что та не заперта. На палубе пахло дождем, спутанными мыслями, четкими приказами, ветром, полощущим паруса, на палубе пахло жизнью, а начинающее штормить море лишь доказывало, что в последующие часы всем предстоит проверить ее на прочность. Капитан стоял у штурвала. Анжелика огляделась и уже хотела сделать шаг навстречу судьбе, как уже слышанный однажды хриплый голос окликнул ее: - Мадам, сейчас начнется буря, вам лучше вернуться к себе. Женщина обернулась – чуть свесившись с балюстрады верхней палубы, на нее смотрел Рескатор. **** С видимым усилием захлопнув никак не желающий поддаваться деревянный ставень, Анжелика набросила на окно прозрачную занавеску и прислонилась к стене. По затянутому серым покрывалом небу бежали рваные облака, спешащие как можно скорее избавиться от бремени, корабль уже начало ощутимо потряхивать, даже здесь, сквозь плотные деревянные стены, можно было услышать, как стонет море, не желающее уступать первенство людям. Итак, она на его корабле. На судне пирата-ренегата, окруженного кружевом мрачных легенд. Ворохом преданий, одни из которых походили на поверья о Жиле де Рэ, слышанные в детстве в родном Пуату, другие смахивали на деяния святых, которые любили без умолку повторять монахини-урсулинки, наставляя в морали своих непутевых учениц, только и мечтающих о том, как бы улизнуть за яблоками или розами. Злые языки говаривали, что Рескатор выкупает рабов, чтобы потом принести их в жертву своему господину из Преисподней, ибо никто иначе не мог объяснить его несметные богатства, верящие в чудо судачили, что он чуть ли не рыцарь Роланд, и доблестен, и могуч, и благороден. Анжелика усмехнулась, спрашивая себя, к какой категории отнесет ее корсар? Темные умы, боящиеся власть имущих, ничем не отличались друг от друга, ни в медленно идущем ко дну Старом Свете, ни на Средиземноморье. Выкупил же он ее с какой-то целью, еще и отдал такую сумасшедшую сумму, неужели все ради того, чтобы она стала одной из многих в его гареме? Маркиза рассерженно фыркнула: все ее планы вновь рушились как карточный домик под рукой неумелого игрока, и вновь за всем этим уверенно проглядывались фантасмагорические силуэты сильных мира сего. Что же дальше…. Может, попросить Рескатора в содействии в поисках де Пейрака? Посулить, что муж отблагодарит? Анжелика вздохнула – картинка будущего все еще маячила где-то в тумане, и главным сейчас было выйти живыми из бури. Если все было действительно так, если счастливый случай не преминул улыбнуться ей, то почему, почему Жоффрей за все эти годы так и не напомнил о себе? Неужели его так мало волновала ее судьба? Ладно, возможно и так, но как же дети, разве они так мало значили для него? Анжелика не могла вообразить этого, невольно вспомнилось, что первым словом Флоримона было «папа», вспомнилось, как она носила Кантора под своим сердцем, и то, что он родился именно в тот день, когда его отца сожгли на Гревской площади…. Где же он сейчас, ее невинная крошка, отобранная жестокой судьбой? Не потому ли господин-случай играл с ней сейчас в жесткую игру, столкнув с Рескатором? И почему вместо того чтобы ненавидеть его, Анжелика продолжает на что-то надеяться? «В конце концов, я в его каюте, что же он скажет, увидев меня в своей рубашке?» - мелькнула нелепая мысль. Маркиза давно уже подметила за собой привычку думать о всяких не несущих смысла мелочах перед лицом чего-то глобального. Корабль в который раз качнуло, женщине пришлось схватиться за спинку дивана, чтобы удержаться на ногах. За дверью послышались голоса, топот босых ног матросов, спешащих управиться с парусами, судно пришло в движение, разворачиваясь безопасным бортом к волне, а снаружи вновь выло и стонало на все голоса, а море разъяренным быком билось в борта корабля. «Надо будет справиться о судьбе Савари» - подумала Анжелика, с трудом пробираясь к дивану. Масляная лампа уже лихо отплясывала сарабанду, тарелка вторила ей энергичной тарантеллой, проклятое окно вновь распахнулось, принося запах непогоды и морские брызги. Маркиза потянулась к лампе, чтобы либо погасить ее, либо придать более устойчивое положение, но не удержалась на ногах, больно ударилась об угол стола. Мозг отмечал нелепые детали: горячее масло вытекает из лампы, медленно занимается ковер, все усеяно осколками, а сама несчастная пытается натянуть на себя рубашку, вместо того чтобы звать на помощь. Пожар! Пожар….. Вновь ее особа принесет Рескатору одни неприятности. Но она попадет в море, да, конечно, ее похоронят в морских волнах, и там она, наконец, воссоединится со своим Кантором. А Жоффрей…. Он вряд ли узнает, что был так нужен ей все эти годы. Пожар. [/more]
Lutiksvetik: ЕЩЕ!ЕЩЕ!
Жаклин де ла Круа: Lutiksvetik всё будет, мы с музом обещаем фиалка Как это я не заметила вашего комментария? фиалка пишет: Но как Вы хитро обошли самое интересное, в смысле интим! Прям не хуже самой Голон. я не умею самое интересное красиво писать, чтоб выдержать рамки и не скатиться в пошлость, вот потому так.... а за отзыв спасибо
Мадемуазель Мари: Долгожданное продолжение! Ура Неужто Анж его вплавь догнала))))))))))))
Жаклин де ла Круа: Мадемуазель Мари пишет: Неужто Анж его вплавь догнала)))))))))))) Ага, она такая
фиалка: Жаклин де ла Круа большой привет Вашему "музу", он как всегда на высоте. Читать Вас- чистое удовольствие!
Жаклин де ла Круа: фиалка спасибо огромное!
Жаклин де ла Круа: Дамы, эту главу можно и нужно критиковать, потому что я сама не пойму, куда зашла со своими переплетениями -------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- **** Кутаясь сразу в три одеяла и пытаясь дрожащими руками донести до рта стакан с ромом, несчастный Бернар сидел в капитанской каюте и не решался начать разговор. Жоффрей де Пейрак сидел напротив и выжидающе молчал. Куда подевался юркий баркас провансальца? С кем он повстречался в пути? - Монсеньор, плохие новости, - откашлявшись, произнес Бернар. - Тебе удалось передать кольцо отцу Антуану? - Удалось, мало того, мы были в Пуату, потом отправились в аббатство, наняли корабль, как ты велел…. - Так в чем же дело? На тебя напали? Вы…. - Помнишь, когда мы были вместе на галерах, я обещал, что буду за тебя до последнего, если ты или твои друзья помогут нам вырваться из того ада? - Помню, Бернар, мы многое вместе прошли, это так, но ты боишься, что я повешу тебя на рее, если ты скажешь мне о том, что произошло. - А ты все шутишь. - А ты всё не веришь в мою власть на Средиземноморье, - в том ответил де Пейрак, стараясь скрыть нарастающую тревогу. Было ясно, что Бернара чуть не убили, но что произошло с остальными? Бернар с грохотом поставил на стол стакан, вздохнул и, наконец, решился. - Меццо-Морте вернулся. - И что? Ты говорил мне об этом еще до нашего возвращения на Мессину. - А ты не умеешь слушать до конца. - Бернар, с кем вы встретились на пути сюда? - С Монбаром Губителем. - Только не говори мне, что наш земляк перешел на сторону Меццо-Морте. - Он напал на наш корабль и взял всех, кто на нем находился, в плен, - продолжал радовать новостями Бернар, словно не слышал вопроса, - Мне удалось бежать, отец Антуан всеми возможными уловками уговорил его не трогать детей, называл их сиротами, о кольце с печатью вообще целую легенду сочинил, но Монбар, конечно, не поверил. Он плывет сюда, и вы точно встретитесь по пути. Я не знаю, кто нас предал, но за детей Рескатора цена слишком высока. К тому же Меццо-Морте…. - Хорошо, мы примем бой! - Монсеньор, ты меня не слышал? – ошарашено спросил Бернар. - Возможно. Послушай, ты должен отправиться на Мессину, предупредить дона Фернандеса и увериться, что хотя бы там все в порядке! И да, ни слова Анжелике! - Да тебя просто убьют! С обгоревшей мачтой, без помощи, ты вообще понимаешь, о чем меня просишь? - Еще не родился тот, кто может нас напугать, Бернар, и ты сейчас очень поможешь мне, если выполнишь приказ! - Когда мы бежали с галер, я верил тебе до конца, но сейчас…. Как я скажу твоей жене, что ты не вернешься? – пробормотал Бернар и устало закрыл глаза. Как бы то ни было, а Бернар был прав: в открытую выступать против шевалье Монбара имея в арсенале злую и изнуренную команду, наспех отремонтированный корабль и отсутствие какой-либо стратегии решился бы разве что безумец. Или Рескатор. Вновь жизнь, раскрыв все козыри, предложила играть в шахматы, шпионы нагло врали, а корабль, идущий с Бостонских верфей, миражем маячил где-то вдали. А позади осталась Мессина, Абд-эль-Мешрат, сославшийся на ухудшение здоровья, Ясон, Кантор и Анжелика…. Вновь уверив в свою непобедимость, неустрашимый Рескатор был наказан за упрямство и любовь к театральным эффектам. И вновь враги не преминули нанести удар исподтишка. И вновь де Пейрак изводил время совсем не на то. Бернар, конечно, отправился отправлять приказ, команда занималась своими делами, повар пообещал коронное блюдо, вновь все вверили свои жизни в его власть, мог ли он сказать им о грядущей встрече? Стакан рома был приправлен виной, но еще рано считать потери. «Как хотелось бы прийти туда, где вы меня дождетесь….». Де Пейрак скомкал лист желтоватой бумаги, в третий раз с момента отплытия Бернара пожалев, что так и не решился написать Анжелике письмо. Да и что бы он мог ей сказать? Когда-то давно отец Антуан теребил в пальцах розарий, прося у Бога душевных сил, и бормотал - Ваша жена…. Она спрашивала, как ей назвать ребенка, который скоро родится? До того странным был этот вопрос в стенах, где незримо присутствовала смерть, и он, еще совсем недавно отчаянно веривший в свою победу, просил передать какие-то слова, которые когда-то совсем ничего не значили, а теперь – были их последними. Его и Анжелики. И вновь она остается вдвоем с Кантором…. «Дождитесь меня, друг мой, дождитесь, моя госпожа Эсклармонда…».
Мадемуазель Мари: Опять этот Меццо-Морте жить спокойно не даёт. А что значит Эсклармонда? Немного резануло: "Вновь уверив в свою непобедимость", может, "уверовав" или "поверив", но это так, мелочи, а так всё очень и очень интригующе..что же будет дальше?
Жаклин де ла Круа: Мадемуазель Мари пишет: Опять этот Меццо-Морте жить спокойно не даёт. ну, должен же у нас быть какой-то внешний раздражитель :) Мадемуазель Мари пишет: А что значит Эсклармонда? А это историческая личность, вот: Лишь несколько женщин вошли в мировую историю под титулом «Великая» – так благодарные потомки запечатлели в веках их заслуги перед человечеством. Эсклармонда, графиня де Фуа - хранительница чаши святого Грааля*, символ сражающейся Окситании, – так величали героическую женщину, о которой трубадуры сложили красивейшие сказания. Народ, населявший в XIII веке южную Францию, боготворил свою соотечественницу. Ее пылающее огнем сердце ярко освещало мрачный период средневековья, известный сегодня под названием «альбигойские войны» . А несокрушимая воля и преданность делу истины и красоты вдохновили на подвиг сотни людей, защищавших последний оплот своей веры – замок на горе Монсегюр. В семье доблестного графа Роже Бернара I де Фуа и Сесиль Безье около 1155 -1160 годов родилась дочь, Эсклармонда конец XII – начало XIII века, в Окситании (так назывался в ту пору регион южной Франции, близкий к Средиземному морю) . В 20 лет отец выдал ее замуж за знатного и богатого вельможу Журдена де Лисля, виконта же Жимоэз, владевшего огромными земельными угодьями по обе стороны Пиренеев. Слыла она супругой «любящей и верной» и родила шестерых детей: трех дочек - Эскаронью, Обику и Филиппу, и трех сыновей – Бернара-Жордана, Жордана и Отон-Бернара. В 1187 году, незадолго до смерти, Роже Бернар I завещал своей любимице развалины древнего замка на горе Монсегюр, чтобы она стала там «госпожой и повелительницей» . Эсклармонда в свою очередь передала Монсегюр в лен своему вассалу Раймону де Перею вместе с большой суммой денег, повелев восстановить святыню, с древнейших времен почитаемую как храм Солнца. Через семь лет после отца бренный мир покинул и ее супруг. Дети были уже взрослыми, и больше ничто не привязывало виконтессу к мирской жизни. И она, поделив между ними богатейшее наследство, вернулась домой, в графство Фуа, во главе которого стоял ее брат Раймон-Роже, правая рука графа Раймонда VI Тулузского. В том же, 1204 году, в местечке Фанжо, при большом скоплении народа виконтесса вступила в лоно катарской церкви, облачившись в скромное черное одеяние. Руководил церемонией глубокоуважаемый катарский епископ Жилабер де Кастр. Раймон-Роже построил для нее в местечке Памье дом под названием «Кастеллар» , походивший на монастырь, живущий по принципам трудовой общины. В доктрине катаров важное место уделялось ежедневному труду: человек, в том числе и знатный, был обязан постоянно заниматься каким-то делом. И Эсклармонда тоже делила свое время между жизнью внутренней – чтением Евангелия, размышлениями над теологическими трактатами катаров, и жизнью внешней. Она неустанно разъясняла основы вероучения множеству людей, стекавшихся сюда со всей Европы и месяцами пользовавшихся ее гостеприимством, поддерживала, утешала, врачевала. На свою часть наследства она построила школы, мастерские, приюты, готовые принять первых жертв витавшей в воздухе войны между севером и югом Франции. История донесла до нас сообщение об ее участии в теологической дискуссии, так называемой ассамблее, которые пока еще проводились между католиками и катарами. Аргументы и пыл, с которым она отстаивала свои воззрения, так восхитили единомышленников, что цистерианский монах брат Этьенн де Минеа грубо прервал ее: «Госпожа, прядите свою пряжу! Вам не следует говорить на этой ассамблее! ". Судя по строкам песни, оставленной нам Гийомом Монтанаголем, люди боготворили ее. «Госпожа Эсклармонда, вы воистину даруете свет миру» , - пел знаменитый трубадур, и вся Окситания знала, о ком идет речь. Ведь «Es clara e munda» означает «несущая свет миру» . «Тот, кто взовет к вам, не подвергнется злу целый день» , - повторяли вслед за трубадуром окситанцы и с радостью называли так своих дочерей.
Мадемуазель Мари: Как интересно и поэтично...
фиалка: Жаклин де ла Круа пишет: Дамы, эту главу можно и нужно критиковать, Тогда воспользуюсь полученным правом. Во-первых. Меня сильно смущает обращение к Пейраку на ты (особенно рядом с обращением -монсеньор) Во-вторых. Жаклин де ла Круа пишет: И вновь де Пейрак изводил время совсем не на то. Может лучше "тратил"? Дальше. "Когда-то давно отец Антуан теребил в пальцах розарий" Не поняла, что он теребил? И наконец. Жаклин де ла Круа пишет: - Ваша жена…. Она спрашивала, как ей назвать ребенка, который скоро родится? До того странным был этот вопрос в стенах, где незримо присутствовала смерть, и он, еще совсем недавно отчаянно веривший в свою победу, просил передать какие-то слова, которые когда-то совсем ничего не значили, а теперь – были их последними. Его и Анжелики. Как- то мне не совсем нравиться, что его последние слова совсем ничего для него не значили. И потом теперь они уже не последнии, ведь они все же встретились? Правда я могу быть сильно вредной? Кстати, о Эсклармонде очень интересно и познаватдельно. А ее брат - Раймон-Роже, случайно не тот "рыжий граф" в честь которого назван их младшенький?
Жаклин де ла Круа: фиалка пишет: А ее брат - Раймон-Роже, случайно не тот "рыжий граф" в честь которого назван их младшенький? я думаю, тот фиалка пишет: Не поняла, что он теребил? розарий, католические четки с крестом. фиалка пишет: Меня сильно смущает обращение к Пейраку на ты ну, Бернар может себе это позволить, они вместе на галерах были. со всем остальным согласна, спасибо. фиалка пишет: Правда я могу быть сильно вредной? да разве это вредность? критика нужна, чтобы дать автору щелчок и показать, на правильном ли он пути.
фиалка: Жаклин де ла Круа пишет: розарий, католические четки с крестом Да, спасибо. Прочла в энциклопедии. Жаклин де ла Круа пишет: Бернар может себе это позволить, они вместе на галерах были. Конечно может, но все равно слух режет. Даже его друг Язон, и тот звал на Вы. Жаклин де ла Круа пишет: критика нужна, чтобы дать автору щелчок и показать, на правильном ли он пути На правильном, на правильном
Жаклин де ла Круа: фиалка пишет: На правильном, на правильном Хорошо, тогда, пойду учить устройство корабля.
Жаклин де ла Круа: Всуну сюда текст песни Канцлера Ги - Госпожа Эсклармонда (моя тема, мои вольности))) Второй день не могу оторваться. Что за дела и откуда пришла К нам на мученья нелепая мода? Встреча с ничем, только зачем Нам умирать, госпожа Esclarmonde? В мире одна ты так сильна, В вере своей непобедима. Боже, ответь, сколько лететь От Тулузы до Рима? Небо зовет, наше время придет, С краем земным нас обяжет расстаться. Как же мне быть, буду просить - Вы научите меня не бояться. Как мне найти признак пути И тонкую нить между черным и белым. Тайну храня, просто меня Вы научите быть смелым. Спрятав в карман прошлый обман, Я перед вами склоняю колени. Вмиг я забыл, кем раньше был, Свет не искал я, охотясь на тени. Выйдем во двор, хоть приговор произнесен - Скалится пламя. В небо пути манят пути, Но я уйду вместе с вами.
полная версия страницы