Форум » Творчество читателей » Изумруды из Каракаса. » Ответить
Изумруды из Каракаса.
Violeta: - Итак, Колен, теперь ты корсар на службе у его величества Людовика, - задумчиво протянул я, рассматривая грамоту, подтверждающую этот его новый статус. И его право на мои земли. Черт возьми, у него были официально заверенные бумаги на земли, которые я привык считать своими, которые я завоевал в честной борьбе с французами, англичанами, индейцами и даже самой природой Нового света, яростно противившейся вторжению чужака. Чего стоят все мои соглашения с индейскими вождями, все мое золото, все влияние, которое я приобрел ценой почти нечеловеческих усилий, если король одним росчерком пера лишает меня всего этого! И уже во второй раз... Но я не мог позволить ему восторжествовать. Только не теперь, когда жизнь, казалось, начала налаживаться, когда все мои замыслы наконец-то начали осуществляться, а идеи - реализовываться. У меня был план, безумный, почти безнадежный, но способный все расставить по своим местам. И если бы только он не затрагивал самые потаенные глубины моего сердца, если бы не рвал душу, не заставлял сомневаться в самом себе и в той, которую я, несмотря ни на что, продолжал любить, он бы казался мне безупречным. Я делал вид, что изучаю документы, лежащие на столе, задавал Колену какие-то вопросы, едва слышал его ответы, а в голове крутилась мысль: "Смогу ли я осуществить то, что задумал? Выдержу ли я эту муку? Разумно ли это, в конце концов?!" В раздражении я оттолкнул от себя ворох карт, несколько свитков упало на пол, но я этого даже не заметил. Я вплотную подошел к Колену и тихо сказал: - Я вижу лишь один выход из сложившейся ситуации - ты станешь губернатором Голдсборо. Минуту он изумленно смотрел на меня, потом в ярости сжал кулаки и отрицательно помотал головой. - За кого ты меня принимаешь? За собаку, которой достаточно бросить кость, чтобы она радостно заурчала и стала лизать руки хозяина? Я никому не принадлежу! Только себе и Богу. И только перед ним я буду держать ответ, когда ты меня повесишь. Увы, я не мог позволить себе такой роскоши - повесить его, он был необходим мне для успешной реализации моих планов. Без него и его добровольного согласия вся моя затея летела к черту. И кроме того, Анжелика никогда бы мне этого не простила, с трудом признался я самому себе. И от осознания того, что мои решения мне не принадлежат, и зависят от женщины, которую я уже не мог с полной уверенностью назвать своей, меня охватывало чувство бессильной злобы. В раздражении я стал мерить шагами комнату, изредка бросая на этого упертого нормандца оценивающие взгляды. Не выдержав напряженного молчания, сгустившегося между нами, он отрывисто спросил: - Зачем тебе это? - Какая выгода для меня, ты спрашиваешь? Что ж, я отвечу. Мне нужен такой человек, как ты, умный, надежный, близкий людям, которые составляют основу этого поселения. Они могут любить меня, ненавидеть, бояться, но я для них навсегда останусь далеким и непостижимым. Они не поймут ни моих устремлений, ни моих замыслов. Ты - другое дело. Я помню тебя в Мекнесе, короля рабов, непокоренного и несгибаемого, не боявшегося самого Мулея Измаила. Ты сможешь силой своего авторитета держать их в узде, и проводить политику, необходимую мне. И все будут в выигрыше. - В выигрыше будешь только ты, - проворчал пират, запуская пятерню в свою густую взъерошенную гриву. Я вспомнил, как на острове Анжелика, смеясь, ласкала рукой его волосы, как нежно смотрела на него, как дрожал ее голос, когда она говорила с ним, и красная пелена ревности застила мой взор. В ярости я шагнул к нему и схватил за обшлага камзола. - В выигрыше будут все! - с нажимом сказал я. Он растерянно посмотрел на меня. - Все, - повторил я. - Ты избежишь веревки, Голдсборо получит достойного губернатора, а Анжелика, - я слегка запнулся. Мне невыносимо тяжело было произносить ее имя, обсуждать ее с ним, но другого выхода у меня не было. Я продолжал: - А Анжелика будет оправдана в глазах всех этих людей. Понимаешь? Я смотрел в его глаза, в глубине которых плескалась та же боль, что терзала и мое сердце, я видел, как ему сложно говорить о ней, тем более со мной, своим счастливым соперником, как он считал. Я же не был в этом уверен. Она, черт возьми, любила его! Она сама не осознавала силу своего чувства, но она любила его... Несколько долгих минут мы смотрели друг на друга, потом он тяжело вздохнул и кивнул. Я отпустил его и вернулся обратно к столу. Да, я одержал победу, но не обернется ли она для меня поражением? Я видел, как боролись с искушением эти двое, смогут ли они сдерживать свои чувства и дальше? Я позвал стражу, и Колена увели. Невыносимая усталость навалилась на меня, я почти не спал все эти дни, с тех самых пор, как Курт Ритц принес мне новости об Анжелике и ее предполагаемой измене. Я старался не думать о том, что же произошло тогда между ней и Коленом на корабле, я гнал прочь от себя эти мысли, которые ядовитыми змеями отравляли мое сердце. Я чувствовал, что слабею, что капля за каплей теряю свою силу, свою энергию, что только гордость удерживает меня на краю отчаяния. На острове я невыносимо страдал, каждую минуту ожидая непоправимого, видя нежные взгляды моей возлюбленной, моей жены, обращенные к другому. Мне казалось, что мне легче было бы пережить ее реальную измену, тогда бы я точно знал, чего она стоит, и мне было бы проще презирать и ненавидеть ее. Но видеть проявления ее неподдельного и чистого чувства к действительно достойному человеку, ощущать то внутреннее напряжение, которое сквозило в каждом ее жесте, взгляде, слове, когда она отчаянно боролась сама с собой, было выше моих сил. Как же наивен и глуп я был, когда думал, что она только моя, навсегда, что связывающие нас узы нерушимы! Увы, оказалось, что она все та же ускользающая сквозь пальцы мечта, недостижимая и манящая. Машинально я откинул крышку стоявшего на столе сундучка с изумрудами, отнятыми у Золотой Бороды. Некоторое время я бездумно смотрел на них, потом протянул руку и достал один необыкновенной величины изумруд, поднял к глазам и углубился в его созерцание при свете факела. Мне казалось, что в его таинственной глубине я различаю картинки еще недавно такого счастливого прошлого, когда мы гуляли вдвоем с ней по лугам, где цвели дикие гиацинты. Мы были опьянены новой жизнью на этой пустынной земле, которая была в нашем полном распоряжении. Я влюбленно смотрел на нее и целовал, целовал, пока мы не падали в изнеможении на землю, зная, что никто нас здесь не увидит… В глазах Анжелики, поднятых к небу, отражалась зелень деревьев. И она говорила, тихо смеясь: "Дорогой мой, вы сошли с ума!" Тогда она принадлежала только мне, мне одному, и только я один давал ей наслаждение… И я поклялся себе, что увижу ее такой вновь, и никто и ничто больше не станет между нами. Просто не может быть иначе. Иначе... Иначе я просто не знаю, для чего мне жить дальше. Ведь только благодаря ей, Анжелике, я познал безграничное счастье любви, от которого уже не смогу отказаться. И я слегка улыбнулся, когда почувствовал, что напряжение последних дней стало потихоньку меня отпускать. Теперь я был полностью уверен в правильности принятого мной решения. Все будут в выигрыше. И пусть даже ценой этого хрупкого равновесия будет моя, в сущности, уже бесполезная гордость...
Violeta: Леди Искренность пишет: Violeta, читала и думала, что вот именно так все и происходило. Очень реалистично. Спасибо. Спасибо за ваш отзыв
Violeta: Мадемуазель Мари пишет: Мне кажется, в тот момент - нет. Конечно, можно было бы попробовать осторожно объяснить ему, как всё обстояло - это было бы золотой серединой между молчанием и бурной защитой. Но сразу выйти на верный путь бывает слишком сложно. Она ведь ничего не подозревала, счастливая, что избежала всех опасностей, что сейчас увидит мужа - а там такая...трагедия можно сказать. И логично, что в этой ситуации человек впадает в одну из крайностей, он не способен разумно оценить все возможности и последствия. Так что у меня её молчание не вызывает какого-то непонимания. У меня так вызывает. Тебя в лоб спрашивают, изменяла или нет, а ты, вместо того, чтобы успокоить человека, молчишь, как партизан. Естественно, фраза "Все не так, как ты думаешь!" не прокатила бы, очень уж банально, но вот гордо взглянуть на мужа и сказать- "Позови этого человека и пусть он мне скажет все прямо в глаза", она вполне могла. Граф бы заколебался, весь гнев слил бы на Курта, а Анж тихонько бы подвела его к мысли, что это был Колен, который не совсем понял ее бурную радость от их встречи и принял ее за нечто большее, потом она все объяснила ему и он отправил ее к мужу. Он бы ее не простил бы с ходу, конечно, но хотя бы знал, что она не изменяла и вообще все вышло случайно. Но Анж чувствовала себя виноватой, вот и растерялась, и решила проблему замолчать, за что и получила. Мадемуазель Мари пишет: Надо было бы. Но где этот Курт-Риц? почему сам Жоффрей не задержал его? Что он сделал для того, чтобы разобраться в ситуации? Ведь граф умный человек, но и он поверил в такое нелепое поведение жены. А ведь это тоже сродни предательству. Он прилюдно принял это известие, вместо того, чтобы хоть попробовать не согласиться. Он тоже впал в крайность, вместо того, чтобы сохранить хоть немного спокойствия и дать ей возможность объясниться. Не имею в виду физическую возможность - рот он ей не затыкал, а моральную, показать, что он несмотря ни на что отдаёт предпочтению её словам, её мнению. Он ей задал вопрос, на эмоциях, не без того, а она своим молчанием все его подозрения подтвердила. И как бы он не согласился с очевидным?! Курт же не знал, что видел жену графа, поэтому все вывалил, как на духу. Тем более, Жан его слова подтвердил, что Анж целовалась с Коленом при встрече. Все факты были против нее, и она сама едва избежала измены, поддавшись чувству, ему было за что ее упрекать. А Курта он спешно отправил в Вапассу, чтобы спокойно провернуть дело с Коленом, чтобы представить свою версию событий без неудобного свидетеля, за что Анж должна была его на коленках благодарить. Мадемуазель Мари пишет: Вообще если думать, что она специально всё подстроила, самовольно уехала на встречу с любовником, то тогда какого лешего она вообще вернулась? А откуда она могла знать, что Курт все Жоффрею расскажет? Помиловалась с любовником- и к мужу))). Мадемуазель Мари пишет: А кого бы не выбесило? Меня бы не выбесило. Я бы ему так благодарна была за то, что он и меня выгородил, и сам вроде как позора избежал, и любовнику должность дал, а не повесил... Он же сказал в своей речи: "Преданность мессира Патюреля спасла жизнь человеку, который для меня дороже всего на свете." Черт, да он ей в любви открыто признался, а она еще и обиделась! Поэтому он и не понял, чего она на пиру страдает. Он вроде как все разрулил, такой молодец, а она нос воротит и открыто заигрывает с Коленом. Было отчего в ярость прийти!
фиалка: Violeta пишет: Короче, беспокоиться ему было не о чем! Как это не о чем. Он уже прекрасно догадался, что против него целый заговор начался. А он даже еще толком не выяснил кто, только знал что совсем уж последние негодяи. Они на грани полного уничтожения, а Вы говорите что все тип -топ. Мадемуазель Мари пишет: Но всё то, что у них наболело, не может так взять и испариться, а до тех пор ни он, ни она не способны снизойти до попыток к примирению. Поэтому и проходит достаточно много времени, пока они оба не приведут в относительный порядок свои воспалённые нервы. В сцене их примирения уже нет ни злости с его стороны, ни обиды с её, они отпустили это, позволив остаться только самому важному - пониманию, что не могут друг без друга. Согласна с каждым словом. Только добавила бы что "наболело" даже не сейчас, а за все прошлые годы. В каком -то смысле эта "буря" была неизбежна. Она стала катализатором, толчком к тому чтобы они смогли осознать силу своего чувства и разобраться в себе самих. И простить друг друга. И научиться понимать и принимать друг друга со всеми их ошибками, слабостями и даже, если потребуется, то и переступить через собственную гордость, ради сохранения главного. Ведь если на то пошло, и Анж искала примирения несмотря на то, что ошибочно считала Жофу виноватым в ловушке на острове. Violeta пишет: Надо было все разруливать, позвав Курта Ритца, припереть его к стенке, сказать, что она отбивалась от посягательств, как в принципе дело и обстояло, Ну я так поняла что досматривать это порно он до конца не стал. И как отбивалась уже не видел, а только слышал как Колен кричал: Анжелика. Потому и был уверен что все случилось и поэтому облил Анж презрением перед отъездом. Violeta пишет: Граф бы заколебался, весь гнев слил бы на Курта, а Анж тихонько бы подвела его к мысли, что это был Колен, который не совсем понял ее бурную радость от их встречи и принял ее за нечто большее, потом она все объяснила ему и он отправил ее к мужу Как-то не благородно все перекладывать на другого и это "тихонько бы подвела его к мысли" . Вы бы еще предложили сперва накормить борщом и ублажить (не обижаетесь, но незнаю как выразить такую ситуацию точнее). Вы думаете Пейраком так легко манипулировать? Он конечно не тиран и не деспот, но не из тех кого можно "подвести к мысли", с ним можно говорить только раскрыв все карты. Но вся проблема в том что само имя Колена это своеобразное табу между ними. Вспомните, еще на корабле при упоминании Колена она смотрела на Пейрака " как птичка на удава", догадавшись что он знает о их любви и ставит ей, в его лице, упрек за всех любовников. И она не знает что сказать в оправдание, опускает плечи. И дальше, зимой, он спрашивает об укусе змеи и она опять чувствует тревогу, почти страх, вызывая в памяти его образ. И Пейрак оправдывает ее опасения, даже обнимает ее по особому и смотрит с подозрением. Вобщем, я и сама хочу чтобы она не молчала, а выдала ему все как на духу. Но и ее понимаю. Violeta пишет: Не доверяла она ему, не хотела быть от него зависимой, вот в чем дело Но ведь, в равной степени, и он не доверял ей. Слишком быстро и легко она из богини превратилась в самку, шлюху и пр. Ладно услышал об измене, но он еще и выстроил целую цепочку с ее мнимым предательством. Даже Кантора не расспросил что и как с ними произошло. Вобщем тоже виноват
Violeta: фиалка пишет: Согласна с каждым словом. Только добавила бы что "наболело" даже не сейчас, а за все прошлые годы. В каком -то смысле эта "буря" была неизбежна. Она стала катализатором, толчком к тому чтобы они смогли осознать силу своего чувства и разобраться в себе самих. И простить друг друга. И научиться понимать и принимать друг друга со всеми их ошибками, слабостями и даже, если потребуется, то и переступить через собственную гордость, ради сохранения главного. Ведь если на то пошло, и Анж искала примирения несмотря на то, что ошибочно считала Жофу виноватым в ловушке на острове. Вот тут согласна. Это мнимая измена спустила собак с обеих сторон. И сделала из них почти врагов. Но это опять же от недоговоренности. фиалка пишет: Вы бы еще предложили сперва накормить борщом и ублажит Отличная мысль! Милый, ты такой злой, потому что голодный! Котлетки будешь? Щас нажарю! фиалка пишет: Даже Кантора не расспросил что и как с ними произошло. А вот это вопрос! Кантор же был в Голдсборо и мог подтвердить, что сам передал ей приказ отправляться в английскую деревню якобы от графа. фиалка пишет: Как это не о чем. Он уже прекрасно догадался, что против него целый заговор начался. Он же думал, что зачинщик заговора- Золотая Борода. Это потом он понял, что все намного серьезней. И вот когда ему прислали анонимное письмо, тогда-то он и насторожился. И стал пересматривать свои подозрения в отношении Анж.
фиалка: Violeta пишет: Он же думал, что зачинщик заговора- Золотая Борода. Но в своем комментарии о его побеге от Анж, Вы уже поставили его губернатором, а Жофу отправили в Квебек или куда там еще. И других тоже успешно пристроили Violeta пишет: Ну уехал же он на зиму в Квебек, а потом во Францию. На Колена спокойно можно было оставить Голдсборо, в Вапассу тоже были надежные люди плюс наемники, дети уже взрослые... Короче, беспокоиться ему было не о чем! Ну кроме Анж, конечно))) Вот я и напомнила, что именно сейчас ему и стоило начать волноваться, чай враги кругом бродят, а не бросать все и сматывать удочки.
Violeta: фиалка пишет: Но в своем комментарии о его побеге от Анж, Вы уже поставили его губернатором, а Жофу отправили в Квебек или куда там еще. И других тоже успешно пристроили Эх, подловили ! Ну ладно, уезжать далеко от Голдсборо он бы не стал, отправился бы искать банду в заливе, Анжелика последовала бы за ним, на нее бы напали, он бы волей-неволей кинулся ее выручать. А там слово за слово- и простил бы
Violeta: Мадемуазель Мари пишет: Кстати интересная идея была бы для фанфика - альтернативная версия её возвращения. Что ей сказать, чтобы достучаться до его гневающегося разума? Отличная идея! Надо над ней хорошенько подумать!
фиалка: Violeta пишет: Эх, подловили Я старалась Violeta пишет: Ну ладно, уезжать далеко от Голдсборо он бы не стал, отправился бы искать банду в заливе, Анжелика последовала бы за ним, на нее бы напали, он бы волей-неволей кинулся ее выручать. А там слово за слово- и простил бы Вот и еще одна тема для фанфика!
Мадемуазель Мари: фиалка пишет: Вобщем, я и сама хочу чтобы она не молчала, а выдала ему все как на духу. Но и ее понимаю. Вот и у меня как-то так))) Violeta пишет: Милый, ты такой злой, потому что голодный! Котлетки будешь? Щас нажарю!
Мадемуазель Мари: Violeta пишет: Отличная идея! Надо над ней хорошенько подумать! Это обнадёживает))) Violeta пишет: Он вроде как все разрулил, такой молодец, а она нос воротит и открыто заигрывает с Коленом. Было отчего в ярость прийти! Ну ярость - это для него уже не новое состояние, пора привыкать. Конечно, воротит, когда её, как ненужный груз ,оставили за бортом, тут страсти кипели и всё решалось, а на тут типа вообще ни при чём, и знать ничего ей не положено, так может лучше обратно, во Францию? там её мнением дорожили, даже король вроде как простил, и не что-нибудь, а бунт против самое себя, а тут всякой клевете верят
Violeta: Мадемуазель Мари пишет: а на тут типа вообще ни при чём, и знать ничего ей не положено, так может лучше обратно, во Францию? там её мнением дорожили, даже король вроде как простил, и не что-нибудь, а бунт против самое себя, а тут всякой клевете верят Всхлипнула, закусила губу, начала собирать вещи- и к маме, к маме)))! Не ценит, не любит, глаз подбил, подлец!
Violeta: Ну, поехали! Альтернативная встреча Анжелики и Жоффрея. "— Что происходит? — повторила Анжелика, повернувшись к мужу. — Кто-нибудь умер? — Очень может быть!.. Где вы были?.. Глядя на мрачное и холодное лицо Пейрака, она пыталась понять, что могло произойти. — Как? Где я была?.. Разве вы не видели Жана? Разве он вам не сказал, что… — Да, он сказал… Он сказал, что вас похитил Золотая Борода… Он и еще кое-что рассказал… И Курт Риц тоже. — Кто это? — Это швейцарский наемник, который у меня служит, и он тоже попал в плен к Золотой Бороде в прошлом месяце… Три дня назад ему удалось бежать… Но он успел увидеть вас на корабле Золотой Бороды… Он пробирался ночью через верхнюю палубу… Окно было открыто… И он вас увидел… Там, на корабле.., в штурманской рубке.., с ним.., с НИМ… Глухой, прерывающийся голос Жоффрея де Пейрака был страшен, и с каждым его словом ужасная правда открывалась Анжелике. Застыв в удивлении и ужасе, она чувствовала, как эта правда надвигается, словно какой-то чудовищный зверь, который вот-вот прыгнет на нее и разорвет своими когтями… Тот мужчина!.. Мужчина, который сбежал прошлой ночью в заливе Каско… Значит, это был швейцарский наемник… Человек Пейрака… И он видел ее… Он видел, как в рубку вошел Колен и обнял ее… Хриплый голос Пейрака доносился до нее, словно издалека: — Окно было открыто… И он вас увидел, сударыня. Вы были без одежды… Без одежды, в объятиях Золотой Бороды. И вы отвечали на его поцелуи.., на его ласки!.. Что он хотел услышать в ответ?.. Крики негодования, яростные отпирательства, или, может быть, смех?.. Но нет!.. Ответом ему была тишина! И какая тишина!.. Это было самое ужасное, что он мог услышать после сказанных им слов. Тишина текла медленно, капля за каплей, и каждая секунда ее давила свинцовой тяжестью. Жоффрею казалось, что он умрет от боли. А время уходило. И прошел уже тот момент, когда еще можно было все спасти. Секунды падали каплями расплавленного свинца, приближая неизбежное. Подтверждая признание, которое он читал на ее смертельно побледневшем лице, в затравленном взгляде ее широко распахнутых глаз. Мысли Анжелики путались. Все смешалось в каком-то ужасном тумане. «Колен! Колен!.. Надо сказать ему, что это был Колен… Нет! Так будет еще хуже… Он уже и так ненавидит его…» Даже если бы она захотела что-то объяснить, она не в силах была бы вымолвить ни единого слова. Ни звука не могло вырваться из ее горла. Ее всю трясло, голова закружилась, и она прислонилась к стене, прикрыв глаза. Глядя на это лицо с опущенными веками, на котором появилось то выражение нежности и тайной боли, которое его так часто трогало, но иногда и злило, граф не смог больше сдерживать своей ярости. — Не опускайте глаза! — прокричал он, с такой силой ударив рукой по столу, что чуть не проломил его. — Смотрите на меня! Он схватил ее за волосы и резко запрокинул ей голову. Анжелике показалось, что у нее треснул затылок. Наклонившись над ней, он впился своими горящими глазами в ее лицо, вдруг ставшее для него чужим и загадочным. Может быть, он говорил еще что-то; но она уже больше ничего не слышала. «Так, значит, это правда! И это ты, ты… Которую я ценил так высоко!..» Он яростно тряс ее в безумном желании сломать, стряхнуть с нее эту фальшивую оболочку, найти под ней ту, другую, которую он так сильно любил. И вдруг, со всего размаха, он с такой силой ударил ее, что голова Анжелики, мотнувшись, стукнулась о деревянную перегородку. Перед глазами ее возникла красная пелена. Выпустив, он оттолкнул ее от себя, так что она с трудом удержалась на ногах. Жоффрей де Пейрак шагнул к окну, и, глядя сквозь стекла в ночной сумрак, сделал несколько сильных вдохов, чтобы взять себя в руки." Его заставил обернуться звук упавшего тела. Несколько долгих секунд он в растерянности смотрел на распростертую у его ног жену, на ее светлые волосы, в беспорядке разметавшиеся по полу, на тонкую струйку крови, стекающую по ее щеке, а потом поспешно опустился на колени рядом с ней и дрожащими руками приподнял ее голову. Весь его гнев куда-то испарился, в панике он пытался уловить звук ее дыхания, стук сердца: в оглушающей тишине ему казалось, что он не различает ни того, ни другого. "Боже, я убил ее!"- молнией пронеслось у него в голове, и ему показалось, будто ледяная рука сжала его сердце. Судорожно он прижал к себе ее безвольное тело, и с невероятным облегчением почувствовал ее слабое дыхание на своей щеке. Подхватив жену на руки, он вышел из зала совещаний, быстро взбежал по лестнице в их комнату и осторожно уложил Анжелику на постель. Потом смочил полотенце водой из кувшина, стоявшего на подоконнике, и вытер кровь с ее щеки. Он не зажигал свечи, и в лунном свете ее лицо показалось ему почти прозрачным. Он снова с ужасом подумал, что она сейчас умрет прямо у него на руках. Она слегка пошевелилась и прошептала: "Жоффрей...". Потом попыталась сесть и поморщилась от боли, нечаянно задев рукой висок. Все это время он стоял неподвижно, наблюдая за ней. Она позвала чуть громче: "Жоффрей!" и внезапно разразилась безудержными рыданиями. Этого он вынести уже не смог, порывисто шагнул к ней и крепко сжал в объятиях. Она в исступлении твердила: "Жоффрей, Жоффрей...", а он был не в силах вымолвить ни слова, и только все крепче прижимал ее к себе. Но вот она резко отстранилась и обхватила ладонями его лицо. С отчаянием она вглядывалась в его суровые черты, в потемневшие от переживаний глаза, а потом с мольбой в голосе прошептала: - Прошу, позволь мне все объяснить! Если ты уйдешь сейчас, я умру. И слезы вновь заструились по ее прекрасному лицу. Он легко отвел от себя ее дрожащие руки, на секунду задержав их в своих ладонях, потом резко встал и отошел к окну. Прижавшись лбом к холодному стеклу, он глухо произнес: - Ты все разрушила, понимаешь? Все разрушила... Она тихо подошла к нему и коснулась рукой его плеча. - Жоффрей... Казалось, он не слышит ее. Она позвала чуть громче. - Жоффрей, там, на корабле... Он помотал головой. - Не стоит трудиться и что-то выдумывать. Прошу вас, мадам, не унижайте себя ложью... - Я не лгу! Да выслушайте же меня! - выкрикнула она. - Вам не в чем меня упрекать! Я могу поклясться всеми святыми, что это было дьявольское стечение обстоятельств... - Да, и ваш отъезд в английскую деревню - тоже. Анжелика в растерянности проговорила: "- Но... Но разве не вы сами повелели мне отправиться туда? Он обернулся и испытывающе посмотрел на нее. Потом нахмурился. - То есть как? Анжелика провела рукой по лбу. — Я уже не помню в точности, как все произошло, но в одном я уверена: именно по вашему приказу я пустилась в путь, чтобы отвезти Роз-Анн к ее дедушке и бабушке. Я была весьма раздосадована, что не могла совершить это путешествие в вашем обществе. Он погрузился в размышления, и Анжелика видела, как у него сжались кулаки. Потом он резко бросил: — Женщинам, изменяющим своим мужьям, ничего не остается делать, как ссылаться на злые умыслы дьявола. Может быть, мадам, это ваши враги или просто случай завел в залив Каско вашего любовника, готового открыть вам свои объятия? Анжелика опустила голову. — Я не знаю. Но, как говорил отец де Вернон, когда дьявольские силы начинают свою игру, то случай всегда оказывается на стороне тех, кто желает зла людям, то есть на стороне лукавого, на стороне того, кто несет с собой разрушение и несчастье. — Что еще за отец де Вернон? — Иезуит, который отвез меня на своей лодке из Макуа в Пентагует. На сей раз Жоффрей де Пейрак был сражен. — Вы что, попали в руки французских иезуитов? — закричал он изменившимся голосом. — Да! В Брансуик-Фолсе меня чуть не увезли как пленницу в Квебек. — Расскажите мне, как все это случалось. Пока она вкратце рассказывала о своих приключениях после отъезда из Хоуснока, он с волнением осознавал, что все события вдруг стали меняться, выстраиваться в другом порядке. И в этой неразберихе неверность Анжелики уже не казалась ему такой преднамеренной. Она, похоже, попала в сети заговора, и этому помог случай." - Кто тот мужчина, который скрывается под личиной Золотой Бороды?- внезапно спросил он. Анжелика побледнела и затравленно посмотрела на мужа. - Говорите, - безжалостно настаивал Жоффрей. - Это... Это Колен Патюрель,- еле слышно выдохнула она и закрыла лицо руками. Ему все сразу стало ясно, и от этого показалось значительней и трагичней. Он никогда не сомневался, что Анжелика любила этого человека. Это невольно вызывало в нем острое чувство ревности. И Колен, несомненно, заслуживал любви такой женщины... - Какую злую шутку сыграла с нами Судьба, - задумчиво проговорил он. Анжелика с надеждой посмотрела на него. Нет, он больше не злился на нее, но в его глазах отчетливо читалась внутренняя борьба. Она поспешно продолжала: - Вы должны, должны понять, что ничего не было между нами, кроме воспоминаний и некоторого...- она поколебалась.- Недопонимания. Мою искреннюю радость от нашей внезапной встречи Колен принял за нечто большее и проявил... настойчивость. Но клянусь вам, что все разрешилось без ущерба моей и вашей чести! Прошу вас, поверьте мне! Разве я смогла бы ранить вас столь жестоко после всего, что мы пережили вместе этой зимой? Жоффрей отвел взгляд. - Вы не представляете, как мне хочется поверить вам! - наконец сказал он. - Вы и представить не можете, какие противоречивые чувства терзают меня сейчас! Потом ,резко сменив тон, спросил: - Как вы себя чувствуете? Я глубоко раскаиваюсь в том, что был столь неистов в своем гневе,- он осторожно коснулся кончиками пальцев ее распухшего лица. Она невольно поморщилась от резкой боли. Он поспешно отдернул руку. - Это неважно, - тихо произнесла она. - Не мучайте же меня, прошу вас, скажите, вы верите мне? Он глубоко вздохнул и прямо взглянул ей в глаза. - Я хочу вам верить. Это страстное желание владеет всем моим существом, но... но я не могу. - Как же мне убедить вас?- она в отчаянии кусала губы. - Я должен все обдумать. Мы поговорим обо всем завтра. Пока же я не готов принимать какие-либо решения. И вы, сударыня, ложитесь спать. - А вы?- прошептала она. - Я вынужден покинуть вас. - Не уходите, - ее глаза снова наполнились слезами. И тут он резко привлек ее к себе и с отчаянием прошептал: - Дайте мне время! Хотя бы несколько часов. Я слишком сильно страдал, узнав о вашей неверности, слишком много всего передумал, чтобы сейчас вот так легко простить вас и поверить снова! Я чувствую, что вы что-то недоговариваете, не лжете, нет, а недоговариваете, и от этого мне невыносимо больно... Анжелика наконец решилась. - Вы правы. Вы должны знать всю правду. Я любила Колена, и наша неожиданная встреча вызвала во мне не просто радость от общения со старым другом, но и нечто большее, былые чувства... Былую страсть... И я поддалась ей... Ненадолго... Всего на миг... Я вовремя смогла взять себя в руки и избежать непоправимого, но вы должны знать, в какой опасной близости я была от роковой черты... И только любовь к вам помогла мне справиться с искушением. Она смело посмотрела на него, и в ее глазах он прочитал столь непоколебимое чувство уверенности в своих словах, столь искреннюю и горячую любовь к нему, что его губы тронула невольная улыбка. - И как близко вы были от края пропасти, мадам? - слегка насмешливо спросил он. - Достаточно близко, чтобы ужаснуться ее глубине, - в тон ему ответила Анжелика. И он расхохотался. Он смеялся так искренне, так заразительно, что она тоже сначала заулыбалась, а потом рассмеялась своим нежным серебристым смехом. И невольно охнула от боли, пронзившей правую половину ее лица. Он вмиг стал серьезным и покаянно проговорил: - Дорогая, я и не знал, что ударил вас так сильно! Я тоже подошел к самому краю бездны, но увы, не сумел вовремя остановиться, подобно вам. Простите же, простите меня, моя бедная девочка, сокровище моего сердца, моя вечная возлюбленная... И он с бесконечной нежностью поцеловал след своего удара на ее виске.
фиалка: Ну что сказать? Весьма живенько так. Вызывает в памяти фразу из мутьфильма про бегемота боявшегося прививок: "Это больно? Нет, что Вы, чик, и все" Сравнив с оригиналом, всё же пришла к выводу, что та версия развития событий мне нравиться больше. Мне не хватило этой их внутренней борьбы с самими собой, этого внутреннего самокопания, помогшего каждому из них стать "взрослее", как в дальнейшем выразился Пейрак ( а я думаю и сильнее). И даже жалости, которую испытываешь к ним обоим, таким любящим вопреки всему, и таким страдающим от потери друг друга, тянувшимися друг к другу и отбрасываемыми друг от друга и внешними и главное, собственными внутренними обидами и правилами. Но Вы, Violeta, как всегда молодец. И спасибо за проделанную работу. Лично для меня она была нужна, хотя бы для того, чтобы лучше понять, все то о чем я уже написала.
Violeta: фиалка Ну вот, стараешься, стараешься)))... фиалка пишет: Сравнив с оригиналом, всё же пришла к выводу, что та версия развития событий мне нравиться больше. Мне не хватило этой их внутренней борьбы с самими собой, этого внутреннего самокопания, помогшего каждому из них стать "взрослее", как в дальнейшем выразился Пейрак ( а я думаю и сильнее). И даже жалости, которую испытываешь к ним обоим, таким любящим вопреки всему, и таким страдающим от потери друг друга, тянувшимися друг к другу и отбрасываемыми друг от друга и внешними и главное, собственными внутренними обидами и правилами. И полностью с вами соглашусь. В процессе написания я пришла к тем же выводам. Их отношениям была необходима эта встряска, эти сомнения, боль от разлуки и недопонимания, все это укрепило их сердца и подняла их любовь на новый уровень. фиалка пишет: Но Вы, Violeta, как всегда молодец. И спасибо за проделанную работу. Лично для меня она была нужна, хотя бы для того, чтобы лучше понять, все то о чем я уже написала. Я рада, что понравилось. По-моему, вышло правдоподобно. И ещё больше укрепило нас в мысли, что, как ни крути, а автору виднее. Так что будем продолжать наслаждаться "Искушением" в оригинале
Мадемуазель Мари: И вот всё-таки без побоев не обошлось))))А я-то надеялась, что этой ужасной "кровавой" сцены удастся избежать. Правда, этот неприятный эпизод компенсирует сожаления Жоффрея В целом, всё здорово, очень нравится стиль, диалоги, впрочем, как и во всех Ваших работах. Спасибо! Что касается сюжета, то для меня наиболее приемлемы два варианта: либо так, чтобы не доходило до "мордобоя", либо уж так, как в романе, то есть длинно и печально))
полная версия страницы