Форум » Творчество читателей » Волею судьбы 6 » Ответить
Волею судьбы 6
Violeta: Эпиграф: Люди и сами отлично умеют творить зло, без какого бы то ни было вмешательства дьявола. Джоанн Харрис "Персики для месье кюре". Глава 1. Франсуаза. [more]Франсуаза расположилась на низеньком пуфике перед туалетным столиком, с нетерпением ожидая, пока Марго закончит колдовать над ее прической. Молодая женщина то барабанила пальцами по мраморной столешнице, то вдруг начинала перебирать украшения в тяжелом резном ларце, нервно надевая на тонкие пальцы изящные кольца и тут же снимая их, прикладывала к мочкам ушей изумительной работы серьги, а к белоснежной груди - роскошные колье. Было видно, что ее совсем не интересует то, что она видит в зеркале, скорее, она желала отвлечься от тягостных мыслей, владеющих ею. Наконец, раздраженно захлопнув крышку ларца, Франсуаза произнесла: - Марго, мессир граф у себя? - Нет, мадам, его милость изволили отбыть еще рано утром, - голос горничной звучал ровно, но графине послышалась в нем легкая издевка. - Он просил что-то передать мне? - женщина изо всех сил сжала подвернувшийся ей под руку черепаховый гребень, борясь с желанием запустить им в гладкую поверхность зеркала, в отражении которого она видела невозмутимое лицо Марго. О, как она ненавидела эту деревенщину, которую муж приставил к ней, словно соглядатая. - Нет, госпожа графиня, - "как и всегда", словно издеваясь, крутилось в голове у Франсуазы окончание этой фразы. - Ты закончила? - она аккуратно отложила гребень в сторону. Только бы суметь сдержаться, только бы не закричать и не отхлестать эту дуреху по щекам... - Да, ваше сиятельство, - Марго отступила на шаг назад и застыла, сложив перед собой руки. На ее лице невозможно было прочесть никаких эмоций, она молча стояла, ожидая дальнейших распоряжений. - Позови девушек, пусть они помогут мне одеться. А ты можешь быть свободна. - Как будет угодно госпоже, - горничная слегка склонила голову и скрылась за дверью. - Дрянь, - прошипела ей вслед Франсуаза. - Вот бы ты грохнулась с лестницы и сломала себе шею, чертова гугенотка. В комнату, словно дуновение легкого ветерка, впорхнули две хорошенькие девушки-камеристки, которых молодая графиня наняла сразу же по приезду в Париж. - Ваше сиятельство, вы сегодня ослепительны! - прощебетала одна, а другая восхищенно прижала руки к груди. Франсуаза милостиво им улыбнулась. Приятное разнообразие после постного лица Марго. На кровати лежало приготовленное горничной платье. Темно-зеленое, из тяжелого узорчатого бархата, с пеной белоснежных кружев на рукавах и вышитым золотом и драгоценными камнями корсажем. По подолу тоже шла вышивка, к которой добавлялись маленькие жемчужинки, создающие изящный рисунок и придающие наряду некую воздушность. Платье было восхитительным, но совсем не нравилось Франсуазе. Муж в который раз проявил свое пренебрежение к ней, заказав гардероб, совершенно не согласуясь с ее желаниями. Вместе с тем, молодая женщина не могла упрекнуть супруга в отсутствии вкуса - она знала, что будет выглядеть в этом наряде обворожительно. Франсуазу захлестнуло раздражение: как же изысканно Жоффрей дал ей понять, сколь мало для него значит ее мнение, и что доставить ей удовольствие не входило в его планы, а скорее наоборот, в его поступке сквозило откровенное неуважение к ней. Когда же это произошло? Отчего так вышло, что теперь они с мужем стали чужими людьми, словно не было того счастливого времени, когда Франсуаза была для него королевой, Прекрасной дамой, когда он предугадывал каждое ее желание, исполнял любой каприз, убеждая ее в своем неизменном восхищении? Пока девушки осторожно надевали на нее роскошное платье, Франсуаза вспоминала тот вечер, когда узнала, что Жоффрей собирается уехать в столицу. Это случилось вскоре после визита его величества Людовика в Тулузу, во время которого молодой король гостил в Отеле весёлой науки и оказывал юной графине весьма красноречивые знаки внимания, восхищаясь ее красотой и выражая настойчивое желание поскорее увидеть их с мужем при дворе. Франсуаза была так счастлива, купаясь в лучах мужского внимания и бесконечного потока комплиментов, что не сразу заметила изменения в поведении супруга, который вдруг стал с ней холодно-вежлив и отстранён. Молодая женщина знала, что ревность не могла быть тому причиной, поскольку внимание к ее персоне со стороны многочисленных кавалеров всегда льстило графу, который с удовольствием отмечал полные неподдельного восхищения взгляды, обращённые на его жену. Поэтому Франсуаза решила, что все дело в увлечении мужем занятиями наукой. Жоффрей стал подолгу уединяться в своей лаборатории, все чаще оставаясь там до самого утра и напрочь забывая о прелестях юной супруги. Но это не сильно волновало ее до того момента, пока по Тулузе пожаром не пронеслась весть о его скором отъезде. Франсуаза тогда вбежала в его кабинет, сверкая глазами, и быстро заговорила: - Почему вы не сказали мне, что уезжаете? Граф холодно посмотрел на нее. По его губам скользнула саркастическая улыбка, которую она так ненавидела, и, лениво цедя слова, проговорил: - С каких пор, госпожа графиня, я должен ставить вас в известность о своих планах? Франсуаза задохнулась от возмущения. - Позвольте, сударь... Но граф, словно сочтя разговор законченным, направился к выходу из комнаты. Она схватила его за руку и заставила взглянуть себе в глаза. - Что происходит? Скажите же, Жоффрей, что между нами происходит? - Франсуаза, гордая до безумия, впервые говорила с просительной интонацией, ища в его темных глазах ответ на терзающий ее уже несколько недель вопрос. Он мучительно долго молчал, потом склонился к лицу жены, словно хотел ее поцеловать, и сказал: - Между нами? Между нами решительно ничего не происходит, мадам, - и, убрав ее руку с рукава своего камзола, ушел. Франсуаза долго стояла посреди комнаты, не в силах двинуться с места. В ее голове колоколом отдавались его последние слова: "между нами... ничего... не происходит... ничего...", и ей вдруг отчаянно захотелось убежать из этого роскошного дворца, от этого ставшего вдруг чужим мужчины, далеко-далеко, навсегда. В кабинет заглянула Марго и сдержанно проговорила: - Госпожа графиня, мессир граф велел передать вам, что завтра он уезжает в Париж, и вы будете сопровождать его. Прикажете собирать вещи? - Да, - Франсуаза обернулась к ней. Ее глаза лихорадочно заблестели. - Да, Марго, и немедленно! - она победно улыбнулась. Еще не все потеряно: Жоффрей берет ее с собой, он хочет, чтобы она была рядом с ним! А его внезапно изменившееся отношение к ней - это только плод ее разгоряченной фантазии. И вот теперь, стоя посреди комнаты в новом отеле, построенном, как еще недавно говорил муж, специально для нее, Франсуаза чувствовала, что потерпела сокрушительное поражение... Она непроизвольным жестом поднесла руку к груди, словно заново переживая то отчаяние, тот гнев, что испытала накануне. Мадам Скаррон, с оттенком легкой жалости поглядывая на подругу, поведала Франсуазе, что ее муж в открытую изменяет ей с женой герцога де Мерекура, и об этом судачит весь Париж, смакуя самые невероятные пикантные подробности. Она полночи прождала Жоффрея, чтобы объясниться с ним, но он так и не появился. Только под утро, когда ее сморил сон, муж буквально на несколько минут заехал в отель, чтобы переодеться, и снова отбыл. Теперь у Франсуазы словно открылись глаза: охлаждение, которое началось еще несколько месяцев назад в Тулузе, перешло в откровенное пренебрежение здесь, в Париже. С головой окунувшись в столичную жизнь, молодая графиня и сама первое время едва вспоминала о муже: приемы, балы, салоны, театры. В отсутствие вечно занятого супруга, все эти месяцы она предавалась радостям светской жизни, не замечая, как с каждым днем они все больше отдаляются друг от друга. В последнее время граф не ставил жену в известность о своих отлучках, не сопровождал ее на приемы, не интересовался, как она проводит свободное время. А разве она была против? Разве требовала его компании, искала его общества? Новость об измене мужа, ставшая достоянием парижского высшего света, прогремела, как гром среди ясного неба, выбив у Франсуазы почву из под ног. Таким возмутительным образом Жоффрей демонстрировал супруге свое равнодушие и презрение, ясно давая понять, что между ними все кончено. Может быть, ей стоило остаться в Тулузе? "И похоронить там себя за вышиванием?" - одернула саму себя Франсуаза. Перед ее глазами вдруг встало худое и бледное лицо Дианы де Грансень, изможденной долгими молитвами и пьяными выходками гуляки-мужа. Мать Франсуазы была благочестивой и верующей женщиной, которой приходилось мириться с разгульным образом жизни супруга, не стремящегося скрывать свои похождения. Благодаря слугам, одна из таких историй стала известна широкому кругу знакомых и со временем обрела ошеломительную популярность в модных салонах*. Неужели и ее ждет такая же участь: слышать о выходках неверного мужа и закрывать на них глаза? Ну нет! Она приехала в Париж блистать, и так оно и будет. Ничто не заставит ее уехать, пусть даже у Жоффрея в любовницах перебывают все потаскухи столицы! Но все же гордость молодой женщины была уязвлена. Франсуаза поклялась себе, что не будет, подобно своей матери, терпеть измены супруга. Она заставит Жоффрея уважать себя. И рано или поздно он поймет, как неосмотрительно с его стороны было так пренебрегать собственной женой и ранить ее чувства. Она из Мортемаров, а они не прощают обид и жестоко мстят своим обидчикам! Закончив утренний туалет, Франсуаза позвала Марго: - Вели заложить карету - я хочу навестить сестру, - не терпящим возражения голосом распорядилась она. - И еще, сегодня я не буду ужинать дома. Можешь так и передать господину графу. _____________ *Однажды ночью Габриель де Рошешуар, маркиз де Мортемар вернулся домой очень поздно, а его жена, как обычно ожидавшая его, в очередной раз не смогла удержаться от нравоучений и спросила: - Откуда вы явились? Вы так и будете проводить свою жизнь в компании с чертями? На что господин де Мортемар ответил: - Я не знаю, откуда я пришел, но я знаю, что мои черти в лучшем настроении, чем ваш ангел-хранитель. [/more]
Florimon: Violeta пишет: И вы не думайте, что я вот прям упираюсь упрямо и назло не хочу ее поживее делать - нет, я веду характер, исходя из обстоятельств. Как говорится, пока угли тлеют, а после вспыхнет пламя. Ни о чем таком и не думаю и с замиранием сердца жду новую главу И вы не серчайте - мы ведь тоже не из вредности придираемся
Violeta: Florimon пишет: Ни о чем таком и не думаю и с замиранием сердца жду новую главу И вы не серчайте - мы ведь тоже не из вредности придираемся Я не серчаю Пишем дальше!
List: List пишет: Меня только "платье" царапнуло в пейраковском монологе фиалка пишет: Так он всегда на это внимание обращал. Обожал женские наряды и обожал наряжать в них Анж. Даже сокрушался, что на Средиземноморье был лишён этой радости. По моему, напротив настоящий мужик. Как говорится, если мужчина мечтает женщину раздеть, то сперва он должен ее как следует одеть. japsik пишет: Ну дык, эта, в этом же суть его очарования, что он В ОТЛИЧИЕ от многих мужчин в этом разбирался прекрасно и всегда на всё обращал внимание Девушки, я решила побороться за платье! А то что такое - чепчик, понимаешь, уже на третьей странице обсуждений, а платьице??? Если серьезно, то да, граф наряды обожал, наряжать любил, за модой следил. Но в данной струе разговора бить на то, что девушка пришла в платье = до платья ее никто не замечал. Пришла б в сарафанчике, фиг бы мы на дуэли за нее дрались. Атенаис платье заметила, но у нее таких вагон и маленькая тележка, было б на что реагировать. А вот то, что деревенщина, но очаровательная сама по себе и оба мужика, которые раньше были без ума от Атенаис, перекинулись к Анж это да. И у меня эта фраза моментально перечеркивает энное количество достоинств Анж. Насчет Анж - скромной и скучноватой. Я жду обстоятельств, когда девушка расправит плечи, вскинет голову, покажет характер и граф в ужасе подумает "Боже, и эта туда же, елки зеленые. Эх, неповторимый и устойчивый вкус у меня..."
Светлячок: List пишет: Девушки, я решила побороться за платье! А то что такое - чепчик, понимаешь, уже на третьей странице обсуждений, а платьице?? по-моему, уже на 10-ой, во снах japsik, да еще и в чужой теме, ай да чепчик, ай да сукин сын List пишет: Но в данной струе разговора бить на то, что девушка пришла в платье = до платья ее никто не замечал. Пришла б в сарафанчике, фиг бы мы на дуэли за нее дрались. Атенаис платье заметила, но у нее таких вагон и маленькая тележка, было б на что реагировать. А вот то, что деревенщина, но очаровательная сама по себе и оба мужика, которые раньше были без ума от Атенаис, перекинулись к Анж это да. И у меня эта фраза моментально перечеркивает энное количество достоинств Анж. не, там другая струя, он говорит о платье, потому что у них с Атенаис был разговор по поводу этого платья, где она намекнула, что это подарок от любовника. Не имел ввиду, что без платья она нехороша List пишет: граф в ужасе подумает "Боже, и эта туда же, елки зеленые. Эх, неповторимый и устойчивый вкус у меня..." а огонь будет щекотать его пятки
List: Светлячок пишет: потому что у них с Атенаис был разговор по поводу этого платья, где она намекнула, что это подарок от любовника. Не имел ввиду, что без платья она нехороша Разговор у них был на приеме и Атенаис его мордой в платье ткнула и в потенциальных любовников, потому что интуитивно правильно поняла - его заденет. А он ее этим несчастным платьем у тюрьме как-то странно припечатал "мадемуазель появляется в роскошном туалете, затмевая хозяйку дома". То есть получается, что белое побило золотое и все сразу прозрели - вай, какая девушка - чудо! Это понятно, пока Золушке платье и отбеливающий крем не вручили, принц бы на нее и не глянул, но потом он бы первый с пеной у рта отбивался, крича что запал исключительно на прекрасную душу и красивые глаза. Вот если б сказано было что-нибудь "мадемуазель появилась на празднике прекрасная..., очаровательная, юная, свежая..." (плохо у меня с похвалами, что-то, надо потренироваться) то есть перечислено все то, чем Атенаис не обладает, тогда я понимаю. И Атенаис фигово - эти качества из шкафа не возьмешь и нам хорошо - Анж лишний раз похвалили.
фиалка: List пишет: . А он ее этим несчастным платьем у тюрьме как-то странно припечатал "мадемуазель появляется в роскошном туалете, затмевая хозяйку дома". То есть получается, что белое побило золотое Так белое кто купил? Сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Мне думается для Атенаис вопрос платья изначально очень важен. Вспомните как ее бесило, что ей приходиться носить, что выбрал Жофа, а тут у нее появилась возможность выбрать платье-мечту самой. Она и дорвалась, выбрала такое, чтоб убить всех на повал. А тут ей говорят, утрись девочка, был кто-то чей наряд будет покруче. Так что Жофа знал на какую мозоль наступить, а "очаровательная, юная, свежая" - это для приземленной Атенаис было бы слишком эфемерно, а значит не стоит и внимания.
Violeta: фиалка пишет: Мне думается для Атенаис вопрос платья изначально очень важен. Вспомните как ее бесило, что ей приходиться носить, что выбрал Жофа, а тут у нее появилась возможность выбрать платье-мечту самой. Она и дорвалась, выбрала такое, чтоб убить всех на повал. А тут ей говорят, утрись девочка, был кто-то чей наряд будет покруче. Так что Жофа знал на какую мозоль наступить, а "очаровательная, юная, свежая" - это для приземленной Атенаис было бы слишком эфемерно, а значит не стоит и внимания. Светлячок пишет: не, там другая струя, он говорит о платье, потому что у них с Атенаис был разговор по поводу этого платья, где она намекнула, что это подарок от любовника. Не имел ввиду, что без платья она нехороша В точку! List пишет: Разговор у них был на приеме и Атенаис его мордой в платье ткнула и в потенциальных любовников, потому что интуитивно правильно поняла - его заденет. А он ее этим несчастным платьем у тюрьме как-то странно припечатал "мадемуазель появляется в роскошном туалете, затмевая хозяйку дома". То есть получается, что белое побило золотое и все сразу прозрели - вай, какая девушка - чудо! Он намекнул на безвкусность Атенаис, а не на то, что как Анж преобразилась - вай! Намеки на прекрасную, йунную и нежную вызвали бы у нее недоумение, а то, что она была не самой ослепительной - задели. List пишет: Я жду обстоятельств, когда девушка расправит плечи, вскинет голову, покажет характер и граф в ужасе подумает "Боже, и эта туда же, елки зеленые. Эх, неповторимый и устойчивый вкус у меня..." Ой, и я!
Светлячок: фиалка пишет: Мне думается для Атенаис вопрос платья изначально очень важен. Вспомните как ее бесило, что ей приходиться носить, что выбрал Жофа, а тут у нее появилась возможность выбрать платье-мечту самой. Она и дорвалась, выбрала такое, чтоб убить всех на повал. А тут ей говорят, утрись девочка, был кто-то чей наряд будет покруче. Так что Жофа знал на какую мозоль наступить, а "очаровательная, юная, свежая" - это для приземленной Атенаис было бы слишком эфемерно, а значит не стоит и внимания. как говорит нынешняя молодежь: дыа
Violeta: Глава 33. Анжелика. Исцеление. Анжелика все-таки заболела. Неясно, что стало тому причиной - выстуженная январским морозом комната, нервное напряжение, в котором она пребывала, или же другие обстоятельства, но девушка несколько дней с сильным жаром пролежала в кровати. Она не бредила и не металась в горячке - казалось, что она просто застыла в неподвижности, будто приросла к полотняным простыням. Анжелика не чувствовала вкуса пищи, которую ей давали, не обращала внимания на разговоры в комнате, доносящиеся до нее, словно сквозь вату, только с жадностью пила воду, которая единственная придавала ей сил. Мысли лениво поворачивались в ее голове, как каменные мельничные жерновы, но ни одну из них она не могла додумать до конца - они вспыхивали ослепительным салютом и тут же рассыпались тысячью мгновенно гаснущих искр. Ярче всего она видела глаза графа де Пейрака - то нежные, то холодные, они манили ее, затягивали в какой-то бездонный колодец, из которого были видны только нереальные в своем торжественном сиянии звезды, сверкавшие над беспросветным мраком... Настоящим было лишь прикосновение губ графа к ее губам - каждый раз, когда это воспоминание всплывало в ее памяти, на Анжелику накатывало ощущение восхитительной неги, блаженного тепла, и она пила дыхание слитого с ней в одно целое мужчины, словно нектар, не разбирая, животворящий он или же отравляющий... Иногда в ее видениях проскальзывало лицо маркиза де Монтеспана, к которому она чувствовала невольную жалость. Бедный Луи! Ей хотелось ласково, по-матерински провести рукой по его лбу, чтобы стереть следы нестерпимой муки и страдания, причиной которых была она. Анжелика, не знавшая прежде любви, теперь понимала и пылкость пажа в Пуатье, и неистовую страсть Николя, кормившего ее с ладоней дикой земляникой, и лихорадочное желание Валентина, чей взгляд иногда выдавал полыхающее в глубине его существа темное пламя... Испытывая теперь всю гамму противоречивых чувств к человеку, которого она совсем не знала, но к которому ее непреодолимо влекло, как мотылька к ослепляющему пламени свечи, Анжелика отчаянно пыталась разобраться, чем вызван этот интерес, эта жажда его присутствия, его прикосновений, его объятий... Стоило признать, что именно к такой любви она и стремилась, когда уезжала из Монтелу в Париж, о таком единении душ и тел мечтала. Но разве могла она предположить, что ей будет отказано в счастии открыто высказывать свои порывы, вынуждая тщательно таить их от окружающих, а прежде всего - от самой себя? И не знать, взаимно ли ее чувство. Не это ли стремление разгадать извечную тайну, что хранят двое - мужчина и женщина, разжигало ее влечение к графу де Пейраку? И чем больше она запрещала себе думать о нем, тем навязчивее становились ее размышления о тулузском сеньоре... Снова вспышка - жена графа. Ослепительно красивая и невероятно надменная. Признаться, Анжелика немного пасовала перед ней, с досадой осознавая, что такой ей никогда не стать, и что в сравнении с блистательной графиней де Пейрак она словно скромный полевой цветок рядом с капризной садовой розой. Иногда она с горечью думала, что Франсуаза с ее безупречными манерами и остро отточенным язычком больше под стать своему необычному мужу, чем она, Анжелика. Да и, право, на что она могла расчитывать рядом с ним? На мимолетные знаки внимания? На редкие встречи, тайные свидания? На обещания, которые он никогда не сможет исполнить? Лицо Франсуазы с победной улыбкой на прихотливо изогнутых устах приблизилось вплотную к ее, заслонив собой все вокруг, и заставило Анжелику отступить назад, в беспамятство... И вот уже перед ней сонная заводь пруда в Монтелу, черную блестящую гладь которой, скрытую под скатертью из ряски, тревожат лишь брошенные камни, и она с отстраненным спокойствием наблюдает, как слабеют и теряются в лабиринте береговой линии прекрасные безупречные волны, у которых только одна судьба: разбиться и исчезнуть. Неужели ей придется вернуться туда, откуда она бежала? Неужели ее удел - вспоминать о том, что не сбылось? Потому что подобное чувство невозможно пережить снова, его нельзя забыть, и все, что, быть может, произойдет с ней в будущем, будет теряться, тускнеть на фоне той головокружительной любви, которую она нарисовала в своем воображении. Анжелика вдруг вынырнула из небытия. За окном спальни белыми хлопьями тихо падал снег, приглушая все звуки, и ей казалось, что она продолжает мерно покачиваться на волнах своих мыслей, уплывая все дальше в прошлое. Она провела рукой по лбу, потерла виски - видения, преследовавшие ее несколько дней подряд, теперь казались тенями на стенах комнаты, которые обступали ее со всех сторон, но не вызывали больше ни страха, ни печали - ведь стоило заняться рассвету, и они будут изгнаны прочь отсюда, развеявшись, словно их никогда и не было. Анжелика села на кровати и подобрала под себя ноги. Она не узнавала себя. Не иначе, как внезапная болезнь лишила ее внутренних сил и обычного жизнелюбия. Несмотря ни на что, у нее был повод для счастья: она все же обрела то, к чему стремилась - любовь. И разве хотела бы она прожить всю жизнь, не испытав этого водоворота чувств, от которого кружилась голова, а сердце сильнее билось в груди? И отказалась бы она хоть от секунды того времени, которое провела рядом с графом де Пейраком? Она обхватила руками колени и оперлась на них щекой. Прикрыв глаза, Анжелика грезила наяву, чувствуя прикосновения его рук к своей коже, слыша его голос, ощущая на своих губах нежность его губ... Несколько долгих мгновений она наслаждалась воспоминаниями, попеременно терзавшими ее сердце то надеждой, то отчаянием, а потом неимоверным усилием воли заставила картинку такого возможного и такого несбыточного счастья поблекнуть перед ее глазами. Нет, это просто фантазии, не имеющие ничего общего с реальностью. И даже если бы они каким-то невероятным образом осуществились, то ничего, кроме горя, ей бы не принесли. Такой человек, как граф, не мог всерьез увлечься ею, Анжелика была в этом уверена. И сейчас, когда он по ее милости попал в Консьержери, его симпатия, если она и существовала раньше, теперь вернее всего обернется неприязнью. Ни к чему мечтать о том, что они когда-нибудь встретятся. Скорей ей впору молиться, чтобы этого не произошло. Увидеть его равнодушный или презрительный взгляд Анжелике было бы невыносимо тяжело. Единственное, что ей оставалось - это похоронить влечение к нему в глубине своего сердца, и в минуту, когда ее душа будет вновь стремиться к любви, заставить себя вспомнить о тех долгих часах и днях, что она провела, раздираемая на части своими же собственными чувствами. Анжелика крепко сжала губы и подняла голову с колен. Больше она не позволит ни одному мужчине настолько завладеть ее мыслями и стремлениями! Нет, она будет сильнее Судьбы, которая сейчас вела ее в пропасть, на дне которой ее ожидали лишь осколки разбившейся вдребезги детской мечты. Анжелика непокорно тряхнула тяжелой копной золотистых волос - больше она не желала быть марионеткой в руках Провидения, отныне ее жизнь принадлежала только ей, и она сама решала, как ей поступать, не полагаясь ни на обманчивость желаний, ни на слабость сердца. Приняв это решение, Анжелика почувствовала, как напряжение, сковывавшее ее последние несколько дней, наконец-то спало и, опустив ноги с кровати и сделав несколько неуверенных шагов по комнате, она подошла к почти потухшему за ночь камину, на котором в подсвечнике стоял изрядно оплывший огарок свечи. Неверными движениями нащупав огниво, Анжелика высекла огонь и поднесла его к фитилю, который мгновенно украсился ярким лепестком пламени. Тени, до этого скользящие по стенам и полу, теперь неохотно попрятались по углам, и она, желая окончательно изгнать их отсюда, раздула едва тлеющие угли очага. Протянув руки к весело взметнувшимся вверх огненным язычкам, Анжелика невольно улыбнулась, настолько приятно ей было и это животворящее тепло, и та маленькая победа, которую она только что одержала. Она выпрямилась и увидела свое отражение в небольшом зеркале, висевшем над камином. Чуть исхудавшее за время болезни лицо, тем не менее, было полно жизни, а зеленые глаза, широко распахнутые, сияли, словно звезды. Легкая улыбка, тронувшая уголки ее губ, придала облику Анжелики какую-то необычайную легкость, как будто с ее плеч упала неимоверно тяжелая ноша, и в этот миг она поняла, что окончательно выздоровела... *** - Я так рада видеть вас, моя дорогая, - Нинон расцеловала Анжелику в обе щеки и слегка отстранилась, придерживая девушку за плечи кончиками пальцев. - Я слышала от вашей сестры, что вам нездоровилось, но сейчас от болезни не осталось и следа. Вы свежи, словно весенний ветерок! - Благодарю вас, мадемуазель де Ланкло, - Анжелика присела в реверансе. - Вы написали, что желали видеть меня. - Ах, дитя мое, - Нинон подхватила девушку под руку, - конечно же, желала! Ваше прелестное личико и живость придают очарование любому приему! Как вам понравилось в Ботрейи? Уверена, вы произвели там фурор! Ортанс, следовавшая за ними, хмыкнула. Хозяйка дома кинула на нее взгляд через плечо. - Есть что-то, о чем я не знаю? - глаза Нинон весело сверкнули. - Мессир де Пейрак самолично представил ее присутствующим, а виконт де Мелён не отходил от нее ни на шаг, - с иронией, но не без удовольствия проговорила мадам Фалло. - Даже так? - Нинон остановилась и всплеснула руками. - Вы делаете успехи, мадемуазель де Сансе! Могу поспорить, что теперь вы будете приняты в лучших домах Парижа! - Я совсем не стремлюсь к этому, - Анжелика смущённо улыбнулась. - Да и господин де Мелён был просто учтив, не более... - И потому сел с тобой за ужином, а после танцевал весь вечер напролет? - перебила ее Ортанс. - Строго между нами, дамы, - Нинон понизила голос и склонилась к сестрам: - У виконта весьма скандальная репутация. Говорят, он не пропускает ни одной красавицы. Но то, что он обратил внимание именно на вас, милочка, - она кивнула вспыхнувшей, как маков цвет, Анжелике, - автоматически делает вас особенной в глазах света. Мессир де Мелён - утонченный эстет. - Я бы предпочла, чтобы он обратил свое внимание на кого-нибудь другого, - резче, чем следовало, ответила девушка. - И очень напрасно вы пренебрегаете таким влиятельным поклонником... И возможным покровителем, - голос Нинон опустился почти до шепота, а глаза изучающе скользнули по лицу Анжелики. Та ответила ей прямым взглядом потемневших от внезапного гнева глаз. За кого она ее принимает?! - Ваше целомудрие в подобных вопросах весьма похвально, мадемуазель, - хозяйка салона широко улыбнулась и, раскрыв веер, начала лениво им обмахиваться. - В наше время это большая редкость. - Моя сестра воспитывалась в монастыре, - в разговор вмешалась Ортанс. На лице у нее отразились разнообразные чувства - она была возмущена этим непристойным разговором, но одновременно не желала задеть Нинон, чья дружба открывала для нее столько возможностей. - И то, что многие почитают за удачу, она расценивает, как бесчестье. - Я нисколько не хотела смутить вашу нравственность, моя дорогая! - мадемуазель де Ланкло снова подхватила Анжелику под руку. - Но виконт мог бы распахнуть для вас многие двери... - Меня это нисколько не интересует, - твердо повторила девушка. - Тогда сменим тему, - легко согласилась Нинон и присела на кушетку, делая приглашающий жест в сторону сестер. - Как вам понравилось пьеса, которую поставили на приеме по распоряжению мадам де Пейрак? Корнель снова довел всех до зевоты своей нестерпимой патетикой? - О, гости были в восторге! - воскликнула Отанс. - Несомненно, актерам Бургундского отеля не хватает легкости театра Мольера, но величественности у них не отнять. Хозяйка дома тонко улыбнулась. - Пафоса, вы хотите сказать. Признаться, их завывания наводят на меня тоску. Господин Мольер и его труппа хотя бы забавны. - Я соглажусь с вами в том, что Мольер силен в фарсах, ему бесподобно удаются commedia dell’arte*, но вот трагедии - не его амплуа. А уж что говорить о речи его персонажей! - Ортанс закатила глаза. - Думаю, на него слишком сильно повлияли долгие скитания по провинции. Этот простонародный говорок госпожи Дюпарк и мэтра Гро-Рене** отобьют всякую охоту смотреть их пьесы людям, привыкшим к изысканному слогу светских гостиных. - А мне кажется, напротив, - живо возразила ей Нинон, - эта самобытность, искренность и делают представления господина Мольера такими запоминающимися. Вот увидите, его ждет огромный успех в Париже. - После того, как он публично унизил мадам де Рамбуйе? - возмутилась прокурорша. - Особенно после того, как он публично унизил мадам де Рамбуйе, - подчеркнула мадемуазель де Ланкло. - Времена, когда смеялись над простаками-слугами, уже безвозвратно канули в Лету. Теперь пришла очередь сиятельных господ, дошедших до абсолютной глупости в своем желании выглядеть утонченными, а за ними - кто знает! - возможно, последуют и представители духовенства со своей ханжеской моралью. Ортанс быстро перекрестилась. - Его величество король не допустит такого бесчинства! Нинон загадочно улыбнулась. - Как бы то ни было, этот скандал пойдет Мольеру на пользу, - подытожила она. - И уверена, что рано или поздно ему удастся доказать публике, что комедия ни в чем не уступает трагедии, а иногда даже и превосходит ее. Как вы считаете, мадемуазель де Сансе? - неожиданно обратилась она к Анжелике. - Комедия порой так тесно сплетена с драмой, - ответила девушка после недолгих раздумий, - что может привести к трагическому финалу. Это как в жизни - мы часто смеемся сквозь слезы, мучительно страдая в душе. - Вы хотите сказать, что каждый носит внутри себя свою собственную историю, которая гораздо глубже той, что рассказывает о себе окружающим? - с интересом взглянула на нее Нинон. - Думаю, вы отчасти правы. Но к сожалению - или к счастью - мы редко встречаем людей, чей внутренний мир представляет для нас загадку. Большинство подменяет содержание формой, заменяя отсутствие ума - лентами, совести - драгоценностями, а честности - лицемерием... Господин Мольер станет великим драматургом именно благодаря тому, что не боится ставить общество лицом к лицу с его пороками, заключая их в форму фарса. А трагедии Корнеля, пусть и идеально выверенные, но лишенные чувства, скоро забудут. Возможно, - поправилась она, - на слуху останется только "Сид"***, в котором он хоть немного попытался выйти за рамки правил, довлеющих над классическим театром уже долгие века еще со времен Эсхила. - Правила необходимы, дорогая Нинон, - проговорила Ортанс. - Не будь их, мир погрузился бы во мрак. Что было бы, если бы Господь не даровал нам десять заповедей? - Каждый поступал бы, согласуясь с собственной совестью, и сразу было бы видно, хорош человек или плох, - рассмеялась куртизанка. - А то сейчас, когда в ходу показное благочестие, и не разберешь, святой перед тобой человек или волк в овечьей шкуре. Анжелике вспомнились распутные монахи из Ньельского монастыря, и она задумчиво произнесла: - Это хорошая тема для пьесы, как мне кажется. Грешник, притворяющийся святошей... - Замолчи, сестра, - резко одернула ее Ортанс. - Не богохульствуй! Видимо, монашки в Пуатье были недостаточно строги, чтобы изгнать из твоей головы подобные мысли. - Знаете, а бывает и наоборот, - словно не слыша гневного голоса прокурорши, сказала Нинон. - Человек, который всем вокруг кажется воплощением порока, на деле оказывается более праведным, чем иные прелаты. По крайней мере, честнее. - Честно признаваться в своих пороках - не значит быть нравственным, - отрезала Ортанс. - Это гордыня, а гордыню должно смирять. Раскаяние - вот верный путь к престолу Создателя. - Искреннее раскаяние - несомненно, - кивнула головой мадемуазель де Ланкло. - Но всякое ли раскаяние идет от сердца? Зачастую исповеди духовнику носят лишь формальный характер, и человек, произнося слова молитвы, только бесцельно сотрясает воздух. - Господь на Страшном суде разберется, чья молитва была искренней, а чья - нет. Не человеку дано судить о его прегрешениях, но Всевышнему, и лишь страх Божий удерживает паству от греха вернее, чем свобода воли, которую вы называете совестью. Тем более, что свобода есть суть от Лукавого. Всем известно, какие беспорядки породила в королевстве Реформация с ее богопротивными идеями. И только Католическая церковь и ее пастыри удерживают страну от анархии, а наши души - от ереси. - Вести с вами теологические диспуты - истинное удовольствие, мадам Фалло, - согласно склонила голову Нинон. - Вы всегда найдете блестящие аргументы в поддержку своего мнения. Ортанс зарделась. Хоть она и была все еще распалена азартом спора, слова куртизанки были ей приятны. - О, я вижу мадам де Севинье! - неожиданно воскликнула хозяйка салона. - Уверена, вам будет о чем поболтать с ней, моя дорогая, - обратилась она к прокурорше. - Помнится, она недавно спрашивала о вас. - В самом деле? - мадам Фалло поспешно поднялась и оправила складки юбки. - Тогда, пожалуй, будет невежливо заставлять ее ждать. Проводив сухопарую фигуру гостьи долгим взглядом, Нинон проговорила, поворачиваясь к Анжелике: - Вы разделяете взгляды вашей сестры? Хоть они и не лишены смысла, в них, как мне кажется, слишком мало чувств. Анжелика вспомнила, как совсем недавно мадемуазель де Ланкло в точно таких же выражениях отзывалась о трагедиях Корнеля. Согласиться с Ортанс в данной ситуации было сродни тому, чтобы признать себя ограниченной ханжой. Но и свободомыслие Нинон ее немного пугало. - Не каждый человек, - тщательно подбирая слова, проговорила она, - способен отличить добро от зла и, следуя на поводу у своих желаний, не поддаться греху. Для этого Бог и дал нам заповеди, как неразумным детям, которые зачастую сами не ведают, что творят. - Но вы не отрицаете, что иногда наши желания, хоть и противоречат установленным правилам, ниспосланы нам самим Богом, ибо сердце - самый верный его глашатай? - мягко улыбнулась Нинон. - И, отказываясь от щедрых даров Всевышнего, вы грешите более, чем следуя установленным им заповедям? Анжелика закусила губу. Молодая женщина невольно коснулась того вопроса, который она сама уже долгое время задавала себе. Как просто было бы согласиться, что Бог - есть любовь, и принять чувство, которое она лелеяла в своей душе, без страха перед осуждением общества. Но, воспитанная в строгой морали, она не могла так просто отказаться от тех убеждений, что привили ей в детстве. Бунтарка внутри нее, некогда босиком бегавшая по бескрайним просторам Монтелу, горячо отзывалась на слова Нинон, но Анжелика была уже достаточно взрослой, чтобы обуздать эту дикарку. Она больше не позволит ей вырваться наружу и испортить себе жизнь. Пусть она проживет ее без любви, но зато не испытает и горьких сожалений. Внутренняя борьба девушки не укрылась от внимательного взора мадемуазель де Ланкло. - Меня радует, что вы размышляете, а не бездумно принимаете чью-либо сторону в этом споре, - проговорила она, касаясь запястья Анжелики. - Я хочу рассказать вам одну историю, из которой вы сделаете свои выводы, возможно, отличные от моих, а быть может, и согласитесь со мной. Нинон положила свою холеную изящную руку, украшенную перстнями, на спинку кушетки и повела неторопливый рассказ. - Некогда одна девушка, назовем ее Анной, влюбилась в молодого человека, принадлежавшего к одной из самых громких фамилий Франции. Она и сама была из древнего рода, а после смерти родителей располагала вполне приличным состоянием. Но увы, родители юноши посчитали ее недостойной партией для своего сына и подобрали ему другую невесту. Надо сказать, - Нинон улыбнулась, но улыбка ее вышла печальной, - молодой человек тоже был влюблен в девушку и даже решил пойти против воли отца ради нее. Его не в чем было упрекнуть, кроме излишней скромности. Он вел себя по отношению к Анне так уважительно, так почтительно, как и подобает человеку, который желает сделать свою избранницу не любовницей, но женой. - И что же случилось? - откровения куртизанки тронули Анжелику. Несомненно, она поверяла ей тайну своего сердца, и это доверие было тем более ценно, что прекрасная Нинон, несмотря на свою открытость, мало кого допускала в свой близкий круг. - Однажды юноша явился к ней в полнейшем отчаянии, объяснив, что отец настаивает на его браке с некой знатной девицей, тогда как сам он влюблен в Анну и лучше согласится умереть, чем потерять ее, - хозяйка дома устремила взгляд куда-то поверх плеча Анжелики, и та могла бы поклясться, что в уголках глаз Нинон блеснула влага. - Девушка, собрав все свое мужество, ответила, что отец молодого человека совершенно прав, и что у нее нет ни малейшего намерения ссорить его с семьей, поскольку между ней и будущей невестой слишком большая разница, а, кроме того, по ее мнению, брак и любовь различаются, как дым и пламя. - И они расстались? - выдохнула Анжелика, а сердце в ее груди забилось, как сумасшедшее. - Отчего же? - мадемуазель де Ланкло уже обрела свою прежнюю невозмутимость и весело взглянула на девушку. - Они любили друг друга, несмотря на то, что он женился на другой, и были вместе, пока огонь их чувств не угас****. - И Анна никогда не пожалела о своем решении? - Анжелика лихорадочным взором впилась в лицо куртизанки. - Нет, - покачала та головой. - Никогда. Рано или поздно он возненавидел бы ее, если бы она, пойдя на поводу общественной морали, а не здравого смысла, заковала его в цепи неудачного брака. Ведь супружество, по сути - это сделка, не имеющая никакого отношения к чувствам. И мужчина тем больше стремится в объятия возлюбленной, чем удачнее устроен его брак и безразличнее ему супруга. - А если жена... испытывает чувства к своему мужу? - чуть дрогнувшим голосом спросила девушка. - Что ж, тем хуже для нее, - пожала плечами куртизанка. - Брак - институт, убивающий любовь. И чем раньше она это поймет, тем лучше. Вот наконец Нинон и произнесла то, что Анжелика желала услышать. Любовь - что в браке, что без брака - несет лишь разочарования. Короткая вспышка страсти, желания, а после - долгие годы сожалений... - Так что вы думаете о моей истории? - прервала затянувшееся молчание хозяйка салона. - Я думаю, что Анна принесла себя в жертву своей любви. И если любовь - жертва, то да, она была счастлива, - медленно проговорила Анжелика. - Я не буду спорить с вами, дитя, - Нинон ласково провела рукой по ее щеке. - Думаю, вы и сами рано или поздно поймете, что жертвовать чем-то стоит только ради любви... Когда сестры покидали салон, мадемуазель де Ланкло шепнула Анжелике: - Будьте осторожны, моя дорогая. Некоторые женщины в браке хоть и не испытывают любви к супругам, все же горят ненавистью к их избранницам. И способны на многое, чтобы досадить им. Девушка резко обернулась, но Нинон уже любезно раскланивалась с Ортанс... ______________________ *Комедия дель арте или комедия масок - вид итальянского народного (площадного) театра, спектакли которого создавались методом импровизации, на основе сценария, содержащего краткую сюжетную схему представления, с участием актёров, одетых в маски. Итальянские труппы странствовали по Франции, и эти спектакли видел молодой Мольер, вместе с труппой Дюфрена выступавший во французской провинции. Многие из увиденных им масок и комических ситуаций перекочевали в пьесы, в том числе в фарсы и комедии "Плутни Скапена", "Ревность Барбулье", "Мнимый больной". **Актеры театра Мольера. ***Трагедия, вышедшая в конце 1636 года и составляющая эпоху в истории французского театра. "Сид" был сразу признан шедевром, создалась даже поговорка: "прекрасен как Сид". Париж, а за ним вся Франция продолжали "смотреть на Сида глазами Химены" даже после того, как парижская академия осудила эту трагедию в "Sentiments de l’Académie sur le Cid": автор этой критики Шаплен находил выбор сюжета трагедии неудачным, развязку - неудовлетворительной, стиль - лишённым достоинства. "Сид" - первая пьеса во французской литературе, в которой раскрыт основной конфликт, занимавший писателей эпохи классицизма - конфликт между долгом и чувством. ****В молодости Нинон де Ланкло не на шутку увлеклась герцогом Шатильонским, Гаспаром Колиньи, внучатым племянником великого адмирала, погибшего в Варфоломеевскую ночь. Когда он познакомился с Нинон, уже шли переговоры о его браке с Елизаветой-Анжеликой де Монморанси, сестрой герцога Люксембургского, но девица де Ланкло была так хороша, так очаровательна, что Колиньи решил жениться на ней. Молодая красавица ответила ему отказом, предоставив, однако, очаровательные права.
МА: Violeta Как чудесно - новая глава! Спасибо Как всегда прекрасны диалоги второстепенных персонажей - Ортанс и Нинон . Однако, Нинон склоняет девушку к разврату. Безобразие Любовь - что в браке, что без брака - несет лишь разочарования. Короткая вспышка страсти, желания, а после - долгие годы сожалений... Хм, Анжелика решила стать монахиней? Или именно таков путь в объятия графа де Пейрака: через отрицание иллюзий юности о вечности и святости Любви? И необходимости института брака ?
Violeta: МА пишет: Хм, Анжелика решила стать монахиней? Или именно таков путь в объятия графа де Пейрака: через отрицание иллюзий юности о вечности и святости Любви? И необходимости института брака ? Нет, она просто поняла, что не стоит жить чувствами, и что брак по любви - это утопия. А с Пейраком ей и любовь не светит - одни страдания. Вот она и решила включить голову. Но надолго ли? МА пишет: Как всегда прекрасны диалоги второстепенных персонажей - Ортанс и Нинон . Однако, Нинон склоняет девушку к разврату. Безобразие А куда еще куртизанке склонять девушку? МА пишет: Violeta Как чудесно - новая глава! Спасибо
фиалка: Ммм, праздник продолжается. Violeta, не устаёте радовать Я так понимаю, Анж дали передышку. Мамзель вся в тяжких думах, ей не до Мольера с Корнелем. Кстати, а сколько дней она болела? Атенаис ещё слухи не распространила на весь Париж? Может она уже звезда сезона и все самое интересное проспала? Violeta пишет: Они любили друг друга, несмотря на то, что он женился на другой, и были вместе, пока огонь их чувств не угас Не, ну какова Нинон, прямым текстом стелит постель Жоффе. А Жоффа то сам лечь уже готов? Вот так и портят девиц. Приехала как порядочная, замуж собиралась, а ее либо в монастырь, либо в куртизанки. И это ещё Луи нас не видел... Violeta пишет: Любовь - что в браке, что без брака - несет лишь разочарования. Короткая вспышка страсти, желания, а после - долгие годы сожалений... С чего это ее так колбасит? Вроде у неё не так все плохо на любовном фронте, мужик не безответный, целуется сладко, дерётся за неё. А она как бабка старая, полное разочарование и железные трусыпояс верности на себя. Пора, Жоффе на волю, ох пора... Кто ещё напомнит этой депрессивной, про горячую мавританскую кровь предков? Про луну, опять таки, расскажет
Violeta: фиалка пишет: Пора, Жоффе на волю, ох пора... Кто ещё напомнит этой депрессивной, про горячую мавританскую кровь предков? Про луну опять таки расскажет С луной все в порядке - мамзель графа очень даже хочет, просто решила не вестись на свои желания, ибо очень уж они болезненные Но это пока... фиалка пишет: Не, ну какова Нинон, прямым текстом стелит постель Жоффе. А Жоффа то сам лечь уже готов? Вот так и портят девиц. Приехала как порядочная, замуж собиралась, а ее либо в монастырь, либо в куртизанки. И это ещё Луи нас не видел... Сестра-то Анж быстро при дворе испортилась - нравы такие Но у нас Ортанс стоит на страже, бдит! фиалка пишет: Я так понимаю, Анж дали передышку. Мамзель вся в тяжких думах, ей не до Мольера с Корнелем. Кстати, а сколько дней она болела? Атенаис ещё слухи не распространила на весь Париж? Может она уже звезда сезона и все самое интересное проспала? Следующая глава от Атенаис - все и узнаем. фиалка пишет: Ммм, праздник продолжается. Violeta, не устаёте радовать
фиалка: Violeta пишет: С луной все в порядке - мамзель графа очень даже хочет, просто решила не вестись на свои желания, ибо очень уж они болезненные Но это пока... Ой, а я там малость подправила, а Вы уже ответили
japsik: Violeta Спасибо, очень интересно! Такой сложный диалог вырулили А как, интересно, граф смог связаться с Нинон из тюрьмы? Или он к этому моменту уже вышел? Ждем продолжения
полная версия страницы