Форум » Творчество читателей » Волею судьбы 4 » Ответить
Волею судьбы 4
Violeta: Эпиграф: Люди и сами отлично умеют творить зло, без какого бы то ни было вмешательства дьявола. Джоанн Харрис "Персики для месье кюре". Глава 1. Франсуаза. Франсуаза расположилась на низеньком пуфике перед туалетным столиком, с нетерпением ожидая, пока Марго закончит колдовать над ее прической. Молодая женщина то барабанила пальцами по мраморной столешнице, то вдруг начинала перебирать украшения в тяжелом резном ларце, нервно надевая на тонкие пальцы изящные кольца и тут же снимая их, прикладывала к мочкам ушей изумительной работы серьги, а к белоснежной груди - роскошные колье. Было видно, что ее совсем не интересует то, что она видит в зеркале, скорее, она желала отвлечься от тягостных мыслей, владеющих ею. Наконец, раздраженно захлопнув крышку ларца, Франсуаза произнесла: - Марго, мессир граф у себя? - Нет, мадам, его милость изволили отбыть еще рано утром, - голос горничной звучал ровно, но графине послышалась в нем легкая издевка. - Он просил что-то передать мне? - женщина изо всех сил сжала подвернувшийся ей под руку черепаховый гребень, борясь с желанием запустить им в гладкую поверхность зеркала, в отражении которого она видела невозмутимое лицо Марго. О, как она ненавидела эту деревенщину, которую муж приставил к ней, словно соглядатая. - Нет, госпожа графиня, - "как и всегда", словно издеваясь, крутилось в голове у Франсуазы окончание этой фразы. - Ты закончила? - она аккуратно отложила гребень в сторону. Только бы суметь сдержаться, только бы не закричать и не отхлестать эту дуреху по щекам... - Да, ваше сиятельство, - Марго отступила на шаг назад и застыла, сложив перед собой руки. На ее лице невозможно было прочесть никаких эмоций, она молча стояла, ожидая дальнейших распоряжений. - Позови девушек, пусть они помогут мне одеться. А ты можешь быть свободна. - Как будет угодно госпоже, - горничная слегка склонила голову и скрылась за дверью. - Дрянь, - прошипела ей вслед Франсуаза. - Вот бы ты грохнулась с лестницы и сломала себе шею, чертова гугенотка. В комнату, словно дуновение легкого ветерка, впорхнули две хорошенькие девушки-камеристки, которых молодая графиня наняла сразу же по приезду в Париж. - Ваше сиятельство, вы сегодня ослепительны! - прощебетала одна, а другая восхищенно прижала руки к груди. Франсуаза милостиво им улыбнулась. Приятное разнообразие после постного лица Марго. На кровати лежало приготовленное горничной платье. Темно-зеленое, из тяжелого узорчатого бархата, с пеной белоснежных кружев на рукавах и вышитым золотом и драгоценными камнями корсажем. По подолу тоже шла вышивка, к которой добавлялись маленькие жемчужинки, создающие изящный рисунок и придающие наряду некую воздушность. Платье было восхитительным, но совсем не нравилось Франсуазе. Муж в который раз проявил свое пренебрежение к ней, заказав гардероб, совершенно не согласуясь с ее желаниями. Вместе с тем, молодая женщина не могла упрекнуть супруга в отсутствии вкуса - она знала, что будет выглядеть в этом наряде обворожительно. Франсуазу захлестнуло раздражение: как же изысканно Жоффрей дал ей понять, сколь мало для него значит ее мнение, и что доставить ей удовольствие не входило в его планы, а скорее наоборот, в его поступке сквозило откровенное неуважение к ней. Когда же это произошло? Отчего так вышло, что теперь они с мужем стали чужими людьми, словно не было того счастливого времени, когда Франсуаза была для него королевой, Прекрасной дамой, когда он предугадывал каждое ее желание, исполнял любой каприз, убеждая ее в своем неизменном восхищении? Пока девушки осторожно надевали на нее роскошное платье, Франсуаза вспоминала тот вечер, когда узнала, что Жоффрей собирается уехать в столицу. Это случилось вскоре после визита его величества Людовика в Тулузу, во время которого молодой король гостил в Отеле весёлой науки и оказывал юной графине весьма красноречивые знаки внимания, восхищаясь ее красотой и выражая настойчивое желание поскорее увидеть их с мужем при дворе. Франсуаза была так счастлива, купаясь в лучах мужского внимания и бесконечного потока комплиментов, что не сразу заметила изменения в поведении супруга, который вдруг стал с ней холодно-вежлив и отстранён. Молодая женщина знала, что ревность не могла быть тому причиной, поскольку внимание к ее персоне со стороны многочисленных кавалеров всегда льстило графу, который с удовольствием отмечал полные неподдельного восхищения взгляды, обращённые на его жену. Поэтому Франсуаза решила, что все дело в увлечении мужем занятиями наукой. Жоффрей стал подолгу уединяться в своей лаборатории, все чаще оставаясь там до самого утра и напрочь забывая о прелестях юной супруги. Но это не сильно волновало ее до того момента, пока по Тулузе пожаром не пронеслась весть о его скором отъезде. Франсуаза тогда вбежала в его кабинет, сверкая глазами, и быстро заговорила: - Почему вы не сказали мне, что уезжаете? Граф холодно посмотрел на нее. По его губам скользнула саркастическая улыбка, которую она так ненавидела, и, лениво цедя слова, проговорил: - С каких пор, госпожа графиня, я должен ставить вас в известность о своих планах? Франсуаза задохнулась от возмущения. - Позвольте, сударь... Но граф, словно сочтя разговор законченным, направился к выходу из комнаты. Она схватила его за руку и заставила взглянуть себе в глаза. - Что происходит? Скажите же, Жоффрей, что между нами происходит? - Франсуаза, гордая до безумия, впервые говорила с просительной интонацией, ища в его темных глазах ответ на терзающий ее уже несколько недель вопрос. Он мучительно долго молчал, потом склонился к лицу жены, словно хотел ее поцеловать, и сказал: - Между нами? Между нами решительно ничего не происходит, мадам, - и, убрав ее руку с рукава своего камзола, ушел. Франсуаза долго стояла посреди комнаты, не в силах двинуться с места. В ее голове колоколом отдавались его последние слова: "между нами... ничего... не происходит... ничего...", и ей вдруг отчаянно захотелось убежать из этого роскошного дворца, от этого ставшего вдруг чужим мужчины, далеко-далеко, навсегда. В кабинет заглянула Марго и сдержанно проговорила: - Госпожа графиня, мессир граф велел передать вам, что завтра он уезжает в Париж, и вы будете сопровождать его. Прикажете собирать вещи? - Да, - Франсуаза обернулась к ней. Ее глаза лихорадочно заблестели. - Да, Марго, и немедленно! - она победно улыбнулась. Еще не все потеряно: Жоффрей берет ее с собой, он хочет, чтобы она была рядом с ним! А его внезапно изменившееся отношение к ней - это только плод ее разгоряченной фантазии. И вот теперь, стоя посреди комнаты в новом отеле, построенном, как еще недавно говорил муж, специально для нее, Франсуаза чувствовала, что потерпела сокрушительное поражение... Она непроизвольным жестом поднесла руку к груди, словно заново переживая то отчаяние, тот гнев, что испытала накануне. Мадам Скаррон, с оттенком легкой жалости поглядывая на подругу, поведала Франсуазе, что ее муж в открытую изменяет ей с женой герцога де Мерекура, и об этом судачит весь Париж, смакуя самые невероятные пикантные подробности. Она полночи прождала Жоффрея, чтобы объясниться с ним, но он так и не появился. Только под утро, когда ее сморил сон, муж буквально на несколько минут заехал в отель, чтобы переодеться, и снова отбыл. Теперь у Франсуазы словно открылись глаза: охлаждение, которое началось еще несколько месяцев назад в Тулузе, перешло в откровенное пренебрежение здесь, в Париже. С головой окунувшись в столичную жизнь, молодая графиня и сама первое время едва вспоминала о муже: приемы, балы, салоны, театры. В отсутствие вечно занятого супруга, все эти месяцы она предавалась радостям светской жизни, не замечая, как с каждым днем они все больше отдаляются друг от друга. В последнее время граф не ставил жену в известность о своих отлучках, не сопровождал ее на приемы, не интересовался, как она проводит свободное время. А разве она была против? Разве требовала его компании, искала его общества? Новость об измене мужа, ставшая достоянием парижского высшего света, прогремела, как гром среди ясного неба, выбив у Франсуазы почву из под ног. Таким возмутительным образом Жоффрей демонстрировал супруге свое равнодушие и презрение, ясно давая понять, что между ними все кончено. Может быть, ей стоило остаться в Тулузе? "И похоронить там себя за вышиванием?" - одернула саму себя Франсуаза. Перед ее глазами вдруг встало худое и бледное лицо Дианы де Грансень, изможденной долгими молитвами и пьяными выходками гуляки-мужа. Мать Франсуазы была благочестивой и верующей женщиной, которой приходилось мириться с разгульным образом жизни супруга, не стремящегося скрывать свои похождения. Благодаря слугам, одна из таких историй стала известна широкому кругу знакомых и со временем обрела ошеломительную популярность в модных салонах*. Неужели и ее ждет такая же участь: слышать о выходках неверного мужа и закрывать на них глаза? Ну нет! Она приехала в Париж блистать, и так оно и будет. Ничто не заставит ее уехать, пусть даже у Жоффрея в любовницах перебывают все потаскухи столицы! Но все же гордость молодой женщины была уязвлена. Франсуаза поклялась себе, что не будет, подобно своей матери, терпеть измены супруга. Она заставит Жоффрея уважать себя. И рано или поздно он поймет, как неосмотрительно с его стороны было так пренебрегать собственной женой и ранить ее чувства. Она из Мортемаров, а они не прощают обид и жестоко мстят своим обидчикам! Закончив утренний туалет, Франсуаза позвала Марго: - Вели заложить карету - я хочу навестить сестру, - не терпящим возражения голосом распорядилась она. - И еще, сегодня я не буду ужинать дома. Можешь так и передать господину графу. _____________ *Однажды ночью Габриель де Рошешуар, маркиз де Мортемар вернулся домой очень поздно, а его жена, как обычно ожидавшая его, в очередной раз не смогла удержаться от нравоучений и спросила: - Откуда вы явились? Вы так и будете проводить свою жизнь в компании с чертями? На что господин де Мортемар ответил: - Я не знаю, откуда я пришел, но я знаю, что мои черти в лучшем настроении, чем ваш ангел-хранитель.
Violeta: Bella пишет: еще месяц??? А новая глава - прямо сейчас! Глава 21. Жоффрей. Лувр. На следующее утро после неожиданного визита в Ботрейи сестер де Сансе граф де Пейрак отправился в Лувр, где ему предстояло уладить одно очень важное дело. Во дворце размещались многочисленные учреждения: Королевская библиотека, Королевская академия наук, Французская академия, Королевские академии живописи и архитектуры, Королевская академия надписей и медалей, Королевская типография. Нижний этаж Большой галереи Лувра занимали Монетный двор и мастерские. Там же находились квартиры придворных, священников, художников и ремесленников короля, которые со своими семьями и слугами составляли разномастное население королевской резиденции. И во всей этой поистине вавилонской сутолоке графу предстояло отыскать мэтра Валантэна Конрара, секретаря Французской академии.* Миновав Зал древностей и библиотеку, Жоффрей поднялся на второй этаж и неспешно двинулся по коридору, изредка останавливаясь, чтобы полюбоваться картинами, в изобилии развешанными по стенам. Он никуда не торопился: вряд ли достопочтенным академическим мужам придет в голову мысль покинуть гостеприимные стены Лувра до вечера, а мэтр Конрар, по слухам, и вовсе частенько ночевал здесь, увлеченный своими научными изысканиями. Его поистине фантастическая работоспособность и преданность идеям Академии уже давно стала притчей во языцех. Мимо де Пейрака то и дело сновали расфранченные щеголи и скромно одетые клерки, которые, мельком взглянув на высокую фигуру графа, элегантно опирающегося на массивную трость из светлого дерева с золотым набалдашником и облаченного в красный муаровый плащ, расшитый большими бриллиантовыми цветами, тут же низко склонялись перед ним, интуитивно угадывая знатного вельможу. Под воротником бархатного камзола мужчины виднелась цепь из золотых пластинок, усыпанных алмазами, какие стали носить при Людовике XIII выдающиеся военачальники, на драгоценной перевязи висела шпага, чей золотой массивный эфес был украшен россыпью мелких бриллиантов, а на рукояти, переходящей в навершие, сверкала голова льва, державшего в широко распахнутой пасти огромный рубин. Несомненно, Жоффрей имел вид величественный, и тем, кто был случайным свидетелем его визита в Лувр, оставалось только гадать, кто этот роскошно одетый незнакомец с поистине королевской статью. Наконец граф де Пейрак увидел в людском водовороте знакомое лицо и негромко воскликнул, улыбнувшись: - Сеньор де Сент-Аман!** Кудрявый крупный мужчина, уже в летах, но все еще сохраняющий свежий цвет лица и задорные искорки в темных, хитро прищуренных глазах, направился к нему навстречу и радостно затарахтел: - Мессир де Пейрак! Какая неожиданная встреча! Что, позвольте осведомиться, заставило вас покинуть ваш сладостный край трубадуров и прекрасных дам и осчастливить своим приездом столицу? Помнится, вы не особо-то жаловали Париж и то сборище варваров, что наводняет его, делая, по вашим словам, пребывание в нем невыносимым. - Я рад, сеньор де Сент-Аман, что вы по-прежнему блещете остроумием, - граф де Пейрак, нисколько не обиженный дерзкими речами старого знакомого, приветливо взглянул на него. - Думаю, только благодаря вам и нашему доброму другу Скаррону Париж можно находить более-менее сносным. Сент-Аман расплылся в улыбке. Этот авантюрный господин, неутомимый путешественник, поэт и солдат, держащий в руках с неизменным изяществом как перо, так и шпагу, бонвиван, любитель вина и хорошей еды вызывал у тулузского вельможи живую симпатию, и когда он однажды гостил в Отеле Веселой науки, граф оказал ему самый радушный прием. Жоффрей отдавал должное поэтическому таланту ироничного сеньора, искрометному и живому, сильно недооцененному его напыщенными литературными собратьями, считающими отчасти грубую и едко-сатирическую поэзию Сент-Амана недостойной сего высокого звания. Пейрак же был убежден, что он обладает особым чутьём повседневного, и, как острый наблюдатель, весьма приуспел в описаниях, которые зачастую отличались силой и отчётливостью офорта. Подмечая все, что могло показаться незначительным в поведении людей, Сент-Аман после рисовал невероятно точные в своей гротескности портреты, язвительные и донельзя правдивые. Несомненно, этим он наживал себе множество врагов, но одновременно и невероятное количество поклонников, в числе которых был и граф де Пейрак. - Итак, ваша светлость, дозволено ли мне будет узнать, какие неотложные дела заставили вас сегодня посетить Лувр? - собеседник графа отвесил ему преувеличенно почтительный поклон и устремил на Пейрака взгляд, полный неподдельного интереса. - Несомненно, мой друг. Я разыскиваю мэтра Конрара... - Можете не продолжать! Я немедленно отведу вас к нему! - воскликнул Сент-Аман и воздел руки вверх в жесте, выражающем крайнюю степень восторга. - И не только отведу, но и лично прослежу, чтобы старый книжный червь принял вас, как должно, и удовлетворил все ваши просьбы. Я, знаете ли, каким-то невероятным образом получил место "бессмертного"*** в Академии, не в последнюю очередь, - он понизил голос, - при непосредственной протекции герцога де Реца, родного брата нашего несносного архиепископа Парижского****. Жоффрей понимающе улыбнулся. - Что ж, это весьма неожиданная и приятная новость. Значит, вы именно тот, кто мне нужен. - А как же мэтр Конрар? - с наигранным сожалением осведомился сеньор де Сент-Аман. - Я что же, не увижу, как он испуганно роняет очки и, уморительно щурясь, суетливо начинает перебирать на своем столе пыльные фолианты, увидев столь значительную персону, как вы, у себя в кабинете? - Несомненно, я не лишу ни вас, ни себя этого эпического зрелища! - воскликнул граф де Пейрак и весело расхохотался. - Вы оба можете быть мне крайне полезны. - Тогда не будем медлить, мессир, следуйте за мной! - и мужчины направились к мэтру Конрару, продолжая свою весьма занимательную беседу. Встреча с бессменным секретарем Французской академии прошла именно так, как и предсказывал Сент-Аман. Старик отчаянно нервничал, пытаясь одновременно и отвесить графу почтительный поклон, и навести порядок на заваленном бумагами столе, поспешно перекладывая растрепанные кипы книг с места на место. При этом он то и дело ронял свои очки в строгой роговой оправе, а вместе с ними и толстенные тома, которые с глухим стуком ударялись об пол. Видеть его суетливую фигуру было одновременно и смешно, и жалко, а потому Жоффрей, как можно мягче заверив мэтра Конрара, что не стоит так волноваться из-за его визита, скорее дружеского, чем официального, уговорил старика присесть. Но тот и на стуле продолжал нетерпеливо подпрыгивать, поминутно порываясь встать, чтобы наклониться за упавшими книгами, которые тут же пытался впихнуть в стоявший у него за спиной массивный шкаф, но они, не вмещаясь, снова валились на пол... Наконец Сент-Аман решил положить конец этому спектаклю, подошел к бедняге Валантэну сзади и опустил ладони ему на плечи. - Ну же, дружище, возьми себя в руки, а то тебя хватит удар прежде, чем мессир де Пейрак поведает, зачем он пришел. Мэтр Конрар поправил на носу очки, которые подал ему Сент-Аман, сцепил руки в замок на коленях и воззарился на графа с почти молитвенным выражением, словно на небожителя, по неизвестной прихоти решившего вдруг посетить его. - Итак, господа, - начал де Пейрак, уверившись в том, что его внимательно слушают, - просьба моя может показаться вам необычной, но для провинции, от имени которой я говорю, и для славного города Тулузы, советником парламента которого я являюсь, ваше положительное решение будет поистине бесценным благом. Немного помолчав, собираясь с мыслями, граф продолжил: - Наверняка вы слышали о празднике Цветочных игр, который ежегодно проводится в Тулузе и в котором принимают участие поэты со всей Франции. Лучший из них получает, по традиции, главный приз - золотую фиалку. Цветок шиповника из серебра вручается за лучший образчик пастушеской поэзии, ну а ноготки, тоже изготовленные из серебра, - за лучшую плясовую песню. Поэту, получившему первый приз, присваивается титул бакалавра, а обладателю всех трёх призов - титул maestre веселой науки, - губы Жоффрея дрогнули в полуулыбке. - Фестиваль проводится ежегодно, начиная с XIV века. Если позволите, господа, - обратился он к академикам и поудобнее устроился в кресле, - я немного углублюсь в историю. Возникновение праздника связано с именами семи тулузских жителей, которые желали возрождения провансальского языка и искусства куртуазной поэзии, пришедших в то время, увы, в полный упадок. Эти семь лиц обратились ко всем друзьям gai savoir***** с приглашением явиться 1 мая 1324 года в Тулузу для участия в поэтическом состязании, на котором победителю вручался приз вместе с титулом мэтра весёлой науки. Это нововведение так понравилось жителям города, что уже в следующем году из consistori de la gaya sciensa****** образовалось целое общество с канцлером во главе. В конце XV века одна из образованнейших женщин города Тулузы Клеманс Изор, вдохновительница трубадуров, оставила городу весь свой немалый капитал с условием, что он будет израсходован на устройство Цветочных игр и на призы его участникам. И с тех пор каждый год утром 3 мая в церкви ла Дорад проходит месса, во время которой благословляются цветы - призы. Затем они в торжественном шествии с трубачами и гражданами города переносятся в Капитолий, где в зале Знаменитостей их вручают победителям конкурса, поэтам, пишущим на провансальском языке. А одна из трёх наград до сих пор так и называется La Violence de Clémette - "фиалка Клеманс"... - Чудесная история! - воскликнул Сент-Аман, едва граф закончил. - Право слово, подобное можно услышать только на Юге! - Да, - поддакнул мэтр Валантен, снова начиная ерзать на стуле. - Чудесная и завораживающая. Но какой помощи вы ждете от Французской академии? Граф задумчиво повертел в руках свою трость. - У меня есть друзья в Сорбонне, к которым я первоначально направился со своей просьбой, и они настоятельно посоветовали мне обратиться к вам, так как ваше сообщество было создано с целью сделать французский язык не только элегантным, но и способным трактовать все искусства и науки. И, что особенно важно, Французская академия находится под непосредственным покровительством его величества Людовика Богоданного. - Несомненно, мессир де Пейрак, все именно так, как вы говорите, - поспешно закивал Конрар. - Я узнал также, что Академия взяла на себя функцию меценатства и учредила премию за красноречие и лучшее поэтическое произведение, а барон де Монтийон установил премию за благородный поступок*******. - К чему вы клоните, господин де Пейрак? - без обиняков прямо спросил Сент-Аман. - К тому, что я желал бы, чтобы обществу, занимающемуся организацией фестиваля, в котором я также имею честь состоять, в силу его огромной как исторической, так и духовной ценности, было присвоено звание академии, - и Жоффрей произнес с воодушевлением, мягко, на окситанский манер: - Acadèmia dels Jòcs Florals... Как вы считаете, господа, это возможно? Академики потрясенно замолчали. - Académie des Jeux floraux, вы это имели в виду, не так ли? - осторожно поправил его Конрар на французском, не уверенный, что правильно расслышал слова графа. Пейрак небрежно махнул рукой. - Так или эдак - какое это имеет значение, господа? Меня мало волнует, какое название наше общество будет носить в официальных документах. Главное - это прославление аквитанской культуры и провансальского языка, а также приумножение наследия трубадуров. - Но вы же понимаете, ваша светлость, что наша Академия создана с целью прославления и сохранения именно французского языка? Я не уверен, что Его Величество с одобрением отнесется к вашей просьбе, - дрогнувшим голосом, но тем не менее непреклонно произнес мэтр Валантэн. - Или же, что мне кажется наиболее вероятным, он поставит условием, чтобы произведения, предоставляемые на суд вашей академии, были исключительно на французском. На лице графа де Пейрака мелькнула досада, но он быстро овладел собой. - Я думаю, - проговорил он, - что члены совета не будут против, чтобы наравне с аквитанскими поэтами в Цветочных играх участвовали и французские... Но все же изначальной целью праздника флоралий было возрождение исторической значимости провинции Лангедок... - Лангедок давно уже стал частью французского государства и находится под сенью французской короны, - довольно резко произнес Конрар, вставая со своего места. - О каком возрождении значимости вы говорите? При всем моем уважении к вам, мессир де Пейрак, ваши взгляды в свете недавних событий могут показаться весьма провокационными. Видя, что дело принимает опасный оборот, в разговор вмешался Сент-Аман. - Господа, - проговорил он примирительно, - не думаю, что стоит обсуждать столь острые политические вопросы в связи с такой возвышенной материей, как поэзия. Уверен, что граф де Пейрак говорит лишь о духовном возрождении культуры и искусства своего края... - Но при этом особо подчеркивает, что ведущая роль в Цветочных играх будет отведена поэтам-южанам! - перебил его не в меру разгорячившийся Конрар. - И это вполне естественно, коль скоро речь идет о празднике нашей провинции! - запальчиво произнес граф, тоже вставая со своего места. - Вашей провинции! - воскликнул мэтр Валантэн, взмахнув руками, отчего его очки снова упали на пол. - И опять вы говорите так, будто Лангедок - отдельное королевство со своими законами, своим правителем и государственным языком! В то время как у Франции есть только один король и только один официальный язык - французский! Жоффрей сжал набалдашник своей трости с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Некоторое время он молчал, глядя на этого нелепого старика: растрепанного, раскрасневшегося от негодования, щурившегося из-за отсутствия очков, словно крот, но непоколебимо уверенного в своей правоте. И от решения этого недотепы теперь зависело, быть или не быть Академии флоралий в Тулузе... Какая насмешка! - Мне жаль, что я отнял у вас время, мэтр Конрар, - проговорил наконец граф спокойным тоном, в глубине которого, тем не менее, легко угадывались стальные нотки. - Позвольте откланяться... С этими словами кивнув де Сент-Аману, застывшему, как изваяние, за спинкой кресла Конрара, он покинул кабинет секретаря Французской академии. - Мессир де Пейрак, - окликнул его сзади голос приятеля, едва он сделал несколько шагов по коридору. - Да? - граф круто обернулся и посмотрел на него с плохо скрываемым раздражением. - Не принимайте близко к сердцу слова нашего славного мэтра Валантена, - примирительно проговорил Сент-Аман, приближаясь к Пейраку. - Вы должны понимать, что еще живы воспоминания о Фронде, и ваши намеки на возрождение значимости южных провинций по меньшей мере опасны. - Я говорил лишь о Цветочных играх, поэзии, провансальском языке... Где в моих словах вы усмотрели намек на бунт? - Жоффрей бросил быстрый взгляд на Сент-Амана. - Вы или недооцениваете силу искусства, граф, или лукавите, - тонко улыбнулся тот, а после добавил нарочито веселым тоном: - Думаю, вам необходимо немного развеяться, мессир де Пейрак, и я предлагаю вам прогулку по садам Тюильри. - Охотно принимаю ваше предложение, сеньор де Сент-Аман, - Жоффрей через силу улыбнулся и направился к лестнице, ведущей на первый этаж. Выйдя на улицу, они пересекли небольшую площадь перед фасадом западной части Лувра, миновали квадратный двор, застроенный лачугами, в которых жили ремесленники и художники, и направились к величественному дворцу Тюильри, пристроенному сбоку от Лувра и замыкающему весь ансамбль. - Я часто гуляю по этому восхитительному парку, - разглагольствовал Сент-Аман, углубляясь в боковую аллею, вдоль которой были посажены каштаны. - Здесь невероятно красиво. Вы только взгляните на эти скульптуры! Между деревьями на мраморных постаментах были установлены статуи древнегреческих божеств: семь муз, покровительниц искусств, стояли на некотором расстоянии друг от друга, образуя широкий полукруг, горделивый Аполлон надменно взирал на прогуливающихся со своего высокого пьедестала, воинственная Артемида-охотница натягивала лук, а соблазнительная Афродита в притворной скромности опускала свой взор... Граф задержался перед скульптурой, изображающей лежащую на некоем подобии ложа с боковой закругленной спинкой молодую женщину, расслабленно опирающуюся на согнутую в локте руку и устремившую задумчивый взгляд куда-то вдаль, поверх любующихся ею посетителей Тюильри. Бедра изваяния были небрежно прикрыты мраморными складками тонкого покрывала, в остальном же ее фигура была полностью обнажена. На лице каменной девы застыло строгое, если не сказать скорбное выражение, которое и привлекло внимание де Пейрака. - Это нимфа Эхо, - раздался над ухом Жоффрея голос Сент-Амана. - Она была наказана женой Зевса Герой за болтливость, поскольку отвлекала богиню разговорами, когда громовержец изменял ей, - спутник Пейрака хихикнул. - Гера лишила Эхо дара самостоятельной речи: отныне она могла только повторять слова, произнесенные другими. Это наказание оказалось для нимфы роковым. Влюбившись в прекрасного Нарцисса, она не могла ему в этом признаться. Страдая от безответного чувства, Эхо иссохла, и от нее остался один лишь голос… Видимо поэтому, - насмешливым тоном закончил он, - влюбленные пары назначают здесь свидания в надежде, что безмолвная нимфа сохранит их секрет. - Весьма предусмотрительно с их стороны, - в тон ему ответил де Пейрак, прекрасно знавший эту историю, но из светской любезности с вниманием выслушавший ее перессказ в интерпретации приятеля. - Любовь - это тайна, - добавил он, снова устремляя взгляд на задумчивую нимфу, - которую следует всячески оберегать, как говорил мэтр ле Шамплен. - И я с ним полностью согласен. Ах, вы знаете, я невероятно скучаю по вашему Отелю Веселой Науки, граф! - воскликнул мечтательно Сент-Аман. - Там царит невероятная, фантастическая атмосфера, сотканная из множества нюансов, главным из которым можно назвать свободу... - Так за чем же дело стало? Двери моего дома всегда открыты для вас! - Жоффрей сделал приглашающей жест рукой, словно приветствовал гостя на пороге своего розового замка. - И я не премину воспользоваться вашим любезным приглашением, мессир де Пейрак, - радостно потёр руки его спутник. - Надеюсь, я как раз успею приехать в Тулузу к началу следующих Цветочных игр. Граф усмехнулся, вспомнив недавний разговор с мэтром Конраром, но промолчал. Каштаны сменились вязами, а те, в свою очередь, липами, и вот в конце аллеи показались тутовые деревья - белые шелковицы, которые, как просветил Пейрака Сент-Аман, были недавно высажены в честь Генриха IV, который, как известно, первым начал развивать производство шелка во Франции. За деревьями был виден просвет и оттуда неслись громкие выкрики и смех. "Огонь!" - время от времени раздавался попеременно то женский, то мужской голос, и граф догадался, что там играют в жмурки. - Молодежь сейчас обожает эту несколько легкомысленную игру, - словно прочитав его мысли, скорбно покачал головой его спутник, но глаза его при этом весело сверкнули. - Им бы только поймать в свои объятия какую-нибудь красотку и сорвать с ее губ запретный поцелуй... Пейрак приподнял бровь и искоса посмотрел на Сент-Амана. - С каких пор в жмурках следует целоваться? Черт побери, я совсем отстал от моды! Приятели весело расхохотались. - Клянусь честью, - продолжал Жоффрей, воодушевляясь. - Вернувшись в Тулузу, я немедленно введу новое правило в эту милую салонную игру, которая прежде была столь невинной. - Не забудьте, граф, что сначала водящий должен отгадать имя того, кого он поймал, - Сент-Аман назидательно поднял палец. - Целовать всех без разбора было бы непристойно. - Я полностью полагаюсь на ваши познания, - склонил голову в благодарственном поклоне Пейрак. Спустя мгновение мужчины вышли на небольшую лужайку, на которой резвились с дюжину молодых людей. У девушки в красной накидке, отороченой мехом лисы, были завязаны глаза, и она, осторожно ступая по уже пожухлой пожелтевшей траве, тщетно пыталась поймать хоть кого-нибудь из игроков. Юные барышни с визгом разбегались перед самым ее носом, а молодые люди, напротив, шутливо отталкивая друг друга, боролись за право оказаться схваченными ею, что только вносило сумятицу в игру. Расставив руки перед собой, она раз за разом ловила воздух и застенчиво улыбалась, обнажая белоснежные, словно жемчужины, ровные зубки, а щеки ее горели ярким румянцем то ли из-за пронизывающего осеннего ветра, то ли из-за азарта игры. На лбу девушки, выбившись из-под широкого капюшона, непокорно трепетал легкий золотистый локон, который она то и дело откидывала назад нетерпеливым движением. Взглянув на неё, могло показаться, что в осеннем поле, вдалеке от людских глаз, резвится озорной эльф, непоседливый и очаровательный... Растерянно поворачиваясь на звуки весёлых голосов, раздающихся с разных сторон, девушка неожиданно направилась прямо на Жоффрея и его спутника. - Не будем портить игру, мессир, - проговорил Сент-Аман, наклоняясь к графу, который не двигался с места. - Идемте, я покажу вам нечто невероятное - бюст юной красавицы работы Жирардона********! Вы, как тонкий знаток женской красоты, несомненно, сможете оценить его по достоинству. Это поистине шедевр... Но де Пейрак уже не слушал собеседника. Все его внимание было приковано к девушке, с которой его разделяла всего пара шагов. Услышав голос Сент-Амана, она пошла быстрее, и Жоффрей не успел опомниться, как ее руки легли ему на грудь, а звонкий голос радостно воскликнул: - Поймала! Ладони девушки скользнули по плечам графа, для чего ей пришлось приподняться на цыпочки, коснулись густых, тщательно завитых волос. На мгновение она замерла, раздумывая, кто бы это мог быть, и закусила губу - видимо, ей никак не удавалось вспомнить, на кого из играющих похож пойманный ею мужчина. Молодежь, сначала опешившая от случившегося, уже пришла в себя и, окружив девушку и Пейрака плотным кольцом, начала подбадривать ее выкриками: - Ну же, мадемуазель, кто это? - Право, я не уверена, - смущенно отвечала та, а вокруг раздавались взрывы смеха. Жоффрей стоял неподвижно, с мягкой улыбкой разглядывая обращенное к нему прехорошенькое девичье личико, наполовину скрытое светлым газовым шарфом, и думал, что не иначе как сама Судьба привела его сегодня в Тюильри... Почувствовав чей-то пристальный взгляд, он поднял голову и встретился глазами с маркизом де Монтеспаном, который стоял в нескольких шагах от него. Поприветствовав его легким кивком, Пейрак снова устремил взгляд на девушку, руки которой все еще лежали у него на плечах. Сент-Аман, наблюдая за этой в высшей степени забавной сценой, сотрясался от беззвучного смеха. А веселье тем временем продолжалось. - Вы совсем не имеете представления, кто это? Какая жалость! - проговорил один из кавалеров и прыснул. Девушка, раздасадованная насмешками, решительно потянулась к лицу Жоффрея и кончиками пальцев провела по его щекам. От прикосновения ее заледеневших рук он вздрогнул и с трудом подавил в себе желание взять их в ладони и согреть своим дыханием. Внезапно девушка отпрянула от графа, словно ожегшись. - Мессир де Пейрак, - еле слышно прошептали ее губы, и мадемуазель де Сансе - а это была она - медленным движением сняла с глаз повязку... ___________________ *Один из залов Лувра был отдан Людовиком XIV Французской академии только в 1672 году, а до этого она не располагала собственным помещением, и ее заседания проводились в доме того или другого академика. Данная историческая неточность была умышленно допущена автором для дальнейшего развития сюжета. **Марк-Антуан Жирар де Сент-Аман (настоящее имя Антуан Жирар), французский поэт. C 1627 года именовал себя «сеньором де Сент-Аман» (sieur de Saint-Amant) безо всяких на то оснований. Один из основателей Французской академии наряду с Буаробером и Фаре. Сент-Аман создал ирокомическую поэму «Смехотворный Рим», которая была сочинена в 1633, циркулировала в рукописях и была издана анонимно в 1643, за что издатель получил три недели тюрьмы. Его перу также принадлежат вакхические и бурлескные стихи: «Обжоры», «Попойка», «Стансы на беременность королевы Польши». ***Французская академия насчитывает 40 членов. Избрание в академию является пожизненным, академиков называют «бессмертными» (фр. les immortels) согласно девизу академии, введённому ещё при Ришельё — «Для бессмертия» (À l’immortalité). ****Его Высокопреосвященство кардинал Жан-Франсуа Поль де Гонди, известен как кардинал де Рец - архиепископ Парижский, выдающийся деятель Фронды, автор знаменитых мемуаров. *****весёлого искусства или знания (окс.). ******общество веселой науки (окс). *******Указанные события произошли в 1671 и 1682 годах соответственно, но, как уже указывалось ранее, для развития сюжета автором было сделано историческое допущение. ********Франсуа Жирардон - французский скульптор. Ученик Л. Максьера и Ф. Ангье. В 1648—1650 гг. завершил своё художественное образование в Риме у Бернини. Вернувшись оттуда в 1651 г. в Париж, снискал благорасположение живописца Ш. Лебрена, всесильного в то время в делах французского искусства, в результате чего у него появилось множество заказов, которые он исполнял с большим техническим мастерством и внешней эффектностью, но без глубины выражения, в напыщенном, театральном вкусе, господствовавшем в эпоху Людовика XIV. Первые его работы после возвращения из Италии — в замке Во-ле-Виконт. В 1663—1664 гг. Жирардон выполняет скульптурную часть галереи Аполлона в Лувре. С 1666 г. он много работает в Версале.
Violeta: За чудесную идею с Академией флоралий хочу поблагодарить Jeoffrey de Peyrac!
List: Уррррааа! Будем целоваться!!! Шикарная задумка!!! Девушки, ну что ж вы со мной делаете, я же сессию завалю!
Florimon: О, с того самого места где я впервые прочитала "Тюильри", я так и ждала этой встречи! Но я даже не могла представить, что ее можно обставить в такой очаровательной манере! Браво И наконец, граф, в своей привычной атмосфере: ученые мужи, Академия, поэзия... Класс! А то в прошлой главе он показался мне каким-то... многословным, что-ли... Violeta как всегда браво!
Florimon: List пишет: Девушки, ну что ж вы со мной делаете, я же сессию завалю! List, не завалите! Я в бытность студентки, накануне многих экзаменов тоже в запой читала Анжелику, естественно коря себя за то что не готовлюсь к экзаменам. Но ведь оторваться не возможно! Так, что вы не одиноки в этом )))
Violeta: Florimon пишет: О, с того самого места где я впервые прочитала "Тюильри", я так и ждала этой встречи! Но я даже не могла представить, что ее можно обставить в такой очаровательной манере! Браво Хотелось уже наконец как-то сблизить наших героев, а то так и будут только осторожные взгляды да робкие прикосновения. Судьба дала графу отличный шанс узнать прелесть губ Анжелики, но воспользуется ли он им - вопроооос И да, это правило в жмурках действительно существовало и появилось в эпоху Людовика XIV, об этом были упоминания и у Ги Бретона, и у Филиппа Арьеса. Florimon пишет: И наконец, граф, в своей привычной атмосфере: ученые мужи, Академия, поэзия... Класс! Давно хотелось нечто подобное вставить, и тут Jeoffrey de Peyrac очень кстати подкинула идею. Florimon пишет: Violeta как всегда браво! List пишет: Девушки, ну что ж вы со мной делаете, я же сессию завалю! Спасибо
Florimon: Violeta пишет: Судьба дала графу отличный шанс узнать прелесть губ Анжелики, но воспользуется ли он им - вопроооос Как это он может не воспользоваться? Вы что! Это же Пейрак! Чтобы он и не воспользовался? Нет, я не переживу, если он ее отпустит без поцелуя
Nastia: Violeta Прекрасно!!! Но что вы то делаете опять спать не буду? Буду думать что дальше тооооо это ж надо такую интригу завести. Violeta и Florimon интриганке еще те !!!
List: Violeta пишет: Судьба дала графу отличный шанс узнать прелесть губ Анжелики, но воспользуется ли он им - вопроооос Так, я все понимаю, авторская задумка - святое, но что значит "вопрооос"?????? Теперь будем ждать еще год когда Пейрак определится?? Да его ж сожгут в этой реальности гораздо раньше за призывы к нарушению территориальной целостности Французского королевства! Да-да, он не призывает, но кто ж об этом догадается? И что - не поцелованный пойдет в тюрьму???? Violeta, мы ж не переживем!
Bella: Violeta пишет: А новая глава - прямо сейчас! спасибо, начало новой недели просто чудесное: тут поцелуй... ну почти, хотя бы погладила, у Florimon на руки взял И это вполне естественно, коль скоро речь идет о празднике нашей провинции! - запальчиво произнес граф, тоже вставая со своего места. не сидится графу на стуле спокойно... так или иначе поедет прославлять свою культуру в места отдаленные мадемуазель де Сансе - а это была она - медленным движением сняла с глаз повязку... кто бы сомневался, кто там хороводит! сама судьба толкает их к друг другу
Violeta: Bella пишет: спасибо, начало новой недели просто чудесное: тут поцелуй... ну почти, хотя бы погладила, у Florimon на руки взял Потянуло нас с Флоримон на романтику по весне Bella пишет: не сидится графу на стуле спокойно... так или иначе поедет прославлять свою культуру в места отдаленные Таганка Бастилия, все ночи, полные огняяяя!... Bella пишет: кто бы сомневался, кто там хороводит! сама судьба толкает их к друг другу Недаром же "Волею судьбы"
Violeta: Florimon пишет: Как это он может не воспользоваться? Вы что! Это же Пейрак! Чтобы он и не воспользовался? Нет, я не переживу, если он ее отпустит без поцелуя Ну а вдруг засмущается при всех цаловаться Nastia пишет: Прекрасно!!! Но что вы то делаете опять спать не буду? Буду думать что дальше тооооо это ж надо такую интригу завести. Violeta и Florimon интриганке еще те !!! Мы стараемся - все для любимых читателей! List пишет: Так, я все понимаю, авторская задумка - святое, но что значит "вопрооос"?????? Теперь будем ждать еще год когда Пейрак определится?? Да его ж сожгут в этой реальности гораздо раньше за призывы к нарушению территориальной целостности Французского королевства! Да-да, он не призывает, но кто ж об этом догадается? И что - не поцелованный пойдет в тюрьму???? Violeta, мы ж не переживем! Голодный, холодный, нецелованный, жена стерва, в Бастилии сыро и вина к обеду не подают... Бож, я щас заплачу от жестокости автора Предлагаю Виолету и редактора побить, чтоб не мучали бедолагу!
Florimon: Violeta пишет: Потянуло нас с Флоримон на романтику по весне Дык, это, весна-то, вроде уже к финалу клонится. У нас наверное реакция на погоду. Тут май вроде на календаре, а пуховики еще не спрятаны. А еще фруктов хочется, овощей с грядки, черешни, клубнички... Violeta пишет: Голодный, холодный, нецелованный, жена стерва, в Бастилии сыро и вина к обеду не подают... Бож, я щас заплачу от жестокости автора Предлагаю Виолету и редактора побить, чтоб не мучали бедолагу! Короче, даешь сразу свадьбу и все. Чего парится, все равно все дело к ней идет Как говорится, родился, крестился, пол мира объездил, храмы индийские посетил, женился - вот и весь сказ
Bella: Bella пишет: сама судьба толкает их к друг другу а надо было бы зацепить Анж за веточку какую, чтобы она грохнулась прямо на графа, а он потерял бы равновесие: и вуаля! классика: девушка с завязанными глазами лежит на/под графе/ом на глазах у всего двора! после ЭТОГО только женится! Violeta, срочно поцелуй, а то я до июня не дотяну!
Bella: Florimon пишет: Тут май вроде на календаре, а пуховики еще не спрятаны. А еще фруктов хочется, овощей с грядки, черешни, клубнички... кому что, а я уже пардон, задолбалась бегать по пляжу с детьми, скоро начнем купаться- 3 месяца на пляже, не могу! почему каникулы не 3 дня? давайте адресок, вышлю и клубнику, и вишни!
полная версия страницы