Форум » Творчество читателей » Цикл "Лепестки на волнах", фики по "Одиссее капитана Блада" » Ответить
Цикл "Лепестки на волнах", фики по "Одиссее капитана Блада"
Nunziata: Я помню, что на сайте есть поклонники этой замечательной книги. Решилась вот представить вашему вниманию и другие мои истории, уже только по миру капитана Блада, хотя письмо Ибервиля из эпилога "Сокровища Моргана" здесь тоже будет фигурировать. Итак, Путь домой часть первая. Беты (редакторы): fitomorfolog_t Пейринг или персонажи: Питер/Арабелла, дон Мигель/Арабелла; Джереми Питт, Волверстон и другие Рейтинг: около R Жанры: Гет, Приключения, Ангст Описание: Питер Блад, покончив с пиратством, стал губернатором Ямайки. Он и Арабелла вместе и счастливы. Но... Арабелла попадает в руки дона Мигеля, и это еще полбеды... Постканон. Август-октябрь 1689 Посвящение: Выражаю благодарность *jelene и Natoth за терпение и советы) Искупление часть вторая с интермедиями Персонажи: Дон Мигель/ОЖП, Эстебан, Питер Блад, Арабелла, омп и ожп Рейтинг: R Жанры: Приключения, Мелодрама, Романс Примечание: Авторское видение образа дона Мигеля де Эспиносы и его судьбы. В истории присутствуют Питер и Арабелла - в воспоминаниях и в последних главах, однако они являются пусть значимыми, но не главными героями. Матчасть условна, посему - местами некоторая историческая AU + умышленное допущение автора Цитаты из романа Сервантеса "Дон Кихот" Кинжал дона Эстебана часть 3 Персонажи: дон Мигель/Беатрис Жанр: агнст Рейтинг: PG Описание: Кинжал молодого повесы не мог просто так пылиться на полке. 1698-99 гг Лепестки на волнах часть 4 Персонажи: дон Мигель де Эспиноса/Беатрис; дон Диего де Эспиноса Рейтинг: PG-13 Жанры: Ангст, Драма Предупреждения: Смерть персонажей, Нехронологическое повествование Описание: Приключения. Пришел срок адмиралу де Эспиноса подводить итоги. Постканон, 1707 год. Посвящение: Благодарю momond за бетинг текста
Анна: Nunziata Вы очень хорошо пишете, я просто зачиталась, хотя капитана Блада в свое время так до конца и не одолела, в отличие от Скарамуша и Морского ястреба))). Надо бы прочитать толком) А история дона Мигеля и Беатрис очень заинтересовала.
Nunziata: Анна возможно - не в том настроении читали или просто не тронуло. Меня - наоборот - Скарамуш не тронул совсем, не одолела рада, если вам понравилось) надеюсь, будет интересно и дальше). тут вообщем то неоходимо знание лишь краткого содержания канона и событий, связанных с братьями де Эспиноса - налетом дона Диего , его смертью и последущией дикой ненависит со стороны дона Мигеля
Nunziata: 12. Дон Эстебан Сеньора де Эспиноса прикусила нижнюю губу, когда увидела, кто встречает их во дворе: дон Эстебан собственной персоной! Она не забыла странное выражение глаз молодого человека в день свадьбы. – Эстебан! Не думал, что ты в городе! – радостно воскликнул дон Мигель, спрыгивая с коня. – Я прибыл только что, дядя. Де Эспиноса обнял племянника, а тот поверх плеча дона Мигеля опять одарил Беатрис неприятным, каким-то липким взглядом. «Что бы это значило? Да какая разница, может у него живот прихватило». К ее неудовольствию, этот вечер пришлось провести в обществе дона Эстебана. А затем он и вовсе решил задержаться в доме дяди. Днем дон Мигель был то в гавани, то во дворце наместника, то еще Бог весть где, а по вечерам мужчины разговаривали о своих делах и неизвестных Беатрис людях. Ее досада росла день ото дня. О прогулках пришлось забыть, дон Эстебан не разделял увлечения ее мужа лошадьми. Как-то она спросила у дона Мигеля, возможно ли ей и тут помогать монахам в деле милосердия. – Разве вам недостаточно хлопот? – нахмурился он. – Я, конечно, не могу всюду сопровождать вас, но вы можете навещать сестру или отправится с паломничеством к недавно забившему возле Санто-Доминго святому источнику. Кстати, Фернандо передал мне ваше пожелание, и я дал согласие нанять садовника. Можете, к примеру, заняться садом. Беатрис молчала, раздумывая, стоит ли напоминать мужу еще об одном его обещании, но с памятью у дона Мигеля было все в порядке. – Ну что же, я предвидел ваш вопрос и даже написал отцу Кристиану, он возглавляет госпиталь Святого Николаса, – сказал он, продолжая хмуриться. – Признаться, святой отец был немало удивлен, но ответил согласием. Но предупреждаю вас, что ваше участие будет сводиться скорее к благотворительной миссии, чем к уходу за больными. И вы должны строго следовать его указаниям. – Хорошо, дон Мигель, – потупив глаза, ответила Беатрис. Она живо интересовалась медициной, но даже в самых заветных мечтах не могла представить, что кто-то возьмет на себя смелость обучать ее. Но наблюдая за тем, как лечат настоящие врачи, и делая выводы, она сможет почерпнуть что-то и для собственного опыта. В любом случае, теперь у нее появилось еще одно дело, которому она могла посвятить себя. *** Если бы Беатрис могла заглянуть в душу дона Эстебана, то пришла бы в ужас от тех темных страстей, которые обуревали молодого человека. После случившегося на Исле-де-Мона его глубокая привязанность и почтение к дяде подверглись жесточайшему испытанию. И если с привязанностью дело обстояло еще более-менее сносно, то возносить дона Мигеля на недосягаемую высоту у молодого человека больше не получалось. Как можно было поверить, что этот дьявол, Педро Сангре, явится, чтобы покорно умереть? И конечно же, слуха Эстебана достигли слова, обращенные к жене их смертельного врага. Что сотворила с дядей холодная англичанка? В том, что между ним и пленницей что-то произошло, молодой человек не сомневался. С чего бы Мигелю де Эспиносе, чьим смыслом жизни стала месть подлому Педро Сангре, так раскисать? «Надо было застрелить презренного пирата, как только тот приблизился к нам, – тонкие губы Эстебана скривились в злобной усмешке. – Надеюсь, назад он получил свою женщину с «довеском». И мой отец отомщен хоть немного». И как всегда, при воспоминании о гибели отца и позорном соучастии самого Эстебана в затеянном Педро Сангре спектакле, притаившиеся боль и гнев с новой силой нахлынули на него. Он тоже виноват. Не было бы лучшим исходом отказаться и с честью умереть рядом с отцом? Ведь тогда и проклятые еретики не избежали бы возмездия... Но как мог дядя поступить так?! И ради кого? Если бы он не согласился на этот чертов поединок! И снова они потерпели унизительное поражение. Перед внутренним взором молодого человека бесконечно представала одна и та же картина: клубы порохового дыма, палуба «Санто-Ниньо», заваленная телами убитых и обломками рангоута, и два корабля, под всеми парусами уходящие прямо в багровое на закате солнце. А тут еще это сумасбродство! Когда Эстебан узнал о женитьбе дяди, в первый миг он решил, что того все еще терзает лихорадка. И все разочарование и муки уязвленного самолюбия вылились в неприязнь к нежданно обретенной тетушке. «Лицемерка! – думал молодой человек, угрюмо следя за сеньорой де Эспиноса. – А прикидывалась скромницей, собиралась в монастырь... Сама небось так и мечтала знатного и богатого мужа заполучить. И старого в придачу...» Она и здесь взялась за свое, желает, видите ли, богоугодных дел. Хочет, чтобы ее причислили к лику святых? «Дядя сдурел, она ему в дочери годится... Наверняка, будет ему изменять. А может, уже изменяет, вон какая аппетитная. И в постели, поди-ка, горячая...» Непочтительные мысли больше не вызывали трепета. А к неприязни парадоксальным образом добавилось вожделение. Ему хватало ума скрывать и то, и другое: с доном Мигелем де Эспиносой шутки плохи. Да и любовь к нему все еще жила в измученной ненавистью и отчаянием душе Эстебана. Но по мере того, как длилось пребывание в доме дяди, молодому человеку было все труднее бороться с своими демонами. *** Погожим февральским днем сеньора де Эспиноса возвращалась домой в отличном настроении. Прошло две недели, как она в первый раз переступила порог госпиталя Святого Николаса. Отец Кристиан, совсем не похожий на желчного отца Игнасио, поначалу воспринял ее появление как блажь богатой сеньоры, которой нечем себя занять, но постепенно проникся ее рвением и разрешил помогать монахиням в зале, отведенном для женщин. Беатрис поражали знания о врачевании различных болезней, накопленные за более чем столетнее существование госпиталя. А в аббатстве Ла-Романы сестра Маргарита, не обладая достаточным опытом, так огорчалась, когда была не в силах спасти чью-то жизнь. Беатрис смутилась, подумав о ней: она ведь даже не попрощалась с доброй женщиной... Два дюжих слуги опустили портшез возле парадного входа в дом, и Беатрис, лучезарно улыбнувшись взопревшим под жарким солнцем парням, выпорхнула на каменные плиты. Дона Мигеля, как водится, дома не было, а время обеда прошло, поэтому она спустилась в кухню, решив обойтись краюхой хлеба с ломтем копченной говядины и заодно поболтать с кухарками, а потом наведаться в сад и проверить, принялись ли посаженные накануне цветы. К тому же из кухни можно было попасть в сад кратчайшей дорогой – по узкому коридору на задний двор, и далее через калитку. Встретив в полутемном коридоре дона Эстебана, Беатрис удивилась, но вечно мрачный взгляд молодого человека не испортил ей в этот раз настроения. Поприветствовав его, она собиралась пройти мимо, но он загородил ей дорогу. – А-а-а, донья Беатрис, – протянул он с кривой усмешкой, – куда это вы так спешите? Ей не понравился ни тон дона Эстебана, ни эта усмешка. – А почему это вас так интересует, дон Эстебан? – Мы же теперь родственники, а мне всегда интересно, чем заняты люди, с кем я связан родственными узами. А особенно это касается вас, дорогая тетушка. – Откуда столь пристальное внимание ко мне? – настороженно спросила молодая женщина. Эстебан шагнул к Беатрис, и та отступила, пытаясь сообразить, как ей себя вести. – Как вам это удалось? – Что именно? – Не прикидывайтесь. Как вы окрутили моего дядю? Хотя, – он окинул Беатрис сальным взглядом, – его можно понять. Эстебан медленно шел к ней, вынуждая ее пятиться. Растерявшаяся Беатрис поздно поняла, что миновала дверь, которая вела на кухню. Коридор за ее спиной заканчивался стеной, до которой осталось совсем немного. – Ваше поведение непристойно, – сохраняя как можно более спокойный тон, сказала она. – А ваше? И каково это — делить ложе со стариком? Она не верила своим ушам, какая непочтительность! – Не спорю, ваши прелести и мертвого поднимут, но надолго ли его хватит? – Дон Мигель вовсе не старик! – воскликнула Беатрис. – И я предпочту делить ложе с ним, чем с молодым наглецом! Если она думала, что ее резкость заставит молодого человека опомниться, то заблуждалась. Он совершенно справедливо отнес ее слова на свой счет. Так она смеет дерзить ему! Внезапно столкнувшись с Беатрис, Эстебан желал только побольнее задеть ее, поддавшись искушению поставить «тетушку» на место, теперь, взбешенный ее словами, он стремительно терял способность отдавать себе отчет в своих действиях. – Ах, дорогая тетушка, – он издевательски рассмеялся, – Все познается в сравнении. Молодой наглец доставит вам удовольствие, а дядя, – что там может мужчина в его возрасте... – Не вам сомневаться в его мужественности, если на то пошло! – прервала его Беатрис. Она была все себя от гнева: – Скорее я поставлю под сомнение вашу! Лицо Эстебана перекосилось от ненависти. – Ах ты, сука, – процедил он. – Сейчас я докажу тебе свою мужественность! Спина Беатрис уже касалась стены. Остановившийся в шаге от нее Эстебан, гадко улыбаясь, возился с застежками своих штанов. «Он пьян? Или обезумел?» – в ужасе подумала молодая женщина. Она все еще не могла поверить в гнусные намерения племянника дона Мигеля. – Я закричу! – Кричи громче, пусть сбегутся слуги. Я скажу, что ты сама позвала меня сюда. – Откуда вам знать, кому поверит дон Мигель: вам или мне? Однако то, что владело всем существом Эстебана, было действительно сродни безумию. Схватив Беатрис за плечи, он прижал ее своим телом к стене и впился ей в губы. Она отчаянно сопротивлялась, отворачивая лицо, и Эстебан не мог с ней справиться. Тогда он надавил одной рукой на горло «тетушки», жадно шаря по ее телу другой. Задыхаясь, Беатрис безуспешно пыталась оттолкнуть насильника или оторвать его руку от своей шеи. «Надо было кричать!» – мелькнула паническая мысль. Пальцы еще цеплялись за шершавую ткань камзола Эстебана, но в глазах потемнело. И тут ее рука коснулась рукоятки кинжала, висевшего на его поясе. Собрав последние силы, она выхватила клинок и уперла его острие молодому человеку под подбородок. Рука на ее горле разжалась, а в расширившихся глазах Эстебана появились изумление и страх. Беатрис жадно вдохнула воздух и закашлялась. Ее рука дрогнула, из пореза выкатилась крупная капля крови. Обомлевший Эстебан отшатнулся. – Вы все еще желаете доказать мне свою мужественность, дон Эстебан? – с яростью прошипела Беатрис, делая шаг к нему. – Как вы посмели?! Посягнуть на жену единственного человека, который вас любит! Теперь она наступала, а Эстебан пятился, пока напротив него не оказалась дверь, выходящая на задний двор. – Убирайтесь вон, племянничек. Дон Мигель ничего не узнает, если вы будете держаться от меня подальше. Дверь захлопнулась, а Беатрис, тяжело дыша, сползла по стене и села на пол. Ее сердце заходилось рваным ритмом. «Проклятый мальчишка, что на него нашло... Боже, если бы я не натолкнулась на его кинжал... – она повертела в руках узкий клинок с позолоченной рукоятью. При мысли о том, что мог проделать с ней дон Эстебан, ее передернуло от отвращения, и она брезгливо вытерла губы. – Надо встать, сюда может кто-то зайти. Будет трудновато объяснить, почему это сеньора де Эспиноса сидит на полу с растрепанными волосами». Она медленно поднялась и поморщилась, растирая шею: «Хорошо, что мужу не придется объяснять происхождение синяков...» Беатрис грустно усмехнулась. Немного приведя себя в порядок и отдышавшись, она направилась на кухню, пряча кинжал в складках юбки. Служанки присели, увидев ее, и Беатрис молча кивнула им, опасаясь выдать себя хриплым голосом. Она величественно проследовала до своей спальни и обессиленно повалилась на кровать. Глаза слипались: давали себя знать пережитые напряжение и страх. Когда Беатрис проснулась, небо уже окрасилось в оранжевые тона. Над Санто-Доминго плыл колокольный звон. Вечерело, и вскоре она должна будет спуститься в зал. Хорошо, что она успела распорядиться насчет ужина. «Сослаться на недомогание? Как я смогу сидеть с ним за одним столом и делать вид, что ничего не произошло? Не хватает еще дону Мигелю что-то заподозрить». Но придумывать ничего не пришлось: ее внимание привлекли голоса, доносящиеся снаружи. Беатрис выглянула из окна и увидела внизу дона Мигеля, который сердечно прощался со своим племянником. По видимому, дон Эстебан серьезно отнесся к словам «тетушки» и счел за благо убраться восвояси. За ужином дон Мигель, явно опечаленный, высказал недоумение по поводу неожиданного отъезда Эстебана, Беатрис же, опустив глаза, негромко заметила, что молодости свойственно внезапно менять планы. Лусия, конечно же, увидела следы пальцев обезумевшего мальчишки на шее своей госпожи и пришла в ужас. Но Беатрис строго-настрого приказала ей держать язык за зубами.
Nunziata: 13. Игуана После отъезда дона Эстебана миновали две недели. Жизнь в доме адмирала де Эспиносы шла своим чередом. Часть эскадры, возглавляемая «Санто-Доминго» вновь вышла в море: угроза нападения французских каперов была сильна как никогда. Хотя война шла в основном в Европе и на Северных территориях, но на Тортуге не было недостатка в желающих получить каперскую грамоту. Муж крайне скупо говорил о военных делах и ничего не рассказал Беатрис ни о предыдущем плавании, ни о том, куда он направляется в этот раз. Ей оставалось только смотреть на горизонт и с волнением ожидать его возвращения. Обычная участь жены моряка, будь то адмирал или простой рыбак. Однако, дон Мигель вернулся довольно скоро: погода испортилась, море покрылось длинными пенными гребнями. Природа словно вознамерилась восполнить недостаток бурь и штормов прошедшего сезона дождей. Порывистые ветры с вершин Кордильера-Сентраль сделали ночи необыкновенно свежими, если не сказать холодными. В доме гуляли сквозняки, и по утрам Беатрис зябко вздрагивала, выбираясь из-под покрывала. Только острая необходимость могла заставить суда выйти из гавани, и она радовалась, что дон Мигель волей-неволей должен был оставаться в Санто-Доминго. Их общение носило покровительственно-дружелюбный характер со стороны мужа и почтительный – со стороны жены. Как бы хотелось Беатрис сломать ту незримую стену, которая была между ними. Но когда она смотрела в непроницаемые темные глаза дона Мигеля, то сразу утрачивала порыв заговорить с ним о чем-то, не касающемся напрямую ведения дома. В один из последних дней февраля дней, когда Беатрис с Лусией вышивали, сидя в гостиной, раздался стук в дверь. Затем она распахнулась и на пороге возник дон Мигель вместе с Хосе, который держал в руках средних размеров, но, судя по побагровевшей физиономии слуги, увесистый ящик. – Я приобрел для вас кое-что, донья Беатрис, и, надеюсь, это придется вам по вкусу, – де Эспиноса махнул рукой, и Хосе, пройдя в гостиную, осторожно поставил ящик на стол. Удивленная Беатрис заглянула вовнутрь, и ей сразу бросилось в глаза вытесненное на толстой коже название: «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Кроме того, в ящике оказались и другие книги, в том числе «Саламейский алькальд» и «Дама-невидимка» Кальдерона, и даже «Собака на сене» – пьеса, о которой Беатрис была наслышана, но не имела возможности прочитать, потому что отец не считал творчество Лопе да Вега подходящим для невинной девицы. – Благодарю вас, дон Мигель! – радостно воскликнула Беатрис, чувствуя себя ребенком, которому дали кусок сладкого пирога. – Я очень, очень вам признательна! Она готова была броситься ему на шею, как бывало делала с отцом, изредка балующим маленькую Беатрис небольшими подарками, но остановилась в нерешительности. Де Эспиноса смотрел на ее восторг с добродушной усмешкой, но при этом был все так же далек от нее. – Я рад угодить вам, донья Беатрис. Да, если желаете, мы можем еще раз совершить верховую прогулку. Ветер стихает, и под вечер погода должна улучшиться. Муж ушел, а сеньора де Эспиноса с прорвавшейся горечью сказала Лусии: – Я люблю его, но... Неужели нашему браку никогда не стать настоящим? Ты говорила, он не пренебрегал женщинами... Дело во мне? – Донья Беатрис, опять я суюсь, куда не должна бы... Но однажды я заметила, как дон Мигель смотрел на вас, когда вы не могли того видеть. – И как же, Лусия? – Ну... у него глаза горели. Не знаю, как еще сказать... И не стал бы он гнаться за вами. Так что дело точно не в вас. – Тогда что? Книги, украшения... я не безразлична дону Мигелю. Или... тяжелая рана и лихорадка привели к тому, что... его желания угасли? Лусия замялась: – Я ведь слышала, как сеньор де Эспиноса делал вам предложение. Про него много что говорят, да только никто не посмеет утверждать, что он слова не держит. Может, пугать вас не хочет? Раз уж той ночью так вышло... – И что теперь? – Вам самой надо сказать ему... – Лусия! Не могу же я уподобиться портовой девице! – Беатрис сокрушенно вздохнула, перебирая драгоценные фолианты. – Нет уж... пусть идет как идет. *** Сеньора де Эспиноса иногда навещала Олу, принося той краюшку хлеба, и привыкшая к своей хозяйке кобыла приветственно фыркнула, завидев ее. Ола потянулась к Беатрис мордой и забила копытом, выпрашивая угощение. Перед тем, как сесть в седло, молодая женщина ласково потрепала лошадь по шее, чувствуя себя в этот раз гораздо уверенней. В сопровождении все тех же молчаливых братьев да Варгос, они выехали на улицу. Беатрис ожидала, что дон Мигель повернет своего жеребца в сторону центра, однако тотсказал ей, направляясь в противоположную сторону, к западным городским воротам: – Сегодня мы проедем вдоль берега моря, донья Беатрис. Миновав кольцо недавно сооруженных городских укреплений, всадники углубились в прибрежные заросли. Беатрис, впервые после приезда в Санто-Доминго выбравшейся за его стены, было любопытно, но плотное переплетение веток не давало ей осмотреться как следует. Ола послушно рысила за вороным Райо по ведущей к морю утоптанной тропе. Заросли закончились внезапно, и перед Беатрис открылся морской простор. Она придержала лошадь, очарованная красивым видом, и подставила лицо свежему ветру. – Вам нравится здесь, донья Беатрис? Дон Мигель тоже остановил коня и пытливо смотрел на нее. – Изредка я приезжаю сюда, – он перевел взгляд на стоящее довольно низко солнце, – на закате. Несколько минут они молча любовались искрящейся поверхностью моря. Затем Ола, которой наскучило стоять на месте, стала встряхивать гривой и перебирать ногами, и Беатрис вопросительно взглянула на мужа. – Поезжайте вперед, – он указал ей на узкую тропинку, которая вилась по невысокому, но местами обрывистому берегу, постепенно спускающемуся к самой воде. …Ола хотела бежать дальше — она любила бегать. Хозяйка немного отпустила натянутый повод, и лошадь радостно воспользовалась свободой. Потревоженная шумом огромная игуана, ловящая последние лучи солнца на каменном уступе, недовольно мотнула хвостом и поднялась на лапы... Когда слева неожиданно выросло жуткое бородавчатое чудовище, кобыла заплясала на месте, вскидывая голову и храпя в испуге. Разозленная ящерица раздула горловой мешок и громко зашипела, вызывая противника на бой. Этого Ола уже не могла перенести. С диким ржанием она присела на задние ноги и, прыгнув вперед, понеслась бешеным галопом. Все произошло так быстро, что де Эспиноса, задержавшийся, чтобы еще мгновение посмотреть на заходящее солнце, не успел ничего предпринять. Проклиная все, и прежде всего себя, он бросил жеребца следом за Олой. «Как я мог пустить ее вперед?! Только бы она не начала кричать!» Но пригнувшаяся к самой шее лошади Беатрис молчала. Справа вплотную подступал колючий кустарник, и ширина тропинки не позволяла Райо обогнать кобылу. Уже совсем близко берег понижался, переходя в широкий песчаный пляж, и де Эспиноса, перемежавший проклятья обрывками молитв, надеялся, что жене удастся продержаться в седле еще немного. «Только бы кобыла не шарахнулась влево!» Безумная скачка растянулась, как ему казалось, на века. Но вот Ола вылетела на пляж и немного сбавила скорость: ее ноги увязали в рыхлом песке. В этом тоже была опасность, лошадь могла споткнуться и упасть, придавив собой всадницу. Де Эспиноса немедленно послал Райо вперед, и андалузец в несколько мощных прыжков поравнялся с Олой. – Повод! – предупреждающе крикнул дон Мигель. Беатрис поняла его и не препятствовала, когда он, дотянувшись, перехватил повод Олы, сворачивая кобылу с прямой линии ее бега. Теперь Райо, направляемый твердой рукой де Эспиносы, скакал по сужающейся спирали, и кобыла была вынуждена делать то же самое, благо, что места для этого было предостаточно. Постепенно лошади перешли на рысь, а затем и вовсе остановились. Опустившая голову Ола тяжело поводила боками и нервно дергала шкурой. Дон Мигель соскочил с Райо и бросился к Беатрис, вцепившейся мертвой хваткой в гриву лошади. Всхлипнув, молодая женщина разжала пальцы и свалилась в объятия мужа. – Испугалась? – отрывисто спросил он, впервые со дня свадьбы прижимая к себе жену. – Ничего... Все кончилось. – он успокаивающе гладил вздрагивающую Беатрис по спине. – Мы возвращаемся домой. Сядешь впереди меня, на Райо, – он бросил гневный взгляд на понурую Олу. – Эта лошадь ненадежна и плохо выезжена! Я уберу ее. Беатрис подняла голову: – Не лишайте меня Олы, прошу вас! Смотрите, она совсем успокоилась... Я готова сесть на нее прямо сейчас. Та тварь на тропинке кому угодно внушила бы ужас. – В самом деле? В глазах мужа Беатрис увидела удивление. Он разжал объятия и отступил от нее: – Вы очень смелы, донья Беатрис. Впрочем, я уже говорил вам. Дон Мигель подошел к Оле и, взяв ее под уздцы, внимательно оглядел кобылу. Та не противилась, лишь шумно вздохнула, прядая ушами: – Хорошо, она останется. Игуана и в правду была огромна, таких мне еще не приходилось видеть. Я тоже виноват, потому что оставил вас без присмотра, но больше этого не повторится.
Violeta: Волли Очень понравилась сцена с племянничком, вот же гад какой! Надеюсь, в следующей главе они с адмиралом хотя бы поцалуются
Nunziata: Violeta поцалутся непременно))) Эстебана, увы, не люблю, хотя он тоже фигура очень драматичная. Пережить такое потрясение в юном возрасте...
Ирен де Сен-Лоран: А дон Мигель, оказывается, посеял тогда в душе Эстебана зёрна ненависти замечательной всхожести...
Nunziata: 14. Признание Мигель де Эспиноса задумчиво смотрел в огонь камина. В тропическом климате Эспаньолы не было необходимости в каминах, однако в некоторых старинных домах они, скорее по привычке, были построены – в том числе и в особняке де Эспиносы. Да и погода установилась не настолько холодная, чтобы разжигать камин. Но когда дон Мигель приказал Хосе сделать это, тот не стал удивляться очередной прихоти своего господина, а предпочел по-быстрому отправиться за дровами на кухню. Пламя золотило развешенные на стенах зала старинное оружие и портреты предков, чьи глаза были зрячими в его отсветах и, казалось, неодобрительно смотрели на одного из последних отпрысков славного рода. Обычно огонь благотворно влиял на дона Мигеля, помогая собраться с мыслями. Но сейчас это получалось из рук вон плохо. Как и в целом в последнее время. Он редко испытывал страх, но сегодня он испугался за Беатрис . Жуткие картины ее падения успели промелькнуть в его голове, пока он преследовал Олу. Треклятая кобыла! Воспоминание о прижавшейся к нему жене было почти мучительным: обнять Беатрис крепче, попробовать наконец вкус ее губ, запустить пальцы в густые волнистые волосы... Не без труда он разжал объятия. Похоже, жена то ли боится его, то ли просто не желает его прикосновений, раз предпочла сесть на лошадь, которая только что заставила её пережить весьма неприятные минуты. Он знал, какой действие оказывает подобное происшествие на неопытного наездника. За эти месяцы дон Мигель успел лучше узнать Беатрис, попав под очарование ее живого характера и независимого ума. Книгам она обрадовалась гораздо больше, чем драгоценностям, и была готова защитить от его гнева лошадь, к которой, по-видимому, привязана. Он не мог отрицать, что Беатрис влекла его, и влекла с каждым днем все сильнее. И это несмотря на все его старания держаться от нее на расстоянии! Узнай кто-то о его метаниях, он стал бы персонажем не одной, а многих пьес, из тех, что так нравятся его жене. Де Эспиноса горько усмехнулся. Ему, что, впору завидовать Оле? Или презреть данное Беатрис обещание и войти к ней в спальню? И вновь увидеть ужас в ее глазах. Да уж... Переплетаясь с влечением, еще одно чувство с упорством сильного побега прорастало сквозь каменистую почву его души. Иначе, совсем иначе, чем это было с доньей Арабеллой... Позади раздались легкие шаги и шелест юбок, но де Эспиноса подумал, что это одна из служанок, решившаяся потревожить его по какой-нибудь надобности, и поэтому обернулся не сразу. *** Слова Лусии запали Беатрис в душу, и чем дольше она думала о случившемся на прогулке, тем больше ей казалось, что служанка права. А когда муж прижал ее к себе... Ноги Беатрис подкосились, ей захотелось положить голову ему на плечо и застыть так, ни о чем больше не думая и не сомневаясь... «Почему же я не поехала с ним? Опасалась за Олу? И в самом деле, у него был такой вид, будто он хотел прикончить кобылу на месте...» Однако она возразила сама себе: «Чего ради? Лошади слишком ценны в Новом Свете. В крайнем случае продал бы ее...» И она же видела в глазах дона Мигеля искреннее беспокойство. Потом он отошел от нее и вновь принял свой отстранено-ироничный вид – момент был упущен. И весь оставшийся вечер прошел у них подобно другим таким же вечерам, когда сразу после ужина сеньора де Эспиноса желала мужу доброй ночи и уходила к себе. Последовать совету Лусии и сделать первый шаг? Однако это казалось Беатрис вопиющей непристойностью. Как ей отважиться на подобное? А если дон Мигель просто рассмеется ей в лицо? Такого позора ей не пережить. Взгляд ее упал на книги, которые он был так любезен привезти ей, и в голову пришла одна мысль: почему бы не закончить чтение романа сеньора Сервантеса, ведь муж признавался, что увлекся историей идальго из Ла Манчи. Осталось не так уж много. Время еще не позднее, не прошло и часа, как она поднялась в свою гостиную. Вряд ли дон Мигель, любивший после ужина проводить некоторое время в зале, уже ушел оттуда. Глубоко вздохнув несколько раз, Беатрис взяла толстый фолиант и спустилась вниз. В камине потрескивало пламя, дон Мигель неподвижно сидел в кресле, глядя в огонь. Услышав ее шаги, он медленно повернул к ней голову. – Вы желаете чего-то, донья Беатрис? – удивленно спросил он. – Нет... то есть да... Решимость оставила Беатрис, но она собрала всю свою волю, и ей удалось произнести довольно непринужденным тоном: – Роман о доне Кихоте остался недочитанным. Я могла бы почитать вам, если, конечно, у вас нет других важных дел. Дон Мигель свел брови, о чем-то раздумывая. «Он откажется... И что тогда?» – Хорошо... – проговорил он. – Если вас это развлечет. Это было не совсем то, что надеялась услышать Беатрис, но во всяком случае, он не отослал ее. Напротив стояло еще одно кресло. Так близко, что она могла бы коснуться мужа, протянув руку. Беатрис устроилась поудобнее и раскрыла книгу — она хорошо помнила, где они остановились в последний раз. Постепенно уверенность вернулась к ней. «...Ничто на земле не вечно, все с самого начала и до последнего мгновения клонится к закату, в особенности жизнь человеческая, а как небо не наделило жизнь Дон Кихота особым даром замедлять свое течение, то смерть его и кончина последовала совершенно для него неожиданно...» Беатрис перевернула последнюю страницу и, точно почувствовав что-то, взглянула на дона Мигеля. И остановилась на полуслове, потому что голос перестал повиноваться ей. Муж смотрел на нее в упор и в его глазах была непонятная ей жажда. Она сглотнула, не в силах отвести от него взгляда, ее вдруг бросило в жар. Дон Мигель поспешно отвернулся, откидываясь в кресле. В зале повисло молчание. «Самое время уйти, не так ли? – с горечью подумала Беатрис. – Ну нет. Если я уйду сейчас, то никогда больше не отважусь на это...» – Дон Мигель... – выдохнула она. – Мне... Я хочу вам сказать... Спросить, – она запнулась и замолкла. – Спрашивайте, донья Беатрис, – глухо ответил он, не поворачивая головы. Пламя камина необыкновенно четко высвечивало его гордый профиль и у Беатрис кольнуло сердце: как же он одинок! И тогда она сбивчиво заговорила, обмирая от собственной смелости: – В Ла Романе, когда вы предложили мне стать вашей женой... вы сказали, что не будете докучать мне, но... разве таинство освященного церковью брака не подразумевает продолжение рода? Он резко обернулся и недоуменно переспросил: – Продолжения рода? – Да, – страха больше не было, наоборот, какое-то пьянящее чувство охватило Беатрис. – Разве вам бы не хотелось наследника рода де Эспиноса? Сына? Глаза дона Мигеля вспыхнули при этих словах. – Я люблю вас, хотя вы и не признаете это чувство, — проговорила Беатрис, соскользнув со своего кресла и гибко опускаясь перед мужем на колени. В его глазах отразилось удивление и недоверие. Помедлив, он склонился к ней и взял ее руки в свои, затем поднес их к своему лицу и глубоко вздохнул. Едва касаясь, его губы скользнули по ее ладоням, нежной коже запястий. – Беатрис? – казалось, он не был уверен, что правильно понял ее и она не отшатнется в испуге. – Да, муж мой, – прошептала она, не пряча глаз от его пронзительного взгляда. Тогда де Эспиноса обхватил жену за талию и,приподняв ее, притянул к себе на колени. Прижавшись к нему, Беатрис услышала как бешено колотится его сердце, а в следующий миг он прильнул к ней в поцелуе — сперва нежно, лаская ее губы своими, затем все более страстно, побуждая ее разжать их. Она робко попробовала ответить на поцелуй мужа. Голова кружилась, Беатрис будто оказалась где-то вне стен зала, вне времени и пространства. – Какие сладкие... – оторвавшись от ее губ, дон Мигель начал целовать ее шею, затем дернул шнуровку строгого платья. – Черт бы побрал эти женские наряды, – с коротким смешком сказал он, – а с вами, дорогая жена, и тем более надо всегда быть во всеоружии. Потянувшись к поясу, он извлек из ножен кинжал и попросту разрезал прочные шнурки, потом медленно спустил платье с плеч, обнажая тяжелые груди с темными крупными сосками. Когда его губы сомкнулись на затвердевшем соске, у нее перехватило дыхание, а низ живота словно омыло горячей волной. Муж вдруг остановился и посмотрел ей прямо в глаза: – Пойдем, – негромко сказал он, – зал не самое подходящее место для первой ночи. Она кивнула, завороженно глядя на него, ошеломленная, оглушенная новыми, никогда прежде не испытываемыми ощущениями, захватившими ее. *** Углы спальни терялись во мраке, на столике возле кровати горела одинокая свеча, оставленная Лусией. В тишине было слышно лишь дыхание мужчины и женщины, да шелест одежды. Пальцы дона Мигеля быстро расправлялись с уцелевшей шнуровкой, и вскоре платье, а затем сорочка и нижние юбки упали к ногам Беатрис. Оставшись полностью обнаженной, она задрожала, непроизвольно прикрывая руками темные завитки меж своих бедер. – Тебе холодно? Или стыдно? – Стыдно... Очень, – призналась Беатрис. – Не надо смущаться. Дай мне полюбоваться на тебя, сердце мое. Нет ничего постыдного в первозданной красоте твоего тела... – дрогнувшим голосом сказал он, отступая на шаг. – Сколько в тебе жизни... Как можно было бы упрятать такую роскошь под монашеское одеяние? «Он так говорит... слышал бы его отец Игнасио, так точно бы обвинил в ереси», – на миг Беатрис почувствовала почти страх, и тут же поняла, что больше не стесняется своего супруга. Не сводя с жены восхищенного взгляда, де Эспиноса сел на край кровати. Он был абсолютно прав, сравнивая с древней богиней, угадав не только гармоничные линии тела под строгими одеждами, но по наитию ощутив властный и вполне земной призыв, исходящий от нее. Беатрис переступила с ноги на ногу, не зная куда деть руки. Кажется, она и не подозревает своей спящей силы... «Мне следует получше стеречь сокровище, обладателем которого я неожиданно стал,» – язвительно и вместе с тем ревниво подумал он. – Иди ко мне... Вновь усадив Беатрис к себе на колени, де Эспиноса стал целовать ее шею. Его руки скользили по телу жены, и тихо застонав, она запрокинула голову. В этот миг он опрокинул ее на постель. Она ахнула от неожиданности, но де Эспиноса уже был рядом с ней, лаская ее и заставляя ее извиваться от наслаждения, которое ей дарили его ласки. Затем он коснулся губами ее живота, и она снова попыталась закрыться от него, однако он мягко убрал ее руку. – Не надо, Беатрис, – повторил он, а потом с легкой иронией в голосе спросил: – Ты что-то знаешь о том, как происходит… продолжение рода? – Инес... рассказала мне, – ответила Беатрис, тщетно пытаясь унять дрожь. – Очень предусмотрительно с ее стороны. Де Эспиноса выпрямился и быстро скинул камзол и рубаху. – В отличие от большинства новобрачных, тебе уже знакомо мое тело, моя прекрасная сиделка, – улыбнулся он, – Я все еще пугаю тебя? – Нет, – храбро ответила она и на всякий случай закрыла глаза. – Никто не сравниться в храбрости с доньей Беатрис. Она не убоится ни отвратительной игуаны, ни грозного мужа... – де Эспиноса вытянулся рядом, и Беатрис поняла, что он совершенно обнажен. И конечно же, ей было знакомо его тело — ее руки касались плотной горячей кожи, безошибочно находя твердые рубцы старых ран на его плечах и спине. – Моя храбрая жена позволит мне ласкать ее? – прошептал де Эспиноса ей на ухо. – А до сих пор вы чем занимались, дон Мигель? – неожиданно дерзко отозвалась она. – Как мне нравится ваша дерзость, маленькая сеньорита Сантана... ну раз так, пеняйте на себя. Беатрис почувствовала, как пальцы мужа проникают меж ее бедер и судорожно вздохнула, инстинктивно сдвигая колени. – Позволь мне... – дон Мигель дразнящие коснулся ее губ. Беатрис открыла глаза и на этот раз во взгляде склоняющегося над ней самого непостижимого для нее мужчины, увидела восхищение и еще что-то, от чего по всему телу разлилась истома. Она развела бедра, и муж немедленно воспользовался ее уступкой. Ее поразило, каким пылким может быть суровый и язвительный дон Мигель. Волны наслаждения накатывали одна за одной, и Беатрис отбросила всякий стыд, полностью открываясь ему. И вот сладкая судорога пронзила ее, и она вскрикнула, откидываясь на подушки: – Мигель! – Тише... тише, сердце мое... Прерывисто дыша, она обхватила голову мужа руками, запустила пальцы в короткие жесткие волосы. На этот раз она желала ощутить тяжесть его тела. То, как Беатрис откликалась на его ласки, наполняло де Эспиносу всепоглощающей радостью, кровь все быстрее бежала по его жилам, однако заставляя себя помнить, что перед ним его невинная жена, а не очередная любовница, он прилагал усилия, чтобы держать в узде свой бурный темперамент – и это давалось ему все с большим трудом. Но заглянув в ее широко распахнутые глаза, он понял, что в ней тоже пылает огонь желания, и тогда, прижавшись к жене, настойчиво толкнулся в нее. И сразу почувствовал, как напряглась Беатрис. – Больно... – прошептала она. – Боль пройдет... твое тело должно привыкнуть ко мне. Не зажимайся так, – хрипло пробормотал де Эспиноса, снова и снова целуя ее губы. Дождавшись, когда Беатрис немного расслабиться, он двинулся вперед, раздвигая жаркую плоть. – Беатрис, сердце мое... жена моя! Опущенные ресницы Беатрис намокли от слез, однако резь и жжение постепенно становились глуше, терпимее, хотя и не прошли до конца, а к боли неожиданно начало примешиваться удовольствие. Но главным для Беатрис оставалось охватившее ее пронзительное счастье – от осознания того, что любимый ею мужчина сжимает ее в своих объятиях... ...Мигель де Эспиноса проснулся со странным ему чувством умиротворения и не вполне уверенный, наяву ли он обнимал Беатрис, или это привиделось ему во сне, навеянном вчерашними раздумьями возле камина. Но открыв глаза, он обнаружил себя в другой, не своей спальне, а рядом с ним спала его нежная жена. Все это наглядно доказывало дону Мигелю, что произошедшее — не плод его воспаленного воображения. При условии, что он не продолжает грезить — саркастично заметил он себе. Словно желая убедиться, что жена не растворится в воздухе, он провел рукой по крутому изгибу ее бедра, затем его пальцы пробежали по чуть выпуклому животу Беатрис, и ладонь наполнилась упругой тяжестью ее груди. Молодая женщина почувствовала его прикосновения и пошевелилась. – Глупец... – прошептал дон Мигель. – М-м-м? – сонно отозвалась Беатрис. – Подобно тому несчастному идальго из Ла Манчи гонялся я за миражами и сражался с мельницами, принимая их за ужасных великанов. И подобно ему, соорудил в своей душе алтарь, где поклонялся неведомому кумиру, – муж говорил медленно и очень тихо, будто обращался к себе, но окончательно проснувшаяся Беатрис жадно ловила каждое слово. Он приподнялся на локте и заглянул ей в лицо: – Моя Дульсинея из плоти и крови, ты столько времени была рядом со мной, а я, не понимая своего счастья, хотел отказаться от сокровища, которым Небо благословило меня...
Nunziata: Ирен де Сен-Лоран ему нужнен психоаналитик на самом дле.е в какойто степени душа надломлена а тут еще дядя чудит
Nunziata: Violeta поцеловались и не только))
Ирен де Сен-Лоран: Nunziata, ах, какую шикарную плотскую любовь ты показала))) Рейтинга можно было бы и прибавить, NC-17 так и просится))
Nunziata: Ирен де Сен-Лоран я его не очень люблю) поэтому на доброй дамскороманной рке обычно останавливаюсь) хотя с этими героями реально просится))
Violeta: Как прекрасно... Очень чувственная и красивая сцена.
Nunziata: Violeta но вперед еще будет у них... всякое вот прямо щас и будет
Nunziata: 15. Ревность Май 1690 – Донато, как твоя нога? – сеньора де Эспиноса склонилась над лежащим на узкой деревянной кровати темноволосым юношей. – Благодарение небу и вашему чудодейственному бальзаму, она почти зажила, донья де Эспиноса, – на бледных губах Донато появилась улыбка. – «Почти зажила» – это не отвечает действительности, а бальзам — не мой, а доктора Рамиро, – возразила Беатрис, – Однако, отец Кристиан сказал, что и правда есть улучшение, и я рада за тебя. А теперь спи. Она поправила больному подушку и вышла. ...Донато был родом из небольшого поселения у подножия Кордильер-Сентраль, и подобно многим обитателям предгорий, занимался поискам серебряных или — если особенно повезет — золотых самородков. А две недели назад он свалился в глубокую расщелину и распорол себе левое бедро о камни. Донато удалось выбраться на тропинку, и даже добрести до ворот госпиталя Святого Николаса. Отец Кристиан, взглянув на распухшую ногу, лишь скорбно поджал губы. Тем не менее, он обработал раны и велел прикладывать к бедру горячие припарки, чтобы вытянуть заразу. Но состояние Донато только ухудшалось. Беатрис услышала об этом случае от сестры Долорес, которая всегда близко к сердцу принимала мучения страждущих, которым они ничем не могли помочь. Беатрис попросила сердобольную монахиню проводить ее к больному. Донато лежал в углу общего зала, отгороженном занавеской, что обычно делали для безнадежных больных. На изможденном лице яркими пятнами горел нездоровый румянец. Он был очень молод — гораздо моложе самой Беатрис, и ей пришли в голову грустные мысли о скором завершении этой юной жизни. Но вспомнив о бальзаме сеньора Франциско, она обратилась к судовому врачу за помощью. Бальзам и вправду сотворил чудо, Донато пошел на поправку и появилась надежда не только на то, что удаться спасти его жизнь, но и что он не останется хромым. В последующие дни Беатрис еще пару раз заходила проведать Донато, смотревшего на нее, как на святую, и готового рассыпаться в бесконечных благодарностях — более всего его поражало, что знатная сеньора снизошла до такого бедняка, как он. Вот и сегодня она заглянула к нему. Юноша уже сидел на своей убогой кровати и при виде Беатрис смущенно улыбнулся. – Вижу, что скоро ты будешь отплясывать фанданго, – она рассмеялась. – Не смотри на меня так, право, я начинаю чувствовать, что мой земной путь закончен, и я являюсь тебе в видениях. Донато залился краской: – Я буду ежедневно упоминать вас в молитвах, сеньора де Эспиноса. Беатрис хотел ответить что-то шутливое, но заметив, что взгляд Донато устремлен куда-то поверх ее плеча, обернулась. На пороге стоял управляющий Фернандо и, не мигая, смотрел на нее. – Донья Беатрис, вас везде ищут, – скрипуче выговорил он. – Вернулся ваш супруг. Беатрис не думала, что дон Мигель вернется так скоро и обрадовалась, и в то же время от мрачного взгляда Фернандо ей стало тревожно. Тем не менее, она сдержано сказала: – Разве ты не знаешь, что я провожу эти часы в госпитале? – и добавила немного иронично: – Дон Мигель дал на то свое соизволение. Ее ирония достигла цели: взгляд управляющего стал еще мрачнее. – О да, дон Мигель дал свое соизволение, – пробормотал Фернандо. – Вот только на что именно? Бедный Донато испуганно смотрел то на Беатрис, то на надменного незнакомого сеньора: – Сеньора де Эспиноса? – Я проведаю тебя завтра, Донато, – ответила молодая женщина и вскинула голову, твердо глядя на Фернандо: – В твои полномочия не входит задаваться этим вопросом, Фернандо, не так ли? Ступай, я тоже уже иду. – Дон Мигель сказал — немедленно, – на губах Фернандо появилась кривая усмешка. – Прошу вас, донья Беатрис. — Он преувеличенно учтиво поклонился ей и шагнул в сторону, всем своим видом показывая, что не намерен уходить без госпожи. *** Вопреки ожиданиям дона Мигеля, в этот раз жена не встречала его во дворе. Ну так что, не все же время она проводит на террасе, высматривая его корабль, – усмехнулся он себе. А он, как всегда, не мог даже приблизительно сказать ей, когда вернется. Днем ранее они заметили небольшую трещину в фок-мачте «Санто-Доминго», и адмирал де Эспиноса принял решение прервать патрулирование — благо, что французы в последние недели не беспокоили их. Наверное, Беатрис в саду или в библиотеке. Однако Фернандо с постным лицом сообщил ему, что сеньора де Эспиноса отправилась в госпиталь еще до полудня. – И до сих пор не вернулась? – удивился дон Мигель. – Нет, дон Мигель, – управляющий сокрушенно вздохнул. – Должно быть, она решила навестить сестру, – пожал плечами де Эспиноса. – Зачем ей так долго быть в госпитале? – Рискну навлечь на себя гнев — ваш или доньи Беатрис, — осторожно начал Фернандо, – тем, что рассуждаю о делах, меня не касающихся... Дон Мигель сдвинул брови: – Говори, Фернандо. За долгие годы, что ты мне служишь, я не раз убеждался в твоей преданности. – Сеньора де Эспиноса в госпитале, я могу сказать это так же уверенно, как то, что сегодня пятница. Она посвящает сему богоугодному занятию немало времени. – В самом деле? – хмыкнул де Эспиноса, пристально глядя на него. – Раз ты уж заговорил об этом, тебе известно что-то еще. – Только то, что сеньора де Эспиноса преисполнена доброты, вот и отец Амброзио во время воскресной мессы упомянул о вашей супруге, как о благочестивой женщине, не гнушающейся убогих, и которая «не убоится ни замарать богатых одежд своих, ни возложить персты свои на разверстые язвы страждущих» – так он сказал. Судя по тому, что дон Мигель хмурился все сильнее, он не разделял восторгов своего духовника. – А особенно сейчас, когда ваша супруга приняла такое деятельное участие в судьбе несчастного юноши... – Какого еще юноши? – уже вовсе недовольно спросил дон Мигель. – Того, что едва живым добрел до госпиталя. Отец Амброзио приводил этот пример в доказательство того, что надо всегда уповать на милость Всевышнего. Ведь это Он ниспослал несчастному спасение в лице доньи Беатрис. Она спрашивала у сеньора Рамиро рецепт его снадобий, разве она не говорила вам? И произошло чудо. Это было еще до вашего отплытия... Правда, когда я выходил из церкви, до меня долетел шепоток какого-то гнусного насмешника, дескать это все из-за того, что у юноши — лицо ангела, но разве... – Довольно, – прервал его де Эспиноса. – Отправляйся в госпиталь, раз уж ты так хорошо осведомлен о местонахождении доньи Беатрис. Пусть возвращается немедленно. *** У ворот госпиталя стояла карета. Фернандо махнул рукой слугам, ожидавшим сеньору де Эспиноса возле портшеза, а сам приглашающе открыл перед молодой женщиной дверцу кареты. Весь путь до дома прошел в молчании. В полуприкрытых морщинистыми веками глазах управляющего Беатрис чудилось злобное торжество. Дурные предчувствия охватили ее — Фернандо никогда особо не радовался ее появлению в жизни дона Мигеля, и с чего бы ему теперь торжествовать? Брусчатка улицы сменилась под колесами кареты на ровные плиты внутреннего двора. С мягким толчком карета остановилась и соскочивший с запяток слуга распахнул дверцу и опустил откидную лесенку. Беатрис вышла и огляделась: мужа нигде не было видно. – Где дон Мигель, Фернандо? – обернулась она к управляющему. – Дон Мигель сказал, что будет ожидать вас в кабинете, – сухо ответил тот. Фернандо поклонился ей и направился в сторону бокового входа. Беатрис растеряно проводила его взглядом: что же такого могло случиться, чтобы управляющий в открытую выказывал ей свою враждебность? *** – Дон Мигель, рада, что вы вернулись так быстро. Все ли было благополучно? Муж стоял к ней спиной и не обернулся при звуке ее голоса. – Рады? – саркастично переспросил он. – Разве я не оторвал вас от дела, куда более занимательного, чем постоянное ожидание супруга, который то в море, то занят? – Я не понимаю... – Прекрасно понимаете, донья Беатрис! – он круто развернулся к Беатрис, и у нее сжалось сердце при виде его искаженного от гнева лица. – Я дал вам достаточно свободы, взамен же потребовал лишь двух вещей: вашей преданности и чтобы вы были достойны моего имени! – Но что случилось? – воскликнула Беатрис. – Вы все еще не понимаете? – де Эспиноса шагнул к ней и с издевкой в голосе сказал: – Что вы можете сказать о подобным ангелу юноше, к которому вы проявляете столь глубокое сочувствие, что об этом уже говорят в городе? – Дон Мигель, бедный мальчик был при смерти, – Беатрис стиснула руки, пытаясь сохранить остатки самообладания. – И я попросила о помощи доктора Рамиро... – А я ясно дал вам понять, что ваше участие в делах госпиталя ограничится лишь благотворительностью! – Признаю, что я в чем-то вышла за установленные вами рамки... – В чем-то?! Я не потерплю, чтобы мое имя стало пищей для досужих сплетен! Беатрис собралась с духом и смело встретила гневный взгляд мужа: – Я не сделала ничего, что могло бы бросить тень на имя де Эспиноса! – Вы злоупотребили моим доверием и данной вам свободой! – в голосе дона Мигеля клокотала едва сдерживаемая ярость. – С этой минуты вы останетесь в своих покоях. Я подумаю, как с вами поступить. Задыхаясь от обиды и возмущения, Беатрис отступила к двери и молча вышла из кабинета. По-видимому, слуги уже знали о ссоре, потому что огромный дом как будто вымер, и она дошла до своих комнат, никого не встретив. *** Испуганная Лусия несколько раз подходила и спрашивала, не нужно ли Беатрис чего-либо, но та качала головой. Она отказалась от ужина и до позднего вечера просидела в своей гостиной в кресле возле окна. Они с мужем ни разу не ссорились, и его несправедливые слова жгли ее. Как же так? Почему? Но когда обида схлынула, Беатрис подумала, что она и в самом деле нарушила свое обещание. «Я лишь наблюдала, как лечат монахини и пару раз зашла проведать бедолагу Донато. В чем меня можно упрекнуть? – тут же вновь возмутилась она. Однако следующая мысль встревожила ее: – А ведь наверняка не обошлось без Фернандо... За мной, оказывается, приглядывают... Я должна поговорить с Мигелем. Сейчас же! – молодая женщина горько усмехнулась: – Если мне оставили такую возможность...» Беатрис встала, и на цыпочках подойдя к двери, приоткрыла ее: уж не сторожит ли ее кто-то из слуг. Снаружи никого не было. Она вышла из комнаты, спустилась в полутемный зал и остановилась в замешательстве, не обнаружив там дона Мигеля. «Он вполне мог уехать хотя бы во дворец наместника или еще куда-то» Желание немедленно объясниться с мужем стало еще сильнее. Ей почему-то казалось, что если она не сделает это немедленно, потом все тем более осложнится. «Возможно, он в кабинете...» Пройдя через зал, она вновь поднялась на второй этаж и замедлила шаг, приблизившись к высокой, украшенной резьбой двери кабинета. Беатрис встряхнула головой, собираясь с духом, и постучала. Она прислушалась, пытаясь понять, там ли муж. Какое-то время было тихо и она разочарованно вздохнула, поворачиваясь, чтобы уйти, но в эту минуту раздался сухой и весьма нелюбезный голос дона Мигеля: – Ну что там еще, Фернандо? Беатрис решительно толкнула створку и шагнула в кабинет. – Донья Беатрис? – угрюмо произнес дон Мигель. Похоже, он не ожидал, что она осмелится прийти к нему и никакой радости по этому поводу не испытывал. – Я пришла, чтобы… поговорить, – явиться в тот февральский вечер и признаться в своей любви было для Беатрис намного проще, чем выдерживать холодный взгляд мужа сейчас. Она запнулась, не зная, как продолжить, а Мигель не собирался помогать ей, и губы его были сурово сжаты. – Я должна была сделать это раньше. Обсудить с вами... попросить, чтобы вы разрешили мне... учиться у монахов, – она тяжело вздохнула и с усилием продолжила: – Я была не права, скрыв от вас, что отец Кристиан допустил меня ухаживать за больными. Более того, возможно, у него создалось неверное впечатление о... границах, дозволенных вами, а я не стала его разубеждать. Дон Мигель встал из-за стола и подошел к жене, не сводя с нее пронзительного взгляда: – Так значит, вы раскаиваетесь? Но этого недостаточно, – он обошел ее по кругу, и она передернула плечами: – Вы провинились и должны понести наказание. Подойдите к столу. Тут взгляд Беатрис упал на черный продолговатый футляр на столе, и ее сердце оборвалось. Был ли он здесь еще и днем? Во время ссоры она были слишком ошеломлена, и это попросту не отложилось в ее сознании... «Неужели... О Боже!» В ней разом воскресли все детские страхи перед точно таким же футляром, который отец держал в своем шкафу. Правда, добродушный Хуан Сантана никогда не сек ни ее с Инесс, ни кого-либо из прислуги, но маленькой Беатрис достаточно было, что один раз ее мать, устав от их шалостей, показала ей длинные гибкие прутья, хранящиеся в нем. Беатрис вздохнула, подавляя слезы отчаяния, и шагнула к столу. Если дон Мигель решил наказать ее, она не унизит себя рыданиями и мольбами. Она не опустила глаза, наоборот, гордо выпрямилась и стараясь, чтобы ее голос не дрожал, проговорила: – Муж — господин своей жены и вправе наказывать ее. Но что бы вам ни рассказали, в моем поведении не было ничего предосудительного. Вы можете выяснить у отца Кристиана все обстоятельства. Если вам будет угодно... Губы дона Мигеля скривились в подобии усмешки: – Откуда вам знать, что мне рассказали? – Я могу только догадываться. Как в том, что рассказавший вам человек... не питает ко мне любви. – Его преданность роду де Эспиноса не подлежит сомнению! Так значит тут и в самом деле замешан управляющий! И поняв, что терять ей нечего, Беатрис твердо сказала: – Его преданность вам, дон Мигель. Однако я уверена, что он не привел никаких доказательств моей вины. Действительно, Фернандо говорил лишь намеками, да и то туманными, но де Эспиноса нахмурился: – Хватит и того, что по городу поползли слухи. Но самое главное – вы ослушались меня. Беатрис горестно покачала головой: что может она противопоставить ненависти Фернандо, возжелавшего опорочить ее? – Да... И я сожалею об этом, – ее взгляд вновь упал на футляр с розгами. Дон Мигель проследил за взглядом жены. Она думает, что он намерен высечь ее. «А разве это далеко от истины? – язвительно спросил он себя, – Ведь велел же я Хосе принести розги». Да полно! Ему следует быть честным с собой: если он не сделал этого, будучи вне себя от ярости, то сейчас, когда Беатрис совершенно неожиданно пришла к нему в кабинет, не сделает и подавно. Однако его самолюбие было слишком глубоко уязвлено, и дон Мигель сурово спросил: — Почему ты лгала мне, Беатрис? Беатрис потупилась: – Я опасалась, что вы мне откажете... – И правильно делала. – Что же дурного в моем стремлении к знаниям? – муж не ответил, и Беатрис прерывисто вздохнула: – Но мне не убедить вас, что я верна вам и телом и душой... – Она вновь взглянула ему прямо в глаза: – Тогда... прошу, покончим с этим побыстрее. Где я должна лечь? Дон Мигель, пораженный спокойным, почти будничным тоном Беатрис, молча смотрел в ее побледневшее решительное лицо. Он чувствовал, что его гнев отступает, гаснет перед стойкостью и храбростью жены. Черт бы побрал Фернандо, не переусердствовал ли тот, чересчур рьяно оберегая честь рода де Эспиноса? Дон Мигель вдруг осознал, что не в силах и дальше терзать ее. – Ох, Беатрис, Беатрис... – он усмехнулся. – Моя дорогая упрямица! – Дон Мигель? – пробормотала Беатрис в недоумении от внезапной перемены настроения мужа. – Но ведь вы сказали... – Что ты должна быть наказана? Не скрою, эта мысль была весьма настойчива. Но отчего-то мне не хочется ссориться с тобой. Дон Мигель подошел к шкафу и достал два серебряных бокала. Беатрис растеряно наблюдала за ним. Внутри ее от напряжения дрожала каждая жилочка. Вернувшись к столу, он наполнил бокалы темно-рубиновым вином из высокого графина и подал один из них Беатрис: – А раз так... Примирение надо отпраздновать. Де Эспиноса продолжал внимательно вглядывался в лицо жены, ловя себя на том, что любуется ею. На ее губах появилась слабая улыбка, тогда он легонько коснулся ее бокала своим: – Не будем терять время, которое мы могли провести... иначе. Беатрис осторожно отпила маленький глоток. До сих пор ей доводилось пробовать вино лишь по особо торжественным случаям. Однако терпкий ароматный вкус понравился ей, и она и не заметила, как бокал опустел. Приятное тепло разлилось по ее телу. Она встретилась глазами с мужем и у нее закружилась голова. «Дело в вине», – строптиво подумала Беатрис, чувствуя в себе отклик на недвусмысленный призыв в его взгляде. Но она все еще была обижена и не желала поддаваться слишком быстро. Поставив бокал, она оперлась рукой на край стола и не удержалась от смеха: – Я опьянела, и ноги теперь совсем меня не держат... – А ты намерена уйти? – приподнял бровь де Эспиноса, – Наш разговор по душам продолжается, Беатрис. – Разве вам нужны еще какие-нибудь объяснения? – Разумеется, нужны, — пробормотал де Эспиноса, приподнимая ее и усаживая на стол, – Я хочу понять, как тебе удается сводить меня с ума... Кажется, мне опять понадобится кинжал для твоих чертовых шнурков... …Фернандо, выйдя от своего хозяина, уже поворачивал за угол, когда услышал, что кто-то поднимается по лестнице. Он обернулся и увидел сеньору де Эспиносу, направляющуюся, по-видимому, в кабинет дона Мигеля. Какого дьявола! Эта женщина никак не уймется! Надо было оставить у ее покоев Пабло — до особого распоряжения. Но как она посмела! Пабло вовремя рассказал Фернандо про раненого мальчишку, и сегодня хватило пары ловко построенных фраз и многозначительного молчания, чтобы дон де Эспиноса пришел в нужное состояние духа. Во время ссоры его громкий голос разносился по всему дому. Фернандо был доволен: наконец-то супруг поставит на место дерзкую донью Беатрис! А оказывается, той все нипочем! Ну да ничего, он видел розги на столе в кабинете дона Мигеля. Искушение было слишком велико, и Фернандо на цыпочках подкрался к неплотно закрытой двери. Поначалу все шло как надо, но слова дона Мигеля о примирении вызвали глубокое разочарование у Фернандо. А далее... с каждой фразой, доносившейся из-за дверей, его гнев и досада росли. – Cердце мое, не противься мне... Позволь ласкать тебя... Вот так... Так... – Вновь прозвучал хриплый голос дона Мигеля, а затем Фернандо услышал тихий сладкий стон доньи Беатрис. Управляющий в негодовании сплюнул: нет, его господин одержим этой женщиной! Впору звать отца Амброзио, она точно знается с дьяволом! И околдовала несчастного сеньора де Эспиносу! Вне себя от злобы, он сплюнул еще раз и, уже не таясь, пошел прочь: все равно его шагов никто бы не услышал... – Ты правда не сердишься? – тихо спросила Беатрис. Она все еще сидела на столе, и высоко поднятые юбки бесстыдно открывали ее колени. – Сержусь, – дон Мигель расхохотался. – И завтра мы... побеседуем вновь. А теперь отправляйтесь спать, дорогая жена. – Мигель... – прошептала Беатрис, оправляя платье и невольно улыбаясь в ответ. – Мое платье! – вдруг спохватилась она – Вот незадача, и оно уже не первое, которое серьезно пострадало по моей вине. Накиньте мой плащ, – он указал на темный плащ, небрежно брошенный на спинку кресла. – А я — увы, должен вернуться к незаконченным делам. Когда жена уже взялась за ручку двери, де Эспиноса вдруг сказал: – Хорошо. Вы можетн учиться у отца Кристиана. Беатрис обернулась и изумленно посмотрела на него. – Тем более, что я уже разрешил это — ведь так он считает, не правда ли? – иронично продолжил дон Мигель. – Но в следующий раз, когда вам захочется придумать себе мое решение, спросите прежде меня. Доброй ночи, донья Беатрис.
полная версия страницы